- Мам, я побежала! Стёпка проснется – покорми. Там каша на плите…
- Да уж разберусь! – с неудовольствием проворчала Маргарита Ивановна, - Чего тебя несет-то туда? – снова начала она недавно прерванную воспитательную беседу, призванную повлиять на непутевую, по ее мнению дочь, – Не барин, мог бы и сам домой добраться! Где гордость то твоя?!
- Мам, ну как ты не понимаешь?! Они уже почти месяц в море. Учения… И вообще, почему я мужа встретить не могу?!
- К тебе мать приехала! Добиралась через полстраны к черту на кулички, в эту тундру, где и солнца-то нету!.. Ведь, могла же распределиться хорошо, - вновь завела она, - Замуж выйти не за этого голодранца, а за Артура. Он ведь так за тобой ухаживал! И папа у него в исполкоме, и квартира в центре…
- Ну, мама! Хватит! – Светлана твердо прервала приготовившуюся к долгому сетованию мать,- Все уже было давно сказано и решено! Живем, Степка растет, Сережа скоро старлея получит… И не называй Сережу голодранцем! Он мой муж и я его люблю!
- Любит она!.. – проворчала Маргарита Ивановна вслед хлопнувшей двери. Выбором дочери она была очень недовольна. Окончить институт с красным дипломом, плюнуть на радужные перспективы, никого не слушая, выскочить замуж за новоиспеченного лейтенанта и сорваться за ним аж за Полярный круг! Декабристка!.. Ладно бы лейтенант был перспективный, с папой-адмиралом в Москве и большой квартирой на Кутузовском. А этот, как есть, голодранец. Детдомовский.
Маргарита Ивановна так была тогда оскорблена поступком Светланы, что прекратила всякое общение, и стойко выдерживала характер, несмотря на дочкины письма и поздравления с праздниками, но рождение внука смягчило-таки её суровое сердце.
Светлана с сыном, которого, к неудовольствию Маргариты Ивановны, в честь прадеда, та назвала Степаном, а не как ей, бабушке, мечталось, Альбертом, приехала летом погреться на южном солнышке и поесть фруктов. Попытки Маргариты Ивановны образумить дочь, ни к чему не привели. Светлана кротко смотрела на мать, улыбалась чему-то своему, далекому, и явно не собиралась хоть как-то прислушаться к ее доводам и сетованиям. Маргарита Ивановна махнула рукой, и решила, что время все расставит на свои места. Поживет, помыкается по гарнизонам, бросит своего голодранца и вернется с сыном под материнский кров… Уж здесь то, в собственном доме с садом, всяко лучше.
Внука она любила. Жалела, правда, что тот был копией отца – хоть бы что от матери взял! Но, утешала себя тем, что мальчишке всего неполных два года, и он еще перерастет – может и проявятся материнские черты. Но характер, даром что маленький, а в отца. Такой же серьезный, даже в младенческом возрасте.
Степка был молчаливый. В отличие от других карапузов, чуть что, заливавшихся криком и рёвом, внук проявлял завидное самообладание, только изредка тихонько хныкал, если проголодается. Остальное время помалкивал и улыбался, внимательно созерцая окружающий мир. Сейчас, по прошествии года,Стёпка уже начал говорить и, к радости бабушки, даже изрек слово "баба",показав на фотокарточку Маргариты Ивановны, а затем на неё саму.
А ещё Стёпка любил смотреть мультики. Светлана, уходя, сказала матери, чтобы та, покормив внука, поставила ему что-нибудь посмотреть, но Маргарита Ивановна безапелляционно заявила, что мультфильмы детям только вредят, и что русские народные сказки – лучшая альтернатива всем этим заокеанским видео.
На самом же деле, всё обстояло несколько иначе. Поглядывая на часы, Маргарита Ивановна с нетерпением ожидала очередной серии «Просто Марии», готовясь сопереживать несчастной судьбе скромной латиноамериканской девушки. Поэтому, просмотр мультиков Стёпке ближайшие два часа никак не улыбался.
Но Стёпка пока еще сладко спал в самодельной, сделанной золотыми руками соседа, отставного мичмана Панкратова, деревянной кроватке.
- Вот ведь, дикий край! И кроватки-то в магазине не найти! – недовольно подумала она.
Чем Маргарите Ивановне не понравилась легкая и, вместе с тем, прочная, матово светящаяся белыми точёными стойками, сделанная из выдержанной, без единого сучка, березы, кроватка– было непонятно. Видимо, раздражение на зятя проецировалось на все предметы, к коим тот хоть каким-то образом был причастен.
В открытую форточку донесся малиновый перезвон колоколов. Недавно отреставрированная и открытая к Пасхе, церковь находилась неподалеку, за рядом облупившихся панельных пятиэтажек.
