Мужские беседы

Дед Артемьев
          Она мне говорит, что у микстуры есть побочный седативный эффект, то есть вгоняет в сон. От кашля избавляет, но спишь от нее как сурок. И после ужина она мне стакан этой микстуры. Я – хлоп его и вскоре уже спал. Утром проснулся и чувствую, что кашляю меньше. И жена говорит, что ночь спал хорошо, почти не кашлял. Недельку, - говорит, - попринимаешь, и бронхит твой пройдет.
Вот, лечусь я, сплю крепко. А на третий или четвертый день микстуру не выпил. Взял стакан, загляделся на экран, - как раз чемпионат был, - и отставил микстуру. Чувствую, глаза слипаются. Это, видимо, по привычке. Так и пошел в постель, не выпив микстуры. Проснулся от скрипа, спал то всего около часа, влез в тапочки, выхожу в гостиную. Диван у нас скрипучий, а на диване такая картина: жена с поднятыми ногами, а между ног неизвестный мужичок осуществляет возвратно-поступательные движения.
Увидели меня оба. Мужик, не прерывая движения, удивленно спрашивает:
- А ты говорила, он спит.
- Все дни спал, ты же сам видел, а сегодня, вот, явился, как сомнамбула - отвечает жена. - Заканчивай, сейчас будет безобразная сцена.


          На сцене что только не вытворяют, едят, представляете, испражняются, костры зажигают, - подхватил беседу больной с соседней койки. - А моя прочитала, что зайцев можно приучить зажигать спички. Зайца найти не смогла, купила кролика. А тому надо размножаться. Купила крольчиху. Они наплодили целую квартиру крольчат, но спички зажигать никто из них так и не научился. А я так надеялся. Думал, научаться зажигать спички, можно будет на них свалить убийство жены и поджог квартиры. Я выправил страховку и ждал, как дурак. А кролик только трахал свою крольчиху, но к спичкам даже не приближался. И чего я ждал, надо было задушить ее в колыбели.


-Это вы о ком? - вступил в разговор обитатель третьей койки.
-О жене, о ком же еще.
-И как вы могли бы задушить ее в колыбели? Вы в то время тоже лежали в колыбели.
-Ерунда, - махнул тот рукой, - софистика. Все душат, а мне, что, нельзя что ли?
-Нет, нет, я не возражаю. Я все-таки доцент на кафедре математики. Возьмем, к примеру, нашего профессора.  Он задушил жену, но выправил справку, что для окружающих неопасен. Он обычно возит за собой на веревочке игрушечный грузовик. Представляете, идет на работу, в шляпе, с портфелем, сзади на веревочке гремит грузовичок. Прохожие советуют поставить в кузов портфель, но наш профессор набил в кузов оттиски своих статей, и за веревочку прикатил грузовичок на работу. Пришел на кафедру и выгрузил все материалы на стол секретарши, а та начала орать, что нечего сваливать ей на стол всякий хлам. А профессор заявил в ответ, чтобы она заткнулась, будет еще всякая секретарша ему указывать. Ну, та, натурально, в слезы.


Секретарша! – Встрепенулся старик, лежащий на животе с воткнутой клизмой. – Я жарил всех секретарш, всех, которых встречал. В жилищной конторе, прямо во время приема посетителей. Они приносят заявления, кладут на стол для подписи, а я в это время ее жарю прямо на столе. А заявления подсовываю ей под зад, чтобы было повыше. Некоторые заявления были написаны чернилами, и фиолетовые оттиски отпечатывались у секретарши на заду. Адрес на заявлении размазывался, а на заднице виден был отчетливо. Поэтому, когда она печатала ответ, то снимала со стены зеркало, садилась над ним голым задом, и прочитывала в зеркале точный адрес заявителя.


Погоди, - прервал его рогатый пациент, - ты, старик, совсем заврался. Вчера ты говорил, что харил всех секретарш, а сегодня оказывается, что жарил. Чего это ты эвфемизмами говоришь. Лежи и молчи. Дохлый ты какой-то. Вот, моя жена иногда притворяется дохлой, прямо не тронь. Обидно. Всем значит можно, а мне, что, на диете, что ли?  И голова у нее болит, и эти пришли, и ангина. А как с работы позвонят, вызовут в ночную смену, так гуталином сапоги начистит и счастливая бежит. Вот ты, болван старый, можешь мне объяснить, зачем в детской библиотеке имени Крупской ввели ночную смену? Не можешь. А буровишь всякую бредь, не даешь людям обменяться мнениями по актуальным вопросам.


