Следуя своим чувствам к распустившейся лилии

Юлия Арефьева
В большом, слегка провинциальном торговом центре было немноголюдно. Здесь в выходные дни всегда можно было купить продукты, вещи; отметить детский день рождения… Всего-то и нужно было: заплатить за дешевые аттракционы и накормить детей мороженым. Взрослые во время детских развлечений могли посидеть, попить чай, поболтать о том - о сем, расслабиться наконец.

 Очередной день рождения нашей Анечки мы решили отметить именно так. Ребятишки разбежались по аттракционам, муж с сестрой последовали за детьми, чтобы понаблюдать за ними, такими непоседливыми, счастливыми и резвыми. Я осталась за маленьким круглым столиком допивать свой чай с любимой сгущенкой. Рядом  сидела чья-то мама и тоже наблюдала за происходящим в магазине, нас с ней объединяли  лишь столик  да  пытливый взгляд по сторонам.

Неожиданно среди монотонного шума торгового зала я услышала волнительный возглас: «Сгущенка?! Нам сказали, что ее можно взять за соседним столиком!» Эти отчетливые громкие слова сопровождались приближающимися быстрыми шагами нескольких людей.

 Я молниеносно отреагировала на это. «Так, сгущенка у меня, она моя и только моя!!!»,- с этими мыслями я все ближе и ближе пододвигала любимое лакомство к себе и заключала его в замкнутый круг своих рук. «Теперь никто не посмеет забрать у меня это!» - думала я, ощущая охотников за сгущенкой уже перед собой. Они тяжело дышали над моей головой, казалось, что эти люди вот-вот  схватят мою сладость!

В накаленный момент все же я решилась посмотреть на «захватчиков». Передо мной  стояло человек пять в серых костюмах, мрачные и серьезные. Их  предводительницей  была высокая грузная женщина с наглым  смелым взглядом. Встретившись со мной глазами, женщина мило улыбнулась и показала свои розовые десны, спрятав при этом все зубы под нижней толстой губой. Мне показалась  знакомой эта неприятная улыбка. Где же я могла ее видеть?.. В школе?  Конечно, это же  Таня Черная! Моя одноклассница! Странно, ведь за школьные годы у нас с ней сложились не совсем теплые отношения. А здесь она сама приветливость. Да, конечно, чего не сделаешь ради сгущенки!

 Таня много говорила,  при этом она старательно натягивала улыбку на  лице. Это выдавала трясущаяся складка возле ее губ. Я слушала  монотонную речь одноклассницы, не отводя глаз от складки, и скучала. В  какой-то момент я поймала себя на мысли,  что  теперь   «судьба сгущенки» меня  не  волнует.  И не слушая уже Таню, передо мной вкусно проплывали на белых тарелочках аппетитные мясные блюда со свежей зеленью.

 Ведомая запахом проплывающей вереницы вторых блюд, я наскоро   рассталась с Таней  и пошла искать родных, чтобы предложить им покушать в кафе. О да! Не так-то просто  было найти их в этом просторном торговом зале. Меня спасло только то, что в магазине было мало людей. Вот увидела мужа, ребятишек, сестру… «Так, все в сборе! Ну, что? Пойдемте покушаем существенную еду!», - с каким-то воодушевлением сказала я им. Видимо, мои слова прозвучали так убедительно, что родные даже с радостью согласились пойти в ближайшую столовую.

Дети сорвались с места и побежали выбирать яства.  Мы, взрослые, пошли  не спеша. Странно, ведь я так хотела есть, почему же сейчас ноги   не вели  меня в эту столовую?

Оказавшись на месте, я поняла почему.  Здесь все было, как в погребе: отсутствие окон, обшарпанные стены, тусклый свет, исходящий от низко висящей одинокой лампочки на давящем  потолке. Заляпанные витрины  гордо демонстрировали толченую картошку, разложенную по маленьким серым блюдечкам.

- Это все, что вы даете? – отчаянно спросила я  у грубого повара.

- Еще есть котлеты,- сквозь зубы ответила уставшая от этого вопроса женщина в засаленном сером халате.

Котлеты, на которые указала женщина, выглядели совсем не аппетитно.

- Нет-нет, такие котлеты уж совсем не хочется,- прошептала я сестре.

