Мои женщины. 1957

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

МОИ ЖЕНЩИНЫ 1957 Любопытство.

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").

Изо всего того, чем люди дышат,
Что не даёт качнуться и упасть,
Есть красота.
Она из благ всех выше,
А выше красоты
Лишь страсть.

Василий Фёдоров.



 
Мои женщины Весна 1956 Фея красоты и страсти


Я родился 7 января 1953 года в роддоме небольшого русского шахтёрского посёлка, расположенного на высоком берегу Черепётки, небольшой речки и притока реки Оки. Моя мама работала в этом посёлке фельдшером.

Вечером она помыла в нашем доме полы, почувствовала, что я «на подходе», собрала в узелок необходимые вещи и пешком пришла в роддом. Пришла и села на лавочку в приёмном покое, терпеливо ожидая прихода врача.

На улице был крепкий мороз. В роддоме хорошо топили печь местным углём. Было тепло. На стёклах рождественский мороз рисовал красивые узоры. Мама успокоилась.

Пришла врач-акушер и в 19 часов 30 минут я спокойно и без обоюдной боли появился на свет.

С тех пор до описываемых событий минуло три с половиной года. За это время путём коллективных усилий отца, мамы и моего старшего брата я превратился в бойкого, весёлого и сообразительного мальчишку, не по годам упрямого, сообразительного и самостоятельного.

Самостоятельность и сообразительность требовались в пятидесятые годы всем советским людям.

Через много лет мама рассказывала мне об обстоятельствах моего рождения и нашей жизни в 1953 году и в последующие пятидесятые годы.

Как ни странно, но моё рождение спасло маму от повторных репрессий. 13 января 1953 года было опубликовано сообщение о раскрытии «заговора кремлёвских врачей», обвинённых в убийстве видных государственных и партийных деятелей. Несмотря на все мамины военные и трудовые заслуги, любовь и уважение пациентов, врачей и медперсонала, она всё равно подспудно считалась дочерью «врага народа».

Я был желанным ребёнком, прежде всего для мамы. Она родила меня для себя. Однако я стал для неё самым дорогим ещё и потому, что, пережив период подозрительного охлаждения мужа (моего папы) к себе, она с моим рождением получила неожиданный всплеск таких по силе эмоций, которые не испытывала с момента трагической гибели её отца Священномученика Василия (Максимова), священника Русской Православной церкви, моего деда.

Пятого марта 1953 года от тяжёлой болезни умер Председатель Совета министров СССР, секретарь ЦК КПСС Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили). Умер человек, которого советские люди боготворили, как живого Бога, и боялись, как Сатану или Антихриста.

Шестого апреля 1953 года «дело врачей» было объявлено фальсификацией, и отношение руководства к моей  маме резко изменилось. Теперь я стал любимцем не только в нашей семье, среди соседей, но и среди всего медперсонала и пациентов фельдшерского пункта, в котором работала моя мама. Меня расценивали как предвестника новых счастливых событий и перемен в нашей жизни.

27 марта 1953 года была объявлена амнистия для всех заключённых, чей срок не превышал пяти лет. Масса мужчин и женщин вышли на свободу.

Многие из них были истощены, болели и нуждались в медицинской помощи. Многие из них завербовывались на многочисленные стройки, в том числе на шахты, на которых работал мой отец.

Моя мама оказывала медицинскую помощь всем больным и нуждающимся, без различия их положения в обществе. Для неё во время работы не существовало плохих и хороших людей. Бывших «зеков» она называла «раненых судьбой» и оказывала им не только медицинскую помощь, но и усиленную заботу. За эту жизненную позицию маму не только уважали и любили, но и оберегали.

10 июля 1953 года было объявлено, что арестован Лаврентий Павлович Берия, глава единого Министерства внутренних дел и Министерства государственной безопасности. Берию обвинили в заговоре с целью установления единоличной власти.

Радостное всеобщее возбуждение и надежду на лучшие перемены люди связывали с избранием 13 сентября 1953 года первым секретарём ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущёва. Под лозунгом «восстановления социалистической законности» началось освобождение из лагерей тысяч политических заключённых.

Вообще в мире с 1953 года стали происходить значительные события, означавшие смену не только лет, но и целых эпох.

В июле 1953 года закончилась Корейская война между войсками ООН (в первую очередь США) и коммунистической северокорейской армией, которую поддерживал СССР. Корейская война была горячим воплощением «холодной войны» между США и СССР.

В августе 1953 года после американцев было проведено испытание первой советской водородной бомбы. Все советские люди, в том числе и наша семья, жили под постоянным ощущением скорой атомной третьей мировой войны. В таких условиях я просто обязан был быстро расти и развиваться.

В следующем 1954 году в Москве была опубликована первая часть повести Ильи Оренбурга «Оттепель» - первый отклик на перемены в жизни советского общества после смерти Сталина. Слово «оттепель» стало синонимом целого этапа в жизни Советского Союза и мира. Жизнь забурлила…

Франция потерпела поражение в колониальной войне в Индокитае. Страны бывшего французского Индокитая получили независимость и государственный суверенитет.

Телевидение быстро становится одним из наиболее популярных и значимых средств массовой информации.

В США физик-ядерщик Роберт Оппенгеймер отстоял своё право отказаться от участия в разработке водородной бомбы. При этом государственный секретарь США Джон Фостер Даллес выдвинул доктрину «массированного возмездия». Это означало возможность применения американцами ядерного оружия в ответ на агрессию или угрозу агрессией в отношении государств НАТО.

Австралия, Великобритания, Новая Зеландия, Пакистан, США, Таиланд, Филиппины и Франция создали новый антикоммунистический пакт в Юго-Восточной Азии (СЕАТО).

В ответ на усиление «холодной войны» со стороны США и НАТО, наше советское государство в 1955 году объявило о прекращении состояния войны с Германией и отменило свой оккупационный режим в ФРГ, которая после этого немедленно стала членом НАТО.

Тогда Албания, Болгария, Венгрия, ГДР, Польша, Румыния, СССР и Чехословакия создали альтернативную западному военно-политическому блоку организацию Варшавского договора.

В 1955 году умер немецкий физик Альберт Эйнштейн, создатель современной физической модели мира и теории относительности. Его теория на всю последующую эпоху дала возможность осуществить величайшие открытия в науке. Одновременно в США умер актёр кино Джеймс Дин – символ «потерянного поколения» западной молодёжи, вступившей во «взрослую» жизнь после окончания мировой войны и отвергавшего идеалы старшего поколения.

На Бандунгской конференции 29 азиатских африканских государств выработали общие принципы борьбы против «колониальной эксплуатации» их стран западными «цивилизованными государствами». На арену мировой политики вышел так называемый «третий мир».

Весь мир в пятидесятые годы кипел страстями.

Зимой 1956 года в Италии на зимних Олимпийских играх советская команда стала олимпийским чемпионом по хоккею. Летом на Олимпийских играх в Австралии героями стали советский стайер Владимир Куц, который был первым в беге на 5000 и 10 000 метров и гимнастка Лариса Латынина, которая завевала три золотые медали. Советская команда стала олимпийским чемпионом по футболу.

Однако главным событием года стало выступление на XX съезде КПСС Н.С. Хрущёва с докладом «о культе личности Сталина» и провозглашение принципа «мирного сосуществования» с Западом.

Культ личности Сталина в государстве и партии был осуждён и стали приниматься меры по преодолению его последствий.

После подавления антикоммунистического восстания в Венгрии Советский Союз заявил о намерении строить отношения со странами «восточного блока» на принципах полного равенства, признав, что прежде эти принципы нарушались советской стороной.

В результате ожесточённой борьбы африканские страны Судан, Марокко и Тунис стали независимыми.

Президент Египта Гамаль Абдель Насер объявил о национализации Суэцкого канала соединявшего Средиземное море с Красным морем. Египет предложил придать каналу международный статус. Израиль, Франция и Великобритания попытались военной силой сместить Насера. Привычный миропорядок опять рушился.

В 1956 году в США умер американский сексолог Альфред Чарлз Кинси, прославившийся тем, что организовал путём тестирования изучение сексуального поведения более 20 000 белых американцев. Его знаменитые отчёты «Сексуальная жизнь мужчины» (1948) и «Сексуальная жизнь женщины» (1953) вызвали широкий резонанс в мире. В нашей стране эти работы не были известны широкому кругу простых людей, но слово «секс» было, как говорится, «на слуху».

В следующем 1957 году в США умер австрийский врач и психолог Вильгельм Райх, который разработал теорию жизненной космической энергии «оргона».

Эта модная теория, на фоне первых испытаний боевых советских и американских межконтинентальных ракет и запуска на околоземную орбиту первого в мире искусственного спутника Земли, затмила научные и общественные заслуги Райха в области сексологии. Вильгельм Райх первым в 20-е годы пытался соединить теории Фрейда и Маркса, придавая при этом первостепенное значение сексуальному инстинкту.

Мир вступал в космическую эру не только под грохот ракетных двигателей и военных планов «холодной войны», но и под зажигательные ритмы рок-н-ролла – музыки протеста против культуры западных обывателей с их оптимистической моралью «личного успеха» и потребительскими интересами так называемого «среднего класса».

Кумиром американской и западной молодёжи стал король рок-н-ролла Элвис Пресли. Образцом для подражания стали герои кино и эстрады, которые не считались с общественной моралью, однако обладали собственным кодексом чести и чувствами, которые скрывали за бравадой и протестующей манерой поведения.

С момента выхода в свет в апреле 1953 года первого номера американского эротического журнала для мужчин «Плейбой» в мире возникла альтернативная молодёжная культура и разразилась «сексуальная революция», основанная на протестующем выплеске сексуальной энергии. Волны сексуальной общемировой революции докатились и до СССР…
 
В первый раз я ощутил красоту обнажённой женщины и одновременно страстное желание прикоснуться к её телу весной 1956 года, в раннем детстве.

Мы, группа мальчишек и ребят с нашего двора, бегали вокруг строящегося дома. Наш молодой город начал строиться в 1955 году, поэтому весь город был одной большой строительной площадкой.

Повсюду сновали люди и машины. Ревели моторы. Рабочие и строители от шума вынуждены были орать друг другу и друг на друга.

В воздухе постоянно висела строительная пыль. Было очень весело, интересно и опасно.

Мы бегали как солдаты на войне между куч кирпичей, плит, ванн, радиаторов, труб и металлоконструкций, и прятались в этом столпотворении, стараясь найти что-нибудь полезное для своих детских нужд. Особенно нам нужны были стройматериалы для нашего «штаба». Этот «штаб» или гнездо из гнутых кусков труб, досок, жестяных листов и кусков фанеры мы сооружали во дворе нашего дома на развилке большого тополя.

Спасаясь от очередного бдительного строительного бригадира, мой старший брат, я и наш почти взрослый приятель Васька Григорьян залезли в кабину самосвала, захлопнули дверцы и затаились рядом с водительским сиденьем.
 
Мы притихли, хихикали и шептались друг с другом, но ощущение, что за нами кто-то следит, не проходило.

Мы оглядели кабину, и я увидел на стенке за спинкой сиденья шофёра приклеенный лист журнала, на котором была фотография голой женщины немыслимой красоты.

Она сидела или лежала на какой-то мягкой красно-коричневой ткани, которая складками, как портьера, служила фоном за её спиной.

Её тесно сомкнутые ноги были поджаты под себя, ступни вытянуты, как у балерины.

Левой рукой с растопыренными веером пальцами она опиралась на ткань, а сама вся выгнулась назад. При этом её правая рука была запрокинута за голову и поддерживала её.

Её лицо было повёрнуто так, что она должна была нюхать свою собственную подмышку. Её глаза были полузакрыты, а рот, наоборот, приоткрыт так, что у меня,  и моего брата и Васьки Григорьяна рты тоже сами по себе открылись.

Жилка на её шее напряглась и всё выражение лица, изгиб тела, напряжение в котором она находилась, подсказывало нам, что ей либо нехорошо, либо очень хорошо.

У неё были курчавые волосы, свитые из крупных локонов. Они свободно лежали на одном плече и, поддерживаемые запрокинутой рукой, красиво свисали сзади за спиной.

