Алёнушка и Иванов

               


      На какие только ухищрения не идут представительницы прекрасного  пола, чтобы как можно ярче выставить напоказ всему миру свои прелести. Какие только наряды не изобретают самые  авторитетные в мире  модельеры  (в большинстве своём мужчины), чтобы женщина была вроде бы как и одета, но в то же время, чтобы  одежды её не мешали нам, мужикам, увидеть всё или почти всё, что под теми одеждами скрывается. В выигрыше от этого, как правило, остаются обе стороны. Особенно женщины. Оно и правильно. Коли есть тебе, что показать, то и нечего стесняться. Да и шансы вырастают.

     Алёна следовала этому принципу неуклонно.

     Когда и каким ветром занесло её в нашу воинскую часть,  то мне неведомо, потому что, когда туда же пришёл я,  она уже служила в должности повара солдатской столовой. Точнее – старшего повара, поэтому и была сержантом.

     Меня всегда искренне удивляло, как такая девушка могла на службу в армию пойти, да не просто в армию, а на кухню солдатскую. Могла бы и поспокойнее место себе подыскать.  Есть в войсках должности, на которых напрягаться особо не нужно и куда женщин берут. В клуб, к примеру, киномехаником, в библиотеку, ротным писарем на худой конец.

    Сиди себе в той же библиотеке, книжки почитывай да журнальчики перебирай, или чай пей, или… Да мало ли занятий у женщины найдётся, когда делать нечего.
Алёна на ратном поприще выбрала службу трудную и совсем не почётную.
    Ну, посудите сами, цельный день у котла  кипящего, у плиты раскалённой. День - деньской на ногах. Мясо разделывай, чисть рыбу, овощи шинкуй, вари, жарь, парь, готовую пищу раздавай, с нарядом суточным управляйся,  санитарию с гигиеной соблюдай… Всего так сразу и не перечислить. Это Вам не дома на кухне обед приготовить, хотя и там старание да умение требуется. В полку едоков за тысячу с гаком будет. И три раза в день, товарищи повара, будьте добры – накормите и напоите солдатушек да командиров. Одним словом служба та ещё. Но работают – служат наши русские женщины. А куда им деваться?
     А почему ещё меня выбор Алёны удивлял, так это потому, что была она необыкновенно хороша собой.
     Чертовски хороша. Хватит скромничать, скажу я сам себе.  Она была красива. Красива как богиня. Ей бы в актрисы или на подиум, где красавиц назначают, да не абы какой подиум, а самый что ни на есть престижный.  Внешность её можно описать,  используя только превосходные степени русского языка, потому, что иначе сделать это невозможно.

     Лет она была примерно так двадцати пяти – двадцати шести.  Разведена. Как мог мужчина с такой красотой расстаться, я не понимаю. С головой видать не всё в порядке у него было. Рост сто семьдесят сантиметров (это когда она не на каблуках, с каблуками под сто восемьдесят). Волосы чёрные смоляные, такие же глаза с искрой…
      Нет, не могу. Нет  у меня слов таких, чтобы прозой о  красоте её  рассказать, а рифмовать Бог таланта не дал. Я скажу просто, что прекрасны были и лицо, и волосы, и плечи и грудь, фигура и… всё остальное.

      На своём рабочем месте, сиречь в столовой, она переодевалась в  белые брюки и куртку поварскую фасона унисекс, прятала под колпак роскошные вьющиеся волосы, меняла модельные туфли на тапки и становилась такой же,  как и все её товарки – поварихи. Никакой тебе привлекательности, и индивидуальности никакой.
      Вот если взять, к примеру,  Венеру Милосскую и её в такую  же униформу  нарядить, что тогда скажите мне, пожалуйста,  от её красот и пропорций хвалёных останется, а? То- то и оно, что ничего не останется, и будет Венера  похожа на рядовую работницу армейского общепита.

