Сюжет:
Я хочу рассказать вам про одного человека, с которым впервые встретился в школьном возрасте. Мы дополняли нас взаимно нашими положительными качествами и делали друг друга лучше. Ниже я опишу некоторые ключевые моменты, которые мы вместе смогли пережить, как мы выживали в этом мире и какова была цена за всё то, чего мы достигли вместе.
Предисловие:
Нет, я не могу назвать ниженаписанное книгой, вовсе не так, это нечто другое. Склоняюсь к варианту такому — всего лишь совокупность различных идей и мыслей. Но в любом случае надеюсь, что вам будет интересно, и вы сможете почерпнуть из написанного что-то нужное для себя.
P.S. Если всё идёт наперекосяк, помните, что бывает и хуже. Никогда не надо отчаиваться. Возлагаю надежды, что вы что-то усвоите из моего текста для дальнейшего успеха в своём жизненном пути и никогда с него не собьетесь.
В тот жаркий и солнечный день я должен был появиться в школе, чтобы пройти какое-то непонятное обследование у школьного психолога.
— Это всё формальности, Максим, — именно так говорила мне мама, когда я спрашивал, зачем мне это надо и что я не желаю туда идти.
— Положено всем явиться. Ты же помнишь, что сказала тебе твоя новая учительница?
— Да, помню… — угрюмо я ей ответил и начал собираться. Я не хотел с ней никогда спорить.
Воскресенье. Никогда не любил этот день недели, потому что это был последний выходной. А особенно не любил последнее воскресенье августа, так как завтра мне надо было идти в школу после продолжительных летних каникул. С одной стороны, меня тогда это очень даже радовало — переход в старший класс, новые впечатления. А вот другая сторона медали: почему-то я ожидал встретить всё то, что и было уже до этого, но лишь в другом виде. Из-за того, что мне пришлось довольно поздно идти в первый класс, меня не покидало ощущение, что всё будет так, как уже было всегда; я считал себя намного серьезнее и умнее, нежели мои одноклассники, и старался их не замечать. Для них я был таким же беззаботным ребёнком, как и они. Другая проблема — учителя. Они пытались учить каждый по-своему, по своей методике — но обычно это всё было до ужаса типичным и скучным. Но нет! Я всегда этому противился и желал чего-то иного в своём развитии, но, к сожалению, не мог найти это для себя. Вечные споры, ссоры, прогулы и драки — всё это привело еще к тому, что меня оставили на второй год. Я постоянно получал нагоняи от директора, в кабинете которого был частым гостем. Но ничего не менялось. Репутация моя была что-то вроде «двоечник-раздолбай». Учителя в открытую мне говорили, что я полное ничтожество и что из меня ничего путного не выйдет. Всё это означало, что я окажусь вскоре в еще более глупом для меня окружении, ибо новое общество вряд ли сможет одарить меня своим тёплым приёмом с таким-то характером. Мама всегда мне говорила, что я слишком ветреный и несерьезный, её всегда огорчала моё упрямство. В общем, она в меня не верила, никогда не поддерживала мои интересы и не понимала. Причиной тому было лишь одно — мой отец, с которым мама была в разводе с давних времён. Я никогда не спрашивал её касательно этой темы, почему и зачем, ибо потом понял и сам: она всегда видела в моём характере отцовские черты, что постоянно её раздражало. Порой, она просто вымещала на мне злость за ту боль, которую ей причинил папа. И все потому, что я был слишком похож на него, как характером, так и внешностью. Казалось бы, это должно меня угнетать, еще совсем юного мальчика, но нет, я всегда старался не обращать внимание на такие, как я считаю, мелочи. Я даже не злился на неё, стараясь просто игнорировать. Я её просто любил, всей своей детской любовью. По этой же причине мне приходилось частенько уходить из дома, чтобы не быть в её окружении — любил я её внутри себя, где-то глубоко внутри, никогда не показывая это. А быть рядом с ней, слушать постоянные упрёки и получать подзатыльники мне, конечно же, не хотелось. Вы скажете, что она, быть может, плохая мать? Я рассмеюсь вам в лицо, если бы вы и правда мне так сказали, потому что родителей не выбирают. Остановимся на том, что я её любил и буду любить всегда, как самого близкого родителя, который у меня есть.
Все мои остальные родственники, которые делали вид, что мы с мамой для них небезразличны: начинали разводить переполох из-за моего ухода из дома. А потом постепенно привыкли, ведь я всегда возвращался назад. О такой родне, конечно же, можно было бы только «мечтать».
— Максим, тётя\дядя N просили… — когда я слышал подобное от мамы, я сразу говорил лишь одно — «мне все равно».