Больше всего притягивали взгляд её груди. Одна её грудь, правая, была освещена так, что смотрела прямо на нас своим набухшим соском. Другая, левая, была видна сбоку на фоне почти чёрной тени.

Женщина так выгнулась в поясе, что её ребра резко обозначились. Верхняя часть её живота была почти плоской и вместе со спиной чётко суживалась на талии. Очень красиво и рельефно выделялась впадина пупка, а затем выпуклая нижняя часть живота, ведущая к сокрытому тайному месту.

Женщина внимательно смотрела прямо на нас своим левым приоткрытым глазом.
Её яркие губы и белые зубы как бы застыли в постоянном немом стоне. Её складки на щеке, на шее и плече, её изогнутая кисть руки и напряжённые пальцы ног, втянутый живот и набухшие груди – всё в её облике было немыслимо притягательным, напряжённым, волнующим.

Мы забыли обо всём. Все звуки стройки куда-то исчезли. Мы, как зачарованные, не отрываясь, смотрели на эту голую женщину и молчали.

В голове у меня стучали, как молотки удары сердца. Кровь в жилах то замирала, то неслась жаркой волной.

Наш старший приятель Васька Григорьян вдруг застонал и схватился за штаны между ног. Его голова запрокинулась, глаза закрылись, и он сполз с сиденья на пол кабины самосвала.

Я и мой брат испугались. Превозмогая наваждение взгляда этой женщины на картинке, мы помогли нашему приятелю выбраться из машины.

Мы, открыто и не скрываясь, шли через грохот и суету стройки. Васька Григорьян еле-еле волочил ноги, согнувшись и держась за низ живота. При этом он как-то странно стонал. Это был стон не боли, а чего-то страдальчески-ликующего.

У меня тоже сильно «горели» уши от необъяснимого стыда и необычного возбуждения. Что чувствовал мой брат, я не знаю, но он всё время с тревогой оглядывался по сторонам и торопил нас идти быстрее домой.

Мы шли молча почти до нашего двора. Потом, через некоторое время, не сговариваясь, мы вдруг стали дико смеяться, бесноваться, прыгать и бегать.

Мы прыгали, орали, танцевали какой-то безумный танец, гоготали, уставившись друг на друга. Затем, устав, мы залезли на свой тополь и устроились в нашем штабе-шалаше на дереве. Только здесь мы впервые шёпотом обменялись впечатлениями и рассказали друг другу о своих ощущениях.

Васька Григорьян расстегнул свои штаны и показал нам свою писку. Васькина писка была большая и толстая. Даже теперь, через полчаса после пережитого, из его писки извергались капли какой-то прозрачной жидкости.

Васька блаженно откинулся на матрац, который мы когда-то затащили в наше жилище на дереве и начал руками гладить и мять свою писку. Он игрался своей пиской, а потом вдруг схватил её и стал лихорадочно и быстро дёргать кожу вокруг головки.

Его писка стала быстро напрягаться, твердеть, расти и удлиняться. Головка писки обнажилась. Васькины движения рукой ускорились. Он вдруг опять заорал, выгнулся в спине и странно задёргался всем телом. Из его писки пулей выплеснулась струя мутно-прозрачной жидкости и едва не задев нас, шлёпнулась прямо ему на штанину. В вечернем свежем воздухе запахло чем-то странным и терпким.

Мы с братом безмолвно смотрели на происходящее. Мне было одинаково интересно, стыдно и неловко.

Смутно я понимал, что тоже должен был испытывать нечто похожее, но вид бессознательного, дикого поведения нашего старшего приятеля мне не понравился. Мне очень хотелось испытать нечто подобное, но не здесь, не так и не в присутствии кого бы то ни было.

Мы просидели в гнезде на дереве почти до позднего вечера, и когда наш приятель горделиво сказал, что сегодня он стал мужчиной, я внутренне усмехнулся.

Я уже хорошо понимал, что без участия этой женщины на картинке ничего бы с ним не было. Это она его возбудила и довела до «белого каления», как выразился мой брат.

Вскоре нам всем жутко захотелось кушать, и мы разошлись по домам.
 
Мой старший брат сказал мне, чтобы я забыл о том, что случилось, но я на всю жизнь запомнил это волшебный чарующий взгляд и облик обнажённой женщины с обложки журнала, наше дикое возбуждение, пляски-танцы, хохот-гогот и фонтанирующую писку Васьки Григорьяна.
 
Эта обнажённая женщина из журнала ещё долго снилась мне и много раз подмигивала во сне, возбуждая меня до «белого каления».

Она осталась в моей памяти и воображении, как Фея красоты и страсти, одновременно открыто зовущая и строго замкнутая в своей напряжённой позе.

Это была моя первая женщина, которая пробудила во мне мужское начало. Мне было три с половиной года, когда я впервые осознал свою половую принадлежность к мужскому роду и ощутил первое в жизни сильное половое любопытство.
 
Много позже я узнал, что это была фотография американской киноактрисы Мэрилин Монро с обложки журнала «Плейбой» за 1953 год, и она была Феей красоты и страсти для всех мужчин этого общемирового весеннего времени…

 
Мои женщины Январь 1957 Подружка дяди

Долго в детский снах и фантазиях я искал, звал и, наконец, находил свою Фею красоты и страсти. Она приходила ко мне сначала такой, какой я видел её в кабине самосвала на обложке журнала. Потом она стал приобретать облик других женщин.

Первую другую Фею красоты и страсти я увидел в новогодние праздники 1957 года.

Родители и их гости шумели, разговаривали и пели за праздничным новогодним столом, а я, четырёхлетний мальчик, утомлённый весёлым застольем, играми, подарками и концертными выступлениями перед выпившими гостями и родственниками, сладко растянулся под тёплым одеялом в прохладной постели и привычно стал вызывать в свой сон мою прекрасную Фею красоты и страсти…

Она пришла ко мне в облике подружки дяди Коли, маминого брата.

Краешком сознания я понимал, что она сейчас сидит на диване в комнате дяди Коли, поджав под себя босые ноги и, подавшись всем телом вперёд, влюблено внимает песням дяди под гитару. Только видел я её голой, вернее обнажённой…

К этому времени я уже стеснялся говорить по-детски и старался выражаться по-взрослому даже в мыслях. Я с наслаждением смотрел на подружку дяди Коли во сне, потому что она была точь в точь такой же красивой, как моя первая Фея красоты и страсти.

В моём сне она сидела на плоском диване на фоне чёрного новогоднего неба, освещённая светом, исходящим от гитары дяди. Ярко освещёнными были только её лицо, обнажённые плечи, верхняя часть грудей, сжатые бёдра и поджатая под себя правая пятка. Левой рукой она опиралась на диван, а правой держалась за пятку поджатой под себя левой ноги.

Её лицо было приподнято и устремлено навстречу свету. Её дугообразная бровь напряглась, как лук. Глаза её были распахнуты, ноздри тонкого носика напряглись. Она улыбалась. Улыбалась призывно, счастливо, с настроением, с желанием как бы напиться этого света…

Её груди были наполненными, упругими. Её соски были напряжены и отбрасывали на выпуклости груди рельефную тень. Её живот был втянут в себя, напряжён, но нижняя часть живота, как у той первой Феи красоты и страсти, был выпуклым. Чувствовалось, что она вся в напряжении, сжалась в порыве к свету и дышит только волнующимся низом живота.

Она так же, как фея из самосвала, поджала под себя ноги, тесно сомкнула бёдра, но при этом правая часть её попки была чуть-чуть приподнята и не касалась поверхности дивана. Её еле сдерживаемое страстное движение к свету выдавали и складки покрывала на диване вокруг её ног.

Её курчавые чёрные волосы были свиты в крупные локоны и щекотливо спадали на её обнажённые плечи и спину. Хотя она вся виделась мне на фоне чёрного новогоднего неба, но при этом это небо также было наполнено звёздно-туманным светом.

Я с наслаждением любовался во сне красотой моей новой феи, примечая малейшие изгибы её тела, игру света и тени. Жаль было только, что смотрела она не на меня, а на свет, музыкой льющийся откуда-то сверху.

Взглянув ещё раз на мой сказочный образ, я, прежде чем заснуть, твёрдо решил научиться играть на гитаре так, чтобы мои песни и моя музыка могли источать такой же тёплый и страстный свет. Я тоже хотел, как мой дядя Коля, красивым баритоном петь:

На окраине, где-то в городе,
Я в рабочей семье родилась,
Лет шестнадцати, горе мыкая,
На кирпичный завод подалась.

Было трудно мне время первое,
Но потом, проработавши год,
За весёлый гуд, за кирпичики
Полюбила я этот завод.

(Старый народный городской романс «Кирпичики»).

Это была вторая женщина моих детских грёз, которую ни я, ни мой дядя так больше никогда и не видели.

Кстати, эта Фея красоты и страсти была очень похожа на героиню XVI летних Олимпийских игр в австралийском Мельбурне советскую гимнастку Ларису Латынину, которая завоевала три золотых медали. Её портреты заполонили все газеты и журналы. Её все любили и гордились ею.
 
До сих пор я верю, что это была моя Фея красоты и страсти в новом облике. Она явилась ко мне, чтобы ещё раз напомнить о себе, насытить моё половое любопытство и настроить меня на дальнейшее восприятие моих женщин.

В эту ночь я впервые почувствовал одновременно жгучее приятное волнение и напряжение внизу живота…

 
Мои женщины Февраль 1957 Соблазн

Третья по счёту Фея красоты и страсти недолго заставила себя ждать. Она явилась в феврале 1957 года в образе очередной подружки моего дяди Коли. Явилась, чтобы испытать меня соблазном.

Она резко отличалась от моей первой Феи красоты и страсти и от её новогодней двойняшки.

Это была манерная, высокая, худощавая, гибкая и хитрющая, как кошка, девушка какой-то восточной национальности. У неё были удивительно красивые упругие и длинные волосы, которые она холила, как любимое существо. Правда, при этом, она немилосердно испытывала свои чудесные волосы на прочность, придумывая себе новые причёски.

Её лицо было чуточку удлинённым с тонкими чертами и слегка заострённым подбородком. Поэтому её любимой прической была волна волос, спадающая с одной стороны лица. При этом крупные локоны служили фоном для линии её гладкого лба, тонкого носика, слегка выпуклых щёк, тонких губ и острого подбородка.

Её коронным выражением лица был взгляд снизу вверх с приподнятыми густыми, но чётко очерченными бровями. При этом она намеренно смотрела из самых уголков широко распахнутых глаз, чтобы подчеркнуть контрастность карих зрачков на фоне белых, как фарфор, глазных ядер.

Её взгляд и выражение лица всегда излучали соблазн. Её манеры всегда были соблазнительными. Её голос был соблазнительным. Всё в ней было очень соблазнительным. От этого я жутко стеснялся, злился, но меня, как магнитом, тянуло к ней.

Однажды, когда родителей, моего брата и дяди Коли не было дома, я слышал, как она прихорашивается в родительской спальне.

Движимый страстным желанием увидеть не только то, что она делает, но и её саму, я тихонько подкрался к двери в спальню и прильнул к замочной скважине. То, что я увидел, одновременно пригвоздило меня к двери и привело в трепет от возбуждения.

Она стояла в ночной рубашке перед маминым зеркальным трюмо и примеряла на себя мамин халат и украшения. Прозрачная ткань пышной ночной рубашки еле-еле скрывала очертания её тела.

Она постоянно переминалась с ноги на ногу, делала шаги вперёд, назад, в сторону, принимала позы и безотрывно смотрела на себя в зеркала трюмо.
 
Она то наклоняла голову и смотрела на себя сквозь волну волос, то вскидывала голову и её грива взлетала вверх и назад. Она то собирала руками свои волосы в пучок, то прилаживала их себе слева, справа и сзади.

Я заворожённо смотрел в замочную скважину, боясь дыханием выдать себя, но она каким-то чутьём меня почувствовала.

Сначала она замерла, но потом её движения стали медленно-томными, гибкими, вызывающими.

Её тонкие гибкие руки медленно открыли мамины коробочки с украшениями.

Она взяла большую нитку жемчуга, развела руки, оценивая их длину и красоту, а затем лёгким гибким движением плеч скинула с себя мамин халат.