Ребятишки тоже заскучали. Мы все стояли в позе какой-то безысходности.  Вдруг женщина-повар решила сжалиться над нами:

- Там в соседнем буфете можно купить бутерброды, если уж вы здесь ничего выбрать не можете.

Это предложение прозвучало спасающе. И мы с надеждой отправились в соседнюю комнату. Но картина и здесь была в точности такой же, только в убогих витринах вместо котлет лежали засохшие бутерброды с копченой колбасой. По ее виду было понятно, что она лежала здесь, на этом сером хлебе, уже довольно давно.

- Ну, что ж! Делать нечего, придется покупать эти сухие бутерброды.

Дети с какой-то грустью взяли у меня купленную еду и направились в зал искать свободные столики.

Я взяла свой поднос и повернулась к залу. Удивительно, но здесь  не было ни одного столика! Все пространство занимали переполненные ряды сидений, как на вокзале. Везде были  люди и сумки!  Мы  как-то нелепо смотрелись с подносами в руках среди ожидающих чего-то людей.

Дети разбежались, видимо, определились уже с местами, сестра и муж тоже усаживались с краешку, недалеко от прохода. Я все еще была в поисках свободного сиденья.

И вот в какую-то минуту по лицам ожидающих тенью пронеслось тревожное волнение. Что-то произошло или происходит! И это что-то сзади меня! Медленно я стала поворачиваться и вот, наконец, увидела невероятную картину: в проходах меж сиденьями разгуливали вооруженные подростки. Их лица мне показались угрожающе серьезными, оружие выглядело слишком мощным для их хрупких рук. Было видно, как тяжело дети справлялись с массивными автоматами: носили их обеими руками; а лица мальчиков то ли от тяжести оружия, то ли от  взвалившего на себя «бремени захватчиков» выглядели суровыми и багровыми.  Мальчики очень грубо обращались с сидящими, то и дело тыкали автоматами в лица испуганных людей.

Одному из вооруженных я, стоящая в центре залы, явно не понравилась. Мальчик яростно и стремительно направился в мою сторону, он держал перед собой автомат как палку, будто собирался врезать мне прикладом по лицу. Я все еще никак не могла поверить в реальность происходящего, поэтому  мне не было страшно. Я гордо стояла с подносом  в руках прямо на дороге разгневанного захватчика и просто ждала его действий.  Видимо, мальчик прочитал  эту  уверенность по выражению моего лица и прошел мимо, продолжая зловеще водить автоматом по головам сидящих.

Вдруг я вспомнила про родных! Здесь мои дети! Господи! Молниеносно во мне проснулось дикое возмущение! «Мне определенно надоела наглость этих пацанов!» - вскипало в моей голове,- « Надо что-то предпринять, чтобы остановить этот беспредел!»

Нужен выход! Глазами стала искать дверь. Вот она! Отчетливыми смелыми шагами пошла к выходу! Естественно, меня никто не посмел останавливать!

Я открыла тяжелые двери и оказалась в другом зале для ожидания. Здесь было много людей, они лениво сидели в своих креслах и преспокойно смотрели телевизор, смеялись над какой-то юмористической сценой. Возмущение во мне уже пыхтело:  «Неужели в соседнем зале им не слышны крики подростков?! »

- Вызывайте милицию! – так взволнованно и убедительно прокричала я, что сама не узнала своего голоса. На секунду мне показалось, что это крикнула другая женщина. Нет-нет кричала я! Я была убедительно уверенной и очень тревожной! Ждать, пока эти люди придут в себя сначала от моего появления, а уж потом от сказанного мной, не было возможности. Счет пошел на секунды! Недалеко, на барной стойке под телевизором,  увидела ярко-красный ретро-телефон с диском для набора номера. Не помню, как очутилась возле него. Стала набирать номер, глаза застилал какой-то туман, голова кружилась, руки не слушались, пальцы путались в маленьких дырочках телефонного диска, цифры  расплывались в глазах. Все же у меня получилось дозвониться до милиции!  Но там ответил  автоответчик:

- Сейчас никого нет на месте, но вы можете оставить сообщение, которое чуть позже прослушают и примут нужные меры…

Меня это нисколько не удивило. Наскоро оставив сообщение, я стала четко понимать, что все надо брать в свои руки и незамедлительно действовать! С этими мыслями я почувствовала сердцебиение в груди и висках, ощутила, как туго были завязаны мои волосы в длинный хвост! Вооружившись какой-то палкой, кажется шваброй, я была готова бороться! Воинственно, решительно и смело я обратилась к смотрящим телевизор:

- Берите в руки все, что угодно! Это будет вашим оружием! Там люди в опасности! Там дети! Нас много, мы сможем одолеть кучку наглых пацанов с сомнительными автоматами!