— Они твои родственники, им надо помогать! — орала на меня мать, думая, что постоянные крики на меня как-то подействуют.
Ага, конечно, но с каких пор кровная связь стала приоритетом в том, чего я не хочу делать? Думаете, я такой лентяй, самовлюбленный и эгоист? Да, есть немного. Но когда у нас с матерью в семье было трудное финансовое положение, все эти двоюродные бабушки, дедушки, тети, дяди и прочие «родственники» объявлялись, имея наглость просить у нас денег взаймы, аргументируя тем, что «но у нас же ребёнок совсем маленький, а Максимка вон какой уже, проживете как-нибудь…». Как-нибудь? Как-нибудь без них. Ладно бы, будь это однократно, но повторялась ситуация постоянно, с нас просили, не спрашивая, нужно ли что-то нам. Лично мне нужно было лишь одно — чтобы нас оставили в покое. Мама же всю жизнь лелеяла надеждой, что у нас будут прекрасные отношения со всеми родственниками, как это бывает у «всех нормальных людей», а потому пыталась втащить меня всегда в исполнение своих желаний, чему я, конечно же, противился и старался начать жить как-то иначе. Но это не всегда получалось — я слишком рано начал взрослеть и отказывался воспринимать всю окружающую действительность.
Вам может быть интересно, как же я жил? Сам по себе. «Что хочу, то и ворочу» — эта фраза была неким моим жизненным кредо. Вырос я на улице по большей части, в отличие от многих подростков моего возраста, которые были почти все домоседы. И это не удивительно: на уме у них были одни только игры, игры, игры… Чем еще можно заняться в свободное время в большом мегаполисе, когда вокруг столько всего интересного и развивающего? Конечно же поиграть в компьютер! Я никак не мог принять это в свою жизнь, так как просто не видел в этом интереса — одна из причин, почему я не обладал хорошей репутацией в кругу многих. Более предпочтительным для меня было полазить где-то на окраине, залезть в какое-нибудь недостроенное здание, бродить по заброшенным местам — в общем, подальше быть от всего мира. Так я нашёл себе знакомых, многие из которых были родом из неблагополучных семей и которые тоже предпочитали ошиваться там же, где и я. Но их я тоже не мог терпеть долго — наркотики, алкоголь, да и вообще полное разгильдяйство по жизни — им было интересно только это. Я, конечно, был чем-то похож на них, но всё же старался не вливаться в такой сомнительный на мой взгляд коллектив. Из-за постоянных разногласий мне приходилось спасать свою шкуру — мать уже не удивлялась моим многочисленным синякам на лице и порезам. Умение постоять за себя было одним из главных правил суровой уличной жизни. Дрался я всегда и при любой возможности: стоило сказать мне что-то не так, и я уже готов был разбить лицо в кровь. Но с возрастом пыл мой поутих, а потом и вовсе не было шансов проявить себя физически. И тогда я направил свою энергию в другое русло — саморазвитие. Я скитался всё лето почти один, каждый раз находя что-то новое и интересное в нашем большом городе и, честно говоря, за лето мне это так надоело, что временами я тупо сидел дома, помогая иногда матери с делами и пытаясь читать книги от скуки. С них-то всё и началось. Я читал днями и ночами, мне это безумно нравилось. Я был под таким сильным впечатлением от прочитанного, что буквально жил в выдуманных литературных мирах, я очень детально и красочно мог представить написанное. Прочитав всю скудную домашнюю библиотеку, я желал большего. Кто бы мог подумать, что от скуки меня привлечет именно такое занятие. И вполне логично, что многие, кто знал меня и мой характер, очень удивлялись пристрастию к чтению. Я алчно желал новых приключений, новых друзей, но как-то не подворачивался шанс заняться всем этим. С кем я ни пытался заводить знакомства и общение, всегда возникали разногласия. К тому времени у всех уже были свои круги общения, и лишь я был одним отшельником, который считал себя не от мира сего. В литературе я пытался найти источники жизненного успеха, старался следовать инструкциям опытных известных и успешных авторов. Для начала я стал составлять планы на день, на неделю, а потом и вовсе на месяц. Я писал туда абсолютно все идеи, которые возникали в моей голове. А идей было бесконечно много, особенно после каждой прочтённой книги. После я окончательно оградил себя от средств массовой телекоммуникации: мне было плевать, что говорят по радио и телевизору, про Интернет и компьютер я уже ранее выразил своё мнение. Так я увеличил свое свободное время почти в 2,5 раза. Радикальные перемены наступили так же и в увлечениях: к чтению книг добавились различные хобби и курсы. И в результате