- Вот ведь! Раззвонились! - буркнула Маргарита Ивановна, закрывая форточку, дабы колокольный звон не разбудил внука. Бывшая учительница скептически относилась к религии, полагая, что она – опиум для народа, и на этой почве когда-то страшно разругалась со свекровью, тайком покрестившей, тогда еще малолетнюю, Светку.
Степка заворочался, проснулся и встал в кроватке, прислушиваясь к льющемуся за окном колокольному звону.
- А вот и наш Стёпушка проснулся! – медоточивым голосом пропела Маргарита Ивановна,- Сейчас мы кашку покушаем, а потом сказку послушаем. А потом будем с тобой кино смотреть. Да?.. Ох, ты, мой сладкий! Увезли тебя от бабушки на край земли! И солнца-то тут нету, и фруктов нету,- причитала она, вынимая внука из кроватки.
Стёпка высвободился из рук бабки, деловито протопал к окну, ухватился за батарею и задрал голову, внимательно ловя звуки продолжавшегося колокольного перезвона.
- Разбудили моего маленького! – продолжала ворковать Маргарита Ивановна, вынимая из шкафа миску и готовясь кормить внука.
- Молись и кайся! – раздалось вдруг от окна.
Маргарита Ивановна медленно повернулась, надеясь, что это ей просто послышалось. Стёпка серьезно смотрел на нее снизу вверх. За окном продолжали звенеть колокола.
- Баба! Молись и кайся! – настойчиво повторил Стёпка, глядя на Маргариту Ивановну и показывая ручонкой на шкафчик над телевизором.
Маргарита Ивановна медленно перевела взгляд с внука на шкафчик.
Над шкафчиком ее ошарашенному взору предстала репродукция Сикстинской Мадонны. Прекрасные глаза строго и печально смотрели, казалось, в самую душу бывшей учительницы истории и естествознания.
Миска выпала из рук и покатилась под стол.
Маргарита Ивановна почувствовала слабость в ногах и опустилась на пол.
- Молись и кайся! - подобрался к бабке на четвереньках Стёпка, продолжая показывать ручонкой на лик Богоматери.
- Господи! – выдохнула Маргарита Ивановна, - Стёпушка!.. Да как же это!.. Это же…
- Молись и кайся! – требовательно повторил Стёпка, глядя на творение бессмертного Рафаэля.
- Пресвятая Богородица! – неумело крестясь и путаясь в словах, заговорила Маргарита Ивановна…
Под нескончаемые Стёпкины «Молись и кайся!» Маргарита Ивановна истово, со слезами на глазах, глядя на Сикстинскую Мадонну, раскаивалась в том, что в ее жизни было неправильным и неправедным. Тут было всё. И скандал со свекровью, покрестившей Светку, и постоянное пиление покойного мужа, и случавшиеся адюльтеры, и какие-то давно забытые подруги, интриги на работе, заваливание на экзаменах, злословие в адрес Светкиного скоропалительного замужества, неприятие зятя и прочая, прочая, прочая… Как только поток слез и раскаяний иссякал, тут же над ухом раздавалось настойчивое Стёпкино «Молись и кайся!», и Маргарита Ивановна, плача и чувствуя облегчение от искреннего раскаяния, вспоминала новые и новые грехи, коих, оказывается, за многие годы накопилось преизрядно…
Колокольный звон за окном утих. Маргарита Ивановна, чувствуя необъяснимую благодать в душе, прижала к сердцу внука.
- Золотой ты мой! - промакивая слезы рукавом кофты, растроганно бормотала она, покрывая поцелуями Стёпку, - Воистину, устами ребенка глаголет Господь!..
* * *
- Сереженька, милый! – Светлана, не торопясь, под руку с мужем подходила к дому, - Ну, она ведь не навсегда приехала. Я понимаю, что не сахар тебе её лишний раз видеть, но она же мама… И я её люблю, все равно. И тебя люблю. Потерпим пару недель…
- Светик, да я разве не понимаю? – негромко отвечал муж, - Кто же виноват, что у нас так получилось? Ну, поживу у Николаича, если совсем уж критично будет. В конце концов, все равно на железе большую часть времени провожу…
- Никто не виноват. Это жизнь… Может время все расставит на свои места? И мамино отношение к тебе изменится?..
- Не думаю, что это случится скоро – усмехнулся Сергей, - особенно после того, как я ее по телефону Маргаритой Палной назвал, - они оба весело расхохотались, вспомнив давний Серёгин прокол.
Маргариту Ивановну с Маргаритой Павловной из фильма «Покровские ворота» роднило практически всё, за исключением отчества.
Тёща этот фильм тоже прекрасно помнила, и Серёгину оговорку считала изощренным издевательством, как тот потом ни извинялся, говоря, что, вот, как раз фильм идет, поэтому и оговорился.