Наконец, сидящие стали понимать, что что-то происходит! В их глазах я увидела страх. Некоторые люди запаниковали и нервно стали хватать свои сумки. Но многие начали неуверенно вставать, и  я расценила это как согласие на борьбу. Спешно вооружив чем попало «согласных», я была готова! Готова воевать с наглостью и самовольством подростков!

- За мной! – отчаянно закричала я и побежала в соседний зал со шваброй в руках и плетущейся «армией», вооруженной расческами, бритвами, сумками, чемоданами…

Я буквально ворвалась в зал с захватчиками. «У меня Армия, кой-какое оружие, а главное -  уверенность в победу !   Ну! Подходите ближе, маленькие гады!»- кипело в моей голове.

С  нашим появлением подростки  занервничали и стремительно направились  навстречу. Приблизившись, они прикладами стали толкать нас  к сиденьям. Я отбивалась шваброй, как могла: била кого-то руками то по лицу, то по автомату; но увидев свою  покоренную «армию»,  опустила руки. Все, кого я «поднимала на борьбу», сдавали свое оружие опасным детям и мирно усаживались на свободные сиденья.

В какой-то момент я увидела всю бессмысленность происходящего и дала детям связать себе руки. Мне теперь уже было все равно, что произойдет со мной и окружающими. Я была равнодушной, мертвой мумией.

Нас всех подняли и расставили в две шеренги напротив к друг другу. Мне, словно в последний раз в жизни, захотелось посмотреть в глаза людям, стоящим рядом. Что в них я искала? Наверное, поддержку и понимание, хотя уже чувствовала невыносимую щемящую боль в груди: там  сверлило мое одиночество. Боже, как страшно было посмотреть в глаза людям и не найти там поддержки. Я бы  не смогла вынести этого. Но все же я набрала в легкие много воздуха и подняла глаза на стоящего рядом.  Всем своим видом он показывал мне   злость, даже ярость. Я вызывала эти чувства у всех, на кого падал мой взгляд! Почему? Неужели я яростнее и опаснее захватчиков?! Во мне снова просыпалось какое-то возмущение.

Снова почувствовала, как туго были завязаны мои волосы в длинный хвост.

 Мне никак не хотелось мириться с тем, что я опасна, я, которая всех готова была спасти!!! Круто!!! Все! Устала играть в этом затянувшемся спектакле! Мне нужно было поскорее выйти отсюда, из этой шеренги!!!  Глазами стала искать дверь. Вот она! Отчетливыми смелыми шагами пошла к выходу! Естественно, меня никто не посмел останавливать!

Я оказалась в маленькой темной комнатке. Посреди нее стоял одинокий стул. Да, мне, непонятой и  обиженной, самое место здесь. Села. Темнота и тишина  невыносимо давили…

Гробовое молчание взорвали звуки боя в соседнем зале! Я вздрогнула от такого контраста: перехода от тишины к  канонаде. «Неужели! Неужели там что-то происходит? Хорошо, хорошо…» - теплом прошлись  мысли по телу…

 Неожиданно все  затихло за стеной… Тихо-тихо…  Через некоторое время в мою комнатку ворвались женщины, их было человек десять. Они   окружили меня плотным кольцом.  Показалось, что у них выглядывали автоматы, но это было не так: просто их руки были напряжены, лица суровы. Они готовились к чему-то,  будто сейчас им предстояло вынести мне суровый приговор. Молчание тянулось  довольно долго, так что я успела как следует разглядеть «своих судей». Им было лет по сорок,  все красовались в учительских костюмах с ярким макияжем и пышными прическами с начесом. Если бы не их серьезно-зловещие лица, то я бы решила, что они собрались на какой-нибудь  корпоратив или учительский праздник.

Наконец, одна из женщин выступила вперед. Ее лицо мне показалось знакомым. Ею оказалась моя бывшая коллега Лариса.