Её грудь полностью обнажилась. У меня мгновенно пересохло во рту. Внизу живота в трусах стало жарко и потно. Сердце застучало, как бешеное, и мне стало одновременно стыдно и хорошо.

Живая третья Фея красоты и страсти медленно наклонила голову, резким движением головы закинула свои чарующие волосы на левое плечо и искоса взглянула прямо в мою замочную скважину.

Её слегка улыбающиеся плотно сжатые тонкие губы и приподнятая правая бровь как бы задали немой вопрос: «Ну, как? Хороша ли я?». При этом она слегка выгнулась в спине и выпятила свои острые груди.

Видимо, она почувствовала моё состояние, потому что её груди почему-то стали острее. Они напряглись, а соски вдруг стали очень выпуклыми, как маленькие пуговицы.

Меня охватил жар. Во мне боролись два сильнейших желания: войти к ней и бежать от неё без оглядки.

Я застыл, заворожённый её немигающим взглядом и улыбкой этих тонких плотно сжатых губ.

Кровь бросилась мне в лицо. Кто-то другой во мне поднял мою руку, и она сама взялась за ручку двери…

Тут в её лице, фигуре и позе что-то неуловимо изменилось. В её облике возникло нечто напоминающее торжество. Некоторая страстная властность, горделивость и статность. Она вдруг увиделась мне ведьмой.

Я очнулся и отпрянул от двери. Потом выпрямился и под звуки её громкого хохота бросился бежать в свою комнату.

Там я закрылся на ключ. Спрятался на своём диванчике под пледом и не подавал признаки жизни до прихода моих родителей.

С этого момента я замкнулся, и почти целый месяц ни с кем не разговаривал.

Я думал, переживал и пытался осознать тот факт, что Фея красоты и страсти может быть не только доброй, сказочно красивой, но и коварно-соблазнительной ведьмой.

Больше всего я страшился того, что бы было мне от дяди Коли, от отца и мамы, если бы я открыл дверь и вошёл к ней…

Слава Богу, что эти переживания не были долгими. Дядя Коля с сожалением потом рассказывал отцу и маме, что эта «сексуальная» девушка вместе со своими родными куда-то уехала далеко и надолго, потому что в феврале 1957 года началась частичная реабилитация репрессированных народов, восстановление национальной автономии чеченского, ингушского, калмыцкого и карачаевского народов.

Но меня это ни капельки не волновало. Я радовался, что этой феи-соблазнительницы нет и она мне даже не снится… 



 
Мои женщины Март 1957 Скромница

Наступил первый месяц весны 1957 года. Мартовская капель возвестила о будущем лете.

Моя первая Фея красоты и страсти «из кабины самосвала» перестала мне сниться. Вместо неё приходили образы обнажённых, но скромных и стесняющихся девушек.

Они представлялись мне на фоне темноты полностью открытыми и ярко освещёнными. Правда при этом, они продолжали целомудренно поджимать под себя ноги и сидеть или лежать так, чтобы не было видно сокровенного тайного места.

Теперь моим идеалом грёз была скромница, как Татьяна Васильевна, воспитательница в нашем детском саду…

Все мы, четырёхлетние мальчишки и девчонки младшей детской группы, были влюблены в неё и ревниво старались заслужить её внимание, заботу и ласку. Она чувствовала нашу влюблённость и сильно смущалась, когда кто-то из нас старался быть к ней поближе чтобы взять её за руку, прижаться к ней, подставить ей свой лоб для поцелуя.

Странно, но я не был в числе тех, кто старался ей во всем угодить. Наоборот, я сторонился её и больше времени проводил в играх с ребятами и девчонками. Однако всё время я краем глаза зорко наблюдал за воспитательницей и украдкой любовался её фигурой, нарядами и причёской.

Мне нравилось в ней все: и тщательно уложенные в пучок волосы, и красивая заколка, и серёжки в ушах и маленькие туфельки с высоким каблучком. Этот каблучок делал её ноги длиннее и стройнее. Ей самой нравились эти туфельки, и она часто садилась на круглый кожаный диван, поджимала под себя то одну, то другую ногу и заботливо чистила свои туфельки и каблучки. При этом свободную ногу она всегда ставила на носок, чтобы ещё более подчеркнуть её длину и стройность.

Когда она так садилась, то её белый халатик задирался выше колен и обнажались её налитые упругие колени. Все девчонки в группе замирали, когда она так садилась на круглый кожаный диван и заворожённо смотрели, как она приводит в порядок свои туфельки.

Пока девчонки с восхищением и любовью жались к воспитательнице, мы, мальчишки, вдруг начинали демонстрировать чудеса безрассудной храбрости.

Кто-то пытался прыгнуть выше головы. Кто-то выстраивал из кубиков огромную башню, а другой храбрец разрушал её. Кто-то бегал наперегонки. Кто-то отнимал у соперника игрушку и тут же бросал её, так как она была нужна только для того, чтобы его заметила наша любимая воспитательница.

Воспитательница часто сидела на диване в позе Феи красоты и страсти. При этом она гибко потягивалась, отчего её халатик на груди напрягался. При этом чётко проявлялись бугорки её сосков.

Она старалась не смотреть на беснующихся мальчишек. Только скромная легчайшая улыбка выдавала её удовольствие от происходящего.

Эта скромная воспитательница из детского сада долго снилась мне обнажённой и я часто просыпался в жутком волнении и трепете.

Однако я уже немного понимал, что эта скромность обманчива и что волнующая красота воспитательницы сама нуждалась в заботе и внимании со стороны. Может поэтому, я был одним из очень немногих, кто смотрел на неё иначе, чем остальные.

Она часто, покраснев, говорила мне, чтобы я не смотрел на неё «так» и мягко закрывала мне глаза своей рукой. Причём закрывала так, чтобы я мог коснуться её ладони своими горячими губами.

В эти мгновения я был безумно счастлив. У нас была общая тайна. Может быть даже тайная страсть, которой я очень гордился.

Всякий раз, когда такое случалось, у меня становилось сыро в трусиках. Я вспоминал Ваську Григорьяна и ощущал себя почти мужчиной…

В эту весну 1957 года я ни о чём другом, кроме нашей любимой воспитательницы из детского сада не думал и не знал. Весь мой собственный мир сосредоточился только на ней, на ребятах и на нашем детском садике «Радуга».

 
Мои женщины Апрель 1957 Больничная принцесса

В апреле 1957 года я испытал такое потрясение, что оно затмило все предыдущие волнения, мысли и страсти. Я впервые живьём увидел полностью обнажённую девушку!

Это было в больнице, где работала моя мама. Когда-то мы даже жили в пристройке на территории больничного городка. Я привык бегать к маме на работу, заходить в кабинеты к врачам и медсёстрам, потому, что у них всегда водились конфеты, шоколадки, вкусное печенье и даже торты.

Я привык к больничным запахам и виду крови. Не раз мне доводилось помогать маме – смазывать йодом и перевязывать моим друзьям с улицы царапины, ушибы, ссадины и даже раны.

Вот так однажды ярким апрельским днём 1957 года я пришёл в мамино отделение больницы и лихо ворвался в её кабинет. Ворвался и остолбенел от изумления. На смотровой кушетке, облокотившись на острый локоток, полулежала обнажённая худенькая девушка невиданной красоты…

Больше всего меня сразу поразили её дивные волосы. Цвета блестящего золота, разделённые сбоку пробором, её волосы двумя пышными волнами спадали ей на плечи, при этом почти скрывая её прицельно строгие и одновременно удивлённые глаза.

Девушка при моём появлении судорожно вздрогнула всем телом и также застыла, глядя на меня немигающим взглядом.

Её левая бровь застыла на взлёте. Её губы превратились в жёсткий цветочный бутон. Её голова слегка наклонилась вниз и почти оперлась маленьким подбородком в ключицу.

Увидев меня, она успела немного приподнять и согнуть в колене свою правую ногу, сжать бёдра и прикрыть своё сокровенное тайное место маленьким полотенчиком, на котором были вышиты красные крупные цветы. Её спина застыла в напряжённом порыве приподняться, отчего её груди тоже напряглись и заострились.

Наше обоюдное ошеломление длилось мгновение, длившееся вечность. За это время я успел увидеть всё и сразу.

Великолепные золотые волосы. Прекрасное лицо, которое мгновенно выражало все чувства и мысли девушки. Напряжённое худенькое тело, изогнутое, как боевой лук. Острые грудки, которые заканчивались почему-то набухшими и остро выпуклыми сосками. Правую руку, мгновенно прикрывшую цветастым полотенчиком сокровенное тайное место.

Только левая рука и левая нога девушки были изначально девственно спокойны. Локоток стабильно опирался на белое покрывало смотровой кушетки, а левая ножка девушки спокойно вытянулась во всю свою длину. Даже ступня её была вытянута в одну линию с ножкой, как у балерины.

Она выглядела точь в точь, как принцесса: тонкая, прозрачная, красивая, золотая. Даже выражение её лица было царским – одновременно властным, без тени смущения и капризным от возникшего неудобства. Она лежала, как сказочная принцесса на горошине.

В мгновение ока, увидев эту картину, я понял, что горошиной являюсь я сам. Поэтому, не дав ни ей, ни себе опомниться, я также быстро выскочил из маминого кабинета и пулей влетел в кладовку.

Здесь среди швабр и вёдер я просидел тихо почти полчаса и вылез только после того, как немного успокоился и услышал громкие голоса медсестёр, нянечек и больных, вышедших в столовую на обед.

Я рассеянно кушал больничный суп, слушал маму, сестёр и больных, а сам с трепетом вспоминал сказочное видение, которое привиделось мне сегодня.

Было немного стыдно, неловко, но почему-то безумно радостно. Может быть от того, что на улице вовсю жарило солнце, журчали ручьи и сосульки дружно хором капали с шиферной крыши больничного корпуса.

Всё-таки мне показалось, что в тот момент, когда я выскакивал из маминого кабинета, девушка чуть-чуть улыбнулась. Даже усмехнулась…

Может быть, всё-таки это была она – моя Фея красоты и страсти?

Только почему и зачем она была в больнице?..

 
Мои женщины Май 1957 Королева стройки

Май 1957 года пришёл к нам чередой прекрасных солнечных дней и заморозков.

Повсюду кипела работа. У всех было радостное настроение. Все обсуждали какое-то постановление о преобразовании колхозов в совхозы.  Мой отец с воодушевлением говорил, что «перед нами стоит задача за четыре года перегнать Америку по мясу, молоку и маслу».

В городе строили новые большие дома, благоустраивали улицы, площади и бульвары. Дымили трубы электростанции и шамотного завода. На стройках работало множество разных людей.

Недалеко от нашего дома на окраине города строили здания автомастерских и лесопилки. Разновозрастные дети с нашей городской окраины часто приходили сюда, чтобы найти на стройке что ни будь нужное для наших игр или полезное для наших домашних хозяйств. Одной из причин нашего постоянного шастанья по стройке были девушки…

Девушек и женщин на стройке было много. Одни работали штукатурами, другие малярами. Некоторые даже клали кирпичи в стены. Все они были какие-то весёлые, озорные, смелые и бесстыдные.

Мужики и женщины, парни и девушки на стройке постоянно задирали друг друга и шутили так, что нам становилось одновременно неловко и весело.

Все девушки казались нам самыми красивыми и весёлыми. Но среди них отличалась одна, которая превосходила всех своим весёлым и озорным бесстыдством. Она была одновременно и молодая, и зрелая. Это чувствовали даже мы, мальчишки.

У неё было круглое красивое лицо и очень чёрные блестящие волосы. Разделённые прямым пробором, они двумя крылами обрамляли её лицо и скреплялись на затылке крупной заколкой. У неё были круглые выпуклые ярко розовые щёки. Её крупные красные выпуклые губы постоянно улыбались. Она никогда не была грустной, только улыбчивой.

На работе она ходила всегда в удивительно чистом комбинезоне. Широкие лямки синего комбинезона плотно обтягивали её сильные плечи. Она всегда носила белую мужскую майку-футболку, под которой тугими шарами выпячивались её большие груди.