     Но на кухне иначе нельзя. И на рабочем месте Алёнушка всегда была одета так, как устав того требует.
     А вот на службу ходила Алёна в нарядах цивильных,  как и большинство женщин части. Предпочитала она в тёплое время года юбки длины мини. Конечно, если бы у меня такие ноги были  я бы, скорее всего,  тоже вместо брюк шорты носил. Такие ноги как у Алёнки грех великий прятать, это почти что преступление против человечества, ну…у не всего может быть человечества, но мужской его части точно.
    Ах,  эти ноги!  Скольких же мужиков они с ума сводили! Не перечесть. Лёгкие, стройные, длины необыкновенной  и, что ещё  крайне  немаловажно,  если другие её части тела, ну, там грудь или талия были хоть как- то одёжкой прикрыты, то ноги те были все на виду. Все как есть.

      Как ни старались, как ни подъезжали, какие бы силы не тратили мужики наши, начиная от контрактника из службы ГСМ, вечно соляркой пропахшего,  до самого до командира полка, ничего им от  красоты  той неземной не обломилось. Блюла себя Алёнушка, прямо как Пенелопа. Так Пенелопа хоть за ради Одиссея старалась, а для кого берегла себя наша красавица никто понять не мог, как не мог никто про неё слова дурного сказать.
     А посему, оставалось всем разве что смотреть на прелести Алёнкины, что согласитесь со мной, тоже немало. Мужики они ведь глазами любят. Как там говорится: «Глазами посмотри, а руками не трожь!»,  Алёнушка благосклонно разрешала на себя смотреть, а больше ни – ни, ибо была неприступна она как скала и недоступна как далёкая звезда на небосклоне.

     Мне возразить некоторые скептики могут, что такой красоты не бывает. Тогда я ещё немного добавлю к своему рассказу, чтобы не быть голословным, и чтоб понятно было какой эффект она своим внешним видом производила.
     В полку занятия по строевой подготовке, по негласной договорённости между командирами всех подразделений, начинались только после того, как Алёна, по - утру,  КПП минует и,  пройдя вдоль плаца, скроется за дверью столовой. А всё из–за того, что солдаты в строю ни о дистанции, ни  об  интервале не думали, не говоря о равнении в шеренгах,  если появлялась Алёнка в пределах видимости. Друг дружке на пятки наступали, строй мешали и комкали. Не существовало силы такой во всём мире, которая могла бы заставить солдатиков в такую минуту команду слышать или приёмы строевые выполнять. Головы всех исполняли одну команду – «Равняйсь» и  повёрнуты они были в  ту сторону,  где Алёна появилась.
      Ну и скажите, разве можно в таких условиях занятия проводить? Беда одна,  да командирам расстройство.