- Зачем ты и эти женщины пришли сюда? Почему вы так нелепо нарядны? Что за злость в ваших лицах? – мысленно вопрошала я, уже вставая и открывая рот…

 Но  меня кто-то резко вернул на стул грубым нажатием за плечи да так, что я долго еще чувствовала сильную боль во всем теле.

Вдруг Лариса заговорила учительским тоном, расхаживая перед моим стулом:
-  Скажи, пожалуйста, какое право ты имела втягивать всех в эту опасную авантюру? Ты хоть понимаешь, что твое поведение крайне не общественное? Ты за всех все решила! Ты, действительно, считаешь, что, идя против общества, ты сможешь поднять массы?..

Захлебываясь  потоком странных вопросов, во мне просыпались разные чувства: и удивление, и возмущение, и гнев! Меня удивляло, что  коллега говорит со мной, как с «двоечницей»: отсчитывает, поучает…  Я ведь взрослая женщина, почему такой тон? Как это смешно и возмутительно!!! Я начала злиться и снова ощутила, как туго были завязаны мои волосы в длинный хвост.  Почувствовала, как  брови стали высоко подниматься от удивления, а рот автоматически начал открываться, чтобы что-то ответить на обрушившийся на меня поток дурацких вопросов.  Но мне снова не дали говорить. Лариса с высоты своего роста продолжала сыпать словами:

-  Радуйся, что вовремя приехала милиция. Ты теперь у нас герой Сосновоборска! На тебе уже сам мэр хочет жениться! Он просто  влюбился в твой «подвиг». Вот только все мы не понимаем, в чем же состоит твое геройство? В чем его смысл?..

Боже! Что за абсурд?! Какой мэр? Жениться? О чем они? Моему удивлению не было предела! Но с каждыми такими нелепыми фразами Ларисы, внутри у меня становилось все спокойнее и спокойнее. Возмущение и гнев куда-то улетучились, и  на лице моем нарисовалась ироничная  улыбка; сердце ровно застучало…

Расфуфыренные женщины теперь сами недоумевали от  того, почему я так спокойно реагировала на эту «потрясающую новость».  Видно было, как они занервничали: стали переглядываться, что-то шептать друг другу, кидать на меня пронзительные взгляды, переполненные завистью.

Я наконец что-то начала понимать… Ведь каждая из них мечтала быть мэршей , поэтому-то они мне что-то тут «втирали» про общественную позицию и так возмущались моим «необщественным поведением». Как бы им хотелось сейчас оказаться на моем месте. Мне вдруг стали они понятны, даже их нелепый наряд стал  уместным, ведь он полностью подходил к образу «мэрши».

Конечно,   завистницам  было невыносимо мое спокойствие. И в очередной раз неудовлетворенные женщины, привыкшие компенсировать эту свою особенность ярким макияжем и пышным начесом, ушли из моей комнатки, чеканя каждый свой шаг острыми каблуками.

 И мне  надо было  идти. Откинув назад свой тугой хвост, ощутила невероятный прилив сил. С радостью встала, окинула беглым взглядом тесное пространство…  На стуле, где я сидела, лежала ярко-желтая куртка. Как мило, она будто кричаще звала меня на улицу. С большим удовольствием надела мягкую куртку, резко застегнула молнию и выбежала на улицу…

Была ранняя весна. Снег уже растаял, но от земли еще веяло зимним холодом. Грустные голые деревья мрачно склоняли свои мощные черные ветви над тротуаром, по которому я шла.

На улице не было ни души. Черно-серый город с заброшенными зданиями был совершенно пуст. Моя ярко-желтая куртка явно контрастировала с грязными уличными красками. А  тугой хвост, который так дерзко шевелился на моей голове, бросал вызов городской грусти. Я чувствовала мощную силу в груди, слышала даже стук своего сердца, так бывает, когда ждешь чего-то неожиданного и потрясающего. Кажется, я была молода, мне было, наверное, семнадцать лет.

Где-то вдалеке промелькнул свадебный кортеж. «Это моя свадьба. Там ждут меня, - неожиданно вспомнила я, - Мой будущий муж и родственники - совершенно чужие мне люди!» 

Далеко-далеко, в конце тротуара, я увидела серую толпу. Моя дорога лежала  именно туда. На секунду там, среди чужих, ярко блеснули большие очки  родного папы. Молниеносно мой взгляд, будто видеокамера, приблизил лицо папы. Оно было настолько тревожным, что я поняла: мне туда не надо.  И я  замедлила шаг, опустила голову, глазами впилась в асфальт.