Но особенной выдающейся у неё была попка. Дольки её попки были идеально круглыми, как футбольные мячи…

Комбинезон был идеальной одеждой для этой девушки. Штаны комбинезона обтягивали её крутую попку, а широкие лямки при ходьбе гибко скользили по выпуклой крутизне её груди.

Все на стройке были влюблены в неё и все мужики особо настойчиво приставали к ней со своими пошлыми шуточками. Не были исключением и мы…

Мы, как свита королевы, преследовали её, помогали ей переносить вёдра с раствором, мастерок, шпатель и другие строительные инструменты.

Мы всячески старались ей угодить и ревниво оберегали её от обидных приставаний грубых мужиков.

Дело в том, что она была красивой, независимой и свободной. Все остальные девушки и женщины одновременно завидовали ей и восхищались ею.

Про неё рассказывали невероятные истории о том, как она «переспала со всеми, кто работал на стройке». Рассказывали, что она «вскружила голову самому главному архитектору города». Тот «бросил ради неё жену и детей», а она с ним «поматросила и бросила его».

Многие, очень многие мечтали прижать её в тёмном углу в лабиринте строительных объектов. Но, попытавшись, получали жёсткий отпор. Эта девушка умела за себя постоять.

Однажды почти жарким майским днём мы, как всегда, следовали за ней на некотором расстоянии по пути на плотину, где бригада строителей отделывала здание водосброса.

Солнце в этот день было таким ярким и жарким, что мир вокруг был ярко контрастным, почти чёрно-белым. Было очень жарко, и мы поснимали свои рубашки, чтобы побыстрее получить самый лучший весенний загар.

Наша королева тоже спустила лямки комбинезона и на ходу сняла с себя футболку. Под ней оказалась еще одна майка с лямками. Обнажились её сильные руки и плечи. Она лениво и гибко шла впереди нас, покачивая своими умопомрачительно крутыми дольками попки.

Ребята постарше из нашей компании изощрялись в эпитетах, которыми награждали её красоту и сексуальную привлекательность. Нам, мальчишкам, было жутко интересно видеть и слышать всё это. Особенно интересно было слушать полупонятные шуточки насчёт того, чтобы «покувыркаться с ней в постели».

Изредка королева стройки оборачивалась к нам и награждала нас улыбкой за наиболее удачную шутку или славословие в её адрес.

Шутки становились всё смелее. Наконец, кто-то из старших ребят воскликнул: «Эх, такие бы ножки, да мне бы на плечи!». Это была грань, за которую ребята переступили впервые…

Королева стройки быстро обернулась, остановилась и строго взглянула на всех нас сразу…

Она упёрлась своими кулаками себе в бёдра, отставила вбок ногу и громко, весело, но очень веско сказала: «Кто бы говорил! Да у меня пи*ка шире твоих плеч!».

Сказала, повернулась и пошла дальше спокойной уверенной походкой королевы.

Мы облегчённо и радостно загоготали. Она отшутилась так же, как и мы.

С этого момента она стала нашей общей девушкой. Всех и никого в частности. Мы были восхищены, покорены и счастливы.

То, что эта красавица ответила  матом, никого не смутило. Наоборот, все в нашей ребячьей компании стали только сильнее ею восхищаться.

Я знал, что то сказанное ею странное слово является одним из самых обидных матерных ругательств, но не знал  точно, что оно обозначает. Однако смеялся вместе со всеми…
 
Ночью она приснилась мне как Фея красоты и страсти. Обнажённой.

Теперь она привиделась мне в облике загорающей на солнце девушки.

Она была почему-то на мохнатой и тёплой шкуре бурого медведя и загорала.

Она лежала на левом боку и опиралась на локоть. Солнце ярко освещало её круглые, как яблоки, груди и дольки попки.

Правую ногу она вытянула свободно в прямую линию, а левая была согнута в колене.

Она смотрела куда-то в никуда и густые тени скрывали выражение её глаз.

Правой рукой она массировала своё левое колено, которое, я знал это, было травмировано во время работы.

Она приснилась мне просто красивой и я относительно спокойно любовался красотой её тела.

Впервые Фея красоты и страсти предстала передо мной как объект женской красоты. Я с любопытством в деталях рассматривал все доступные взгляду её прелести.

Странно, но я ничего не испытывал, кроме радости и удовольствия от её вида. Ничего…

Может я ещё маленький?
 
Мои женщины Июнь 1957 Первая порнография

В начале лета в июне 1957 года моё половое любопытство усилилось. Рассматривая книжки с картинками и журналы, я стал представлять себе женщин обнажёнными.

Особенно мне нравилось смотреть журналы мод. Там всегда были фотографии симпатичных и просто красивых девушек в красивых одеждах.
 
Я представлял себе, что вот здесь под кофточкой у них должны быть груди, вот здесь пупок, а вот здесь – сокровенное тайное место. Но вот какое оно это «сокровенное тайное место» я представить себе не мог.

Поэтому все девушки в журналах смотрели на меня насмешливо и как-то многообещающе.

От этих взглядов я очень смущался, волновался и трепетал. Мне было жутко любопытно узнать, а как у них там всё устроено…

В детских яслях и в детском саду я видел голых девочек. Мы даже вместе перед дневным сном по расписанию садились в ряд на горшки и писали.

Нередко я видел, как воспитательницы или родители переодевали описавшихся девчонок. Вместо писки у них были какие-то пухлые щели между ног. Щели как щели, ничего особенного…
 
Писали девочки как-то странно, обязательно приседая. Не так как мы. Мы, мальчишки, стоя выпячивали живот и направляли струю из писки в горшок. Это было весело…

Мы часто устраивали соревнование - кто дальше и мощнее пустит струю. Девчонки нам завидовали, болели за нас и глупо хихикали, когда мы это делали. При этом воспитательницы строго запрещали нам так писать.

Был, правда, один случай, когда кто-то из мальчишек вдруг первым показал всем в группе свою писку. Потом показал свою писку второй, третий…

Скоро все мальчишки и девчонки в группе стояли, задрав подолы платьев, сняв штаны и спустив трусы, и показывали друг другу свои писки.

Если у мальчишек писки были разные: толстенькие, маленькие, кривые, острые, то у девчонок писки были почти одинаковые и отличались только припухлостью вокруг щёлочек между ног. Ничего интересного…

Другое дело писки взрослых девушек и женщин. Они должны были быть другими.

Я это хорошо понимал, потому что в бане видел голых парней и мужиков. У них были большие писки, которые назывались культурно членами, а некультурно самым распространенным коротким матерным словом. Это слово мы, мальчишки, говорили друг другу шёпотом или орали в минуты обиды и гнева…

Члены у парней и мужиков свисали из густых волос, которые росли у них между ног и внизу живота. Эти волосы были тёмные, курчавые и росли, поднимаясь к пупку.

У многих мужиков на груди тоже росли курчавые волосы. У некоторых волосы росли даже на плесах и на спине. Это было очень красиво, и я горько сожалел, что у меня нет таких волос на теле.

Отец, смеясь, меня успокаивал, а дядя Коля, который был очень красиво и мужественно волосат, выдернув несколько волосков у себя внизу живота, сыпал их мне в трусы «на рассаду».
 
Что и как было устроено между ног у девушек и женщин, я ещё не знал. Хотя мог себе представить, по аналогии с мужской волосатостью. Одно я знал точно – волос на груди у женщин нет.
 
Моя Фея красоты и страсти всегда представлялась мне с открытой грудью, но тесно сомкнутыми ногами.

Больше всего мне хотелось увидеть её «сокровенное тайное место». Но живьём увидеть обнажённую женщину было трудно, практически невозможно. Поэтому это можно было сделать, только увидев порнографию.

Впервые это слово «порнография» я услышал от мамы. Она за что-то сильно ругала дядю Колю и требовала, чтобы он сжёг «всю эту порнографию».

Дяде Коле сильно досталось от мамы. Потом я видел, как он в саду понуро жёг в ведре какие-то журналы и фотографии. Но я знал, что дядя обязательно оставит себе что-то самое сокровенное!

Однажды, в отсутствие родителей и дяди Коли, я незаметно заскочил в его комнату и стал терпеливо искать его тайник. У меня в комнате тоже был свой тайник, в котором я хранил свои коллекции фантиков, значков, первые свои рисунки, вырезки из журналов, открытки и массу всяческих дорогих мне вещей.

Мой тайник был в большой красивой коробке из-под кубинских сигар. Эта коробка с трудом втискивалась под дальний угол тяжелого шкафа с одеждой. Просвет между шкафом и полом был таким узким, что только моя тонкая рука могла туда протиснуться. Такой тайник должен был быть у моего дяди, но я его не нашёл.

Вместо тайника я нашёл цветную картинку из какого-то журнала. Она была спрятана под обложку старого учебника.

Увидев эту картинку, я обо всём позабыл и, спрятав её под рубашку, пулей выскочил из комнаты дяди. На картинке была моя Фея красоты и страсти!

Она внимательно смотрела на меня, хитро и многообещающе улыбалась, и звонила по телефону! Моё сердце затрепетало, как телефонный звонок!

У себя в комнате я тщательно рассмотрел картинку и мою Фею красоты и страсти…

Она сидела, поджав под себя ноги. На руках у неё были длинные, почти до плеч, чёрные перчатки. Левой рукой она прижимала к уху большую белую телефонную трубку, а правой рукой теребила кончик белого телефонного провода.

Её курчавые чёрные волосы были собраны в пучок на затылке. Лоб открыт. Густые чёрные брови и ресницы, как рамки, обрамляли её внимательные и добрые глаза.
 
Она чуточку повзрослела и превратилась в красивую женщину. Поэтому её улыбка, взгляд и выражение лица были почти материнские. Но тело её было молодым и гибким.

Она гордо сидела, выгнув спину, и её острые груди чётко выделялись на фоне чёрных перчаток. Впервые я видел рельеф женского живота и тесно сомкнутых ног почти на грани открытого «сокрытого тайного места»!

Эта картинка стала сокровищем в моём тайнике и изредка, украдкой, я доставал её и смотрел на мою Фею красоты и страсти.

Я чувствовал, что что-то вскоре должно было произойти и до меня дойдет её весточка, как звонок по телефону.

Так вот какая она – порнография!..

 
Мои женщины Июль 1957 Багира

Летом в конце июля 1957 года мы с друзьями играли в новую игру – Маугли.

В это время в Москве проходил Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Страна готовилась к этому фестивалю. По радио, в газетах, по радио и в кино говорили только о фестивале.

(28 июля – 11 августа 1957 года – в Москве состоялся VI Всемирный международный фестиваль молодёжи и студентов. Фестиваль стал первым крупным международным событием в послевоенной истории СССР. В фестивале приняли участие 34 000 гостей из 131 страны мира).

В честь фестиваля родители мне подарили большую красивую книгу с картинками, в которой была написана история о маленьком мальчике, который попал в джунгли и стал жить в стае волков. Его друзьями стали волк Акела, медведь Балу, удав Каа и пантера Багира. Его врагами стали тигр Шерхан и шакал.

Все эти герои были и в моей реальной жизни. Были друзья и были враги. Вместе с Маугли я переживал все его приключения и испытания, ощущения, чувства и страхи. Эту книжку я и мои друзья зачитали, как говорится, «до дыр».

Не было только в нашей жизни хищной, гибкой, сильной, но доброй и верной Багиры. Ни одна из соседских девчонок не справлялась с ролью Багиры в наших играх. Правда, лазить в наш домик-гнездо-штаб на развилке большого дворового тополя девчонки научились. Иногда девчонки занимали наш домик, сидели там и не пускали нас, мальчишек, но все равно, ни одна из них не была Багирой.

Каждый день, играя в Маугли, мы проигрывали сюжет за сюжетом из этой сказочной истории. Мы охотились, купались, играли и тренировались вместе с волчатами – маленькими детьми во дворе. Каждый день мы придумывали различные состязания в ловкости, быстроте и силе и испытания воли и храбрости.

Злым тигром Шерханом был один из наших соседских взрослых парней. Это был блатной хулиган, матершинник и жестокий драчун Вовка. Вместе со своим подчинённым корешом, точь в точь похожим на хитрого и наглого шакалёнка, они часто вмешивались в наши игры.

