Адепт, или Необыкновенные приключения майора Локае

ПОЛИТИЧЕСКАЯ  ФАНТАСТИКА  С  ЭЛЕМЕНТАМИ
МИСТИКИ  И  РЕЛИГИОЗНОЙ ФИЛОСОФИИ


                ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть 1.  Преображение

Пролог...

Гл. 1. В карауле
Гл. 2. Маршал и кот 
Гл. 3. Невероятное
Гл. 4. Утро вечера мудренее
Гл. 5. Пиво с раками
Гл. 6. Встреча
Гл. 7. Ночь откровений
Гл. 8. Причащение

Часть 2.  Тайные игры

Гл.  9. Философия, поэзия и кое-что еще
Гл. 10. Испытания продолжаются 
11. КГБ выходит на след
Гл. 12. Разборки полетов
Гл. 13. Схватка
Гл. 14. Сон и явь
Гл. 15. Уход
Гл. 16. Ночной разговор
Гл. 17. Противостояние
Гл. 18. Цыганка с картами, дорога дальняя
Гл. 19. Разборки под стук колес
Гл. 20. Вершители судеб

Часть 3.  Кавказский круг

Гл. 21. Курортная жизнь 
Гл. 22. Охотники и дичь 
Гл. 23  Терскольские сюрпризы
Гл. 24. Встречи и расставания
Гл. 25. Посиделки   
Гл. 26. На склонах Эльбруса
Гл. 27. Ущелье Каракая-су
Гл. 28. Контакт   

Часть 4.   Миссия

Гл. 29. Знамение из 21-го века         
Гл. 30. Разговоры по душам
Гл. 31  Московские заморочки
Гл. 32. Хлопоты перед дальней дорогой
Гл. 33. Визиты в Белый дом
Гл. 34. Новости хорошие и плохие
Гл. 35. Грезы во сне и наяву
Гл. 36. Обед по-индийски 
Гл. 37. Рождественские шпионские хлопоты
Гл. 38. Среди отрогов Аппалачей

Эпилог






               

Часть 1. ПРЕОБРАЖЕНИЕ

                И в небе и в земле сокрыто больше,
                чем снится вашей мудрости, Горацио.

                В.Шекспир. Гамлет

 

                ПРОЛОГ

Андрею Денисовичу Петрову, проходящему по документам многих спецслужб под  псевдонимом Адепт, не только за инициалы, но главным образом  за поразительную осведомленность, снился сон. Он шел по широкому солнечному проспекту в толпе спешивших куда-то людей. И вдруг он увидел Ее. Сколько раз в таких же мучительно сладких снах он видел эту черноволосую зеленоглазую девушку его мечты, но она всегда  ускользала от него, теряясь, несмотря на все его усилия, в равнодушной толпе.

 – Это она, она! – Ну, наконец-то сбылось. Это же наяву, да, наяву! – радостно запела душа.

– Олеся! – закричал он, – и на этот раз она остановилась! Развернувшись, она улыбнулась и шагнула к нему…, но тут же солнечный проспект вместе с любимой куда-то пропал, и он оказался на выжженной каменистой земле, окаймленной по горизонту острыми, зловеще сияющими в призрачном свете полумесяца горными вершинами, среди бегущих куда-то вооруженных людей. Они бежали по территории, огороженной двумя полосами колючей проволоки, между приземистыми строениями туда, где мелькали  вспышки выстрелов, и огненные трассы перечеркивали тьму. Неожиданно откуда-то сбоку из внезапно расцветшего в ночи огненного пульсирующего цветка, к бегущим, ясно различимым в свете хоть и старой, но, как на зло, яркой луны,  стремительно протянулись светящиеся пунктиры, и он, вдруг осознавший себя начальником караула – офицером, бегущим впереди своих солдат, увидел взметнувшиеся вокруг земляные фонтанчики. Сзади кто-то вскрикнул и послышался звук падения. Он обернулся. Вся его группа залегла, а из под только что бежавшего сразу за ним, а теперь лежащего, как и все, ничком младшего сержанта Салима Джундыбаева потянулся черный ручеек, на глазах превращающийся в овальную лужу. Какое-то мгновение он в оцепенении смотрел на своего разводящего, краем сознания отмечая, что черные ручеек и лужа это кровь, что Джундыбаев ранен, а может, убит, что кровь вот-вот зальет автомат, но, услышав его стон и радостно поняв, что он жив, тоже бросился на землю, подполз к автомату и, схватив его, откатился в спасительную тень. Там, где он только что был, раздались глухие удары, и пули, выпущенные из темноты неведомым врагом, вновь выбили из земли пыль. Мгновенно сняв автомат с предохранителя и передернув затвор, он выловил в прорезе прицела пульсирующую в ночи безобидным светлячком смерть и с ожесточением нажал на спуск…

Андрей проснулся, еще наполненный яростью давно затерявшегося в потоке времени боя, и медленно возвращаясь в действительность, с облегчением понял – все только что пережитое – сон, иногда возвращающий его в далекое прошлое. Машинально проведя по шраму на боку, оставшемуся памяткой о боевой молодости, он посмотрел на спящую рядом  жену.

– Олеся!.. Андрей обрел ее снова, здесь, на одном из бесчисленных островов, разбросанных по бескрайнему океану этого благополучного мира, где все люди живут в согласии и где царит гармония. Он, благодаря неведомым ему силам, попал сюда из жестокого земного мира, из эпохи непримиримой борьбы между силами добра и зла в тот момент, когда, казалось, что шансов выжить не было...   

Когда он, прямо из автомобиля, обреченного сгореть в пламени термоядерного взрыва среди отрогов Аппалачей, очутился на тихой приморской улочке и увидел ее, стоящую на балконе утопающего в зелени трехэтажного дома, душа его запела, а сердце подсказало, что он, наконец, обрел долгожданное счастье и покой и ту, которая  когда-то исчезла из его жизни, заранее предсказав и разлуку и встречу.

Андрей сладко потянулся и осторожно, стараясь не разбудить жену, встал с постели. Накинув халат, он заглянул в детскую, где, разметавшись по постелям, переживали свои ребячьи сны пятилетние дочь и сын. Осторожно прикрыв дверь он, захватив по пути бутылку коньяка и бокал, поднялся на оборудованную на крыше террасу, и, удобно устроившись в кресле, сделал хороший глоток. Благородный напиток мягким ароматным комком прокатился в желудок, и хмельное тепло разлилось по телу. Ветерок с океана, сверкающего в свете полной луны, был напоен ароматом трав и цветов роскошных прибрежных садов. Мысли лениво скользили, не задерживаясь в сознании. Ниточка воспоминаний, зацепившись за ночной бой и за встречу с Олесей неторопливо, но властно повлекла его назад через время и пространство. Перед мысленным взором проплывали события, города, люди, и в глубине сознания  уже крепла уверенность, что  сегодня память вновь перенесет его в те далекие годы, когда играла кровь и пела  душа, и, когда нынешний Адепт, а тогда  Эдуард  Александрович Локаев,  гордо носил погоны офицера славных вооруженных сил Советского Союза.


Гл. 1. В карауле
 
Несмотря на то, что по календарю давно наступила осень, и уже кончался сентябрь, ночь, даже в предутренние часы, была жаркой. Зной, пришедший еще ранней весной из Ирана, успешно форсировал Аракс и, воссоединившись с турецкой духотой, наступающей со стороны Еревана,  вот уже пять месяцев испытывал на жароустойчивость и без того прокаленный солнцем азербайджанский городок Нахичевань*.

*  Нахичевань – столица Нахичеванской автономной республики Азербайджана.

Начальник караула по охране оружейных складов 75 мотопехотной дивизии лейтенант Локаев согласно требованиям Устава гарнизонной и караульной службы ночью не спал – не имел права. Он с завистью покосился на спящего рядом своего помощника сержанта Арутюняна. Привыкший к жаре тот, растянувшись на жестком топчане,  сладко посапывал, видя, наверное, уже десятый сон про девушек своего не так уж далекого родного Эчмиадзина. А завтра днем, когда  начальнику караула можно будет часика четыре придавить, жарища будет такой, что, как говорится,  мухи будут дохнуть. Какой уж там сон…
 
Несмотря на два года службы в этом древнем городе, служившем когда-то пристанищем для купцов всех национальностей на Великом шелковом пути, Локаев так и не смог приспособиться к жизни на этой выжженной солнцем, окруженной пустынными горами, земле. Днем, даже под раскаленными лучами светила, служебные заботы отодвигали в глубину сознания мучения от невыносимой жары, но ночью, когда организм, так и не расставшийся с генетической памятью свежести среднеевропейских ночей, ожидал передышки и требовал  прохлады, сон приходил только под мокрыми простынями, обдуваемыми мощным вентилятором.

Кроме невыносимой духоты, на психику сильно давили так органически соответствующие южному знойному миру, но наводящие на русского человека смертельную тоску, тягучие заунывные восточные мелодии, заполняющие, казалось, круглосуточно, все окружающее пространство.  Эта музыка, особенно ночами, одновременно с мыслями о безнадежности и тщетности бытия, как ни странно, будоражили вполне земные чувства, в частности – страстное сексуальное желание.

Локаеву, как и его молодым неженатым сослуживцам, оставалось только считать дни до очередного отпуска, так как в Нахичевани с прекрасным полом было плохо. Можно даже сказать – никак. Редкие появления в этом приграничном гарнизоне свободных от брачных уз красавиц, просто хорошеньких и даже не блистающих красотой особ женского пола становились событиями республиканского масштаба и неминуемо вели к столкновениям между неженатыми офицерами. Кроме того, приходилось, отстаивая свои права на женщин, вести жестокие схватки и с местными весьма темпераментными джигитами.

В караульном помещении радиоприемников, слава Богу, не было, и тишину ночи нарушали лишь приглушенные разговоры бойцов бодрствующей смены, да жужжание назойливой, так и не сдохшей от вчерашней жары мухи.

Он открыл тетрадь, в которую недавно начал записывать свои, неведомо откуда приходящие в голову, стихи. Листая страницы, на которых  красовались его первые стихотворные опыты, он усмехнулся, вспомнив, как их безжалостно раскритиковала мама, когда во время очередного отпуска он рискнул поделиться с ней своим новым увлечением. Дойдя до последнего своего творения, которым он сам был более-менее доволен, Локаев, в поисках вариантов улучшения, начал его перечитывать.

Едва рассвет над Араратом
Перешагнул ночную грань,
Проснулся, сладким сном объятый,
И зашумел Нахичевань.

Вот женщины в чадрах унылых
К арыкам за водой спешат,
И голопузые детишки –
За ними стайкой лягушат.

Над чайханой дымок струится,
Сливаясь с синей кромкой гор,
В стаканах терпкий чай томится,
Ведется важный разговор.

Здесь он остановился и задумался. Потом взял ручку и записал новый вариант строфы:

Над чайханой дымок струится,
Мангала жар и мяса чад,
В стаканах терпкий чай томится,
Мужчины четками стучат.

– Да, так лучше, – подумал он, и перед глазами проплыла картина маленького кафе, расположенного в тени нескольких деревьев возле ручья, в которое они с друзьями повадились заходить после службы.
 
Шашлык на ребрышках из свежей баранины, или сочный люля-кебаб с зеленью, которые мастерски готовил хозяин – Рашид, да под бутылочку прохладного кисловатого вина, стали искушением, против которого устоять было нельзя.