по началу я правда ощущал отдачу, причём положительную, было чувство некой удовлетворённости, что всё идёт по моим составленным планам, я совершенствуюсь и становлюсь лучше. Самооценка моя стремительно росла вверх. Проблемы же начались позже — мне это просто надоело. Мне не с кем было делиться успехом, результатом. Я достигал целей, ну, а что дальше? Руки мои опускались, когда я понимал, что это хоть и идёт мне на пользу в будущем, но в данный момент я одинок, у меня нет друзей, я ненавижу своих глупых и тупоголовых сверстников. Тогда я просто начал постепенно возвращаться к истокам: читал книги и жил, ни о чём не думая. Но при этом был охвачен некой апатией и огромным безразличием ко всему вокруг. Дни мои тянулись долго. Кто-то ждал праздников, мероприятий различных. Я же ничего не ждал и жил в своём литературном мире. Периодически объявлялись старые знакомые с отдалённых районов, которые иногда всё же вспоминали меня, и звали на улицу. Я бы даже хотел с ними пойти, да, но потом вспоминал, что им просто не с кем гулять, либо надо начистить морду очередному обидчику, которого они боятся. И я перестал выходить на улицу вообще из принципа, чего уже говорить о том, чтобы пойти гулять. Знаете, потом было такое чувство, что я никому не нужен. Меня ведь даже никто не замечал, я превратился в серую мышь, пропажу которой, наверное, вряд ли кто-нибудь заметил бы. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я столь равнодушно был настроен относительно нового учебного года, да и вообще всего вокруг себя? Внутри меня, конечно, жило наивное эго, которой ждало того момента, когда однажды произойдет что-то невероятное, необычное, нетипичное, в конце концов, что заставит «сдвинуться мой застоявшийся состав с путей». Вопрос был в другом — а надо ли всё это мне?
Но вернемся теперь к тому дню — воскресному утру. Я зашёл в знакомое мне помещение школы и отправился на второй этаж, где находился кабинет психолога — Людмилы Юрьевны. Я отчётливо запомнил её слова:
— А теперь я хочу, чтобы каждый из вас рассказал коротко что-то о себе, — Людмила Юрьевна беглым взглядом окинула всех ребят, и взор её задержался на мне.
— Начнём с тебя, — улыбнулась мне она. — Как тебя звать?
— Мне нечего рассказать о себе. Точнее, я просто не хочу, — безразлично ответил я.
— Так не бывает.
— Даже спорить не буду.
— Ишь, ты, какой деловой, — начала возражать Людмила Юрьевна. Она не знала меня, в отличие от всех остальных учителей, т.к. недавно только начала работать у нас в школе.
Остальные же учителя знали меня и потому старались меньше всего обращать на меня внимания, прекрасно зная, чем всё может закончиться.
Почему же тогда я огрызнулся? Да потому что моё нахождение там было очередной прихотью матери, а моя настырность и упрямство «всегда всё портили», как некоторые считали. Я же так не думал. Сей «мероприятие» не вызывало у меня приятных впечатлений, в тот день я хотел побыстрее уйти из этой школы, ибо знал, как она мне еще в будущем надоест, и пойти домой дочитывать интересную книжку. Это было моим единственным желанием на ближайшие месяцы вообще. Один раз взглянув на Людмилу Юрьевну, можно было понять, как она меня невзлюбила, но это меня мало волновало. Не выдержав, она сказала, чтобы я «вышел вон».
— До свидания! — всё в том же грубом и безразличном тоне выкрикнул я и ретировался из кабинета. Мне пришлось идти к двери из самого дальнего угла класса в сторону выхода, в тот момент в дверь раздался стук:
— Я, кажется, опоздала?
— Да, а что случилось?
— Ничего, я просто не хотела приходить.
Удивившееся лицо Людмилы Юрьевны надо было видеть, она даже не смогла ничего сказать ему, опешив от такого ответа. Психолог и так была не в настрое, уж особенно после моей грубости, так тут еще и такая откровенность — к ней не хотели приходить, на такую, ах, простите, «важную» процедуру перед началом учёбы. Она ведь была женщиной старой закалки, суровой и требовательной. Но вот уже второй человек делает всё не так, «как положено». Этим она напоминала мою мать.
— Можешь тогда вообще не заходить, — дерзко ответила Людмила Юрьевна и от раздражения сильно начала ругаться. Да, кто-то в тот день был явно без хорошего настроения.
— Вот как знала, что не надо идти! — голос слышался уже за закрытой дверью.
С одной стороны, можно было бы пожалеть уже довольно пожилую Людмилу Юрьевну, но жалость тогда являлась самым последним чувством, которым я обладал. Короче говоря, мне было просто всё равно, и я не считал себя в чём-то виноватым. Под громкие причитания о дурости современной молодежи я быстро вылетел из кабинета.
