Солнце уже склонялось к морю, золотя его тёмные воды. Листья деревьев казались теперь изумрудными, тёмными. Птицы молчали. Ветра совсем не было, и поэтому казалось, что само время замерло.
Вся община собралась на поляне. Молча стояли воины, склонив головы и нахмурившись, испуганно, как горные серны, глядели девушки и цеплялись за парней. Дети прятались в юбках у матерей, а те прижимали их к себе и утирали слёзы с глаз. Три матери – Эслинн, Сабрина и Эния – стояли на коленях и смотрели на бездыханные тела своих детей, не в силах вымолвить ни слова. Эния, мать Калдера, тихо и бессвязно бормотала что-то. У всех пробегал по коже мороз, когда они видели это немое, глухое горе.
Послышались торопливые шаги и суетливая речь: «Что вы говорите, глупые! Этого не может быть!». Женщина в длинном белом платье, поясе с железной пряжкой и накинутой на плечи шкуре козла, придерживая подол, спешила к месту общей скорби. На грудь падали светлые толстые косы. Лицо её, покрытое еле приметной сеточкой морщин, выражало тревогу. Это была Фингула, мать юной Бетони, именно та, которую встретил странник в первые минуты своего пребывания в селении.
Увидев мёртвых детей, Фингула вздрогнула всем телом, замолчала на полуслове, замерла… И тут же разнёсся по холмам и пастбищам, по берегу моря и по улицам селения душераздирающий, протяжный, полный отчаяния и глубокого горя стон несчастной матери – она увидела среди них свою любимую дочь. Упав мёртвой Бетони на грудь, Фингула рыдала, кричала, билась, потом затихала и снова неистово проклинала того, кто лишил девочку жизни – такую юную, светлую, весёлую, умную и красивую, какой она бесспорно была. Потом Эния с Фингулой обнялись и зарыдали вместе, вместе скорбя о навсегда потерянных детях.
Фарелл и Брейден стояли позади всех. Первым всегда труднее. Ведь нужно не только понять, что произошло, нужно ещё сказать это другим так, чтобы они сразу поняли всё.
Но тут раздался властный, низкий, тягучий мужской голос. Он прозвучал так неожиданно, что все, кроме Энии и Фингулы замерли.
- Не плачьте, скорбящие матери погибших детей! Мы отомстим за них! Пусть месть утешит вас, Фингула и Эния, и Тахра, и Сабрина с Эслинн!
«Джодок! Предводитель Джодок пришёл!» - эхом пронеслось среди людей. Действительно, к ним направлялся высокий, величественный человек с длинной седой бородой и такими же волосами. На спине у него была шкура барса и золотой панцирь, в руке – посох с медным наконечником. Из-под густых бровей сурово, прямо глядели чёрные глаза. Рядом с ним шла женщина, имевшая не менее величественный вид. Распущенные седые волосы струились до самых колен, белое платье и пояс были вышиты причудливыми узорами, на шее висело странное, но красивое ожерелье, на плечи была накинута белая шкура. Её лицо тоже было в морщинах, худое и загорелое. Глаза заглядывали в душу. Это была Нела, прорицательница и знахарка общины, жена предводителя Джодока.
- Кто первым увидел этих несчастных детей? – голос Нелы, низкий, хрипловатый, заставил вздрогнуть Фарелла и Брейдена. Они выступили вперёд, приклонив колени и головы.
- Встаньте, юноши, и отвечайте мне: вы не трогали тел, а сразу побежали в селение?
Фарелл поднял голову, и его взгляд пересёкся с взглядом мудрой женщины. Её глаза говорили: «Что-то страшное случилось здесь сегодня».
- Всё было в точности так, как ты сказала, мудрая Нела. Мы не прикоснулись к ним и пальцем, - ответил Брейден. – Мы не знаем, что произошло здесь, как погибли дети.
- Мы постараемся как можно скорее выяснить, кто посмел умертвить их и отомстить ему за это, - грозно обводя взглядом всех, сказал Джодок. Но Нела повернулась к нему, положила руку ему на плечо и медленно, почти задумчиво остановила его пыл:
- Не говори о мести так много, Джодок, ведь ты не знаешь, в твоих ли силах одолеть то, что безжалостно унесло жизни отроков.
Фингула подняла на Нелу заплаканные глаза. Её взгляд был почти безумным. Знахарка медленно подошла к ней и положила свою руку на голову несчастной матери.
- Идём со мной, скорбящая, я дам тебе отвара целебных трав, тебе станет лучше.
Фингула молча встала. Нела приобняла её за плечи и повела в селение. За ними двинулись все остальные. Эния и другие матери больше не плакали. Последними шли мужчины. Они несли мёртвые тела детей.