Точно, - поддержал его сосед, - еще скажешь хоть слово, мы тебе вместо клизмы вставим туда алую розу. И красиво, и поучительно. А можно всунуть тебе олимпийский факел, и поджечь. Будешь символом, пока факел не догорит. А потом мы поглядим, как ты будешь носиться с воплями по палате. Это тебе не спички зажигать. Спички зажигать каждый заяц может. Если, конечно его потренировать. Моя тоже тренирует организм, пьет всякую отраву, боится, что я ей яд подсыплю в щи. Думает, что это ее спасет от неизбежного наказания. Тренирует организм малыми дозами яда. А что, умеет ваш профессор тренировать организм? – Этот вопрос был адресован третьему обитателю палаты.


Про это я ничего не слышал. Я доцентом стал не сразу, но ничего о тренировках не слышал. Профессор, знаю, любит возить детские грузовички, а с прохожими ругается отборными матерными словами. Я не знаю, где он их отбирает, но прохожие от профессора немедленно отстают. И профессор остается без советов. Депутатов – трудящихся. Иногда профессор ложится для профилактики в психушку, а не как мы - в кардиологию. Вся кафедра ему носит в психушку апельсины, а он всех нас принимает за секретаршу. Со всеми втекающими последствиями. И просит не плакать.


Сразу видно – умный человек. Гладко говорит, по научному. – Старичок с клизмой прослезился. – Теперь понятно, у кого в палате фамилия Рабинович. Знавал я одну секретаршу с такой фамилией, но я даже пальцем не тронул, не то, что чем. Уж очень уродлива была. Под носом черные усики, ноги кривые и толстые, изо рта все время слюна текла. Умная, конечно, но не в моем вкусе. Ее начальник харил. И жарил, между прочим. Один день утром харил, вечером жарил, а на следующий – наоборот. А я метлу в чулан поставлю и наблюдаю. Неаппетитное зрелище, доложу я вам.


Зрелище! Что ты знаешь о зрелищах! Смотри сюда: возвращаюсь с работы, вхожу в дом, слышу, в ванной стоны. Стучусь. Выходит жена. Вот это зрелище. На ней резиновые боты и пожарная каска. И все. Прикрывает стыдливо пах ладошкой и говорит, что у нас был пожар, и что сейчас пожарник в ванной заканчивает борьбу с источником возгорания. И шмыг в ванную. Дура. Будто я не понимаю все их женские хитрости. Хотя боты – еще куда ни шло. Все-таки ванная. А вот пожарная каска ей зачем? Но в стыдливости ей действительно не откажешь.


Они все стесняются. Ладошкой прикрывают. Моя ладошкой рот прикрывает. Стесняется на люди выйти без зубов. Я ей ломом их вышиб. Думал, мозги вышибу, да размах взял малый. Только зубы. Теперь надо где-то денег занять, вставлять новые. А то шепелявит, - ничего не поймешь. Лучше бы я ей волосы выдрал. Хотя надо что-то оставить для будущих нравоучений, как вы полагаете?


А у нас на кафедре стыда совсем не знают. Воруют друг у друга, не смотря на то, что я доцент. А профессор наделал под столом секретарши. Та пришла в новых туфельках, села, сморщила нос и спрашивает:
- Это чем у нас так неприятно пахнет? Как в вокзальном туалете.
- А это ты туфельки в говне измазала, - отвечает ей профессор.
Та взглянула под стол, увидела, как она всю кучу разворошила новенькими туфельками, и в слезы. Задыхается, приступ у нее. Вызвали скорую. После работы пошли ее проведать. Подходим к дому, смотрим, у подъезда крышка от гроба, народ стоит, ждет выноса.
- Выходит, умерла секретарша, - забеспокоился старичок.
Мы так и не поняли. Не стали ждать, пошли всей компании в столовку, взяли водки, решили помянуть. И правильно сделали. На следующий день она опять лаялась с профессором.


Тут к женоненавистнику пришли гости: жена и маленькая дочка. Жена присела на край койки и заботливо поправила одеяло на больном. А дочка бегала по всей палате. Пациенты умильно смотрели на малышку.
- Папа, - спросила девочка, - а почему у дяди в попе клизма?
- Чтобы не пукал. Он старенький и много пукает.
- А почему она такая нарядная?
- Мы всей палатой обклеили клизму обертками от конфет, чтобы она стала ярче и красивее. Врачам тоже очень нравится.
- Здорово! – сказала дочка, - я тоже такую хочу. Красивую!