Локаев невольно сглотнул слюну – после караула, несмотря на уже заканчивающиеся после недавней получки деньги, он обязательно зайдет в Голубой Дунай, как прозвали офицеры это благословенное заведение видимо из-за ручья, обеспечивающего этот маленький оазис прохладой.
 
Расчетливый и смекалистый Рашид охотно кормил и поил молодых лейтенантов в долг, и большинство холостых офицеров военного городка фигурировали в толстенной потрепанной тетради хитрого азербайджанца в качестве должников. Надо отдать им должное – свои долги они свято возвращали после получки. Конечно, лейтенантского оклада катастрофически не хватало молодым, жадным на жизнь, людям, и по прошествии пары, от силы трех недель они шли на очередной поклон к безотказному Рашиду.
 
Отогнав видения Голубого Дуная и щедро накрытого стола, Локаев продолжил чтение.

В полях, от солнца изнывая,
В подножье синих острых гор,
Источник опийного кайфа –
Алеет маковый ковер.

А вот базар. Здесь все кипит.
Здесь буйство красок  взор пленит.
Вот виноград, а там айва,
А рядом яблоки, хурма,
Айран, сыры, ковры, платки
И все  кричат: – ”Купи, купи!”…

Спор и галдеж, торговли жар,
Наживы страсть, крови пожар.
И зной плывет, и пыль летит,
И солнце катится в зенит.

А над базаром, словно вечность,
Мечеть – убежище от бед.
И, полумесяцем увенчан,
Вознесся в небо минарет.

Здесь под журчание фонтана,
Уйдя от шума, суеты,
Аллаха славят мусульмане,
Лелея тайные мечты.

Неторопливо день проходит.
Звенит вечерний крик муллы.
И вместо солнца робко всходит
Прохладно-бледный диск луны.

– А что, вроде неплохо, почти Пушкин, –  ироничная мысль проплыла в сознании, но внезапно ее сменило леденящее предчувствие какой-то опасности. В памяти всплыло вчерашнее предупреждение начальника предыдущего караула, старлея-танкиста, которого он менял: – Ты своих бойцов на службу серьезно настрой. Сегодня  днем какие-то черные на двух машинах приезжали, что-то высматривали. Вон там они останавливались, – он показал рукой на гребень возвышения в ста метрах от территории складов. – Меня часовой у ворот вызвал, на них показал, а они – в машины и по газам…

Тебя что, твой дежурный по караулам не проинструктировал на разводе? Я-то своему докладывал, а он должен был твоего предупредить.

Локаев посмотрел на наручные часы – 3 часа 15 минут. До очередной смены оставалось сорок пять минут. Чтобы не слишком перегружать бойцов недосыпанием, он планировал поднять караул в ружье для отработки действий в нештатных ситуациях через тридцать минут, как раз перед сменой часовых, однако, подчиняясь своей интуиции, которой, несмотря на молодость, научился доверять, Эдуард, решительно надев фуражку, вошел в комнату бодрствующей смены и гаркнул: – “Караул, в ружье! “. И в этот момент со стороны самого удаленного от караульного помещения шестого поста раздались выстрелы…

Решение лейтенанта Локаева о проверке караула в эти предутренние часы, и его последующие действия, как неоднократно отмечалось при разборах событий этой ночи, не только спасли жизнь караулу, но и предотвратило целый ряд планируемых в будущем террористических актов.

Вооруженная банда экстремистов, решившая завладеть целым арсеналом стрелкового оружия, выбрав самое глухое время для нападения, не ожидало наткнуться на полностью мобилизованных бойцов, и, столкнувшись с решительным отпором, вынуждена была спешно ретироваться, оставив перед ограждением складов два трупа.

Дежурный по караулам капитан Доценко, вступивший в преступный сговор с местными бандитами, был отдан под трибунал.
               


Гл. 2. Маршал и кот
               
Прошли годы…

Утром восьмого мая 1976 года начальник одной из лабораторий Военной артиллерийской академии майор Локаев шел на службу в мерзком настроении. Вчера в загсе центрального  района  Ленинграда была поставлена окончательная точка в его недолгой семейной жизни с Варечкой. Полтора месяца назад молодая  жена, не выдержав коммунальной пытки офицерского общежития с коридором на восемь комнат, одной кухней  и двумя туалетами на двадцать человек, устроила дикую сцену. Скандал окончился  совместным решением о разводе. Так как Варя категорически не хотела рожать, и детей у них не было, процедура развода оказалась довольно простой и, оставив нотариально заверенное заявление на рассмотрение дела в загсе без ее присутствия, она собрала вещи и укатила к маме в Одессу. Как она сказала:  – Навсегда!..

 В глубине души он ее понимал. Выходя замуж за слушателя Ленинградской академии, его Варечка строила планы на блестящую жизнь в Северной Пальмире. Действительность оказалась несколько другой. Редкие посещения театров и ресторанов не смогли компенсировать молодой женщине, привыкшей к праздничной обстановке южного курорта, сурового балтийского климата, спартанских жилищных условий и ежевечерних отсутствий мужа.

А что он мог сделать?  Чтобы  выбиться в люди и получить  хоть какую-то перспективу служебного роста, надо было для начала защитить кандидатскую диссертацию. Вот и приходилось  вечерами после службы корпеть в лаборатории и библиотеках.

Эдуард сердито чертыхнулся, вспоминая выволочку, полученную им в политотделе академии за развал семьи, и, пережидая  летящий по Литейному проспекту поток машин, уже по укоренившейся привычке бросил взгляд наверх. Там на противоположной стороне проспекта бордово отсвечивало приземистое здание бывшего арсенала, а ныне второго городка Артиллерийской академии – место его службы. На крыше здания красовался замечательный лозунг: «НАША ЦЕЛЬ КОММУНИЗМ ». Лозунг веселил своей нелепостью, и Локаев улыбнулся. Впервые на столь двусмысленность сочетания смысла слов и названия учреждения, на котором они были водружены, обратил его внимание весельчак и по-одесски остроумец подполковник Юра Шишов.

Впрочем, Эдуард в долгу не остался.

– А знаешь ли ты, на чем держится наше политбюро? – его вопрос прозвучал довольно провокационно, но Шишов с довольной улыбочкой поощрительно  хмыкнул: – Ну-ну, на чем же?
– На хрупких женских плечах! Сам можешь убедиться. Сходи-ка седьмого ноября на Литейный и посмотри на дом 39. Там четыре кариатиды держат балкон, а на государственные праздники, ну, на первое или девятое мая, и, конечно же, седьмого ноября, на этом балконе, как раз над каждой кариатидой, обязательно вывешивают большущие портреты Брежнева, Косыгина, Подгорного и Суслова, ну или кого-то еще из политбюро. Вот и получается – внизу четыре сгорбленных от тяжести женщины, а над каждой нависает огромный мужик.
 
Вспомнив искренний восторг Шишова, Эдуард снова улыбнулся. Природный оптимизм взял верх над утренней хандрой, и майор Локаев решительно устремился к проходной, готовый к любым неожиданностям, которыми так богата военная служба.
 
Неожиданности не заставили себя долго ждать. Ровно в 10.00  весь личный состав второго городка был построен на плацу, и начальник городка генерал-майор Ракитин торжественно зачитал указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания маршала Советского Союза генеральному секретарю ЦК КПСС Брежневу Леониду Ильичу.

Когда Ракитин перешел к перечислению выдающихся заслуг бывшего политработника в деле разгрома фашисткой Германии, произошло событие, неожиданно изменившее ход торжественного церемониала.

Из столовой, примыкающей к плацу, пройдя между ног стоящих офицеров, в центр образованного строем каре, вышел кот. Примерно сто пар глаз, изнывающих от скуки и нелепости происходящего, людей сразу же уставились на хвостатого бродягу. Кот спокойно шел по привычному для него маршруту, как, видимо, ходил всегда, но на этот раз его что-то насторожило. Может быть, это было изменение обычного пространства, на этот раз заполненного людьми, а может, его чуткий слух уловил звук подавленного смешка, вызванного его появлением, но, дойдя до центра плаца, он вдруг остановился, огляделся и сел. Что-то было не так и наш бродяга, сердито стуча хвостом, принялся оглядываться. Зеленая стена офицерских мундиров не шевелилась, и кот, успокоившись, принялся не торопясь, вылизывать себе свои причиндалы.

Народ, в полном восторге наблюдая эту сцену, с нетерпением ждал окончания чтения панегирика, в финале которого неизбежно должно было прозвучать традиционное «Ура». И этот момент наступил.
 
– Ура! – закончил свою речь Ракитин, и окрестности огласило такое мощное троекратное «УРА», какого Локаев никогда раньше не слышал. Офицеры, с каким-то болезненным интересом следя за котом, набрав как можно больше воздуха в легкие, с таким остервенением заорали свой боевой клич, что даже сам генерал от неожиданности вздрогнул, а бедного котяру подбросило, как на пружинах, вверх на добрый метр. Приземлившись, бедняга рванулся, было в одну, потом в другую сторону, но отовсюду неслось неумолимое Ура. И вот тогда кот сделал то, что вызвало к нему всеобщее уважение. Он снова сел, презрительно сощурился и, оглядывая орущих людей, отбил своим подранным хвостом по асфальту такое, что всем стало ясно, что думает этот бомж, драчун и трахатель таких же облезлых кошек, как и он сам, о человеческой породе.
 
Дальнейшее торжественное прохождение маршем прошло как по маслу. Офицеры, улыбаясь, бодро печатали шаг, прославляя от всей души бездомного кота, превратившего постыдную церемонию в фарс, а генерал Ракитин, отдавая честь проходящим мимо подчиненным, мысленно улыбался, представляя предстоящие разборки особистов и политработников с хулиганистым котом.



Гл. 3. Невероятное

                Совершенно секретно
МОСКВА, ДИРЕКТОРУ НПО «ПРОБА»

Довожу до Вашего сведения, что 8.05.76 во время экспериментального использования излучателя Z-15 для психологической обработки населения Центрального района Ленинграда в рамках проекта «Моральный кодекс», по неизвестной причине произошел сбой. В результате излучатель в течение одной секунды работал в режиме X. Так как облучение производилось с вертолета с высоты триста метров, учитывая величину телесного угла излучения и скорости сканирования, это  могло привести к облучению в нештатном режиме не более одного, двух объектов.

Заведующий лабораторией Ленинградского филиала  «ПРОБА»               
Старший научный сотрудник Лазарев М.И.


***
               
Совершенно секретно

ЛЕНИНГРАД, ЗАВ. ЛАБОРАТОРИЕЙ ЛАЗАРЕВУ М.И.

Прошу срочно уточнить причину сбоя в работе излучателя Z-15 и возможные последствия нештатного облучения для объектов. Информацию по делу предоставить также куратору по первому отделу.

Директор НПО «ПРОБА» академик Денисов В. А.


*** 
                Совершенно секретно

МОСКВА, ДИРЕКТОРУ НПО «ПРОБА» 

По Вашему запросу от … Вх. № …

Предполагаю, что работа излучателя Z-15 в режиме X могла быть обусловлена мощной электромагнитной помехой, источником которой явился один из промышленных объектов Центрального района Ленинграда. Меры по дополнительному экранированию излучателя Z-15 принимаются.