Шерхан больно бил нас и заставлял приносить ему деньги. Он отбирал наши игрушки, вещи и велосипеды и заставлял их выкупать. Мы вынуждены были терпеть его обиды, но после того, как стали играть в Маугли, мы научились с ним бороться.

Против нашей дружной стаи Вовка-Шерхан и его шакалёнок ничего не могли поделать. Мы набрасывались кучей на этого хулигана и били его чем попало. Он огрызался, орал, ругался матом, гонялся за нами, грозился всех убить, но к нам на выручку приходил медведь «Балу» – наш сосед милиционер. Мы побеждали. Не хватало только Багиры.

Она появилась, как и положено пантере, совсем неожиданно, когда в наш многоквартирный дом переехали новые жильцы.

В этой семье была взрослая дочь – красивая, молодая «белокурая бестия». Она как-то сразу, практически мгновенно, включилась в нашу игру в Маугли и часто играла с нами, придумывая все новые игры и состязания.

Больше всего она любила залезать к нам в домик-гнездо-штаб на тополе и лежать там вместе с девчонками, загорая на солнце. У нее был закрытый купальник из блестящей жёлтой ткани, и она была очень похожей на пантеру Багиру, только не чёрную, а золотую.

Дело в том, что она была яркая блондинка с золотистыми короткими и вьющимися волосами. Её лицо было не узким и не широким, не круглым и не прямоугольным. Оно было овальным с красивым маленьким подбородком.

Главной особенностью лица Багиры были дугообразные густые чёрные брови. Такими же дугообразными были её крупные красивые губы.

Её лицо, глаза и выражение лица в обрамлении золотых кудряшек излучали свет красоты и притягательности, как золото. При этом тело её было немного худощавое, нежное и не такое мускулистое, как у «королевы стройки». Её руки и ноги были тонкие, груди и попка округлыми, но не выдающимися.

Именно она, Багира, наша новая соседка по дому, победила тигра – Вовку-Шерхана. Она победила его только одним взглядом своих томных лучистых глаз. Из блатного хулигана наш общий враг превратился в послушного и сильного телохранителя Багиры.

Теперь он постоянно следовал за ней и прямо стелился перед ней, потеряв навсегда авторитет и власть над нами. После этого, нам как-то расхотелось играть в Маугли и мы стали искать другие приключения.

Однажды ночью Багира-соседка приснилась мне в образе Феи красоты и любви.

Она лежала, растянувшись обнажённой на правом боку на полосатой шкуре тигра, и играла его оскаленной головой. Тигр, скалил зубы и жмурился от удовольствия.

Фея-Багира-соседка смотрела на меня снизу вверх как-то испуганно, будто я её застиг с запрещённой игрой. Её худенькие ноги располагались на тигровой шкуре так, что опять «сокровенное тайное место» было скрыто от меня.

Впервые моя Фея красоты и любви играла во сне не со мной!..

Мне было так обидно, что утром, в порыве откровенности я пожаловался маме, что наша новая соседка не играет с нами во дворе, а «ходит теперь с хулиганом».

Отец, читая газету и услышав мои жалобы, горько и странно пошутил, что, мол, и тут «образовалась антипартийная группа». На что мама строго шикнула на него, а мне сказала, чтобы я «никого не осуждал, чтобы не быть самому осуждённым».
 
(22 – 29 июня 1957 года. Пленум ЦК КПСС утверждает Н.С. Хрущёва на посту первого секретаря ЦК и осуждает фракционную деятельность «антипартийной группы» В. Молотова, Г. Маленкова, Л. Кагановича и «примкнувшего к ним» Д. Шепилова. Эта группа видных партийных деятелей исключена из Президиума и ЦК КПСС. В новый Президиум ЦК КПСС избраны не 11, а 15 членов, среди которых Л. Брежнев, Ф. Козлов и Г. Жуков. А. Косыгин избран кандидатом в члены ЦК КПСС).

Я ничего не понял из слов мамы, но по тому, как притих мой отец, почувствовал, что мне тоже лучше помалкивать…

 
Мои женщины Август 1957 Фея глистов

Последний летний месяц 1957 года не принёс ничего хорошего. В августе я заболел и долго провалялся на койке в больнице у мамы. У меня болел живот. Мне ничего не говорили, но все очень переживали и говорили, что надо делать операцию.

Какой-то огромного роста доктор с жутко волосатыми руками долго мял мне живот и всё спрашивал: «Здесь больно? А здесь больно?». Мне было очень больно, но я отвечал, что мне щекотно. Доктор улыбался и говорил мне, что я молодец.

Когда доктор и мама уходили по делам, мне становилось грустно, страшно и очень неловко. Я ощущал себя страшно одиноким…

По ночам я звал себе в сон мою Фею красоты и страсти, но она не приходила. Зато приходила боль –  тупая, ноющая и тяжелая. Было такое ощущение, что внутри в животе случился заворот кишок. Они завернулись в узел и через них ничего не проходило. Я давно уже ничего не ел, но было такое ощущение, что живот чем-то наполнен до предела.

Во сне мне представлялось, как меня будут резать и распутывать кишки. Потом снова их укладывать в живот и зашивать рану. Я буду лежать весь забинтованный и стонать, как раненый зверь. Все будут меня жалеть, а я буду мужественно переносить боль и успокаивать маму…

А потом оказалось, что анализы показали наличие в моих кишках глистов. Говорили, что я заразился этими паразитами от уличных котят. Гладил и играл с котятами, а потом ел пищу немытыми руками. А теперь эти глисты живут у меня в кишках и питаются моей пищей.

Это известие меня сильно потрясло, а маму и волосатого доктора наоборот успокоило…

Я никак не мог себе представить, как во мне живут белые острые червяки. Как они лазают по моим кишкам и сосут мою кровь. Более жуткой картины я не мог себе представить!

Из соседних палат на меня, носителя глистов, приходили поглазеть другие больные мальчишки и девчонки.

Вскоре в мою палату поместили двух ребят. У одного была паховая грыжа, а у другого было что-то с яичками. Обеих уже прооперировали и они несколько дней лежали в койках и потихоньку приходили в себя.

Когда эти ребята окончательно пришли в себя после наркоза и операции, они поинтересовались, по какой причине я попал в больницу. При этом оба гордились своими операциями, но очень стеснялись, когда их перевязывали медицинские сестры.

Я рассказал им, что упал в канализационный колодец и несколько дней просидел там, питаясь пойманными мышами и крысами. От этого у меня в животе завелись глисты…

Услышав эту историю, оба героя забыли про свои раны и ошалело смотрели на меня, как на человека с того света.

Не знаю как, но эта история стала известна в других палатах и ко мне повалили толпы больных. При этом все хотели сами услышать подробности этой жуткой истории. Я рассказывал и каждый раз припоминал всё новые подробности.

Волосатый доктор сначала жутко рассердился на меня. Мама вообще слегка отшлёпала, но потом все махнули на меня рукой. Я продолжал рассказывать историю возникновения глистов у меня в животе. Эх, если бы моя Фея красоты и страсти могла видеть, как меня слушали!

Наконец наступило и моё время.

Днём пришла мама и Волосатый доктор. Они стали уговаривать меня не волноваться. Мол, все будет хорошо. Они только посмотрят через маленькую дырочку в животе, что мне мешает кушать и переваривать пищу.

Я не хотел маленькую дырочку. Я хотел, чтобы меня всего перебинтовали и чтобы вокруг меня стояли капельницы, аппаратура, насосы, звонок тревоги. Я хотел страдать, чтобы меня все жалели…

Волосатый доктор в последний раз стал мять мне живот и давить так глубоко, что я еле сдержался от крика боли. Но я сдержался, потому что видел мамины страдальческие глаза и волнение. Я терпел и старался не напрягать живот, а доктор всё мял и мял мне кишки.

Наконец он потрепал меня по голове и сказал, чтобы я готовился. Правда не сказал к чему и что мне надо делать.

Волосатый доктор и мама ушли, а через несколько минут в палату вошла … Фея красоты и страсти собственной персоной.

Я сразу её узнал. Это была новенькая медсестра. Очень молодая и очень красивая…
 
Фея-медсестра была в белом халатике и белой круглой шапочке. Её совершенно чёрные волосы были собраны под шапочкой в пучок. У неё были идеально полукруглые чёрные густые брови и длинные ресницы. Её щеки были как два спелых красных яблока. Её маленькие пухлые губы были как вишни. Её курносый носик был почти девчоночий. Она вся была, как юная девчонка. Только халатик у неё на груди заметно вздымался то вверх, то вниз.

Фея-медсестра, не обращая внимания на остолбеневших грыженосцев, подошла прямо ко мне и одновременно ласково и строго приказа следовать за ней.

У меня почти перестал болеть живот. Я молча и послушно одел тапочки и пошёл за Феей-медсестрой в процедурный кабинет.

Здесь Фея-медсестра дала мне выпить какие-то таблетки, надела на меня через голову какую-то женскую длинную белую рубаху-платье и повела меня в туалет. Потом сказала, чтобы я посидел и потужился, а она меня подождёт.

Тут я и очнулся. Она не была Феей…

Она была просто медсестрой-практиканткой и готовила меня к операции.

В туалет я идти отказался, потому что уже много дней и ночей я не мог сходить в туалет «по большому». Мне казалось, что об этом знают все в больнице. Было обидно, что эта «новенькая», ничего не знает о моих приключениях «на дне канализационного колодца».

Новенькая медсестра фыркнула и повела меня обратно в палату. Затем проследила, чтобы я лёг в постель и ушла. А мне вдруг стало всё равно. Вообще всё равно…

Мне вдруг стало так хорошо и спокойно, что все страхи куда-то исчезли. Возникло только беспокойство в животе и странное щекотание или зуд в попе. Я долго терпел и остро жалел, что не послушался новенькую медсестру и не посидел в туалете. Потом терпеть стало не в мочь и я стремглав помчался в туалет.

Господи, никогда я ещё так не страдал и не радовался одновременно! Только теперь я понял, что значит слово «облегчился».

Из меня выходило что-то большое, объёмное и выстреливалось, как теннисные мячики.

Мне не было страшно. Я только боялся, что в соседних палатах или в коридоре услышат, как я «стреляю» в унитаз.
 
Наконец всё кончилось. Живот освободился от чего-то лишнего. Сразу стало легче, хотя я весь взмок и очень устал. Я поспешно дёрнул за ручку унитаза и в последний момент увидел, как в водовороте мелькнули маленькие беленькие червячки. Из меня вышли глисты!

Еле передвигая ноги от внезапно возникшей слабости, я поплёлся в палату и лёг на койку. Буквально через несколько минут в палату вошли гурьбой Волосатый доктор, мама, какие-то другие медсёстры и люди. Вместе с ними была эта новенькая медсестра. К моей койке подкатили носилки на роликах и сказали, чтобы я лёг на неё.

Доктор стал задавать всем вопросы о моей готовности. На его вопрос «сходил ли я в туалет» новенькая медсестра сказала «нет», а я сказал «да». Все удивились и я рассказал, как и что со мной произошло в туалете.

Никто мне не поверил. Волосатый доктор опять стал сильно мять мне живот. Мне уже не было больно, и я легко вытерпел эту пытку.

Волосатый доктор сказал, что у меня всё нормально и нет «никакой патологии», а я сказал, что «хочу есть».

Тут все разом заговорили, засмеялись, стали меня тискать и поздравлять непонятно с чем, а мама заплакала и повела меня к себе в кабинет, чтобы накормить вкусненьким.

Напоследок Волосатый доктор меня спросил: «Как же это всё произошло?».

Тут ко мне пришло озарение и я сказал, указывая на новенькую юную медсестру: «Это она меня вылечила».

Все опять засмеялись, заулыбались и стали расходиться. Новенькая медсестра вдруг перестала быть строгой и так мне улыбнулась, что я сразу влюбился в неё по уши.

После этого случая я быстро пошёл на поправку и ел за четверых! Мама постоянно кормила меня всякими вкусностями, а я все ел, ел и хотел есть.

Иногда в палату прибегала новенькая медсестра. Мы сидели с ней на кровати и разговаривали. Она гладила меня по голове, угощала конфетами и убегала. Потом она исчезла и мама сказала, что её практика закончилась.

