По радио играет песня:
"... Хуто-хуторянка, девчоночка - смуглянка..."
Я бросаю дела, сажусь, слушаю.
Надо ж, ну, точно, про меня!
Что-то, последнее время, часто молодость вспоминается.
А, ведь, почитай, тридцать лет прошло...
Из КПП выходит солдат и свистит в темноту южной ночи. Михась вскакивает и бежит вниз по едва различимой тропке. Вскоре его силует мелькает в ярко освещённом дверном проёме. Со стороны военного городка доносится шум мотора...
Я отряхиваю подол юбки от прилипших соринок и спускаюсь к дороге. Шум мотора по ту сторону ворот стихает и я слышу как Михась браво докладывает проверяющему.
Я стою прислонившись к стволу старой груши у обочины дороги и размышляю о том, что мне делать дальше - дождаться отъезда офицера и продолжить прерванное свидание или пойти домой и завалиться спать?
Михась, парень тихий и скромный и с ним скучно. Он, хоть, и сержант и солдатами командует, но с девчатами обращаться совсем не умеет. Стихотворения читает, про звёзды рассказывает. Чудной.... Третий раз к нему на горку прихожу, и только сегодня первый раз поцеловал и то неумело. В любовных делах совсем неопытный. Такого облапошить проще простого. Дождаться нужных дней, а дальше как говорится, дело техники, - зажаться, ойкнуть да испачкать. В попыхах и не поймёт что я уже не первачка. Потом поплакать тихонько об утраченной невинности... А там, глядишь, и влюбится! У меня даже сердечко стучать начинает. Осенью ему "на дембель". А что если и в самом деле увезёт? Или, лучше, сначала женить? Сказать, что обрюхатил. Но, это дело опасное. Могут и посадить. Часть у них секретная. Даже в увольнение не отпускают. Вот и приходится "на горке" тайно встречаться.
"Ладно, хватит с него и первого поцелуя!" - решаю я и иду в сторону хат, благо, идти не далеко, КПП на краю села находится. Матка с батькой дрыхнут давно, а у соседей своих забот хватает. Да и ночь глубокая. Кто увидит!
- Марийка! - раздаётся из темноты.
Я так и обмираю узнав голос. Киселюк! Принёс же чёрт!
- Опять на горку лазила! - зло шипит Василь приближаясь.
- А хошь бы и так! Тебе, что за дело? Не муж и не свёкр...
Василь Киселюк служит прапорщиком в той же части....
- Эх, Марийка, - вздыхает Киселюк. - Что тебе этот Мишка! Неужто, и вправду думаешь, что с собой забирёт?
- А вот и забирёт!
Киселюк усмехается:
- У него в Москве таких как ты- на каждом углу.
- Таких да не таких! - упрямо твержу я.
Киселюк хватает за руку:
-Дура!
Я вырываюсь. Но Василь хватает снова. Он сильный. Прижимает к себе. От него пахнет перегаром. Ему можно, он не солдатик. Хотя, и солдаты частенько самогонку в селе покупают.
- Ума-то хватило сразу не дать? Или, уже?
- Я что, дура! До свадьбы "ни-ни".
- Это правильно, - смеётся Василь. - Ты ж дивчина честная...
- Так и женись на мне! Ты испортил - тебе и жениться...
Киселюк усмехается:
- Это ты Мишке лапшу на уши вешать будешь, а я-то знаю, что у тебя и до меня кто-то был. А, может, и не один.
Он начинает меня щупать больно тиская за груди.
Я снова вырываюсь.
- Чего ерепенишься? - обижается Василь. - Или наеплась уже?
- Отстань!
- Вот расскажу Мишке что ты гулящая, - грозится Киселюк.
Я притихаю и Василь прижимает меня к себе, задирает юбку, лезет в трусы.
Я молчу. А ну как и, вправду, Мишке расскажет! Он такой, он может.
А Василь уже тащит меня в кусты.
- Давай хоть в сарайку заберёмся. Чего коленки-то землёй пачкать, - уговариваю я. - Или совсем не в терпёж?
- А горилки нацедишь? - ставит условие Василь.
- Я и сама выпью...
Мы пробираемся в сарай и я наощупь отыскиваю припрятанную бутылку самогона.
Василь пьёт прямо из горлышка, занюхивает рукавом, достаёт сигарету.
Я жду. Может, и на этот раз совсем опьянеет и уснёт?
Но, Василь всё курит у приоткрытой двери. Курит и молчит.
Докурив, старательно затаптывает окурок. Оборачивается:
- С Вовкой Николаевым еплась?
- С кем, с кем? - переспрашиваю я.
- Старший сержант из третьего взвода, - поясняет Василь. - Белобрысый такой. Уже вся рота знает как вы с ним пол-ночи кувыркались.
-Вот, гад! - я задыхаюсь от возмущения. - Пусть он это при мне повторит! Я ему в глаза плюну!
Этот Николаев пол-ночи меня ёп. Надо сказать, справно ёп. Три раза принимался и я трижды словила кайф. Не парень, а бес!
- Что он как баба языком треплет! Не было ничего!
- И до утра как ангелочки сидели!
- Ну, посидели пока дежурный с проверкой не приехал...
- Врёшь, - шипит Киселюк. - Он про твою родинку рассказывал.
Я только смеюсь в ответ.
Во-первых, ночью её не разглядишь, а во-вторых Николаев туда не заглядывал. Это только Киселюк про родинку знает.
- Ну, не Николаев, так кто-нибудь другой! - не сдаётся Киселюк.
- Ревнуешь, что-ли? - подбочениваюсь я.
Зря он про Николаева вспомнил. Самому ему и на второй-то раз никогда сил не хватало.
- Мне-то, что. Не жена! Епись с кем хочешь!
Киселюк прёт на меня. Я ловко подсовываю ему под руку бутылку.
Он останавливается, отхлебывает самогона, икает и валится в сено.
Я облегчённо перевожу дух. Ещё трохи побухтит и успокоится. И можно будет идти спать. Под утро, как задубеет, сам убирётся.
Мишка так ни на что и не решился.
Мне надоело и ближе к осени я плюнула и на горку ходить перестала.
Киселюк, до самой зимы, нет-нет да и наведывался. Но, больше, пьяным в сарае отсыпался.
А весной "мой" из армии вернулся.
Лето погуляли, а осенью свадьбу сыграли.
Из радио неслось:
"...Мне бы хоть разок, всего лишь на чуток в мою весну на хуторок..."