Последствием для попавших под облучение в режиме X объектов, может стать циклическое ослабление межатомных связей с частотой, соответствующей облучению. Это может привести к гибели объекта, или к неподдающимися анализу изменениям его психофизических  возможностей. Подобная реакция   возможна только у лиц физиологического типа Q, с одновременным достижением ими частоты FQ-биоритма не менее 12 Гц. Учитывая кратковременность нештатной работы Z-15 и малую вероятность совпадения  нахождения объекта с перечисленными биологическими качествами в зоне действия излучателя, можно сделать вывод о невозможности предполагаемого эффекта.
Заведующий лабораторией Ленинградского филиала «ПРОБА» Старший научный сотрудник Лазарев В.А.
               
***

После столь блистательно закончившегося построения, во втором городке артиллерийской академии воцарилось какое-то легкомысленное настроение. Бесконечные перекуры с ухмылками, шутками и анекдотами закончились неотвратимым решением отметить канун праздника где-нибудь в достойном месте, и в семь часов вечера компания из пяти человек сидела в ресторане Витебского вокзала и закусывала традиционную «Русскую» витаминными салатиками и судачком  «по-польски».

Ресторан был выбран не случайно. Хорошая кухня с умеренными ценами и отсутствие гремящей музыки позволяло спокойно посидеть и от души потрепаться. Да и до метро было рукой подать, а за исключением  Локаева, жившего рядом, остальным надо было добираться в район Гражданки, и прямая без пересадок ветка метро их вполне устраивала.

Собутыльниками, кроме самого Эдуарда и Юры Шишова, сегодня оказались Ежов, начальник второй лаборатории кафедры, где работал и Локаев, адъюнкт Николай Басамыгин и Ринат Валеев – системный программист академического вычислительного центра. Все были не дураками выпить, ценителями хорошей шутки и задушевного разговора. Вот и на этот раз после первых двух рюмок, между которыми, как не уставал повторять Ежов, «пуля не должна пролететь», друзья на все лады  принялись обсуждать новоиспеченного маршала и появление умницы кота,  заодно вспоминая анекдоты и байки из жизни. Вполне в тему пришлась история, рассказанная Валеевым.
 
Совсем недавно их вычислительный центр посетил маршал артиллерии Переделин. Только появившиеся в армии ЭВМ были еще экзотикой, и маршалу, прибывшему академию с очередной проверкой, а заодно для принятия традиционной порции почестей и застолья, решили устроить экскурсию в машинный зал. Кто-то из замов начальника академии додумался для солидности покрыть старую обшарпанную  лестницу, ведущую со второго этажа на первый, где и располагалась ЭВМ, ковровой дорожкой. Так как эта мудрая мысль пришла в его голову довольно поздно, то закрепить дорожку штырями, как это положено, не успели, и, когда пожилой маршал шагнул на это красное покрывало, оно предательски заскользило, и старикан, со всего размаха грохнувшийся на лестницу, проехался по ней на своей заднице почти по всему пролету. Количество ступеней этого пролета можно было пересчитать по матюгам и обещаниям страшных кар всем присутствующим, изрыгаемыми маршалом на каждой из них.  Переполох был страшный…
      
Посмеявшись и вволю наговорившись, попутно убрав по полкило водочки и вкусно закусив, теплая компания в отличном настроении выкатилась под хмурое балтийское небо. Были серьезные предложения добавить и «полирнуть», но, перспектива добираться до своих благоверных на такси, да еще с риском застрять у разведенных мостов остудила разгоряченные головы. К тому же Шишов вовремя напомнил мудрый наказ маршала Якубовского: – «Выпил свои восемьсот, ну и иди себе спокойно домой отдыхать…».

По этой цитате офицеры заспорили. Валеев категорически утверждал, что товарищ Якубовский советовал после «своих восемьсот» идти не домой, а на службу и работать,  работать…

Так и не придя к общему мнению по этому вопросу, приятели, тем не менее, приняли мудрое решение продолжить посиделки завтра в пивбаре «Прибой» часиков в четырнадцать.
 
Распрощавшись с остальной братией, Эдуард, помахивая недавно купленным модным кейсом, двинулся в сторону ТЮЗа, решив пройти к себе домой на Фонтанку коротким путем со стороны Загородного проспекта. В кейсе, предусмотрительно завернутая в спортивный костюм и футболку, приятно булькала бутылка настоящего армянского коньяка. Коньяк привез ему Костя Москвин, служивший когда-то с Локаевым в солнечном Нахичеване, еще до поступления того в Академию. Два дня назад, перед отъездом Кости обратно в Баку, где он сейчас служил, они славно посидели, вспоминая горячие нахичеванские деньки, знойные ночи и переделки, в которые вместе попадали. Вспомнили и тот ночной бой, когда весь гарнизон был поднят по тревоге, а Локаев во главе караула по охране оружейных складов отбил нападение то ли армянских, то ли азербайджанских националистов. К какой группировке принадлежали нападавшие они так и не узнали, но в придачу к ранению, полученному в том бою, Эдуард, получил орден Красной звезды, досрочное звание  “старший лейтенант” и право поступления в академию.
 
Он вздохнул, охваченный воспоминаниями, и присел на одну из скамеек, стоящих по обе стороны памятника Грибоедову. Ветер, летящий с Финского залива, разорвал темные тучи, и теперь они, подсвеченные серебристым светом луны, со страшной скоростью пролетали над огромным черным силуэтом Александра Сергеевича. Казалось, сам Грибоедов, сорвавшись с постамента, устремился в полет куда-то, в только ему известные дали. Может быть, на место своей гибели в Тегеран, марш на который через Джульфу и Тебриз так часто отрабатывался на учениях 75-ой мотострелковой дивизии, из славных рядов которой семь лет назад прибыл в Ленинград тогда еще старший лейтенант Эдуард Александрович Локаев? А может, в тесный уютный Тбилиси, или в просторный, с восточным колоритом Баку? Заодно вспомнился и розовый от строительного туфа Ереван, с вздымающейся вдали снежно-шапочной громадой Арарата.

Эдуард еще раз вздохнул, открыл кейс, достал коньяк и, пробормотав: – Ну, Александр Сергеевич, за Вас, за Костю, за Кавказ, – приложился к бутылке. – Вещь, – заметил он себе, бережно пряча драгоценный сосуд обратно в портфель.

Над головой, по направлению к Фонтанке медленно пролетел вертолет.
 
Эдуард еще немного полюбовался парившем в облаках Грибоедовым и направился домой. Перейдя Загородный проспект и входя под арку, ведущую в проходные дворы, в которых прятались офицерские общежития, он вновь услышал звук вертолета, кружившего, как показалось, прямо над головой.

 – Кому не спится в ночь глухую? – задал он себе риторический вопрос.

Как оказалось, не спалось в эту ночь не только Локаеву и вертолетчикам. В неверном свете ночных фонарей проявились три, не сулящие ничего хорошего, фигуры.

– Слышь, командир, притормози, – нагловатый с хрипотцой голос одного из фигурантов, высокого парня в кепке, тоже не вызывал оптимизма. Рядом с Длинным, как сразу его окрестил Эдуард, стоял коренастый тип в кожаной куртке, а еще один щуплый и шустрый, сразу скользнул за спину. Дело запахло жареным.– Дай закурить, – продолжил Длинный.

– А то так выпить хочется, что и переспать не с кем, – неожиданным фальцетом продолжил Квадратный, видимо хорошо отрепетированную увертюру к последующим действиям.

– Сам не курю и вам не советую, – Локаев к своим тридцати двум годам имел богатый опыт уличных драк, начиная с юношеских потасовок на танцплощадках, кончая жестокими побоищами в глухих закоулках Нахичевани и Баку, поэтому оставался внешне спокойным, хотя адреналин, забушевавший в крови, сразу привел организм в состояние боевой готовности. Шагнув в сторону и немного развернувшись, он оставил щуплого в поле зрения, понимая, что находящийся за спиной противник представляет наибольшую угрозу.

– Ты чего там вякаешь, – Длинный угрожающе шагнул вперед. Вслед за ним, как на веревочке, дернулся Квадратный. Медлить было уже нельзя, и Эдуард с разворотом послал кейс по дуге слева направо. Длинный и Квадрат успели отшатнуться, и кейс со всего размаха угодил в ухо Щуплому. Что-то хрюкнув, тот опрокинулся в темноту. Кулак Длинного уже летел в лицо, и Локаев, отбив своей левой его удар, выпустил послуживший службу дипломат и ударил справа навстречу поверх руки противника, попав точно в подбородок. Вытянувшись, как по команде «смирно», тот рухнул навзничь. Уже разворачиваясь к последнему из нападавших, и, нанося левый боковой, Эдуард понял, что не успевает. Рука Квадратного с зажатым в ней ножом неотвратимо неслась к незащищенному животу.

 – Доигрался…, – мелькнула леденящая мысль, и в этот момент в голове будто вспыхнул ослепительный фонарь, а все клеточки его тела задергались в какой-то бешеной виттовой пляске. Все продолжалось долю секунды, но ему этот миг показался вечностью.

Когда он пришел в себя, перед ним предстала сюрреалистическая картина. Его собственная рука застряла в голове противника, причем кулак, пройдя насквозь, высовывался из левого уха несчастного, выпученные глаза которого были полны бессмысленным ужасом. Издав утробный стон, Квадратный начал мешком оседать на землю.

Оцепеневший Локаев словно в кошмарном сне наблюдал, как его рука, почти без всякого сопротивления, освобождается из страшного плена. В тот же момент он почувствовал какое-то неудобство в области паха и, опустив глаза, увидел, к своему изумлению, что из его тела показался сначала кулак Квадратного, а затем и зажатый в нем нож. Боли почему-то не было, но шок от увиденного был настолько силен, что из груди вырвался крик и, беспомощно заметавшись по двору, улетел куда-то вслед затихающему рокоту вертолета. Через некоторое время он с удивлением обнаружил, что все еще стоит на ногах. Ощупав себя Эдуард не нашел ни раны, ни крови, хотя в кителе под пальцами ощущалась прореха.
               
– Чертовщина какая-то, – пробормотал он и, подобрав дипломат, поспешил убраться с места побоища.
   
Все еще пребывая в полной растерянности, Локаев на автомате добрался до родного пятого корпуса и поднялся на второй этаж. Перед дверью своей квартиры он начал шарить в карманах в поиске ключей, но тщетно.
 
– Наверно потерял во время драки, – сделал неутешительный вывод Эдуард и с досады ткнул ни в чем не повинную стену. Рука, почти беспрепятственно прошла сквозь кирпичную кладку. Не ожидавший такого подвоха, он потерял равновесие и мгновением позже, провалившись сквозь стену, с грохотом рухнул на пол уже внутри квартиры. Не делая попыток подняться, Локаев тупо смотрел на закрытую дверь. Слава богу, квартира уже спала и в тусклом коридоре царила тишина. Сознание с трудом воспринимало случившееся. Медленно поднявшись, он добрел до своей комнаты, и здесь до него дошло, что без ключей к себе он сможет попасть, не иначе, как только что опробованным способом. Делать этого не хотелось, и он медлил, собираясь с духом.

Тихонько скрипнула, открываясь, дверь в соседнюю комнату, мимо которой он только что прошел, и в коридор выскользнула соседка Галина – жена адъюнкта второго факультета капитана Петренко. Легкий халатик, перетянутый в талии пояском, эффектно подчеркивал точеную фигурку, и взор Эдуарда, помимо его воли, устремился к разрезу лифа, в котором зазывно белели два очаровательных полушария.