Ночью мне впервые за многие дни приснилась новенькая медсестра в облике Феи красоты и страсти.

Она была опять полностью обнажённой и лежала левым боком на какой-то морщинистой кроваво-красной ткани.

Она лежала вытянувшись в одну линию с поднятыми руками и вытянутой правой ногой. Её правое плечо, грудь, талия, круглая попка, бедро и ноги были ярко освещены и гладко блестели.

Только правая нога опять была согнута в колене так, чтобы скрыть «сокровенной тайное место» и касалась другой ноги острой маленькой ступнёй.

Фея искоса, строго и с прищуром смотрела на меня и была красива «аки глиста».

Где-то я уже слышал это выражение…

 
Мои женщины Сентябрь 1957 Болтушка-хохотушка

Ранней осенью в сентябре 1957 года отец взял нас с братом в поездку на свою малую родину, в деревню Дальнее Русаново. Здесь жили наши дальние родственники по отцу. Дед с бабкой приняли нас как родных. Они уже знали о моих приключениях с животом и усиленно поили меня парным жирным молоком.

Отец сразу впрягся в совхозную работу и жизнь. Ремонтировал машины и токарный станок в мастерских.

Мы с братом вместе с деревенскими мальчишками и девчонками помогали родне на току. Мы черпали большими жестяными совками зерно и кидали его на ленту транспортёра. Работа была очень пыльная, тяжёлая и нудная. Поэтому чаще всего мы убегали и играли в старинные деревенские игры.
 
Больше всего мне нравилась игра в лапту. Брат специально взял с собой мохнатый теннисный мячик и нас за это приняли в игру.

Мы до упаду бегали по поляне, увёртываясь от ударов этого тяжёлого мячика. Особенно было весело, когда удавалось влепить мячик в спину какой-нибудь девчонки. Они нас тоже не жалели и обидно смеялись, когда выигрывали.

После игр обиды забывались и мы вместе допоздна сидели у костра. Ели запечённую в золе картошку с деревенским хлебом и разговаривали обо всем: о погоде, о видах на урожай, о родителях, о родственниках, о самолётах, о кораблях, о звёздах, о привидениях, о странном одиноком деревенском старике, по прозвищу Календарь. При этом мы постоянно шутили, подначивали, разыгрывали друг друга, пихались, щипались или в шутку боролись.

Самой любимой была игра в салочки в варианте «солнце-клёш». Тот, кому после считалки выпадало бегать за остальными, должен был не только коснуться убегающего, а стянуть штаны с мальчишки или задрать подол платья у девчонки. При этом запрещалось пойманному противодействовать и мешать.
 
Больше всего было веселья, когда вместе со штанами удавалось стянуть и трусы. Девчонки тогда заводили целый хоровод насмешек и хохота. Но и им иногда доставалось.

Когда у пойманной девчонки задирали подол, она инстинктивно садилась. Тогда подол быстро собирался в узел над её головой и она оказывалась в мешке из собственного платья. Тогда уж мальчишки громко потешались над её трусиками, попой и всем остальным.

Однако время шло. Наступил прощальный вечер. Нам пора было уезжать домой, в город.

Перед отъездом в дом деда собрались родственники и гости. Отец заработал много денег. В совхозном правлении ему выдали много разных продуктов, зерна, картошки. Все его очень благодарили и звали остаться навсегда. В благодарность отец устроил вечером общий праздник.

В большой горнице за длинным деревянным столом собралось много мужчин и женщин. Они пили самогонку, ели мясо с картошкой, маринованные грибы, солёные огурцы и яичницу.

Много и громко говорили о разном и странном. Кого-то ругали, кого-то хвалили. Часто задавали вопросы моему отцу и молча слушали его тихие ответы. Много курили, а потом начали петь и плясать.

Мы с моим страшим братом, двоюродными братьями и сёстрами лежали на цветастом матраце на горячей русской печке и с интересом смотрели на это гульбище.

Я давно заметил, что среди приглашённых гостей выделяется одна молодая женщина, которую все называли «девкой». Других женщин почему-то называли «бабами».

Она действительно не была похожа на деревенскую бабу. Молодая, грудастая, задастая, она вела себя совсем не по-бабьи. Она была какой-то уж очень весёлой, свободной, разбитной.

У этой «девки» было совсем круглое полненькое лицо. Брови, над глазами густые, а к концу тонкие, всё время были вздёрнуты вверх. От этого её лицо было удивлённо-восторженным. Может потому, что она всегда улыбалась или смеялась. Её курносый маленький носик всегда был горделиво приподнят кверху. Она была очень симпатична и привлекательная и очень хорошо это знала…

Её волосы были свиты в две косы, которые она завернула двумя петлями над плечами. Она всё время поправляла их правой рукой. При этом локоток она всегда кокетливо отставляла в сторону и назад, чтобы белая кружевная кофточка сильнее напрягалась на её большой груди.

Она сидела, не прикасаясь к стене или к спинке большого тяжёлого стула. Её спина была всё время прямая или слегка выгнутая, как лук. От этого её поза была гордой и осанистой.

Мы на печке украдкой шептались про неё, перечисляли её достоинства и, как говориться, вместе со всеми «пожирали её глазами». Даже наша двоюродная сестра Любка восхищалась ею и по секрету рассказывала нам её тайные похождения с деревенскими парнями. Оказывается, в деревне её звали «болтушка-хохотушка».

Действительно «болтушка-хохотушка» часто что-то говорила, отвечала или спрашивала. У неё был звонкий голос, которым она легко покрывала шум и гомон в горнице.

Удивительное дело, её шутливые слова, всегда задиристые и едкие, а иногда и матерные, вызывали всеобщее веселье или хохот. Даже тот, кому от нее доставалось обидное замечание, глупо и счастливо улыбался и просил ещё что-нибудь «вжарить».

Болтушка-хохотушка никому не отказывала, и в ответ на чью-нибудь остроту, отвечала так же. Особенно всем нравились её частушки.

Частушки действительно были её главной особенностью. Она знала их превеликое множество. На все случаи жизни.

Мы вместе с участниками пирушки катались от хохота у себя на русской печке, услышав её очередной шедевр юмора и деревенской сатиры. От хохота болел затылок, не хватало воздуха, текли слёзы. Было чертовски весело!

Гвоздём праздника стали танцы. Пьяный деревенский гармонист, страшно некрасивый и молчаливый мужик, вдруг преобразился в игре на гармошке. В его руках гармошка пела, плясала, грустила и плакала. Он знал множество мелодий и мог сыграть любую песню, какую ему заказывали.

Сначала все пели старинные русские песни про Байкал и бродягу, про Стеньку Разина и княжну, про Ермака и камыш, про мороз и коня. Потом пели песни гражданской и отечественной войны. Потом стали петь «широка страна моя родная», про рябину и клён, про пуховый платок и ещё множество разных песен. А потом стали плясать и петь частушки.

Вот тут началось такое, что не опишешь в словах…

Все изощрялись в топанье по половицам. Особенно чётко, звонко и дробно стучала каблучками Болтушка-хохотушка. Её крепкие не длинные ноги под лёгкой юбкой выделывали чудеса.

Она плясала «цыганочку», «русского», «гопак», «краковяк», «кадриль» и ещё чёрт знает что!

Её ноги то били чечётку, то взлетали вместе с краем юбки чуть ли не выше пояса, то полностью обнажались, когда она вертелась или подпрыгивала. В эти мгновения все мужики ревели от восторга, а бабы смущенно прикрывали улыбающиеся рты платками.

Да, такого я ещё не видел!..

Ночью мне приснилась Болтушка-хохотушка – деревенская Фея красоты и страсти…

Она сидела в горнице голая на лавке покрытой цветастым матрацем, на котором я спал. В левой руке она держала почему-то оплывшую зажжённую свечу, а правой поправляла свои тяжёлые косы.

Она сидела, вытянув вперёд свои уставшие от танцев ноги. Она немного выгнулась в спине, чтобы втянуть в себя живот и выпятить большие набухшие груди. Она счастливо улыбалась и приветливо смотрела на меня. Её втянутый живот волновался, как после быстрого бега или танцев.

Фея красоты и страсти сказала папиным голосом: «Вставай!»… и я проснулся.

Было раннее утро. Оказывается меня и брата разбудил наш папа. Сонные и недовольные мы с братом последовали за отцом.

На улице было очень прохладно и сыро. Солнце ещё не встало, но уже светлело. Отец привёл нас на пригорок за огородом и сказал: «Смотрите!».
 
Куда смотреть? Я только что смотрел дивный сон. Ко мне приходила моя Фея красоты и страсти! Я что-то пробурчал недовольно и получил от отца звонкую затрещину…

Из моих глаз брызнули искры. Я мигом окончательно проснулся и повернулся к отцу, чтобы возмущённо высказать ему во вчерашних выражениях всё, что я о нём думаю.

Папа стоял и как-то вдохновенно смотрел вдаль. Я тоже взглянул в ту сторону и вдруг увидел дивную красоту…

Золотилось восходом солнца чистое небо с клубами сонных облаков.

В низинах лежал сизый туман.

На дальних полях бесшумно двигался комбайн.

Из-за поворота улицы медленно и важно шествовала колонна коров, овец и коз.

Над деревенскими домами гибкими столбиками поднимались дымы.

Свежий воздух наполнялся запахом хлеба, молока и навоза.

Сзади в сарае заголосил проснувшийся петух, закудахтали куры и загоготали гуси.

Мир оживал…

Оживали и мы и с удовольствием втроём журчали с пригорка тремя струйками.

Отец задушевно сказал: «Смотрите, сыны, это и есть наша Родина».

Вдруг сзади послышался знакомый насмешливый хохоток…

Мы с братом и отцом одновременно мгновенно обернулись. Затем все одновременно смутились, оправились,  перемигнулись и пошли собираться в дорогу домой.

Лето кончилось. Меня ждали новые приключения и возможность рассказать друзьям о том, что я пережил в деревне…

Интересно, а что это «болтушка-хохотушка» делала в сарае-сеновале, где спал-ночевал наш папа?..

 
Мои женщины Октябрь 1957 Модель

В октябре 1957 года после запуска первого искусственного спутника Земли я сделал открытие.  Я открыл библиотеку родителей.

Впервые после давнего случая, когда я якобы порвал в клочья какую-то дорогую и редкую книгу, я догадался, как можно было без ключа открыть книжный шкаф, в котором находились толстые книги и альбомы.

У меня тоже была своя библиотека и мои любимые книжки. Но все они были детскими. Сказки, стихи, альбом с рисунками для раскрашивания. Большая книга сказок Александра Сергеевича Пушкина с прекрасными рисунками. Я часами мог рассматривать эти рисунки и разными голосами по памяти говорить за персонажей его сказок.

В книжном шкафу родителей были другие книги. Толстые энциклопедии, собрания сочинений знаменитых писателей, техническая и специальная литература. Там были географические атласы и альбомы с картинками. Там были книги, которые нам с братом запрещено было трогать и читать. Это были мамины специальные медицинские книги.

Конечно, мы с братом находили способы заглянуть в эти запрещённые книги, но там было все непонятно и неинтересно. Какие-то внутренние органы, тело человека в разрезе и так далее…

Этой осенью все домашние были страшно возбуждены и ликовали. Отец, мама и дядя Коля часами сидели в общей комнате и обсуждали полёт нашего первого советского космического спутника. Отец читал нам газеты, мама устраивала праздничное угощение, а мой брат терпеливо вырезал из газет и журналов статьи о спутниках.

После этого я вдруг засел за книги. Я не просто стал смотреть картинки и воображать себе события. Я стал читать книги. Читал медленно, по слогам и с трудом, многое не понимая. Тогда я стал задавать вопросы.

Вопросы я задавал всем: брату, отцу, маме, дяде Коле, соседям, друзьям, просто прохожим людям.

Меня интересовало все. Буквально все. Все что мог увидеть, пощупать, попробовать на вкус, услышать, узнать.

Порой мои вопросы вызывали улыбку, порой замешательство, смущение, а иногда гнев и даже ярость.

Отец часто переправлял меня за ответами к маме, а мама отвечала уклончиво. Дядя Коля старался уйти от ответа, а брат всегда ёрничал и отвечал насмешливо и обидно.