     Прибыл к нам,  откуда – то с Кавказа,  новый заместитель командира полка по боевой подготовке по фамилии Иванов. И как всякому вновь прибывшему, захотелось ему работу свою  показать, и чем быстрее, тем лучше. Так, чтобы всякий увидел, что дело он своё знает, что строг он, что полк в гору пошёл по всем показателям, за которые он отвечает.    Похвальное желание. Безусловно. Но для того чтобы что – то хорошее показать нужно это хорошее сначала сделать.
   Чтобы военнослужащий стрелял на «хорошо» и «отлично» его на стрельбище нужно месяцами натаскивать, чтоб маршировал браво,  сколько пота на плацу строевом пролить необходимо, в атаку по всем правилам ходить и окапываться надёжно,  неделями с полигона не вылезать требуется. А хочется всего и сразу, да так, чтоб наглядно было всем, что вот, мол,  пришёл новый заместитель командира и сразу все недостатки поправил и всех победил.
     В общем, буквально с первых дней по прибытию, дабы все узду новую почувствовали, повадился Иванов народ, на службу прибывающий, с утра пораньше на КПП встречать. Посмотреть, не опаздывает ли кто, вовремя ли Родине служить начинает или нет, а заодно и форму одежды проверить у прапорщиков, офицеров и,  конечно же,  у военнослужащих женщин.
    Много он нарушений выявил. Тот в туфлях нечищеных явился, другой в рубашке не тщательно утюженой, а несколько человек вообще на пару минут припозднились. Вот вроде только прибыл человек в часть, а результаты работы его уже налицо.
    Особенно не понравился Иванову тот факт, что женщины  в платье гражданском на службу прибывают. Он к командиру полка с предложением пришёл, чтобы запретить им такое безобразие творить, но командир  пыл его несколько остудил. У него, у командира, да и у других замов жёны тут же в полку служили и по городским улицам города в форме военной  дефилировать никак не желали.
- То их дело, в чём на службу идти. Ты, давай следи, чтобы они на территории части формы не нарушали. Отношение гражданского населения нынче к нам, военным, сам знаешь не то, что при Советской власти было. Распоясались. Мужик он хоть как – то защититься может, а с бабы, что возьмёшь? К тому же и приказ министра есть, разрешающий на службу не по форме ходить, или Вы не знаете?
- Знаю, - отвечал Иванов. Но кроме того приказа он знал и другое, а если конкретно, то помнил он поговорку, что в армии прижилась: « Каждый полковник – новый устав, а каждый генерал – новая Конституция!»
- Ну, так и руководствуйся этим приказом, а выше головы не прыгай. Уловил?
- Так точно. Уловил, - отвечал Иванов.На том и порешили. Вроде.
   Порешили – то они порешили, но как только на следующее утро увидел Иванов Алёну да юбку её да ноги (до того она в отпуске была, так, что с первого дня он её не приметил) так сразу о своих с командиром решениях подзабыл.
Остановив на КПП Алёну, он осмотрел её долгим – предолгим взглядом.
- Как Ваша фамилия?
- Черткова.
-Кем работаете?
- Я, старший повар.
- Что у Вас за внешний вид?
Алёна, опустив голову, посмотрела на носки своих туфелек, поднялась взглядом повыше, сняла с юбки несуществующую пылинку и посмотрела товарищу подполковнику в глаза,
- А что?
- В таком, хм… одеянии я не могу пустить Вас на территорию части. Вы одеты слишком м… м..м вызывающе.
- Правда? А что не так?
- Юбка и… - он хотел сказать, - И ноги, - но вовремя сообразил, что ноги к форменной одежде не относятся, поэтому повторил: «И…юбка».
     Солдаты, несущие службу на КПП, затаив дыхание, прислушивались к разговору.
Подполковник хотел лишить их одного из самых приятных моментов,  который присутствовал в их нелёгкой службе. Пропадал стимул,  ради которого они всеми правдами и неправдами рвались в наряд по КПП и смежной с ним комнате свиданий.
- На первый раз я Вас предупреждаю,- голос Иванова звучал строго, как у директора школы отчитывающего нашкодившего первоклашку.  Но глаза! Куда он мог деть свои глаза?
Его взгляд, побегав по её ногам снизу вверх и обратно,  плотно припечатался в районе  колен. Он усилием воли попытался его оторвать, отвести в сторону, но не мог.
-Но завтра, - продолжал он  с видимым и невооружённым взглядом усилием, - Завтра, я Вас в этой юбке не пропущу. Понятно?
- Так точно, товарищ подполковник, понятно.
-Вопросы есть?
Вопросов у Алёны не было и она, гордо приподняв подбородок,  пошла в направлении столовой.
     Наступило завтра. Иванов с самого утра занял свой пост, но возложенные на себя обязанности выполнял как – то вяло, и от того нынче в его записной книжке, куда он заносил всех нарушителей,  не прибавилось не единой новой фамилии. Совсем не потому, что нарушители отсутствовали, просто ему не до них было. Иванов ждал Алёну. Заступившие в наряд по КПП солдаты, оповещённые своими сослуживцами о разговоре, который произошёл между новым замом и Алёной  тоже, с лёгким волнением,  дожидались её прихода.
    Алёна появилась как всегда без опоздания. Своим появлением она вызвала благоговейный трепет в сердцах личного состава наряда и возмущение,  переходящее в озлобленность,  в груди Иванова.
     Конечно же,  Алёнушка выполнила его требование и пришла в другой юбке. Не зря её считали исполнительным и добросовестным сержантом, и  военнослужащей являющейся примером для сослуживцев. Если вчера на ней юбка была ярко – голубого цвета, то сегодня густо – бордовая, да ещё и с двумя накладными карманами, в которые, учитывая плотность прилегания юбки к телу, можно было с трудом всунуть сложенный вдвое листик бумаги.
     По длине юбка если и отличалась от вчерашней, то разницу в длине можно было смело списать за счёт погрешности при измерении. Но юбка была другой. Это точно. Я не дальтоник  и голубой цвет от цвета бордо отличаю уверенно.
- Здравия желаю, - приветствовала Алёна Иванова.
- Эт-то, что такое?- округлив страшно глаза, накинулся на неё подполковник. – Что это такое  я Вас спрашиваю?
- Где? – очень натурально изумилась Алёнка.