– Вот это кто гремит, спать людям не дает, – Галка нарочито зевнула и грациозно, по-кошачьи, потянувшись, подошла поближе.

Тонкий аромат ее духов коварно проник в кровь Локаева, и его сердце, на миг замерев, забилось с удвоенной частотой.

– Что, жены нет, так ты и в дом не хочешь идти? – голос красавицы дразнил и манил.

– Да вот, понимаешь, ключей что-то не могу найти.

– Так пошли ко мне, – Галина подошла совсем близко, – я тебя чайком напою. Мой то Василий сегодня по автопарку дежурит, а я скучаю одна.
               
– Вроде сегодня по парку Сашка Аниканов заступил, – мелькнула и тут же улетучилась мысль, и он как будто со стороны услышал свой вдруг охрипший голос: – Чай на ночь пить вредно.

– Ну, как хочешь, – она резко повернулась и, исчезая в своих дверях, насмешливо бросила: – Ду-ра-чок…

 Эдуард еще немного подождал – не вынесет ли еще кого-нибудь нелегкая,и решительно шагнул сквозь дверь.

Очутившись дома, он открыл изнутри дверь и поставил замок на собачку. Проникать в дом столь экстравагантным способом на глазах соседей он не собирался. Присев к столу, он достал из кейса коньяк и, даже не удивившись, что бутылка не разбилась, сделал несколько глотков. Какая-то сила, оберегая его рассудок, не давала ему воспринимать и анализировать происшедшее.

 Стараясь больше ни о чем не думать, он прошел в умывальник и подставил голову под холодную струю воды. Почувствовав, что замерзает, побрел обратно. Проходя мимо ближайшей к кухне комнаты, где обитали Нина и Миша Гайкалины, он услышал мужской кашель и отстраненно удивился тому, как быстро Мишка, слушатель командного факультета, вернулся со стажировки – еще и недели не прошло. Уже открывая свою дверь, он краем глаза увидел, как из комнаты Гайкалиных нарисовалась мужская фигура в галифе и майке и, пошатываясь, направилась в туалет.

Шагнув в комнату, Эдуард очутился в темноте, хотя, уходя, вроде свет не тушил. На ощупь добравшись до кровати, он присел на краешек и потянулся к торшеру. Вдруг его шею обвили горячие руки, и Локаев очутился в плену Галкиных объятий.
 
– Иди же ко мне, красавчик ты мой, – ее шепот обещал блаженство и забвение, и он, уже ни о чем не думая, с головой бросился в водоворот страстей.

Дальнейшие несколько часов пролетели как одно мгновенье. Бурные ласки и нежное воркование слились в одну непрерывную цепь, которую разорвал, проникший через неплотно задернутые шторы рассвет. Измученный мозг Эдуарда еще успел зафиксировать Галкин прощальный поцелуй, мелькнувший в дверях ее халатик, и он провалился в сон…               
               

Гл.4. Утро вечера мудренее

Из сладких объятий Морфея его вырвал шум скандала, доносившийся из комнаты Петренко. Шумела Галина. Слышимость была хорошая, прекрасная Галочка не собиралась скрывать свой темперамент, и Локаев разбирал почти каждое слово.

– Сволочь, гад! Ты откуда пришел? Ты на каком дежурстве был? Где твой китель, паразит? Чьи это тапочки? – вопросы сыпались на бедного Петренко, как гранитные валуны на попавшего под обвал альпиниста.

Галя бушевала, а бедный Василий что-то мычал в ответ, безнадежно пытаясь оправдаться.
 
– А, так это Вася от Гайкалиных выходил, – прошелестела сонная мысль, – но Галка то! Галка! Сама только что такое вытворяла, а как выступает!..

Организм все еще требовал отдыха, и Эдуард, нахлобучив подушку на ухо, снова уснул.

Впоследствии он  узнал подробности этой истории. Оказывается, Петренко уже давно крутил роман с Ниной Гайкалиной и, воспользовавшись отъездом Михаила на стажировку, придумал себе фиктивное дежурство. Еще днем, когда все разошлись по работам, и в квартире никого не было, они с Ниной устроили встречу по полной программе. Постепенно, под влиянием любви и водки, Вася начал терять осторожность. Природа брала свое, и он стал делать вылазки в туалет. Последняя такая вылазка закончилась крахом. Забыв, что он ночует не дома, Петров, по укоренившейся привычке, в полураздетом виде благополучно прошествовал мимо двери, за которой его ждала Нина, добрался до своей комнаты  и завалился под бочок только что уснувшей Галины.

Громогласный результат этой неожиданной встречи и слышал Эдуард рано утром.

К чести Галины, столь бурно начавшийся скандал не перерос в семейную драму. Трезво поразмыслив, она решила не выносить сор из избы, тем более, что у всех на слуху еще была история отчисления из академии одного из слушателей за подобные же шалости. Его жена, возмущенная неверностью супруга, обратилась в политотдел с требованием призвать к порядку  изменщика. Дело закончилось тем, что искательница правды и справедливости поехала вслед за своим ветреным мужем в отдаленный гарнизон, где через некоторое время он благополучно с ней развелся.

Когда Локаев в очередной раз проснулся, было уже довольно поздно. Сквозь шторы пробивалось солнце,  и доносились бравурные звуки военной музыки. За стеной мирно гремела посуда. Складывалось впечатление, что там начиналось застолье.

Эдуард потянулся и вдруг с удивлением понял, что никаких следов похмелья, как это следовало бы ожидать, нет. Все произошедшее вчера воспринималось как странный сон. Какие-то защитные механизмы сознания как будто отключили его память. Он бодро вскочил и, захватив полотенце, двинулся в умывальник. И надо же! Навстречу ему с подносами, заставленным закусками, мирно беседуя на ходу, шли Галина и… Нина Гайкалина!

Увидев его, Галя задорно блеснула улыбкой: – А вот и дорогой соседушка проснулся.
             
Нина понимающе с многозначительной улыбочкой стрельнула глазами на смущенного Локаева. А Галка напористо продолжила: – Давай-ка присоединяйся к нам. Вот и Ниночкин Мишка на праздники прикатил только что. Они с моим уже по маленькой тяпнули. Тебя ждут. А мы и закусочку соорудили.
 
– Фу ты, ну ты, – мелькнуло в голове у Эдуарда, – когда же они успели спеться? Прямо «шведская семья» какая-то получается.
– Да, нет, не могу. Меня ребята в пивном баре ждут, – отбился он и попытался протиснуться между подругами.
– А кто же нам фокусы покажет? – Галкин голос зазвучал язвительно.
– Какие фокусы? – насторожился Локаев.
– Такие,… Без ключа домой попадать, – она достала из халатика его ключи и помахала ими в воздухе.
– Твои? Я их сегодня утром на лестничной площадке нашла. А брелочек то мы тебе дарили, я сама его покупала. Так как же ты, соседушка, домой-то попал?

Эдуард похолодел. Как будто пелена упала с его глаз. Ключи точно были его, а, если они выпали из кармана еще на лестнице, то домой он попал, действительно пройдя сквозь дверь, и драка была не пьяным бредовым сном, а какой-то фантастической реальностью.

– Все, все, девочки. Мне действительно бежать надо. Спасибо тебе Галочка за ключи. Я вчера точно думал, что домой не попаду, да, слава богу, запасные в дипломате были.

– Смотри не опейся своим пивом, – уже с нескрываемым раздражением бросила ему в след Галина, и под смешок Нины они проследовали к своим мужьям.
 
Заперевшись в своей комнате, он разделся и внимательно осмотрел руки и живот. На руках ничего видно не было, но на животе, в том месте куда, как сейчас вспомнил Эдуард, ударил его квадратный тип, розовела едва заметная узкая полоска.
 
– Что же это такое? Как такое могло быть?

Его взгляд, метавшийся по комнате, наткнулся на початую бутылку коньяка, стоявшую на столе. Выпив прямо из горлышка и немного придя в себя, он осторожно надавил рукой на стол, пытаясь продавить столешницу, как вчера стену, но никакого эффекта не последовало.

Вдруг Локаев почувствовал, что проглоченный коньяк стремительной горячей волной разбегается из желудка по всему телу. Хмельной вал докатился до головы, перед ним заплясали вспышки звезд, он услышал оглушительный звон…и наступило прозрение. Алкоголь сорвал защитные барьеры памяти, и миллионы новых нервных связей, образовавшихся вчерашним вечером, нарисовали полную картину событий.

Эдуард как-то сразу понял, что с ним произошло, и какие новые, фантастические способности подарила ему судьба.

Плавно проведя руку сквозь стол и, на этот раз, не встретив никакого сопротивления, Локаев засмеялся. Осознание того, что он чудесным образом
стал сверхчеловеком, не ошеломило. Новые качества разума и психики позволяли спокойно анализировать происходящее. Откуда-то пришло точное знание, как входить в нужное состояние, и что, кроме умения проходить сквозь стены, у него в несколько раз повысилась мышечная сила, скорость мышления и реакции. Состояние эйфории наполнило все его существо, но тут же его новый мозг выдал отрезвляющую мысль: – Этот дар необходимо тщательно скрывать…

Энергия, бушевавшая внутри, требовала выхода, и, одевшись в штатское, он стремительно проскользнул мимо уже вовсю гулявшей комнаты Петровых, вырвался из, ставшего теперь таким тесным, дома, и с разбега нырнул в весенний день, наполненный солнцем и победными маршами.               


Гл.5. Пиво с раками

Несмотря на все приключения, к пивбару «Прибой» Локаев прибыл почти вовремя. Перед закрытой дверью, за смотровым окошком которого, маячило грузное лицо швейцара, толпились желающие посидеть в уютной обстановке и попить свеженького пивка. Среди них, в числе последних, кучковалась вся вчерашняя компания. Одеты были все в штатское, за исключением незнакомого Локаеву майора в форме и в черных очках.
 
– Знакомьтесь, – представил его Валеев, это Игорь из Тульского училища. Между прочим, наш выпускник. К нам в командировку за программным обеспечением. Они в Туле тоже хотят модель «Специалист» запустить.

Майор протянул руку: – Вот решил пораньше приехать. Хоть душу в праздничном Питере отвести. Скучаю без этого города.
– Да уж, – засмеялся Ринат, – ты расскажи, как ты влетел с мостами.
– А, – махнул рукой майор, видимо с утра, по случаю праздника, уже немного выпивший и поэтому веселый и откровенный, – было дело. Мы перед праздниками  гульнули на кафедре, потом, как всегда, решили добавить – ну и закатились к знакомым подругам. То да се, в общем, до утра. А утречком я тепленький прихожу домой – жена, естественно,  спрашивает: – Где ты был?               
А я, с пьяных глаз, забыл, что вот уже год, как живу не в Питере, а в Туле, и ляпнул: – мосты развели, пришлось ждать до утра. Ну, она мне и вмазала…

Игорь снял очки, и взору окружающих предстал великолепный синяк под левым глазом  веселого майора.

Посмеявшись, они закурили, терпеливо ожидая продвижения очереди. Очередь двигалась медленно. Любители пива не торопились покидать насиженные места. Радовало одно: когда дверь открывалась, из бара вываливалась, как правило, целая компания раскрасневшихся довольных мужиков, и наши приятели  оказывались сразу на несколько шагов ближе к заветной цели.