Мои друзья сами много не знали и мы много спорили какой ответ самый верный и правильный. Многие вопросы так и оставались без ответа. Например, почему маршал Георгий Константинович Жуков освобождён от  должности министра обороны СССР.

Наконец всем надоели мои вопросы, и отец сказал, что многое я «должен познать сам, читая серьёзные книги». Это он, тайком от мамы, показал мне, как можно было, вставив гладкий кухонный нож в щель между дверцами книжного шкафа, тихонько открыть его без ключа.

Правда, при этом он потребовал, чтобы я «поклялся самой верной клятвой, что ни одна книга не пропадёт из шкафа и всегда будет на своём месте». Я сказал, что «зуб даю», цыкнул зубом и чиркнул себя ногтём большого пальца по шее. Папа удивился такой клятве, но поверил…

Вскоре я знал расположение всех книг в шкафу. Толстые тома собраний сочинений меня не заинтересовали. Зато я нашёл альбомы с изображением различных картин разных художников. Вот это было здорово!

Я рассматривал картинки подробно, в деталях. Иногда даже брал большую лупу и рассматривал изображение в подробностях.

При этом я, по привычке, воображал или придумывал, что могли говорить и чувствовать герои этих картин. Мне очень хотелось узнать, что хотел выразить художник, рисуя свои картины.

Пейзажи меня мало интересовали. Интереснее всего были картины, изображающие какие-нибудь страшные события.

Например, картина «Последний день Помпеи» художника Карла Павловича Брюллова или «Утро стрелецкой казни» Василия Ивановича Сурикова. Эти картины я рассматривал долго. Мне было до такой степени интересно, что я даже слышал, как кричали люди, как гремел гром и грохотал вулкан в Помпеях или выли бабы на Красной площади в пасмурное утро казни стрельцов. Таких озвученных в моём воображении картин было много…

Одна из них была мне почему-то более интересна.

Я часто открывал её перед тем, как начинать смотреть новую картину или альбом. Это была картина французского художника Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ».

На ней была изображена моя Фея красоты и страсти с обнажённой грудью, в рваном платье, с флагом в одной руке и винтовкой в другой. Она гордо шла по трупам людей, а за ней поднимались мужики в странной одежде со старинными пистолями и ружьями. При этом один убитый мужик почему-то лежал у её ног без штанов, и художник зачем-то нарисовал ему даже волосы между ног. Для меня эта картина была загадкой, которую я не мог разгадать.

Я смутно догадывался, что это не реальная картина, а нечто вроде сказки со смыслом.

Мужики трусили, а эта красивая женщина пристыдила их, открыто встав под пули со знаменем. Голая грудь этой женщины была символом её бесстрашия и презрения к смерти. Вот почему мужики, и даже раненые, поднялись вслед за нею и пошли на врага.

Я долго думал над этой картиной, пока не нашёл для себя верный ответ.

В тот момент, когда я разгадал секрет этой картины, я увидел скульптуру Огюста Родена «Мыслитель». Эта скульптура меня потрясла.

Мыслитель был в образе голого мужика, грубо слепленного из глины. Он сидел на камне, поджав под себя ноги, согнувшись в спине, и думал, опираясь локтем в колено, а подбородком в согнутую кисть руки. При этом он хмурился, что выражало силу его мысли. Это был я. Я также мучительно и трудно думал, мыслил, искал ответы на свои вопросы.

Ночью ко мне вернулась моя Фея красоты и страсти.

Она привиделась мне сидящей на каком-то плоском возвышении покрытом серым бархатом. Она сидела почти так же, как роденовский Мыслитель, боком ко мне. Только при этом опиралась на свои поднятые колени обеими локтями и сжатыми кулачками кокетливо упиралась себе в подбородок.

Она искоса хитро и ласково смотрела на меня, приподняв слегка правую бровь и улыбалась. Её спина теперь была согнута и груди слегка висели над бёдрами. Только живот она привычно втянула в себя, чтобы подчеркнуть свою тонкую талию.

В эту ночь я нестерпимо захотел научиться рисовать так, как эти художники. Чтобы я мог нарисовать мою Фею красоты и страсти.

Мне надоело, что она всё время приходит ко мне только по ночам и образ её ускользает, как только я проснусь. Я решил нарисовать мою Фею красоты и страсти.

Мне нужна была модель…

 
Мои женщины Ноябрь 1957 Стрекоза

Всю позднюю осень в ноябре 1957 года я усиленно работал. Я пересмотрел все книги, альбомы и журналы в нашем доме. Тем более, что отец затеял генеральную чистку домашней библиотеки.

Папа подолгу смотрел и читал многие книги и журналы, прежде чем связать их в пачки и отвезти в деревню на дачу.  Вместе с ним смотрел книги и я.

Отчасти этому способствовала плохая погода и то, что я заболел. Простудился и долго лежал дома в постели.

Мне было то жарко, то холодно. Из носа постоянно текло. У меня была высокая температура. Меня поили горячим чаем с мёдом и молоком, давали всякие лекарства, жалели и заботились. Поэтому мне нравилось болеть, хотя жуткий насморк мне очень надоел.

Целые дни я проводил в уютной постели. Мне давали любые книги, только бы я не вставал и не бегал босиком по квартире. Мне было плохо ещё и потому, что я страшно жалел собаку Лайку, которую запустили в космос и она там погибла.

Постепенно мне надоело рассматривать только картинки в книгах и журналах. Я стал читать. Верее слушать, что мне читала мама, папа и иногда брат…

Я «читал» много и всё подряд. Мне нравилось узнавать что-то новое. Особенно мне нравилось раскрывать смысл сказок и басен. Мы часто спорили с отцом или мамой, дядей Колей или братом о смысле басен.

Я горячо отстаивал своё понимание смысла поведения всех этих обезьян, лисиц, ворон, зайцев, волков, цапель и аистов.

Однажды мне прочитали басню «Стрекоза и муравей». Вот так и я, как муравей, терпеливо и настойчиво трудился, познавая мир, накапливая знания, опыт и чувства, а моя Фея красоты и любви больше не приходила ко мне.

Больше я не встречался с новыми молодыми девушками или женщинами. Даже к дяде Коле, занятому работой, не приходили новые подружки.

Я очень устал. Устал смотреть картинки, читать книги, болеть, лежать, разговаривать, есть, спать, глотать лекарства и поминутно сморкаться уже не в платок, а в полотенце.
 
Мне всё надоело. Даже жить…

Ночью ко мне пришла моя Фея красоты и страсти.

Она явилась, как всегда обнажённой, улыбающейся и красивой. Только на этот раз, она откровенно смеялась надо мной.

Фея красоты и страсти в моём сне полулежала на спине в бутоне какого-то жёлтого цветка и лепестки служили ей спинкой и подлокотниками.

Она легко болтала левой ногой и качала коленом согнутой правой ноги. Руками она держалась за лепестки цветка за плечами, отчего её грудь была полностью открыта и колыхалась от качания ногами. Головой она полностью откинулась на гибкий лепесток цветка и очень обидно смеялась. Вернее даже хохотала…

Эти трепещущие лепестки были очень похожи на крылья стрекозы.

Впервые моя Фея красоты и страсти была прекрасно злой, коварной и безразличной ко мне. Она была свободна, раскованна и пуста, как кукла. Она даже смеялась и болтала ногами, как заводная. Я без сожаления пожалел её и она растаяла в моем сне.

На следующий день я стал быстро выздоравливать. Мне надоело болеть. Впереди было много дел. За окном полетели первые снежинки.

Начиналась зима…

 
Мои женщины Декабрь 1957 Прощание с феей

Зима в декабре 1957 года пришла с сильными морозами, метелями, большими сугробами и ясным синим небом.

Мы с ребятами с восторгом лепили снежных баб, строили во дворе дома снежную крепость. При этом во все горло мы распевали модную песню «Ни кочегары мы, ни плотники» из кинофильма «Высота».

В этом радостном деле участвовали даже дворник и «водители» навсегда припаркованных во дворе старых поломанных машин.

Дни зимой проходили очень быстро, а ночи были долгими и тяжёлыми, потому что скорее хотелось утра, солнца, мороза, снежков и штурма снежной крепости.

Эти игры, борьба и кувыркания в снегу опять привели меня в постель. На этот раз я заболел ангиной. Мне было очень больно глотать.

Я с горечью чувствовал, что болезнь меня буквально сковала, не давая делать то, что я хочу. Я даже «читать» не мог. Очень болели глаза и голова.

Именно в дни этой болезни мама и отец, поочерёдно, прочитали мне сказку «Снежная королева» Ганса Христиана Андерсена.

Сначала отец не хотел читать мне сказки, упрямился, но потом он втянулся и сам с интересом, с выражением и в лицах читал и перечитывал прочитанное, пояснял и задумчиво комментировал сказку. А вначале на мамино выражение:  «Детей надо баловать…», он сердито и многозначительно отвечал: «Тогда из них вырастают настоящие разбойники!».

Я очень хотел быть разбойником, поэтому так был увлечён этой историей дружбы Кая и Герды, их борьбой со Снежной королевой, что не раз в моём сне оживали картинки из этой сказки.

Я чувствовал, что мне в глаза и горло попали песчинки кривого зеркала злого тролля и немилосердно жгли и кололи меня, причиняя сильную постоянную боль. От этого я тоже видел всё вокруг шиворот-навыворот, часто обижался на всех и почти с ненавистью сопел сопливым носом, уткнувшись в подушку.

Ко мне уже долгое время не приходила моя Фея красоты и страсти. Поэтому я думал, что моё сердце тоже стало холодным, бесчувственным и превратилось в кусок льда.

Как бы мне хотелось, чтобы в соседнем доме, совсем рядом, стоит только протянуть руку, жила бы какая-нибудь девочка, похожая одновременно на Герду и на мою Фею красоты и страсти!..

Мы бы смотрели друг на друга, разговаривали. Можно было бы только переступить водосточный желоб и из окошка в окошко прийти друг к другу в гости… 

Когда на оконном стекле образовывались морозные узоры, я иногда украдкой, когда меня никто не видел, вылезал из моей постели-берлоги, подходил к окну и изучал эти ледяные цветы и растения.

Я прижимался горячим лбом к стеклу или дышал на него. Среди узоров появлялось прозрачное пятно, но за ним никого не было. Только улица, яркий фонарь-лампочка на столбе и метельный порхающий рой снежинок в качающемся круге света…

Мне категорически не понравился Кай из сказки «Снежная королева». Какой-то хлипкий, злой, поддающийся… Не мог сам справиться с каким-то мизерным осколком в глазу!..

Ладно, что-то не так, что-то не нравится, но зачем же пинать ящик с цветами ногой и срывать розы?! Зачем ни с того ни с чего вдруг говорить девочке, да ещё своей подружке, что она «некрасивая»?..

Мой брат как-то однажды сказал такое о своей школьной однокласснице, так мама сильно обиделась на него и полдня с ним не разговаривала. Потом, когда ему и мне заодно, стало совсем невыносимо такое невнимание к нам мамы, она сказала, что «некрасивых женщин не бывает, бывают глупые и невоспитанные мужчины»…   

Правда я тоже, как Кай, любил и умел передразнивать всех, кого видел и знал. Я тоже изображал походку, жесты, говорил чужим голосом. Только я делал это смешно, а он зло…

У нас во дворе и на улице не было никакой снежной горки, а те ледяные дорожки, которые мы с ребятами накатывали, сердитые соседи или дворники засыпали песком, чтобы на них не падали пожилые люди. Чего греха таить, мы часто присыпали слегка снежком ледяные дорожки и, затаившись, смотрели, как на них поскальзывались и падали мужики и женщины…

Тогда я ещё не знал, что это проделки из арсенала злого тролля и холодного Кая…

После первого прочтения сказки «Снежная королева» я решил сам разобраться с этой Снежной королевой, с троллем, Каем и всеми-всеми злыми персонажами этой сказки. Это она сковала моё горячее сердце льдом и я заболел. Это она была моей Ангиной…

В своём воображении я с замиранием сердца, но бесстрашно сам прицепился к саням Снежной королевы.

Она увезла меня в своё холодное и злое королевство. Положила в эту холодную кровать, которая делалась мокрой от того, что я сильно болел и потел.