- Красота спасет мир, - поддержал мнение ребенка старик с клизмой. - Вот, пишут, что чуть ли не каждый день город переходил из рук в руки. То белые его захватывали, то красные, то анархисты. Больше всего радовались этому гимназистки. А почему? Потому что, как только захватывали город, так сразу насиловали гимназисток. А что женщине нужно? А нужно, чтобы сексуальная жизнь была регулярной и разнообразной. Тут тебе и регулярность и разнообразие.


В палату вошел лечащий врач. Начал он осмотр с доцента, у которого из-под одеяла торчали голые ноги. К левой была привязана на веревочке картонная бирка.
- Как вы себя чувствуете?
- Неважно, доктор, - ответил доцент, - с утра подташнивает.
- Хорошо, сделаем вам тест.
- Какой тест, доктор?
- Тест на беременность.


- А это что такое? – спросил врач, внезапно взглянув на старичка.
- Клизма, - ответил больной.
- Клизму ставят в процедурном кабинете, а не в палате. И не втыкают ее в анус, а вводят раствор. Вы что, не знаете?
- Откуда? Пришел ваш, молодой, в шапке из газеты, сказал, что мне прописана клизма. Вот я с утра и лежу.
- В шапке из газеты, - удивился врач, - это, может, маляр. У нас ремонт идет. Работают маляры. Киргизы или узбеки, я плохо их отличаю одного от другого.
- Точно, точно, - зашумела вся палата, - киргиз был, или узбек. Мы тоже их не различаем.
- Так, чего, вынимать? – спросил старик.
Врач задумался.
- Подождите, я посоветуюсь с заведующим отделением.
И ушел, не устраивая осмотра остальным двум пациентам.

Рогатый больной возмутился:
- Зашел на минутку, ни здрасьте, ни подарков. Я вот тоже к соседке зашел, на минутку. Она сказала, чтобы я взял у нее самое дорогое. Я задумался. А она торопит, удивляется, что я еще раздумываю. Тогда я задаю ей вопрос, мол, самое дорогое из мебели или как? Она разозлилась, спрашивает, зачем я пришел? Я отвечаю, что жена послала за морковкой, к другим соседкам заходить не велела, а только к ней, поскольку считает ее честной и порядочной женщиной. Та конечно расплылась, и наклонилась к шкафчику достать морковку. Я посмотрел на повернутую ко мне часть тела и не удержался. А она, глядя куда-то в пол, сказала, что давно бы так. Оказывается, она это имела в виду. Минут через двадцать она выпрямилась, подала мне морковку, и ласково сказала, чтобы я поспешил,  не заставлял жену долго ждать.

С соседней палаты зашел мужик покурить. Беседа его захватила.
- И у нас тоже был похожий случай. Захожу я на посадку…
- Ты, что, летчик?
- Нее, щипач, карманник, по-вашему.


Карманник, это хорошо. Наверно, заработок неплохой, а? Я тоже после работы подрабатываю. Отчитаю две пары лекций, проведу семинар, и в дом. А там лобзиком выпиливаю небольшие сортиры, ну, нужники, типа тех, что стоят на садовых участках. Небольшие, буквально с ладонь. За вечер удается сделать штуки три. В субботу сразу после лекций встаю на рынке. За час все уходит. И еще требуют. Выходит больше чем моя доцентская ставка. А профессор повертел сортир в руках и тут же написал стишок «Чтобы мужской интерес возбудить, опорожняй желудок дважды в сутки». Секретарша прочитала стишок, подумала немного, и в слезы.

Они, секретарши, всегда плачут, - сказал старичок с клизмой. – Одна, тоже, попросила, чтобы не туда, а как с мальчиками. А мне что? Пожалуйста. Кончил я дело, а она говорит: «Ой, хорошо-то как!». Я даже гордость почувствовал. Могу, значит, доставить женщине высшее удовольствие. И переспрашиваю: «Хорошо?». А она: «Вынимай скорее, побегу в туалет. Такой запор был. Три дня не могла сходить».