Вдруг в спину Локаева уперлось что-то твердое, и жизнерадостно насмешливый, смутно знакомый, голос произнес: – Не двигаться, не сопротивляться, шаг в сторону – побег.
          
Локаев обернулся и увидел невысокого улыбающегося майора, сверкающего медалями и значком мастера спорта на парадном  мундире.

– Слава, ты!? – радостно воскликнул Эдуард и бросился в объятия Милиенко, бывшего однополчанина, с кем немало было выпито тоскливыми знойными вечерами за три года совместной службы в артиллерийском дивизионе в Нахичевани.

Спустя несколько минут бурных объяснений выяснилось, что Слава учится в академии Тыла и транспорта и вполне доволен жизнью. Скоро выпуск, но так как он входит в сборную Ленинграда по фехтованию, то, скорее всего, здесь же и останется служить.

– А я только два дня назад как Костю Кота проводил, жаль, что вы не пересеклись, – посетовал Локаев.
–  Костю? Москвина?! Е, мое! А он сейчас где?
– В Баку, в штабе армии. В общем-то, нормально, только вот надоел ему Кавказ хуже горькой редьки.
– Да, уж, представляю. – Милиенко оглядел компанию. – А вы, я вижу, пивца собрались попить?
– Да, хотели посидеть, потрепаться, здоровье поправить.
– Ну, сейчас, сей момент, – и Слава решительно двинулся к двери.

Увидев его, грозный швейцар заулыбался и предупредительно распахнул дверь.

Милиенко обернулся и махнул рукой: – За мной.

Очередь зашумела. Слава жестом римского императора вскинул руку: – Спокойно, мужики. У нас отдельный кабинет.

Пока страждущий пивного рая народ соображал про кабинет,  друзья просочились внутрь.

Через пару минут они действительно сидели в отдельном кабинете, принадлежавшему заведующему пивным баром.

– Это Владимир, мой друг и хозяин этого заведения, – представил его Слава.
Владимир, мужичок лет сорока, с уже наметившимся брюшком, ничуть не удивился пришествию гостей. Пошептавшись с Милиенко, он вышел из кабинета, и вскоре два официанта заставляли стол бутылками чешского пива и наборами с закусками к нему.

– А что, раков у тебя не осталось? – недовольно спросил, у наблюдавшего за работой подчиненных хозяина, Вячеслав.
– Как же, как же, сейчас будут, – засуетился Владимир и тут же исчез из кабинета.

Слава по хозяйски залез в холодильник, стоявший в углу рядом с дверью, на которой висела табличка «Запасной выход», и достал две бутылки Столичной по 0,75.
– Пиво без водки – деньги на ветер, – изрек он, как приговор, со стуком водружая водку в центр стола, и, извлекая из тумбы стола тонкие стаканы, добавил: – а за встречу, да за победу – сам бог велел.

Распахнулась дверь, и сам хозяин торжественно внес блюдо, полное дымящихся пурпурных раков.

– Ну, вы отдыхайте, а я отлучусь. Дела, знаете ли… – Он наклонился к Милиенко и начал ему что-то тихо говорить на ухо. Тот утвердительно кивнул: – Не волнуйся, все будет х’оккей. 
 
Заведующий направился к двери и исчез за ней, на этот раз окончательно.
      
– Ну, как? – жестом гостеприимного хозяина Слава показал на стол.

Действительно, стол, уставленный разноцветными бутылками и разнообразными закусками, выглядел великолепно. Особый шик ему придавали сверкающие праздничным алым цветом раки.
               
– Учись, пехота! – Милиенко явно гордился своими возможностями.
– Ну, ты даешь!- Искренне восхитился Эдуард. – Неплохо устроился!
– Тыл это сила! – Слава многозначительно поднял указательный палец. – Думаешь, через кого Вован раки получил? А чешское пиво? Это, брат, не так все просто… У нас все схвачено, за все заплачено! Нужны дефицитные продукты? – Достанем. Нет билетов? Хоть на поезд, хоть на самолет – обеспечим!

Небрежным жестом свинтив пробку со столичной, он с точностью снайпера разлил водку в шесть стаканов и предложил: – Ну, господа офицера, за Победу!

Дружно выпили за Победу. Потом за знакомство.

Водочка и пиво под раки шли замечательно.

– За тех, кто в походе, на вахте и на гауптвахте, – провозгласил традиционный тост майор Игорь, и это положило начало серии воспоминаний.

Каждому из присутствующих было немало что рассказать.

О многосуточных учениях и маршах, на которых поспать удавалось только урывками; об удачных и провальных пусках ракет и артиллерийских стрельбах; об инспекциях и сумасбродных начальниках; о нерадивых и толковых бойцах; о ветреных подругах, изнывающих от тоски в глухих гарнизонах, перед проделками которых меркнут истории Шахерезады и Декамерона.

Да мало ли еще о чем можно было вспомнить в хорошей компании бравым офицерам, прослужившим в войсках по десять-пятнадцать лет.

Время от времени появлялся официант и менял пустые бутылки на полные.
 
Окон в кабинете не было, и, когда над крышей что-то загромыхало, приятели встрепенулись.

– Неужели салют? – Эдуард бросил взгляд на часы, – да нет, еще только половина девятого.
– Это гроза началась, – внес ясность принесший заказанные шашлыки расторопный официант, – а темнотища на улице, как у негра в ж… , и дождь хлещет, как из ведра.

– Пойдем, глянем, – Милиенко направился к запасному выходу, – я грозу люблю!

Отодвинув засов, он толкнул дверь, но она не открылась.

– Что за черт! – Слава недоуменно оглянулся. – Мужики, а нас кто-то запер.

И в это время зазвонил телефон.

– Алло, – подняв трубку, весело гаркнул Милиенко, но, выслушав короткое сообщение абонента, мгновенно стал серьезным.

– Писец, кажется попали, – он осторожно спустился на стул. – К нам едет ревизор…
– Какой еще ревизор? – Не понял Эдуард.
–  Какой? – Слава посмотрел на часы. – В 21.00, то есть через двадцать пять минут, здесь начнется операция ОБХСС. Мало никому не покажется. Надо срочно сваливать.

Что сваливать надо, всем стало понятно сразу. Любые контакты с милицией для офицеров всегда кончались печально.

Мозг Локаева, просчитывая варианты, заработал подобно компьютеру: – Если запасной выход успели заблокировать, значит оперативники уже здесь, и выйти незамеченными из кабинета не удастся.
 
Он подошел к запертой двери.

– Куда она ведет? – обратился он  к Славе.
– Во внутренний дворик. Оттуда можно через калиточку выйти на улицу, – с полуслова понял его тот.
– Так…, закрой кабинет и погаси свет.

Голос Локаева звучал уверенно, и Милиенко, поколебавшись немного, захлопнул дверь кабинета и щелкнул выключателем.

Воцарилась кромешная тьма. Эдуард осторожно просунул голову сквозь дверь и огляделся.  Его взору предстал освещенный тусклым светом уличного фонаря небольшой двор. Возле забора громоздились ящики из под пива и какие-то коробки. Во дворе, заливаемом дождем, никого не было видно. Посмотрев вниз, Эдуард увидел, что дверь подперта багром, снятым с висевшего рядом противопожарного щита.

Убрав багор и с грохотом распахнув дверь, чтобы создать впечатление ее вышибания, он негромко скомандовал: – За мной.

И в это время в дверь кабинета громко постучались.

– Откройте немедленно, милиция! – грозный голос не предвещал ничего хорошего, и вся компания, не мешкая, выкатилась с небольшого крыльца во дворик, а затем через калитку в железных воротах на улицу.

Видимо, понадеявшись на то, что багор послужит надежным запором и, не желая мокнуть под проливным дождем, обхссэсники решили произвести захват внутри бара, и просчитались.

Никем не остановленные приятели через две минуты оказались в теплом чреве метро Чернышевская. В метро было тесно и весело. Народ, вышедший после застолья  погулять и полюбоваться салютом, а теперь загнанный непогодой под землю, беззлобно клял небесную канцелярию, наславшую на город несвоевременную грозу, и на все лады упражнялся в остроумии по поводу собственного панического бегства с улиц.

Друзья спустились по эскалатору вниз и встали в кружок возле торцевой стены подземного вестибюля.
 
– Товарищи офицеры! – голос Милиенко был торжественен и многозначителен. – Позвольте от имени общества выразить огромаднейшую благодарность нашему другу Эдуарду за чудесное избавление от неминуемых ментовских застенков.
   
– Да, уж… Чудом ушли. И как это тебе удалось? – Ежов пытливо взглянул на Локаева.
– Наш пострел пройдет и через дверь, – скаламбурил Шишов, и дружески ткнул Эдуарда под бок.

Столь близкая к истине шутка не очень-то порадовала того, но он не подал вида, что обеспокоен. 

– Ловкость рук и никакого мошенничества, – как можно беспечнее подхватил шутливый тон Эдуард и, уводя разговор в сторону, предложил: – А не продолжить ли нам, товарищи офицеры, наш праздник?
– Ну, нет, – Милиенко, как бы сдаваясь, поднял руки, – напраздновались! Мне сейчас надо срочно к серьезным людям ехать, утрясать инцидент. Завтра поезд может уже уйти.
 
Остальные тоже не выразили желания продолжить банкет, и через пару минут Эдуард остался один.


Гл.6. Встреча

Немного подумав, Локаев решил поехать к своему хорошему знакомому Юре Панову, благо тот приглашал на 9-е мая, обещая веселую компанию. Эдуард любил бывать у Панова в его небольшой, но уютной квартирке на Удельной. Юрий был чрезвычайно общительным и гостеприимным человеком, к тому же обладающим незаурядным оригинальным юмором. Он мог какими-то, казалось бы, нелепыми фразами, нагромождая их одну на другую, довести компанию до гомерического хохота. Причем, никто из корчившихся от смеха людей, к концу его тирады уже не понимал, от чего он смеется – то ли от смысла или, вернее сказать, бессмыслицы сказанного, то ли от вида, который напускал на себя Панов, то ли от его интонации, или уже от того, что не смеяться  было просто невозможно. В его доме бывали ученые и артисты, спортсмены и поэты, известные барды и, конечно же, красивые женщины, до которых Юра был большой охотник.
               
Заходя в квартиру, дверь в которую, как всегда, была открыта, Эдуард услышал окончание одного из самых любимых Юркиных тостов: – Маркс умер, Ленин умер…  Как мало осталось хороших людей! Вот и мне что-то неможется… Так выпьем же за мое здоровье!

Оказавшись за столом и выпив неизбежную штрафную, Эдуард почувствовал чей-то пристальный взгляд и, подняв глаза, вздрогнул. На него в упор смотрела ослепительно красивая темноволосая девушка. В ее зеленых глазах мерцал завораживающий таинственный огонь. Рядом с прекрасной незнакомкой сидела Лена, подружка Панова и, улыбаясь, тоже смотрела на него. Она была подстать своей соседке очень эффектной женщиной, и Юра немало потратил сил, чтобы добиться ее расположения.

– «Только раз бывает в жизни встреча, Только раз судьбою рвется нить…», – выплыли откуда-то строчки известного романса, и Локаев в смятении потупил глаза. Он узнал ее. Это была она – та, которая так часто снилась ему в его юношеских снах.

– Мистика, – вспыхнула и заполошилась мысль и, чтобы преодолеть охватившее   его волнение, он яростно накинулся на закуски.