Эта Снежная королева-Ангина тоже целовала меня в лоб и холод её морозных губ пронзал меня судорожной дрожью насквозь. От этого озноба мне не было так хорошо, как Каю. Наоборот, я страстно не хотел подчиняться этому «колотуну».

Эти злобно-ознобные поцелуи Снежной королевы-Ангины я запомнил…

Я чувствовал, что она может меня зацеловать до смерти…

Ещё кое-что отличало меня от Кая. Я, например, не знал, как он, все четыре действия арифметики, да ещё с дробями, сколько в каждой стране квадратных миль и жителей. Странно, как он мог это знать, если ему было всего 5 лет?

Приключения Герды и её путешествие на поиски Кая, конечно, были очень интересными, но в большей степени они были интересны маме и папе, которые с увлечением читали мне эти части сказки. Мне же эти её чудесные красные башмачки (которые Кай ещё ни разу не видел) были «побоку»…

Я должен был сам победить свою Снежную королеву-Ангину, потому что у меня не было такой подружки, как Герда. У меня была моя Фея красоты и страсти, но она, почему-то меня бросила…

«Бедное дитятко» Герда сотни раз по глупости попадала в разные обстоятельства и только с помощью добрых людей и зверей упорно шла к своему Каю. Причём всем нравилось «милое, приветливое, круглое, словно роза, личико Герды». Совсем как у куклы-пупсика…

Все эти «ручонки», «солнышки», «одуванчики» и глупые вопросы Герды ко всем: «Где мне искать моего названного братца?» смешили меня, потому что она это делала с весны до осени. Ничего себе, «замешкалась»!..

То же самое ощущение было в части «принц и принцесса». Ворон говорит Герде, что «может быть знает, где Кай», а она в порыве «благодарности» чуть ли не душит его своими поцелуями и объятиями!

Историю про принцессу, обременённую желанием выйти замуж за красноречивого юношу, я пропустил почти мимо ушей. Она заинтересовала только моего старшего брата, который с усмешкой смотрел, как мама и папа читали мне сказки. Уж он-то был бы самым непринуждённым и красноречивым претендентом на руку и сердце любой самой капризной принцессы!

И школьные ботинки у моего брата были скрипучие, как сапоги этого «претендента», и он знал все четыре действия арифметики, да ещё с дробями! И сказать он может так «непринуждённо», что уши могут не только покраснеть, но и завять, как розы… Настоящий принц!

Ещё меня удивили эти принц и принцесса, когда подарили Герде карету из чистого золота, с кучером, лакеями и какими-то форейторами с золотыми коронами на головах. При этом карета «битком была набита сахарными крендельками, а ящик под сиденьем – «фруктами и пряниками». Саму Герду нарядили в чудесное новое платье, дали ей новые башмаки и какую-то муфту. В таком наряде и с таким снаряжением только в неизвестное и опасное путешествие…

Естественно, что на всю эту красоту, сладости и «чистое золото» напали разбойники из тёмного леса! Они не виноваты, он просто «не могли вынести жара от блеска этой золотой кареты»…

Особо мне не понравилось, что разбойники в сказке, как-то походя мимоходом «убили маленьких форейторов, кучера и слуг». Больше о них в сказке не упоминалось…

Старуха разбойница оказалась людоедкой «с длинной жёсткой бородой и мохнатыми нависшими бровями»… Это тоже было несколько удивительно…

И дочка её была старухе под стать: кусалась и была «такая необузданная и своевольная, что просто любо»… Что это за «любо»?

Может быть, это «любо» оттого, что маленькая разбойница захотела, чтобы Герда разделась и отдала ей «свою муфту, своё хорошенькое платьице» и должна была спать вместе с этой разбойницей в её постели?..

Эта маленькая, но сильная, смуглая и ширококостная разбойница кусалась, была «ужасно избалована и упряма» и кричала: «Хочу! Хочу!»…

Для неё убить человека было простым делом, даже если она на него не сердилась. Ещё она любила со смехом щекотать шею северного оленя своим острым ножом. Она всегда была с ножом, даже спала с ножом…

Странно, но ни ручонки круглолицей Герды, ни высокомерная принцесса, ни вооружённая ножом маленькая разбойница мне ни разу не приснились…

Зато мне приснились заснеженные равнины Лапландии на острове Шпицберген. Они были такие же красивые и просторные, как туманные поля папиной «малой родины» в деревне Дальнее Русаново.

Правда маленькая разбойница отпустила Герду и северного оленя в Лапландию в страну Снежной Королевы, дала Герде два хлеба и окорок, но оставила себе её муфту, заменив её на уродливые огромные рукавицы своей старухи-матери.

Также мне приснилась старуха лапландка, которая жила в такой жалкой лачуге-землянке, что в неё нужно было не входить, а «проползать на четвереньках». Странное жилище…

Странным оказалось и то, что Снежная королева оказывается жила на своей даче в Финляндии, где «каждый вечер зажигала голубые бенгальские огни».

Я  тоже любил зажигать искрящиеся и шипящие бенгальские огни. От раскалённой проволоки во все стороны рассыпались искры. Это было очень красиво и волнующе. От бенгальских огней оставался специфический запах дыма и обугленная проволока.

Искры бенгальского огня почти не кусали и не жгли руку, поэтому вполне возможно, что Снежная королева использовала их в своём снежном королевстве.

Финка оказалась низенькой, толстой и полуголой. В её жарком жилище даже не было двери. Войти к ней можно было только через «трубу». Эта финка оказалась мудрой женщиной и умела читать какие-то удивительные письмена. Правда, от этого у неё пот градом катился со лба…

Эта финка догадалась, что причина довольства жизнью Кая – это осколки кривого зеркала в его глазах и сердце. Финка первая указала на великую силу Герды, которая «босая обошла полсвета» и «ей служат и люди и звери». Эта сердечная сила «невинного милого ребёнка» поможет Герде спасти Кая…

Мама и папа долго между собой спорили и обсуждали эту «великую сердечную силу невинности ребёнка» и каждый по-своему объяснял мне её значение.

Мама говорила, что эта сила «в красоте человека, в его доброте, силе воли и характера, в мужестве». Папа говорил, что эта сила «в правильных позитивных человеческих понятиях-ценностях, в добрых чувствах, в силе нравственного совершенствования и в неуклонном движении к поставленной цели». Эти слова и их спор мне был совершенно не понятны, но я чувствовал, что они оба правы…

Любопытно, что оба они пришли в замешательство, когда я спросил у них: «А почему в королевстве на даче Снежной королевы среди снега и льда есть её сад, в котором растёт «большой куст, обсыпанный красными ягодами, возле которого северный олень спустил и оставил Герду?».

Они ничего не смогли мне ответить и сказали, что об этом нужно спросить у Ганса Христиана Андерсена, который эту сказку написал…

Странно, что этот сказочник в конце пути оставил Герду на трескучем морозе у куста без тёплых башмаков и рукавиц…

Совсем уж по-детски сказочной была картина продвижения Герды сквозь строй мчащихся на неё живых ужасных снежинок-солдат Снежной королевы…

Оказывается дача Снежной королевы была чертогами со 100 с лишним зал, которые тянулись одна за другой, а самая большая зала простиралась на много-много миль.

Папа сказал, что «миля» - это мера длины равная почти двум километрам. Два километра – это очень-очень далеко, почти как от нашего дома до кромки леса за городом…

Также папа мне описал северное сияние. По его словам это было разноцветное бесшумное сияние в небе, как алая заря или восход, как освещённые солнцем облака, только не облака, а холодное пламя. Как сполохи сине-голубого или зелёно-белесого огня небесного костра…

Всё равно я не мог представитель себе «северное сияние», и оно мне представлялось как разноцветные грозовые сполохи в ночном небе.

Посреди главной залы чертогов Снежной королевы было огромное озеро с потрескавшимся льдом, которое называлось «зеркалом разума». Снежная королева сидела посреди этого озера-зеркала и по её мнению, «это было единственное и лучшее зеркало в мире».

Я спросил папу: «Что такое разум и что такое ум? Почему ты иногда говоришь, что у моего брата ум за разум заходит?».

Папа почесал затылок, сморщил лоб, беспомощно взглянул на маму и сказал, что это «великая тайна и истина, которую мне придётся открыть и понять самому». Ещё он добавил, что такую фразу часто говорил ему его отец, мой дед по отцовской линии.

Мне стало интересно и захотелось самому выяснить, в чём разница между умом и разумом…

Кай в чертогах Снежной королевы складывал из плоских осколков льда целые слова, но у него никак не получалось слово «вечность». За это слово Снежная королева обещала подарить ему «весь свет»… и ещё «пару новых коньков».

«Зачем ему новые коньки, если он получит весь свет, то есть всё?!» - подумал я и внутренне усмехнулся. «Видимо кому-то и целого света мало для счастья, коньков ему не хватает»…

Мама читала мне взволнованным голосом, как Герда прошла притихшие ветра-ворота, вошла в огромную залу и бросилась к Каю со словами: «Кай, милый мой Кай! Наконец-то я нашла тебя!».

Я тоже должен был взволноваться и даже пустить слезу, как мама, но слеза почему-то не выкатывалась из моих покрасневших от болезни глаз. Не было слёз и всё…

Я слушал маму такой же неподвижный и холодный как Кай.

Мама прервала чтение, взглянула на меня и вдруг заплакала.

Она заплакала по-настоящему, с горечью во взгляде, с поникшим и уставшим лицом, с обильными слезами и вздрагиванием рук и плеч. Она уронила голову на скрещённые на книжке со сказками руки и даже тихонько зарыдала.

Тут я встревожился не на шутку, заёрзал у себя в постели и уже хотел было вылезти, чтобы обнять и успокоить маму, но она меня опередила.

Мама вдруг вскочила и бросилась ко мне. Она стала меня обнимать, крепко прижимать к себе, гладить по голове, спине, рукам. Её горючие слёзы капнули мне на лицо, на лоб и я вдруг тоже заплакал.

Мне было очень жалко маму, себя, Кая, Герду, толстую финку, северного оленя, старуху-лапландку, маленькую разбойницу и её бородатую мать, принца и принцессу, воронов и ворон, одинокую волшебницу в цветном саду-раю и, наконец, маму и папу Кая и Герды, которые остались там, в далёком городе в соседних домах с близкими крышами, цветочными ящиками и водосточным жёлобом.

Я плакал вместе с мамой так сильно, что во мне что-то щёлкнуло, лопнуло и прорвалось. Я снова стал мокрым, но не так, как во время болезни, а так, как во время работы или игры. Уже потом я обнаружил, что и в трусах я тоже стал мокрым, но не описался, а это было что-то другое…

С этого момента во мне что-то изменилось. Я стал быстро поправляться.

«Вот и сказке конец и все пошли своей дорогой»...

После всех этих сказочных приключений Кай и Герда заметили, что входные двери в их домах стали ниже. Они повзрослели, но сердцем и душой оставались детьми...

Наверно повзрослел и я, потому что начал искать встречи во сне с этой Снежной королевой-Ангиной...       

Наконец, как-то ночью она приснилась мне в облике Феи красоты и страсти.

Она опять была привычно обнажённой и сидящей, с поджатыми под себя ногами, на каком-то стульчике из тонких сосулек.

На ней была надета мантия из тонкой и прозрачной материи. Она, как туман, окутывала её запрокинутые за голову руки.

Она как-то натянуто и холодно улыбалась. Её маленькие узкие глазки были зло прищурены, а волосы на голове всклокочены.

Она выставила вперёд свою большую правую грудь, но её грудь уже не волновала меня, а только вызывала холодное чувство злости. Я хотел избавиться от моей Феи красоты и страсти, которая на поверку оказалась Снежной королевой.

Наутро ко мне пришли мама и папа. Они сказали, чтобы я начал готовиться к встрече Нового года.

Я очень обрадовался и сказал им, что сегодня ночью «победил свою Ангину».

Действительно, к новогодним праздникам я полностью выздоровел и встретил Новый 1958 год победителем.

Больше моя Фея красоты и страсти ко мне не являлась.

А как все начиналось!..

Конец первой книги. Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый). МОИ ЖЕНЩИНЫ. 1957. Любопытство.