- Могу же я в день собственной свадьбы отказаться от замужества? Ведь это моя жизнь, это касается только меня!  А те люди – всего лишь толпа, жаждущая праздника. С этими мыслями я остановилась…

 Теперь  точно знала, что мне нужно свернуть с тротуара. Гордо откинув хвост, успевший надоесть лицу  за время серьезных раздумий, я подняла глаза и стала смотреть по сторонам в поисках другой дороги.

Заброшенные здания смотрели неприветливо. Пустынная улица была унылой. Неожиданно на другой стороне дороги, будто из ни от куда появились два  силуэта. Темные мужские фигуры  стояли на парадной лестнице ветхого городского театра. Сделав несколько шагов ближе, я разглядела в фигурах старика и молодого человека. На них были одеты солнцезащитные очки. Это показалось мне странным, ведь на улице было мрачно и пасмурно. А они в очках, но несмотря на это,  в незнакомцах я узнала знаменитые лица: это были голливудские актеры, старик – Джек Николсон, а молодой человек – Джонни Депп.
 
 Показалось, что они очень долго  ждали меня возле этого полуразвалившегося театра. Какое счастье, что я увидела их. Они же мое Спасение! Каждая клеточка моего тела  безумно радовалась встрече с этими людьми!

Увидев меня, Джек Николсон помахал приветливо рукой, сидя на старой театральной лестнице; а Джонни Депп уже шел мне навстречу,  переходя дорогу, и, улыбаясь,  разводил руки для объятий.

- Не хочет ли Юлия Арефьева изменить свою судьбу, поговорив со знакомым ей стариком, - радостно проговорил Джонни, крепко обнимая и целуя меня. Я  ощутила пирсинг на его губах. Даже через черные очки  увидела, как пронзительно он смотрел на меня своими сверкающими от счастья глазами.
 
Молодой человек так легко прикасался ко мне, что казалось, будто какой-то ветерок подхватил руку и повел меня через дорогу к сидящему старику. Я, следуя за Джонни и держа его за руку,  была переполнена счастьем. Всем своим телом чувствовала, что сейчас  со мной происходит и будет происходить что-то чудесное, волшебное!

Приблизившись к старцу, Джонни отпустил руку, ласково посмотрел на меня и удалился.  С сожалением проводила глазами    нежного молодого человека и почувствовала, как теперь мою руку   уже  согревала рука старика. С радостью обняла сидящего Джека. Как хорошо и защищено чувствовала  себя рядом с ним. Я будто давно знала его, Джека Николсона, мне хотелось многое ему рассказать. Он, конечно же, понял это:

- Я слушаю тебя,- тихо произнес он, опустив голову.

Слова сорвались с моих губ… Стала быстро рассказывать о случившемся:  о том, что спасла целый город от захватчиков, что теперь на мне мэр хочет жениться, узнав про мой подвиг…

Неожиданно Джек остановил меня вопросом:

- Чего же ты хотела добиться своим геройством?

Я растерялась. Замолчала. Этот вопрос сегодня  уже задавали чужие неприятные  мне люди, а сейчас его задал дорогой мне человек.

«Действительно, зачем я так поступила, как поступила? В чем же смысл моего геройства? Геройство ли это?  Что меня заставило  так поступить? Герой ли я? Кто я вообще?» - мучилась я вопросами, мешкаясь  в собственных мыслях. Может слова мне подскажут?

И я начала тороторить в поисках ответа на всплывшие вопросы, и, даже уже понимая  всю бессмысленность своей  речи, я продолжала сыпать нелепыми словами,  хоть как-то заполняя тишину.

Старик меня уже не слушал…  Он отвернулся и взял мою руку …

Я боялась замолчать, поэтому все говорила и говорила…

Вдруг меня ослепил яркий свет! Оглушил звон трамвая! Мы с Джеком   ехали  уже в пустом трамвае. В его окна прорывалось  яркое теплое солнце.

Весна сияла! Пахло свежей листвой! Я чувствовала тепло и от весеннего солнца, и от руки старика… Подняла глаза, а рядом сидел и нежно держал меня за руку уже не Джек, а Джонни, молодой человек,  без черных очков, с открытыми ясными глазами. Бегло взглянув на меня, он пристально стал всматриваться в одну точку, слегка опустив глаза и нежно лаская  мою ладонь.