Через некоторое время он вновь бросил взгляд напротив, но ни Лены, ни ее подруги там уже не было. Вдруг он почувствовал, что кто-то обнимает его сзади за плечи, и голос Елены вкрадчиво прошептал ему в ухо: – Ну, что, попался? Признавайся, только честно, влюбился в мою Олесю?

– Олесю? – сделал вид, что не понимает Локаев.

– Олесю, Олесю, Олесю, – пропела под Песняров Лена, – эх, везунчик ты, Эдька. Скажу тебе по секрету, она тоже тобой очень заинтересовалась. Я, между прочим, за ней такого и не припомню. Только учти, она девушка не простая. Ее вся ленинградская элита знает. Слышал про Вангу из Болгарии? Так вот – наша Олеся тоже не только предсказывает, но и лечит! А в тебе она сразу что-то почувствовала. Как только ты вошел. Так что, жди! Я попозже  вас познакомлю.

Оставив заинтригованного Локаева наедине со своими мыслями и переживаниями, Лена отошла.
               
Между тем разговор за столом продолжался, и Эдуард невольно прислушался к, видимо, недавно вспыхнувшему спору. Обсуждались достижения отечественного кинематографа.
 
– Да не снимают у нас сейчас фильмов, способных подвигнуть человека на  духовные поиски, – бородатый, хорошо одетый мужчина, задумчиво помахивая вилкой с приколотым на ней грибком, довольно уверенно отстаивал свою точку зрения. – Из фильма в фильм одно и тоже – война, любовь, любовь… и снова война. О так называемой кинопродукции на производственные темы я вообще молчу – полный отстой.

– А чем тебе, Леня, собственно, не угодили война и любовь? Для искусства это же вечные темы, – поинтересовался сидящий рядом с хозяином Александр Чудновский, с которым Локаев познакомился и подружился два года назад в походе по ладожским шхерам.

Тот майский поход на байдарках надолго запомнился штормами и ледяной  шугой, через которую пришлось пробиваться, чтобы достичь конечного пункта маршрута в поселке Сортавала. Тогда они все опаздывали на  службу. Преподававшему в академии Связи математику Чудновскому, чтобы успеть на лекцию, которую он должен был прочитать доблестным связистам,  пришлось прямо с вокзала, в чем был, а был он в грязном, прожженном у костра брезентовом штормовом костюме, заявиться в аудиторию, чем несказанно удивил слушателей и коллег. Когда его в таком виде увидел заведующий кафедрой, он только развел руками: – Ну, что с вами делать, Чудновский!? Турист вы наш махровый!..

После этого случая, о котором с юмором рассказал сам же Чудновский, его, уже имевшего кличку «Саша бритый», за то, что он, в отличие от других, всегда брился в походах, начали называть еще и «Саша – турист махровый».

Бородатый Леонид, оказавшийся коллегой и приятелем Чудновского, проглотил, наконец, свой гриб и наставил теперь уже пустую вилку на оппонента.

– Ты прав конечно, это, в принципе, вечные темы, но нельзя же их эксплуатировать с такой интенсивностью. Ведь, вроде, неплохие новые фильмы «Они сражались за родину» или «Романс о влюбленных», но это все уже было. Ни душа, ни мозг на полную катушку не включаются потому, что думать не надо. Все ясно, все понятно.

– А ты сам-то можешь, что-нибудь новенькое предложить? – вступила в разговор его жена Татьяна. – Вот какой фильм ты бы снял, если бы такая возможность у тебя была?

– Было бы интересно экранизировать «Мастера и Маргариту», – задумчиво произнес молчавший до этого известный бард Юрий Кунин, – вот уж где раздолье и для мысли и для души.
 
Эдуард тут же с ним внутренне согласился. Прочитав в конце шестидесятых журнальный вариант «Мастера…», он был потрясен этим романом. Волшебный язык Булгакова в сочетании с многоплановостью и смелостью сюжетных линий просто очаровал его.

– Ага, – насмешливо прищурился Чудновский, – давайте экранизировать еще одно евангелие, теперь от Булгакова, или, если хотите, от дьявола. А, вообще-то, по-моему, было бы гораздо интереснее копнуть тему взаимоотношений Христа не с Пилатом, а с Иудой. Ведь разве смог бы Иуда предать Иисуса, если бы всемогущий бог не хотел этого? Здесь, скорее, Иуда выступает жертвой божьего замысла! Кстати, когда Леонардо да Винчи работал над картиной «Тайная вечеря», он долго искал натурщиков для образов Иисуса Христа и Иуды. Наконец он увидел юношу удивительной красоты, с которого и написал лик Христа. А вот прообраз Иуды ему не удавалось найти еще несколько лет, а когда нашел, то в отвратительном спившемся человеке, в лице которого были отображены все страсти и пороки, он с изумлением и ужасом узнал натурщика, с которого писал Иисуса. Не правда ли, в этом присутствует какая-то мистика, и есть о чем задуматься?
 
– Ну, вообще-то, еще гностики утверждали, что евангелисты все напутали, – снова взял слово Кунин. – Самое интересное то, что гностицизм утверждает, что Иисус не посланник бога – демиурга, создавшего этот мир, а посланник истинного Бога, источника всего сущего. Наш же бог это только ангел – производное от божественного начала. Вот почему наш мир так несовершенен и в нем так много страданий.

– Так что же, получается, все наши беды не от какого-то там дьявола, а от нашего создателя? – Искренне удивился Панов. – Кого же нам надо почитать, кому прикажете молиться?
               
– Вот то-то и оно! – Кунин вздохнул, – Апологеты этого учения были уверенны, что Христос и учил поклоняться не этому неумелому ангелу – демиургу, нашему создателю, а высшему божеству, с которым истинно верующие могут воссоединиться после смерти, а значит, и обрести спасение. И, якобы, только Иуда, как самый продвинутый ученик, смог понять Иисуса и пойти на предательство, как на жертву, по его же просьбе. А жертва эта была нужна, чтобы морально потрясти людей, заставить их задуматься и понять, что смерти нет, а земная жизнь дается для совершенства души. И это ведь сработало! Через каких то триста лет христианство стало ведущей религией в мире!
 
 – Ну, не знаю, – протестуя, фыркнула Татьяна, – получается, если создатель нашего мира, этот самый демиург, не главный бог, да к тому же вдруг оказался не идеалом или ошибся по жизни, то его и почитать не надо, что ли? Он же все равно, по сути, наш отец. И вообще, получается, что бог не един, а есть боги старшие и младшие, и получается язычество в чем-то право.
   
– А что, язычество, с его многобожием и преклонением перед силами природы, не так уж плохо – хмыкнул Чудновский. – Ведь, если бы мы, как древние, также чтили матушку землю и все, что на ней существует, на свете было бы меньше зла.
               
– Точно, – иронически подхватил Леонид, – а христианство, проповедующее добро, но искоренившее огнем и мечом всех языческих богов, это зло.
 
– Ну, то, что бог не один, упоминается даже в библии. – Кунин продолжал удивлять компанию. – Прямо в начале Ветхого завета в главе, если не ошибаюсь, третьей книги Бытие написано, – Юрий прикрыл глаза и по памяти зачитал: – «… и стал Адам как один из нас, познав добро и зло…» и далее: – «Тогда увидели сыны Божьи дочерей человеческих, что они красивы, и стали брать их себе в жены…». А что касается бед, которых принесло христианство, то не забывайте, что самыми главными его постулатами является любовь и терпимость. Вся беда в том, что люди, называющие себя христианами, в борьбе за выживание в нашем, как мы признали, далеко не совершенном мире, пренебрегают основополагающими положениями учения. Впрочем, это касается и всех других религий.
 
– Кстати о христианах, – встал Панов, как он это всегда делал, когда хотел рассказать свой очередной анекдот. – Приходит еврей в синагогу к своему раввину: – Рабби, что мне делать? У меня сын стал христианином! Подумал раввин и говорит: – Это очень сложный вопрос, мне надо посоветоваться с богом. Приходи завтра. Назавтра еврей вновь приходит и спрашивает: – Ну, что сказал бог? А раввин ему: – Бог сказал, что у него та же проблема…

– Все, все! Хватит о высоких материях, – Лена решительно встала и подошла к магнитофону, – девушки хотят танцевать!

Полилась тягучая мелодия какого-то блюза, и красавица Олеся, как-то само собой оказалась в объятиях Эдуарда. Ее прикосновения будоражили его, заставляя радостно трепетать все клеточки тела, и Локаеву пришлось приложить отчаянные усилия, чтобы не сорваться в свое супер состояние. Олеся, видимо, тоже волновалась, и, когда она заговорила, в ее голосе явственно слышалась легкая хрипотца.

– А ты веришь в Бога? – Сразу перейдя на «ты» и, глядя прямо ему в глаза, спросила она. Вопрос прозвучал неожиданно, но потому, как он был задан, Эдуард понял, что ответ для Олеси очень важен. Он не стал ничего выдумывать и ответил честно: – Ты знаешь, я думаю, что существуют какие-то высшие силы,  неизвестные нам, но какую-то конкретную религию я не исповедую.

– Ну, что же, – улыбнулась Олеся, и на этот раз голос ее был чист и мелодичен, – если ты  веришь, что есть неведомое, нам с тобой будет легко. Ты знаешь, ведь и в тебе есть сила, которую я не понимаю. Если ты не против, я бы хотела посмотреть твою руку.

Перейдя в соседнюю комнату, они устроились на диване под торшером, и Олеся,  повернув его ладонь к свету,  начала внимательно изучать ее.

 – Могу сказать – эта сила появилась недавно, и с ее появлением твоя жизнь резко меняется. Ты человек действия, но одновременно обладаешь большими духовными возможностями. В ближайшее время тебя ждут трудные времена, связанные с опасностями и путешествиями. А еще – ты встретишь свою любовь, и у вас будут дети. Мальчик и девочка, – добавила она и, ласково проведя ладонью по его щеке, лукаво добавила: – и я знаю, кто их тебе родит.

Олеся встала: – нам еще о многом надо поговорить. И лучше это сделать у меня дома…               



Гл. 7. Ночь откровений

Олеся жила на проспекте Мориса Тореза, в пятнадцати  минутах  ходьбы от дома Панова.

Они шли по мокрому асфальту сквозь влажную майскую ночь, напоенную запахами прошедшей грозы и распускающейся листвы, время от времени останавливаясь, чтобы коснуться друг друга губами. Им не нужны были слова. Казалось, что они давным-давно знакомы, что время остановилось, и они оказались одни в этом мире.
Эта идиллия была нарушена возле самого подъезда дома Олеси. Хлопнула автомобильная дверца, и из черной Волги, мимо которой они только что прошли, вышли двое. Один из них упитанный мужчина среднего возраста позвал: – Олеся! Можно тебя на пару слов?

Его хорошо поставленный баритон заставил Олесю вздрогнуть.

– Лев Борисович, я уже все вам сказала и повторять не буду, – она потянула Эдуарда к двери.

Названный Олесей Львом Борисовичем что-то сказал своему атлетического вида спутнику, и тот решительно направился наперерез. Двигался он, несмотря на мощное телосложение, стремительно и через мгновение оказался рядом с парой.

– Тебе же сказали, с тобой хотят поговорить.
 
