9
Выйдя из машины Заманжола и направляясь в свою комнатушку в общаге, Владимир не мог и помыслить, что скоро произойдут события, которые захватят его в свой водоворот, как отломанную и брошенную кем-то веточку, брошенную, чтобы посмотреть, затянет ее в глубину или она удержится на плаву. Он жил обыденной жизнью, порядочно поднадоевшей в мелькании однообразном дней, наполненных мелочной суетой, не подозревая, что скоро ему придется напрячь все силы, чтобы одолеть неведомых пока врагов.
Душа его томилась от рутины повседневных забот, бессознательно рвалась неизвестно куда, словно чувствуя, что судьба готовит совершенно другую жизнь, неотвратимо надвигающуюся, словно бушующее торнадо, и уже пытающуюся краешком, пока только краешком зацепить безработного «утописта».
Владимир размышлял о серости своего существования, на сумеречном небосклоне которого пока еще сияли его друзья и дочь. Ему казалось, что он оказался за обочиной, в кювете, забитом всяким хламом, выброшенным на ходу из респектабельных иномарок «хозяев жизни», проносящихся мимо по широкому жизненному шоссе. Владимир ясно сознавал, что ему уже ничего не светит в оставшейся жизни. Заводить новую семью поздно, как он считал. Да и что он мог предложить женщине, если бы и нашлась согласная выйти за него? Не говоря уж о детях, которые могут появиться. Он и Алене не смог ничего дать. Учебу ее будет оплачивать теперешний муж Татьяны. Нет, о вторичной женитьбе не может и быть речи. Он не хочет больше экспериментировать.
Да, он строил планы об организации рабочего движения. Но пока не нашел ни одного единомышленника. Что уж говорить о других, когда даже друзья убеждены, что идеи его – несбыточная утопия.
Иногда ему казалось, что он тонет в трясине и барахтанья его тщетны – болото жизни неминуемо засосет; и только неистребимый инстинкт самосохранения заставляет держаться на поверхности. Но, рано или поздно, он обязательно будет поглощен вонючей пучиной, - разве что чудо вытащит его оттуда. И мысли о никчемности своего существования, о целесообразности одним ударом покончить счеты с жизнью все чаще одолевали его, особенно, когда он оставался один, или когда в муторные часы глубокого похмелья его терзали когти жестокого сплина. Возможно, поэтому он круто повернул у самого подъезда и направился к своему бывшему дому, надеясь, что Алена дома, не ушла на дискотеку или еще куда-нибудь – как девушке усидеть дома в такие часы?
Ему пришлось порядочно пройти по ночному городу. Во дворах играла музыка, слышались голоса и смех молодежи, заглушаемые порой ревом въезжающих и выезжающих машин и их разнообразных сигналов – то мелодичных, как квартирные звонки, то похожих на звук сирены полицейской машины, а то пронзительных и мощных, как свисток локомотива. Владимир автоматически ориентировался в темных закоулках, направляясь наикратчайшим путем к дому, где прожил столько счастливых лет.
Вот и сам дом, вот знакомый всеми настенными росписями подъезд, пара лестничных маршей и дверь. Владимир остановился перед ней, переводя дух, и к нему подкрались сомнения. Дома ли Алена, и одна ли она? А вдруг столкнется с Татьяной? В какой-то момент Владимир готов был развернуться и уйти, но взял себя в руки и позвонил.
Дверь неожиданно быстро открылась, как будто там только и ждали звонка. За порогом стоял незнакомый пожилой мужчина с лысой головой и в очках с толстенными линзами, которые сильно увеличивали глаза, так, что они казались глазами какого-то фантастического существа, впервые встретившегося с человеком, отчего так внимательно рассматривают его. Зрелище этих гигантских глаз так заворожило Владимира, что он забыл поздороваться. Незнакомец догадался, кто перед ним, и без расспросов посторонился, давая пройти.
- Здравствуйте, - поздоровался он и представился, - Семен Игнатьевич Марков. А вы, значит, Владимир Михайлович Павлов?
Семен Игнатьевич с ходу не понравился Владимиру, но он пожал его пухлую руку и ответил на приветствие. Затем представился:
- Владимир, просто Владимир.
В прихожую выглянула Татьяна. Она была, как всегда, когда ходила в доме, в халате, но только в новом, более роскошном и дорогом. Весь ее вид отличался от прежнего - сиял лоском, в движениях и осанке появилась степенность. В глазах – высокомерие.
- А-а, ты? Чего надо? – неприязненно справилась она.
- Что, нельзя переступить порог собственной квартиры? – вызывающе взглянул на нее Владимир.
- Она давно уже не твоя, - отрезала Татьяна.
- Давайте не будем ссориться, – покровительственным тоном произнес Семен Игнатьевич и гостеприимно пригласил Владимира в гостиную. Татьяна, поджав губы, уплыла на кухню. Семен Игнатьевич жестом предложил Владимиру расположиться в кресле, усаживаясь сам в другом. Он убрал звук телевизора, и человек в белом халате на экране зашевелил губами беззвучно.
Марков ждал, что скажет гость, пока Владимир с интересом рассматривал изменившуюся обстановку квартиры. Вернулась Татьяна и демонстративно присела на подлокотник, положив руку на плечо своего теперешнего мужа. Владимир усмехнулся.