- Природа своё возьмёт, - сказал доцент, - вот я …

Но его перебил мужик из соседней палаты. Он затушил сигарету в стакане с компотом, который на минутку поставил на тумбочку доцент.
- Природа, братцы мои, все придумывает с толком. Вот, к примеру, механизм размножения: получай удовольствие и дай новую жизнь. А чтобы мужик не увильнул, чтобы не ограничился удовольствием, природа лишает его в этот момент разума. Да, да, братцы мои, именно разума. Как это происходит? Кровь приливает в мужское достоинство, при этом мозг оказывается на диете. И сколько баба не твердит, мужик  себя контролировать никак не может и нафаршировывает подругу своими живчиками. А те дело знают. Причем, чем достоинство у мужика больше, - а бабы как раз таких и любят, - тем больше крови отбирается у мозга. И мужик в этот момент совсем уже дурак. Думать не способен. А вот с маленьким членом, братцы мои, мужчина все контролирует, в нужный момент выполняет просьбу женщины, и потомства не дает. Вот она, природа! А, действительно, братцы мои, зачем природе такие слабосильные мужчинки. Если это понятно, пойдем дальше. Итак, природа предпочитает мужчин с большим достоинством. А с каким? Длинным или толстым? Нет, братцы мои, не все равно. Забыли, значит, курс геометрии. Объем крови, поступающий в этот отросток, пропорционален его длине и квадрату его толщины. Квадрату, братцы мои. Следовательно, природе предпочтителен толстый член, нежели длинный. И вот тут природа расходится в предпочтениях с бабами, которым все наоборот. Какой отсюда вывод? Простой: природа и бабы несовместимы.

- Это точно! – хором согласились все больные.

- Хорошо. Пойдем навстречу желаниям лучшей половины человечества. Оценим максимальную длину того, что это половина хочет видеть у другой половины. Врачи утверждают, что максимальное количество донорской крови не должно превышать четырехсот грамм, то есть четырехсот кубических сантиметров. Значит, в мужское достоинство может поступать такое количество крови без отрицательных последствий для остального организма. Теперь будем исходить из средней толщины этого органа порядка четырех сантиметров. Вычисляем и получаем, что максимальная длина не может превышать сорока сантиметров. И где, я хочу спросить вас, братцы мои, якобы правдивые рассказы о метровых достоинствах, о заправлении головки этого отростка в носок, и о прохождении через весь организм женщины. Брехня это, братцы мои.

Конечно, можно представить себе фантастическую картину лежащего в спокойном состоянии бесформенного органа с рудиментарными ножками, ручками и головой. Глазки на этой голове зыркают туда-сюда в поисках предмета любви. И когда этот предмет появляется в поле зрения, вместо бесформенной груды появляется форменный зверь с красной головой. И берегись всякий на его пути. Но где, братцы мои, реальность, а где фантастический мир, порожденный похотливостью баб? Не пошла природа по этому пути, потакая желаниям своего несовершенного творения. Вот так, братцы мои.


- Вы уже на пенсии? – Вежливо поинтересовался доцент у щипача.
- Угу.
- А как с женщинами?
- Женщины призывного возраста еще обращают внимание.
- Не понял! То есть до 27, что ли?
- Не! Когда призову!
- И что? Наполняется пещеристое тело?
- Конечно, хотя это не моя забота. Ей нужно – пусть старается. Хоть руками, хоть губами, хоть чем. Ещё как наполняется. Лучше, чем таблетками.


- Кстати о медикаментах. Придумали новую методику лечения наркоманов. Лечат пургеном. Поняли хитрость? Ну, о каком наркотике будут мысли у несчастного пациента, когда он еле успевает добежать до унитаза. Процент полностью излечившихся высокий. Вот и профессора туда поместили.
- Помогло?
- Как посмотреть. Он привык к пургену и стал испытывать ломку.
- А на потенцию это не сказывается? – спросила женщина.
Она заботливо поправила одеяло своего любимого мужа.

- Ни сколько! Секретарша ему всегда нравилась. Перед лекцией у него была свободная минутка, и он скороговоркой объяснил ей, что это всё не ради похоти. А просто ему необходимо размножаться. А она ответила, что предпочла бы партогенез. А напрасно. Я еще когда диссертацию писал, подрабатывал донором спермы. Как-то приготовил склянку, наполнил ее и внес заказчице со словами: «донорская сперма ручной работы». А она смотрит на меня удивленно. И было от чего. На ней только носочки на ногах и марлевая повязка на губах.

- Не понял, - сказал старичок с клизмой, - а повязка зачем?