Он протянул руку, чтобы схватить девушку, но Локаев, мгновенно переместившись, оказался на его пути. Амбал, не раздумывая, попытался  мощным ударом снести Эдуарда с ног, но тот перехватил его руку и жестко взял кисть противника на излом. Нападавший зашипел от боли: – Отпусти, падла, убью!
 
Не обращая внимания на беспомощные угрозы, Локаев повел незадачливого агрессора к его хозяину. Из машины с места водителя выскочил еще один громила, но босс жестом руки остановил его.
 
– Я вижу, у Олеси появился рыцарь, – насмешливо произнес он, – советую вам, рыцарь, прежде чем вмешиваться в чужие дела, думать и оценивать свои возможности.

– А я советую вам не навязывать свое общество тем, кто его не хочет, – толчком отпуская своего пленника и делая шаг назад, парировал Эдуард.

– Ну-ну, – зло улыбнулся предводитель, – посмотрим, герой, что ты завтра запоешь.

– Да я его сейчас урою, – засовывая руку в карман, двинулся, было вперед, уже пострадавший, но все еще рвущийся в бой, амбал.

– Не здесь и не сейчас, Бес, – жестко приказал Лев Борисович, открывая дверь в машину, – поехали отсюда.

Смерив Локаева недобрым  взглядом, Бес залез в Волгу, и та, взвизгнув на крутом развороте шинами, умчалась.
 
Разговор о непрошеных  визитерах начала сама Олеся еще в лифте.

– Этот Левин Лев Борисович – очень опасный человек, – ее голос звучал озабоченно. – Он работает в системе  инспекции торговли, и со всей ленинградской верхушкой на короткой ноге. А еще за ним стоят очень могущественные люди из криминальной среды.

– Так что же он хочет от тебя?

– Ну, во-первых, чтобы я на него работала, а во-вторых, как он говорит, его сжигает страсть, и без меня он не мыслит дальнейшую жизнь.

– Хм, – усмехнулся Эдуард, – губа не дура. Ну, со вторым пунктом ясно, его можно понять. А какую работу он тебе предлагает?

– Работу, так сказать, по специальности, – лукаво улыбнулась девушка, – я ведь, в обычном понимании, ведьма. Вижу то, что не видят другие, предугадываю события, гадаю, снимаю порчу, лечу и прочее, и  прочее.

– Ты это серьезно?

– Уж куда серьезней, – вздохнула Олеся, – это дар мне от бабушки по маме достался. Да и дедушка меня многому научил. А он у меня тоже очень большой силой обладает. Но использовать этот дар и знания  во вред людям нельзя. А этот Левин спит и видит, как он всех под себя подомнет. Черная у него душа.

На девятом этаже они вышли из лифта и подошли к квартире с двумя семерками на обитой белым дерматином дверьми.

– Семьдесят семь, это магическое число? – шутя, спросил Эдуард.

– Ты зря иронизируешь, – открывая дверь, и входя в квартиру, серьезно ответила Олеся, – все в этом мире имеет скрытое значение. И числа, и имена, и события. Только надо уметь это разглядеть. Думаешь, мы случайно сегодня встретились? Ведь я к Юре сегодня в первый раз пришла. Сама Елену уговорила, чтобы меня взяла с собой. И только потому, что я почувствовала – меня ждет Встреча. А тебя я видела во сне.

Олеся подошла вплотную, взяла руками голову Эдуарда и  заглянула ему в глаза.
 
– И я тебя видел во сне, – как эхо повторил Локаев и оказался в фантастическом мире, где не было ничего, кроме любви.

Они бережно вели друг друга по тропе наслаждений к недостижимым вершинам, которые, тем не менее, оказывались покоренными, и с которых они срывались в какие-то вообще неведомые космические пучины.

Казалось, прошла вечность, прежде чем  вернулась реальность. Лежа в объятиях  друг  друга,  потрясенные происшедшим,  они  долго молчали.

– Вот мы и побывали в гостях у Всевышнего, – прошептала Олеся. – Ты знаешь, на востоке уверены, что физическая близость мужчины и женщины это путь к постижению бога! Конечно, при условии любви между ними.
               
– Красиво! В этом что-то есть, – Эдуард нежно поцеловал ее и провел ладонью по восхитительному изгибу девичьего тела. Неожиданно вспомнились стихи:
         
Ее жасминовая кожа
Светилась жемчугом теплым,
Нежнее лунного света,
Когда скользит он по стеклам…*

*Федерико Гарсия Лорка. "Неверная жена".

Их снова начала накрывать волна страсти, но Олеся, прикрыла ладошкой губы Эдуарда: – Подожди, нам надо посмотреть, что нам готовит судьба. Беспокойно мне что-то после встречи с этими подонками. А для этого придется заглянуть в Астрал.

– Астрал? – удивился Локаев. – Что ты имеешь в виду?

– Астрал – это некое информационно-энергетическое поле, окружающее землю, – накидывая халатик, рассеянно, словно читая энциклопедию, ответила Олеся. – А я принадлежу к немногим, кто имеет доступ к нему.
 
Достав из потемневшего от времени резного деревянного шкафчика большую серебряную чашу и водрузив ее на круглый стол, стоящий в центре гостиной, она наполнила ее содержимым, извлеченного оттуда же, хрустального кувшина.

– Иди сюда, – ее голос был необычайно серьезен, и Локаев, одевшись, поспешил к ней.

– Теперь расслабься, отключи все мысли и внимательно смотри на поверхность воды.

Олеся что-то зашептала и несколько раз провела руками над вазой. На глазах Эдуарда вода в вазе подернулась туманом, потом покрылась изморозью и, вдруг, превратилась в бездонное синее окно, в котором сначала смутно, а потом все четче, начало проявляться изображение.

Сначала он увидел Олесю. Она улыбнулась ему, но затем начала стремительно удаляться, как бы проваливаясь в бесконечное пространство. Затем на некоторое время перед ним с высоты птичьего полета предстала Москва. Неведомая камера, дав общий план, на котором явственно выделялся Кремль, переместилась на непримечательное здание в одном из бесчисленных переулков центра города. Из магического окна на Локаева тяжелым взглядом смотрел человек, в котором он узнал председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова. Потом замелькали картинки, напоминающие сцены боевика. Горы, пустыни, северные леса и джунгли с вооруженными, стреляющими в друг друга людьми, сменялись видами мировых столиц и лицами узнаваемых политиков. Какие-то бесконечные лабиринты коридоров и лестниц вели в подвалы с бронированными дверями и умопомрачительными сейфами. На некоторое время изображение подернулось рябью, затем исчезло совсем.

– Все,  больше нельзя, – прозвучал устало голос Олеси, и Эдуард вернулся в действительность.

– То, что ты видел – это наиболее вероятное будущее для тебя, – Олеся выглядела усталой и осунувшийся.

– Ты тоже это видела?

– Нет, я видела свой вариант. Видишь ли, у каждого человека  есть масса   вариантов прожить свою жизнь. Это – как на железной дороге со многими стрелками и перегонами. В определенные моменты можно перескочить с одного пути на другой. Это может зависеть как от самого человека, так и от обстоятельств. Поэтому-то гадания и не дают стопроцентного попадания. Вот в том, что ты увидел – мое изображение присутствовало?

– Да, в начале, но потом ты как бы улетела, – глядя на печальное лицо Олеси, Эдуард почувствовал беспокойство.

– Вот то-то и оно, – Олеся вздохнула, – как это ни грустно, но нас ждет, скорее всего, длительная разлука. Все показывает на то, что нами займутся люди из очень серьезного, как говорится, казенного дома.

– Что, КГБ из Большого, на Литейном? – уточнил Локаев.

– Вот именно. Они мной уже давно интересуются. Странно, что и ты каким-то образом попадаешь в сферу их интересов. Но это связано не со мной…

И тут вдруг из прихожей раздался звук открываемой двери, и через мгновение в квартиру ворвались трое мужчин с пистолетами в руках. Из-за накрученных на стволы глушителей оружие выглядело особенно устрашающим.

– Стой, где стоишь и не рыпайся! – один из громил, в котором Локаев сразу узнал Беса, навел на Эдуарда свой пистолет. – Будешь дергаться – отстрелю яйца. А ты, – обратился он к Олесе, – собери вещички, только самые необходимые, поедешь с нами. Шеф, все в порядке, – обернулся он к двери, – заходите.

В комнату с кривой ухмылкой на лице вплыл Лев Борисович.

– О, наши голубки не в постели? И даже одеты…Что же ты, парень,  у тебя проблемы со здоровьем? Я бы на твоем месте такую кралечку до утра бы пользовал.
               
Он плотоядно оглядел Олесю.

– Да ты в халатике! Готова к употреблению! Ну-ка – двигай в спаленку, я тебе сейчас покажу, что такое настоящий мужик.

– Лев, надо сваливать по-быстрому, – попытался успокоить плотский раж своего шефа Бес, но тот закусил удила.

– Вот я по-быстрому этой цыпочке засажу, чтобы этот молокосос поучился, а потом свалим, – от респектабельности Льва Борисовича не осталось и следа. Теперь он выглядел тем, кем был в своей сущности – блатным наглым паханом, уверенным в своей безнаказанности. Он скинул пиджак на стоящий рядом стул и двинулся к стоящей неподвижно Олесе.

В этот момент Эдуард начал действовать. Он мгновенно превратился в вихрь, сметающий все на своем пути, и обрушился на остолбеневших от такой неожиданности подельников Беса. Молниеносными ударами, отправив их в глубокий нокаут, он развернулся к их предводителю как раз в тот момент, когда тот, опомнившись, поднял свой пистолет. Несмотря на шок, вызванный неожиданным преображением Эдуарда, действовал Бес довольно быстро. Видимо он был настоящим профессионалом и успел два раза выстрелить, прежде чем рухнул под ударами Эдуарда. Пули прошли рядом с Локаевым, не причинив ему вреда, но для Левина одна из них стала роковой. Попав ему в голову, она поставила точку в его земном существовании.

 Наступила тишина.

– Вот и началось, – нарушила ее Олеся. Голос ее был печален, но держалась она на удивление спокойно. – Теперь нас в покое не оставят. Но это еще не гэбисты. Хотя, – она на несколько секунд задумалось, – какое-то их присутствие ощущается. Но ты… Я чувствовала, что ты человек необычный,  но чтобы такое… Эти способности… Они-то и таят опасность для тебя. А вообще, нам надо отсюда бежать, пока эти негодяи не очнулись, или еще кто-нибудь не заявился.
 
Она закрыла глаза, словно к чему-то прислушиваясь.

– Нет, больше никого, слава богу. На всякий случай запомни – я уеду на некоторое время в Новгородскую область. Там, недалеко от Малой Вишеры, если ехать в сторону Москвы, есть деревенька Красненка – до нее на электричке от Малой Вишеры двенадцать минут езды. Так вот – в этой Красненке на улице Комсомольской в доме шесть живет моя тетка Дмитриева Елена Викторовна, в случае чего – ищи меня там.
   
Олеся порывисто обняла Эдуарда: – Но чтобы не случилось, знай – рано или поздно мы будем вместе.

Пока Олеся одевалась и собирала чемодан, Эдуард связал нападавших их же брючными ремнями. Перед уходом Олеся позвонила в милицию: – Нападение с убийством и попыткой ограбления по адресу – Мориса Тореза, дом…, квартира 77. Бандиты задержаны, но я боюсь их мести, поэтому уезжаю. Ключи оставляю на столе. Передайте их в ЖЭК…

Не дожидаясь ответа, она положила трубку, и они, оставив открытой дверь в квартиру, направились на Московский вокзал.