Мой бессмысленный говор продолжал звучать. Я вдруг услышала себя. Но все мое тело и даже что-то большее во мне было сосредоточено на нежнейших прикосновениях. Джонни без остановки гладил и гладил мою руку…

Наконец, я почувствовала, как медленно мои волосы стали освобождаться из тугого хвоста и мягко упали на  теплые плечи и грудь…

 Бесконечная нежность полилась во мне…

 Я ощутила цветочный аромат от  распустившихся волос… Взглянула на свою красивую грудь и увидела мягкий волнистый локон… Потом перевела взгляд на ласковые молодые руки Джонни…

Неожиданно трамвай резко повернул.  Джонни на секунду уткнулся в мою грудь. Резко сел. Одуряюще передернулся. Стал по-прежнему смотреть в одну точку.

Я, наконец, замолчала…   Замолчала…   

  Почувствовала сильную любовь к нему…    Любовь…

   И услышала, я услышала:

-Я схожу с ума от ее волос, от запаха ее груди… Я безнадежно влюблен!

В воздухе летали его мысли, превращаясь в звуки и выливаясь в мелодию слов. Я слышала его! Слышала его мысли! Я была счастливой женщиной!

Мне хотелось петь! И я запела!

Волшебный голос слетал с моих губ! Я пела и видела, как все вокруг нас менялось.

 Мы с любимым сидели на скамейке в саду…

Возле моих ног распускалась большая белая лилия.

 Я пела и видела себя, сидящей на скамейке в белом платье с любимым.

 Я увидела себя со стороны!

 Теперь я была той лилией.

 Я превратилась в  белый распустившийся цветок.



                ***


Я проснулась, будто опустилась с небес на землю. По сути я вернулась к началу сна – в реальность.
Во сне я прошла фантастический путь: от жизни человека со своими убеждениями и пристрастиями к волшебной метаморфозе, к раскрытию себя и естественному слиянию с природой, Вселенной.
Путь оказался долгим.
Слепо защищая свои пристрастия в начале сна, я стала играть в игру «Жертва-тиран-спасатель» (в сцене с захватчиками). Сначала я была спасателем, затем тираном по отношению к вооруженным детям, когда воевала против них, потом  сама превратилась в жертву во время захвата своей «армии». В такой игре нет победителей, здесь нет любви и понимания себя и других, поэтому после такой игры остаются обида и непонимание. И я осталась с ними один на один в маленькой комнатке намеренно, преодолевая страх перед одиночеством (когда все же взглянула  в лица стоящих в шеренгах, заранее зная, что никто не поддержит меня ).
Далее меня ждало еще одно испытание - это осуждение своих действий со стороны окружающих (в сцене со строгими женщинами). Здесь раздражение, гнев, возмущение превратились в абсурд, который дал мне возможность успокоиться и посмотреть на осуждающих с сочувствием и пониманием. Я прошла это испытание обновившись, поэтому стала молодой семнадцатилетней девочкой в яркой желтой куртке.
Заброшенный город во сне символизировал мою прошлую жизнь с играми в спасателей, обидами, непониманием себя и других… Это было знаком моего движения- движения вперед. Хотя  по инерции  я  все еще  шла по проторенному пути (асфальтированному тротуару), но у меня  был потенциал: я уже могла остановиться и свернуть на свою дорогу.
Проводниками к своему пути стали для меня молодой человек и старец. Они олицетворяли то настоящее, к которому я свернула. Они - это гармония, слияние  чувств и осознания. Джонни пробуждал во мне чувства, а Джек пробуждал во мне сознание.
И эта гармония дала свет, то есть возможность по-настоящему увидеть себя и близкого человека рядом. Я увидела себя преображенной: волосы из тугого хвоста, который символизировал мою замкнутость и напряжение, освободились, показывая теперь мою открытость и спокойствие (смирение). И только такой я смогла услышать и увидеть своего близкого человека (когда услышала его мысли и увидела  ясные глаза без очков).
И вот только теперь я смогла полюбить. Свет - преображение- привели меня к чистой любви. И я превратилась в лилию, то есть  стала сопредельной с природой, Вселенной, Богом.