Потом объясню, - сказал доцент. - Тут как-то профессор опять воспылал чувствами к нашей секретарше, но она ни в какую. Тогда он набрал старинных книг, инкубул, и стал готовить приворотное зелье. Взял свинцовую кружку. Налил мадеру. Отварил в ней сердце жабы, зуб летучей мыши и жир козла. Поставил на водную баню на сутки. Через сутки, ровно в полночь, достал кружку. Все приворотное зелье испарилось, а кружка оказалось золотой.

- Адресок вашего профессора не подскажете? – спросил щипач.

- Могу показать, я на память помню. Тут на днях исполнилось ему семьдесят лет. Все собрались, купили огромный торт, со всяческими предосторожностями, чтобы не повредить, принесли в квартиру именинника. А свечи купить забыли. Пока одни открывали бутылки, другие нашли у него в комоде свечи, украсили торт.
Свечи оказались без фитилей.

- Неловко вышло, - сказал рогоносец. – Вот у меня жена сбривает все волосы. А её знакомый, жокей по профессии, говорит, что у Лизы ноги очень волосатые. Я ему посоветовал, пусть бреет ноги. А он разорался: кто, дескать, скажите на милость, бреет ноги лошадям?

В палату снова вошел лечащий врач. Огляделся. Посмотрел на женщину, сидящую на краю постели мужа.
- Шишмарёв, - сказал доктор, - идите в процедурную. А жена вас подождет в коридоре. Мне надо с ней поговорить о вашем здоровье.


- Я вас газеткой прикрою.
- Не буду. Кругом народ, посетители.
- Да им до нас дела нет. Давайте, расстегивайте. Вот и газетка у меня. Это же всё для здоровья вашего супруга.
- Я понимаю, доктор. А если муж с процедуры. Пойдет мимо, а я уткнулась головой в вашу промежность. И еще газеткой прикрыта, а газетка болтается вверх-вниз.
- Перестаньте! Он ещё долго будет в процедурной.
- Ну, ладно, давайте.
- Умница, так, так!
- Доктор, вы хоть мыли его.
- А как же. Физиологическим раствором. Не отвлекайтесь.


- Смотри-ка ты, Шишмарёв, - сказал рогатый. – А к жене ходит парикмахер Шишман, он еще с женой развелся. Она ему изменяла. И с кем? Со стариком соседом. Восемьдесят шесть лет.
- Не может быть, - сказал доцент.
- Еще как может. Он сперва ни о чем не догадывался, пока нечаянно не прочитал ее любовное письмо. И зачем только она в соседнюю квартиру писала письма! Убил его!
- Убил старика?
- В тот же час. Взял кухонный нож, позвонил в звонок. И все.
- И что теперь с ним?
Расстроенный приходил. Жена ему всю харю расцарапала и на развод подала.


- Развод, - закряхтел старик с клизмой, - а если не с кем разводиться, а? То-то же. У нас в подъезде деваха изучала японский, и забеременела.
- От японца? – спросил щипач.
- Нет, вроде от турка.
- А вы говорите японский. Не поймёшь вас. И где она взяла турка?
- А он квартиру ей ремонтировал. Она, лежа на животе на диване зубрила японский. На голове наушники. Халат задрался. Он хотел спросить отдирать ли старые обои. Обои не отодрал.


В палату зашел главный врач, Он вел за собой доктора, на ходу застёгивающего штаны. Не поворачиваясь к подчиненному главный говорил:
- И измерьте торсионные поля больной Нюркиной, мне кажется они никуда не годятся. Надо лечить их кристаллом. Запишите на кристалл здоровые клетки Нюркиной. Они у нее только на пятках. Потом всю больную облучите кристаллом. И больная забеременеет. Вам всё понятно?
- Всё.
- Кристаллом, батенька, кристаллом. А не традиционным способом. И на время лечения больной Нюркиной штаны зашейте. Я проверю.


- Так, а это что?
- Клизма.
- А почему в палате?
- Не могу сказать. Спрашивал у зав отделением, тот только рукой махнул.
- Черти, - рассердился главврач, - сейчас же прикажу выписать всю палату. Нечего здесь клизмами развлекаться. Это кардиология, понятно вам, а? Впрочем, не отвечайте. Готовьте всех к выписке. А сейчас по очереди в процедурную. Уколы, капельницы, клизмы и этот, как его, электрофорез.
- А это зачем? – спросил врач.
- Ну, - главный замялся. – Не повредит, а это в нашем деле первая заповедь.