Но Маргарита Ивановна была неумолима, и прощать Серёгу, судя по всему, не собиралась…
Они подошли к двери. Светлана прильнула поцелуем к губам мужа.
Они долго стояли, прижавшись друг к другу. Высокий мужчина в черной шинели и стройная темноволосая женщина в песочной дубленке, на фоне обшарпанной двери коммунальной квартиры гарнизонного дома офицерского состава…
* * *
В прихожей щелкнул замок.
- Мама! Стёпа! Мы пришли! - раздался веселый голос Светланы.
Сбросив на руки мужу дубленку, она скинула сапоги и, пройдя в комнату, замерла, увидев заплаканное лицо Маргариты Ивановны. Стёпка сидел рядом с ней на полу и заулыбался во весь рот, увидев маму.
- Мама! Что случилось?! – кинулась Светка к матери, - Ты в порядке?!
Сергей, войдя в комнату, остановился у порога, недоуменно глядя на жену и тёщу, сидящих, в обнимку, на полу.
Сын радостно закричал: – «Папа!», и, подбежав к Сергею, обхватил его за ногу.
- Здравствуйте, Маргарита Ивановна, - приветствовал тёщу Сергей, поднимая сына на руки, - Ну, Степан, доложи обстановку!
Стёпка, облапив за шею папу, довольно улыбался, не собираясь, судя по всему, ни о чем докладывать. Ему было хорошо.
- Светочка, Сережа, - не вставая с пола, проговорила Маргарита Ивановна, --Простите меня, Христа ради! Я вам столько нервов испортила!..
Светлана и Сергей, не веря своим ушам, замерли. Услышать подобное от Маргариты Ивановны, всего лишь два часа назад на чем свет стоит, костерившей непутевого зятя и непослушную дочь, было из области то ли ненаучной фантастики, то ли какой-то латиноамериканской мелодрамы. Однако же, вот она, заплаканная тёща, сидящая на полу и, такое впечатление, даже похорошевшая и помолодевшая, не понятно с чего.
- Не пытаясь понять причину этой метаморфозы, Светлана и Сергей помогли Маргарите Ивановне подняться с пола и усадили на диван.
- Ну, всё, мамочка. Что было – забыли. Давай, приляг. Ты, наверное, устала. Со Стёпкой возилась…
-Ой, Светочка! Я ведь его и не покормила, - всхлипнула Маргарита Ивановна.
- Да вы не волнуйтесь! Я его сам покормлю – он любит вместе со мной за столом сидеть. И вы присоединяйтесь к нам! – улыбнулся Сергей, еще пребывая в некотором обалдении от всего произошедшего.
- Спасибо, Сережа! - растроганно проговорила Маргарита Ивановна, - Я не голодная, я попозже, чаю попью с вами. Вы кушайте, я котлет с утра нажарила. И каша Стёпушке там…
Уложив мать на диван, Светлана вышла на кухню, прикрыла дверь и с растерянной улыбкой посмотрела на Сергея. Тот, не менее удивленный, недоуменно пожал плечами.
- Это что, чудо? – шепотом спросила Светлана.
- Наверное… - улыбнувшись, прошептал в ответ Сергей, - Давай, будем считать это чудом. Ничем иным не объяснить...
На плите забулькал чайник. Светлана щедро сыпанула чай из желтой пачки со слоном в блестящий заварник, и накрыла его сложенным полотенцем.
- Индийский?! Откуда? – удивился Сергей.
- Мама привезла. И торт еще, - Светлана обняла мужа и сына, - Вынимай торт, он за окном висит. А я пойду, позову маму чай пить.
Сергей осторожно ссадил с колен сынишку и, открыв форточку, вытащил из-за нее авоську с круглой коробкой. Из форточки потянуло холодом, и он поторопился её закрыть. Стёпка потянулся к стоящей на столе, авоське, и чуть было не сдернул на пол вместе с тортом – Сергей едва успел одной рукой поймать Стёпку, другой торт.
- Спит. Не стала будить, - вернувшаяся Светлана с любовью посмотрела на своих мужчин.
- Молись и кайся! – вдруг произнес Степка.
- Сейчас, принесу, сынок! Но, давай, пока бабушка спит, ты только картинку посмотришь. А телевизор мы потом включим, когда проснется. Хорошо?
- Хайясо! – улыбаясь, ответствовал Стёпка.
Светлана тихонько прошла по комнате, осторожно открыла шкафчик над телевизором, вытащила коробку с видеокассетой и, вернувшись, вручила ее Стёпке.
- Мались и Кайся! – довольный Стёпка ткнул пальчиком в картинку с Малышом и Карлсоном на фоне островерхих стокгольмских крыш.