Тбилисец в изгнании

Лариса Бау
Он был профессионал: ножницы лихо летали, чик-чик, двадцать минут, и мальчонка невозможного возраста, уже совсем по-американски вольный сын наших друзей, сиял аккуратным чубчиком.
Его мама вынула затычки из ушей и пошла накрывать на стол, парикмахер охотно присоединился выпить водочки. Он быстро стал тамадой, центром внимания, превратил наше обычное застолье в пир, настоящий грузин.
- Я начинал, как все, там-сям после армии, наконец отец расстроился: долго гуляешь, пора за ум браться, мать плачет. Так я стал парикмахером.
Нее, дамочек не обслуживал, не люблю я с ними - говорят, говорят, капризничают. Я даже жену и дочек не стригу, а то все им не так!
Я настоящий тбилисец, Мой прадед еще в книгах записан - кожевенный мастер. Это сейчас, не приведи господи, увидеть, набежали кутаисские грубияны. В хозяева метят, кутаисец что - все нахрапом, идет, пузо вперед, дверь ногой открывает, мафия у них там, а у нас по семейному, по-родному.
Да и кого сейчас там только нет! Нету моего Тбилиси!
Я на еврейке женился, она говорит: поехали, все едут. Как она без матери, без сестер-братьев? Детям будущее. Все потерял, всю душу...
Очем это я? ах, да, короче лет десять соседей стриг, а потом выбился в люди. Попросили меня постричь-побрить аптекаря, а он меня пристроил в исполком, самого стриг, председателя.
Хороший человек, председатель этот. Я для него отдельно одеколон разбавленный держал, не любил он, когда сильно пахнет, скромный был.
Как-то он мне говорит: тебя сейчас к моему другу отвезут, постриги там, заплатит хорошо. Ты уж постарайся.
Сел я машину, шофер неместный, вроде как кепка, усы, все как надо, а не местный. подьезжаем к Цхнети. Знаете Цхнети? там такие вот мелкие всякие не жили.
Забор, дом двухэтажный, входим, комната большая, мебели много, женщины за занавеской перешептываются, но не выходят. Ну, думаю, азербайджанцы, наверно.
Сел, жду, когда позовут.
Приводят огромную черную мохнатую собаку: постриги, дорогой, а то ему жарко. Вижу, что пес боится, упирается, дышит громко. Я испугался, а куда деваться? Ну стал его уговаривать, ложись, дорогой, на бочок, как будто спишь, а я тем временем тебе облегчение сделаю, дышать будешь, как новый. А пес, ну чтоб меня мои дети так слушались, лег, глазки прикрыл, потом с другого бочка я его постриг, пузико, грудку, лапки. А он поворачивается ко мне, как будто грузинский язык понимает. Постриг я его, причесал, позвали угостить, он рядом, руку лижет. Я ему кусочков дал. Собрался уходить, он за мной, не хотел расставаться.
Какой клиент душевный, прямо праздник я чувствовал, когда к нему звали!
Несколько лет дружил с ним. Эх, как жили, золотое времечно было,
А потом?
А что потом?
Oн умер, я уехал.