- Вот это,  вот это, - зачастил Иванов и ткнул пальцем в, так раздражающий его,  предмет дамской одежды.
- Юбка.
- Я, что Вам вчера приказал? Я приказал, чтобы Вы в такой  юбке больше не являлись!
- А я и не явилась – невозмутимо отвечала Алёна, - Та юбка, что вчера на мне была дома лежит, а это совсем другая.
- Вот осёл, - казалось, думает она, - Он, что цветов не различает?
- Вы мне тут дурочку из себя не стройте, - взгляд Иванова был прикован, к её ногам, - И из меня дурака не делайте! Юбка должна быть ниже колен, - он наклонился и для наглядности провёл ребром ладони по своим брюкам, при этом, не сводя глаз  с её ног, - Насколько ниже меня не интересует, хоть до пят. Понятно?
- Понятно, - подтвердила Алёна.
- Завтра проверю лично. А сейчас марш на рабочее место.
На том и разошлись.
     На следующее утро на КПП и окрест его явно чувствовалось витающее в воздухе напряжение. Скорее даже ощущалось, хотя народ проходил совершенно свободно. Иванову ни до кого дела не было. Он ждал её.
Она появилась. В тёмном, почти чёрном платье тончайшего шифона, а может шёлка, я толком в тканях не разбираюсь, свободном, с закрытым лифом, длиною до щиколоток. Оно держалось на плечах на тоненьких бретельках, и далее скрывая складками грудь, мягко струясь,  ниспадало к низу. Одна бретелька чуть сползла с плеча, придавая всему виду Алёны волнительную сексуальность.
  Иванов засиял и вздохнул свободно.
- Вот видишь, Черткова! Можешь ведь когда захочешь! Совсем другое дело. Проходи, проходи, – тараторил он и даже (дама ведь перед ним, хотя и подчинённая), отступив на пол - шага назад, посторонился и учтиво открыл для неё стеклянную дверь.
   Алёна с высоты своих десятисантиметровых каблуков снисходительно взглянула на Иванова и поздоровавшись, - Здравия желаю, товарищ подполковник, - грациозно проплыла мимо него и разочарованных в своих надеждах солдат.
Она прошла. Каблучки звонко выбивали на асфальте дробь. Иванов, с победным видом, поглядывал на личный состав наряда, словно говоря, - Вот какой я. Всякого на место поставить могу. Своего любой ценой добьюсь! На то я командир…
    На него почему – то никто не обращал внимания. Взгляды всех без исключения были направлены вслед удалявшейся Алёне и взгляды эти были восхищёнными.
Иванов мельком посмотрел в ту сторону, куда жадно смотрели солдаты,  и обомлел от увиденного.  Перед его глазами предстала совершенно голая спина Алёны. Вырез платья на спине представлял собой параболу, упирающейся точкой экстремума в то место,  где спина в общем – то уже  заканчивается и начинается совсем другая часть человеческого тела.
И только тонкая чёрная линия лифчика пересекала спину богини аккурат  пониже лопаток.
    Иванов хотел окликнуть Алёну, но из горла его вырвался лишь хрипло – сдавленный возглас, -Э- эй – х- х…
    Притянутая пружиной дверь, не дала нечленораздельному звуку вырваться за пределы КПП.
    Алёна, не торопясь, мелкими шажками удалялась по асфальтовой дорожке,  тянувшейся вдоль строевого плаца. 
    Иванов с рыком распахнул дверь и пулей выскочил вдогонку за ней. Он не окликал её, то ли фамилию от волнения запамятовал, то ли ком в горле мешал, и в несколько прыжков догнал повариху. Он попытался придержать её за руку, но промахнулся и довольно резко потянул за развевающийся кусок ткани. Как так случилось то, что случилось дальше, не мог понять никто. За какую он завязочку потянул, зацепившись пальцами, какую кнопочку тайную нажал – неизвестно, но что – то там всё же случилось.