- Где Алена? – спросил он.
Татьяна презрительно фыркнула и отвела глаза. Ответил Семен Игнатьевич, раздражая своим тоном.
- Вы не беспокойтесь, она сейчас придет. Вы курите? – и он пододвинул к Владимиру пачку дорогих сигарет по столику, стоявшему между креслами.
- Спасибо, у меня свои, - сухо отказался Владимир. Потом задал первый пришедший на ум вопрос:
- Вы работаете?
Татьяна вновь фыркнула над глупым, по ее мнению, вопросом.
- У меня свой магазин, супермаркет «Идиллия», - не без гордости сообщил Семен Игнатьевич, - Наверное, бывали?
- Нет, даже не слыхал о таком, - специально соврал Владимир и посмеялся про себя реакции Татьяны, прошедшейся по нему уничтожающим взглядом.
- Вы не беспокойтесь, я не собираюсь здесь жить, - продолжал Семен Игнатьевич, - У меня своя квартира в центре. Четырехкомнатная. Мы с Татьяной решили оставить эту квартиру Алене.
- Вот как! Очень любезно с вашей стороны, – вложив всю иронию, на какую был способен, весь сарказм в эти слова, Владимир встал и поклонился, - Благодарю за доброту!
- Не паясничай! – подала голос Татьяна, - Благодаря Семену Игнатьевичу нам не придется ютиться в этой квартире. И благодаря ему же твоя дочь будет учиться в университете.
- Татьяна, не надо так, - заскромничал довольный похвалой Марков, - Как я понял, у Владимира Михайловича есть некоторые права на эту квартиру и хочу сказать, что не думаю покушаться на них.
И распорядился, с видом хозяина взглянув на Татьяну:
- Знаешь что! Вскипяти-ка чайку, посидим с гостем и поговорим обо всем спокойно.
Татьяна нехотя встала, чтобы исполнить его просьбу, но Владимир отказался.
- Не нужно беспокойства. Я сыт, только что из кафе. Я не собираюсь предъявлять права на квартиру. Просто зашел повидаться с Аленой, узнать, все ли хорошо у нее.
- У нее все отлично. С отчимом ей повезло больше, чем с отцом, - сказала Татьяна.
- Татьяна, зачем ты так, – Семен Игнатьевич взглянул на нее с деланной укоризной, - Владимир Михайлович не виноват, что ему не повезло в жизни.
Владимира передернуло от этого замечания.
- Зато мне повезло в другом, - возразил Владимир.
- И в чем же? В том, что можешь бесконтрольно жрать водку? – съехидничала Татьяна.
- Во-первых, я избавлен от твоей ехидной мордочки, - бросил ей в лицо Владимир, а потом кивнул в сторону ее нового мужа, - А во-вторых, мне не придется каждый день лицезреть эту самодовольную рожу!
Бывшие супруги обменялись ненавидящими взглядами. Благодушие покинуло оскорбленного Семена Игнатьевича.
- Мало того, что вы неудачник, так еще и хам! – он засверкал своими фантастическими глазами, - И я тоже счастлив, что не имею ничего общего с вами.
И он поднял руку с пультом и добавил звук телевизору, взвывшему голосом певца из какого-то клипа. Владимир встал и, не попрощавшись, покинул квартиру. В подъезде он столкнулся с Аленой.
- Папа! – радостно вскрикнула она, бросаясь на шею, - Здравствуй! Ты от нас? Что, мама не впустила?
- Нет, я сам ушел. Невыносимо находиться в обществе кретинов, упивающихся своим благополучием. Поздравляю с зачислением в университет! Татьяна говорит, что это благодаря твоему новому папе.
Радостное выражение на лице дочери погасло.
- Он мне не папа! – зазвеневшим голосом произнесла она, - Я от него не возьму ни копейки. У мамы своих денег хватает. И вообще, мы не будем теперь жить вместе. Мама перейдет к нему, а квартиру оставят мне. И я хочу, чтобы ты вернулся.
Взгляд Владимира потеплел.
- Спасибо, не надо, - отказался он, - Я уже привык один. К тому же Татьяна так развоняется, что нам обоим будет тошно.
- Мне будет скучно одной…
- Вряд ли тебе придется долго скучать, - улыбнулся Владимир, - Вон какой красавицей стала! И я не хочу быть тебе помехой.
- Ты никому не можешь быть помехой, папа!
- Уже был! Твоей матери, например…
- Прости ее, папа. Может еще пожалеет, что так поступила с тобой, что променяла тебя на дядю Семена. Я лично не выйду за такого, как он.
- Да? А за какого ты выйдешь?
- За такого как ты, папа!
- Ах ты, дочурочка - чурочка моя! – вспомнив, как обзывал ее в детские годы, растроганно пробормотал Владимир, - Спасибо! Оставайся всегда такой и никогда не принимай философию обывателей.
- И ты держись, папа! – чуть не плача попросила Алена, - Помни, что у тебя есть я, и что ты мне нужен.
Тугой ком подкатил к горлу Владимира, и глаза предательски замокрели. Он резко отстранился от дочери и выбежал на улицу. Он шел, не разбирая дороги, и бормотал:
- Я не отчаиваюсь, дочка… я не отчаиваюсь. Я еще повоюю!