               


Гл.8.  Причащение

Посадив Олесю в первую электричку, идущую до Малой Вишеры, Эдуард с тяжелым сердцем простился с ней и направился домой. В руках он держал библию и небольшую брошюру «Мировые религии в кратком изложении», которые на прощание ему вручила Олеся, сопроводив краткой инструкцией: – Каждый вступивший на тропу поиска Истины, должен знать о многовековых исканиях человечества. Да и вообще, чтобы ориентироваться в литературе и искусстве, необходимо знать основные положения мировых религий. А тебе, имеющему в основе своего мировоззрения православие, хоть ты этого и не осознаешь, очень важно знать библию – священную книгу христиан.

– А почему ты считаешь, что мое мировоззрение связано именно с православием? – искренне удивился Эдуард.

– Так ты же русский, – улыбнулась Олеся. – А за тысячу лет православия на Руси большинство из нас генетически восприняли главное в этом учении, а именно – любовь, милосердие, жертвенность,  неприятие, как главной цели в жизни, богатства и успеха любой ценой. Почему-то именно греки и славяне оказались наиболее восприимчивы к православию. Видимо они еще с язычества воспитывались на идеях близких к христианским. Когда ты сравнишь Ветхий завет Моисея, эту основу иудейского учения и Новый завет, ты увидишь,  сколь добрее, милосердней и, одновременно, нетерпимее к богатству новое учение Иисуса Христа.

Сворачивая с Лиговского  проспекта в Кузнечный переулок, он невольно оглянулся, как будто надеясь увидеть за стеной домов электричку, увозившую его, только вчера найденную, долгожданную любовь. Эдуард не хотел расставаться и собирался поехать с ней, но Олеся уговорила его уйти.

– Двоих нас быстро вычислят, а когда я одна, на меня и внимания никто не обратит. Не забывай о моих способностях, а ведь чтобы отвести глаза большого умения не требуется. И вот еще что. Ты должен научиться медитировать. Может, слышал что-нибудь об этом?

– Да, вроде слышал. Это когда человек углубляется в себя, отрешаясь от внешнего мира?

– Нет, отрешаться нужно не от внешнего мира, а от посторонних мешающих и отвлекающих воздействий. Медитировать – значит войти в такое состояние, когда все мелкое, сопутствующее нашей повседневной жизни, все надуманные заботы уходят, и человек остается наедине с информационным полем мира. Помнишь, я говорила, что имею доступ к Астралу? Так вот, научившись медитировать, ты получишь такую же возможность. Кстати, истинно верующие люди во время молитв тоже достигают такого состояния.

Вспоминая все, что говорила Олеся ему на прощание, Локаев не заметил, как добрался до дома. Квартира еще спала, и он, никого не встретив, спокойно прошел в свою комнату. Там Эдуард, благодаря новым уникальным способностям, за несколько часов прочитал библию, затем пролистал брошюру и погрузился в  размышления о трагической и кровавой истории еврейского народа.

Он был поражен, с какой непосредственностью, не скрывающей хитрости и коварства своих патриархов, она изложена в Ветхом завете. Особенно поражала жестокость их Бога, наказавшего свой же, избранный им народ, сорока годами мучительных блужданий в пустыне только за то, что евреи не поверили ему и не исполнили его приказ – завоевать обещанную им страну Ханаан.

Некоторое время он размышлял еще и о буддизме, и исламе, о скрытых и явных совпадениях этих учений с иудаизмом и христианством, о роли религий, как в деле объединения народов, так и развязывания войн с их трагическими последствиями.

Мысли, чувства и сомнения в истинности разных учений начали переполнять его, и тогда, как спасение, в подсознании всплыло слово «медитация». Вспомнив все, что ему советовала Олеся, он, скрестив ноги, уселся на пол и попытался отрешиться от всех мыслей.

Поначалу ничего не получалось. События последних суток гурьбой толпились в его голове, не давая достичь нужного состояния. Тогда он, опять же следуя наставлениям Олеси, сосредоточился на дыхании, сконцентрировавшись на области живота чуть ниже пупка, и, спустя некоторое время, к нему вдруг пришло ощущение, что дышать, используя легкие вовсе не обязательно, а воздух поступает в организм как бы непосредственно через поры. Одновременно его сознание переместилось куда-то под потолок, и он теперь отрешенно наблюдал за собственным телом, сиротливо сидящим в центре комнаты.

Вдруг на него обрушился поток информации, которую он с трудом, и то, видимо, только благодаря своим необычайным способностям, смог анализировать. Каким-то чудесным образом он, перемещаясь с огромной скоростью в лабиринте зрительных образов, чувств, знаний, звуков и запахов, был способен осознавать, что происходит не только в каждой квартире его дома, но, при желании, перестраиваясь подобно сверхчувствительному приемнику, мог виртуально оказаться в любой точке земного шара. Впоследствии, приобретя опыт вхождения в подобное состояние, Эдуард понял, что столь поразительный эффект его первой медитации был, видимо, обусловлен целым рядом невероятных совпадений, включающих в себя не только его эмоциональное состояние и сверхчувствительность, но и необычно редкую открытость информационных каналов этим утром.

Неожиданно, помимо его воли, он переместился куда-то в космос и увидел проваливающийся в набитую звездами бездну голубой земной шар. Спустя мгновение вокруг него воцарилась кромешная тьма, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем в бесконечных глубинах этого мрака он заметил светящуюся точку, которая, стремительно разрастаясь, вскоре превратилась в ослепительно сияющее облако, заполнившее все пространство. Все существо Локаева как бы растворилось в этом необыкновенном свете, впитывая в себя  каждой клеточкой сокровенные Знания о сущности бытия, устройстве мироздания, о предназначении человечества в целом и каждого отдельного представителя людской расы. Одновременно, на каком-то молекулярном уровне, Эдуард с горечью осознал неготовность собственного разума к постижению всей ставшей вдруг доступной ему информации.

Сколько длилось это приобщение к Тайне, Локаев даже не пытался оценить, смутно понимая, что время в том мире, в который он попал, не подвластно земным законам.
 
Придя в себя, он услышал раскат выстрела Петропавловской пушки и понял, что в Питере наступил полдень. Одновременно он каким-то шестым чувством почувствовал, что к нему пришли. Уже направляясь к двери, он услышал звонки – два длинных и один короткий, и удовлетворенно кивнул, да это к нему. Эдуард даже знал, кто стоит за дверью, и, когда она распахнулась, и он очутился в крепких объятьях Михаила Крутова и Виктора Гордиенко, удивления от неожиданного визита и собственного предвидения не было, а была только радость от встречи с друзьями.

Они вместе учились, играли в одной команде за академию в баскетбол, и, хотя были совершенно разными по темпераменту и психологическому складу, в последние годы перед выпуском очень сдружились, видимо интуитивно чувствуя в друг друге родственные души и сходную нравственную основу в отношении к людям и окружающему миру. После академии их дороги разошлись. Михаил, несмотря на инженерное образование, добился назначения на командную должность и стремительно двигался наверх по служебной лестнице. Он уже командовал полком, досрочно получил подполковника и сейчас блистал в новеньких погонах на парадном мундире, как влитом сидящим на его атлетической фигуре.

Виктор, вначале, как и Локаев остался служить в академии на одной из кафедр родного факультета, но через полгода, после разговора с незаметным человеком в штатском в кабинете начальника отдела кадров, который сам хозяин деликатно покинул, Гордиенко перебрался в Москву, где успешно поступил, а потом и закончил, так называемую Военную дипломатическую академию – кузницу высших кадров Генерального разведывательного управления. Затем, под прикрытием Внешторга, он три года работал в одной из европейских стран и сейчас, как и Крутов, находился в отпуске перед новым назначением. В своих друзьях  Виктор был уверен, и поэтому общее представление о роде его деятельности они имели.

После бурных приветствий и короткого обмена новостями, было решено посидеть в одном из их любимых мест – ресторане  Дома писателей на Кутузовской набережной.

Видимо, громоподобный командный голос Михаила и веселые раскаты смеха приятелей не остались без внимания, и, когда друзья  уже встали, чтобы устремится к намеченной цели, раздался стук, и на пороге возникла Галина, во всей своей неотразимой красе.

– Добренький день, – мелодично пропела она, с интересом оглядывая компанию, – а ты что, Эдик, опять исчезаешь? А мы тебя ждем, стол накрыт, водка стынет. Бери-ка друзей и к нам. Милости просим! А то мы с тобой за Победу так и не выпили.

– Это Галя, соседка, – слегка смутившись, представил неожиданную гостью Локаев.

– Очень приятно! Я Михаил, – гоголем подскочил к ней Крутов и, завладев ручкой красавицы, запечатлел на ней поцелуй по всем правилам гусарского этикета.

– Виктор, – сдержано представился Гордиенко. – К сожалению, Галочка, мы не можем принять ваше заманчивое предложение. У нас всего один день, а мы не виделись несколько лет, и когда еще свидимся не известно.

– Да, Галя, ты уж извини, но сегодня никак не получится, поставил окончательную точку Эдуард. – Привет от меня всей компании.

– Ну что же, насильно мил не будешь, – вздохнула чаровница и, качнув бедрами, исчезла за дверью.

– Хм, – ткнул Эдуарда в бок Крутов, – какая краля на тебя охотится! На твоем месте я бы ее приголубил. А может ты уже того? – захохотал он.
   
Несмотря на все вновь приобретенные способности. Локаев не смог скрыть легкого румянца, чем еще больше развеселил друзей.

– Ой, умора! – от души заливался Крутов, – он еще стесняется! Гордиться нужно, что такая женщина твоя, а ты краснеешь, как девица.

– Да уж, – поддержал друга Виктор, – тебя, Эдька, твоя скромность погубит. В наше время стесняться и скромничать не рекомендуется, а то затопчут. Надо быть решительней во всем, иначе ты в своей лаборатории так и засохнешь.

Разговор о карьере Локаева Виктор и Михаил планировали провести во время застолья, искренне считая, что их друг засиделся на скромной должности завлаба, но упускать сложившуюся ситуацию Гордиенко не захотел.

Его тут же поддержал Крутов: – Точно, Эд! Давай-ка бросай свое болото и к нам в войска. У меня с комдивом прекрасные отношения, я тебя отрекомендую – пойдешь к нам, для начала замом по вооружению. Должность подполковничья, а потом видно будет. Между нами – через пару лет меня планируют на дивизию. Представляешь, как заживем?

– Ну, братцы, спасибо! – улыбнулся Эдуард. – Только не надо, граждане-товарищи, суетиться. У меня все нормально. В августе, крайнем случае сентябре, заканчиваю диссертацию, а там защита и должность преподавателя. А это, между прочим, полковник, интересная творческая работа и город-герой Ленинград, а не какая-то заполярная Кандалакша и армейские заморочки.

Вдруг, в голове Локаева что-то щелкнуло, перед ним промелькнули картинки, увиденные в серебряной чаше Олеси, и Эдуард отчетливо понял – ничего того, о чем он только что говорил, не будет.

– Ну, хватит трепаться, – прервал он возникшую было паузу и, стараясь погасить поселившуюся в уголке сознания тревогу, скомандовал – Погнали! Вперед – на амбразуры!




Продолжение:
http://www.proza.ru/2014/03/04/512