     Почувствовав прикосновение к своему плечу, Алёна остановилась, изящно одну ножку к другой приставив. Платье же,  по гладкой коже скользнув, бесшумно упало к её ногам. Предстала Алёнушка, стоя у кромки плаца, во всей красоте своей божественной. Секунду это продолжалось, а может две. В такие мгновения время иначе течёт, не так как обычно. Ибо в такие мгновения человек чудо воочию лицезреет. Природы волшебство. Такие мгновения человек на всю жизнь запоминает. Я, каюсь,  грешен, так каждую чёрточку разглядел и в памяти отложил.
     Взвыли солдатики, что за этой картиной наблюдали от восторга, носы о стёкла расплющив да глаза свои бесстыжие вытаращив. А вот Иванов сплоховал. Он только глазами проследил,  как платье  на асфальт упало, да так и остался стоять голову потупив. Ты чего растерялся, подполковник? Подними зенки свои да тоже на прелести Алёнкины погляди. Нет, стоит как истукан и краснеет, рукой штанину теребит. От волнения наверное. Ну не дурак?
     А что Алёна? И бровью не повела. Это те бабы пищат, кому показать нечего. Алёне было чем похвастать. Она со спокойствием абсолютным.А с чего ей нервничать? Целлюлита она отродясь не знала, бока не висят. Она лишь присела чуточку и платьичко ручкой одной подняла, другой подсобила и через секунду уже одетая стояла. Ни Вам крику,  ни тебе визгу. Будто и не случилось ничего. Не виновата она в том, что произошло.
     Солдатики на КПП подумали даже,  уж не привиделось ли им всё увиденное, но, переглянувшись промеж собой,  всё же поняли, - Нет, не привиделось.
Алёна себя в порядок привела, плечиками передёрнула и,  повернувшись к Иванову, всё ещё стоявшему с опущенной головой, крепко стукнула последнего кулачком по фуражке.
     Рука у неё, по всему видать, тяжёлая была. Не писарем работала она, где тяжелее карандаша ничего поднимать не приходится, не библиотекарем. Она с кастрюлями на пятьдесят литров дело имела, со сковородками чугунными и прочим кухонным инвентарём. Она если, что солдатик не так скажет или дисциплину в столовой нарушать удумает  могла запросто черпаком двухлитровым хулигана по башке огреть. Вот тут–то наверное рефлекс и сработал. Хорошо черпака в руке не оказалось.
     От удара сползла форменная фуражка на уши Иванову, козырёк в переносицу упёрся. Стоит он перед Алёной как иллюстрация к рассказу Шолохова «Нахалёнок». Точь в точь.
    Посмотрела Алёна на подполковника с высоты каблуков своих и пошла дальше. Ей работать нужно. Смену принимать.
   Иванов ещё некоторое время терроризировал народ, но как только видел, что Алёна к части подходит, сразу в противоположную сторону отворачивался и начинал пристально всматриваться в окно, не обращая на неё никакого внимания.




Через три месяца, день в день, была свадьба. Алёна выходила замуж за Иванова. Платье на невесте было пышное. Дорогущее, наверное, красивое. Шлейф за ней метров пять. Его мальчик и девочка носили, чтобы не испачкался. Только я Вам сказать хочу, что мне эта пышность не понравилась. Не только мне, но и другим нашим офицерам тоже.
А может, мы просто ревновали Алёну к Иванову?