— … а вот так вот — просто выгнали. Я из-за тебя не пошла!
— Конечно, я всегда у вас во всём виновата, да?!
— Ну и пожалуйста! Мне пофиг!
Монолог доносился из-за угла, дойдя до которого, я увидел девчонку, разговаривающую по телефону. Она убрала его, и дрожащими руками начала засовывать в карман джинсов. Не знаю, что случилось в тот момент, но внутри меня буквально «ёкнуло» что-то — я почувствовал невероятную близость с ней, хотя даже не знал её имени. С недовольным лицом незнакомка повернулась в мою сторону и, заметив меня, крикнула:
— И чего ты уставился? Вали отсюда.
— У тебя всё в порядке? — для начала поинтересовался я.
— Какая, нафиг, тебе разница? — снова огрызнулась она.
— Ты какая-то взволнованная мне показалась, я просто спросил, всё ли хорошо.
Она немного переменилась в лице и успокоилась.
— Меня Макс зовут, — сказал я, пытаясь выдавить из себя приветливую улыбку.
— Элина, — с каким-то безразличием ответила она.
Сначала я подумал, что попал в тупик, и она не заинтересована в дальнейшем знакомстве со мной, но вскоре все мои сомнения ушли:
— А ты что ушёл? — спросила она меня, и теперь от её злости и следа не осталось.
— Не захотел сидеть и отвечать на глупые вопросы. А ты?
— Я и правда не хотела приходить… Но вот родители, черт! Как они мне надоели.
— Почему надоели? — тут мне стало очень интересно. В Элине я заметил некую искру, но не ту, которую обычно замечают влюбленные подростки. Это было нечто иное, категорически другое.
— Задолбали просто, вот и всё! Я должна была идти к репетитору, но по прихоти мамы попёрлась в эту дебильную школу.
— Понимаю, — начал было говорить я, услышав про родительскую прихоть.
— Да нифига не понимаешь, — подобный стиль постоянно проявлялся в её речах.
Лексикон Элины был довольно-таки простой, а местами очень даже грубый, что для девушки как-то не очень красиво. В любом случае, мне это чертовски нравилось — она не строила из себя приличную девочку-скромницу, а старалась, напротив, быть самой собой. В Элине чувствовалась вся её естественность, при этом женственности у неё было тоже предостаточно. Таковым было моё первое впечатление о ней.
Спустя какое-то время мы уже стояли с Элиной около выхода из школы, и я внимательно слушал рассказ про взаимоотношения в её семье. На самом деле всё рассказанное было обычной подростковой глупостью, и, не смотря на то, что это, казалось бы, пустая трата времени, я всё же решил выслушать её. Так странно: она меня и десяти минут не знает, а начинает рассказывать о всех своих насущных проблемах, будто мы знакомы тысячу лет. «Наверно, у неё нет друзей, раз она рассказывает это мне» — думал я тогда. Именно поэтому я её понимал, будучи тоже без постоянного круга общения, и здесь моё равнодушие отошло на задний план. Её речь прервал скрип двери — это начали выходить ребята от Людмилы Юрьевны, а вслед за ними, и она сама двинулась по направлению из школы, и, проходя мимо нас, презрительно окинула недобрым взглядом. Меня охватило непонятное и неприятное чувство вины.
— Слушай, я сейчас, ты подожди, хорошо? — сказал я Элине и быстрым темпом пошёл за психологом.
— Эм… Я хотел бы извиниться, — выдавил из себя я, поравнявшись с ней. — Такое поведение непристойно, и я понимаю, как вам неприятно. И за неё, — кивая в сторону Элины, — прошу прощения тоже.
Не знаю, что на меня нашло тогда, но обычно я никогда не извинялся, ни перед кем. Мне всегда было наплевать. Я считал, что извиняться — значит закладывать фундамент для нового проступка. В тот момент всё было не так. Просто внутри меня что-то непонятное случилось. Как будто это нужно было сделать. Мне ведь не трудно было, да и у Людмилы Юрьевны на душе не остался бы столь сильный осадок злости.
— Что ты ей сказал? — спросила меня Элина, когда я вернулся к ней.
— Да ничего, я просто извинился.
— За что? — рассмеявшись, сказала она.
— За грубое отношение. Это же её работа — вести различные беседы с учениками. А я всё же как-то неправильно поступил.
— А я думала, что ты такой весь из себя очень грубый… — мечтательно и немного с сожалением ответила она, припоминая, как я дерзил психологу. — Я вот никогда не извиняюсь.
— Ты же еще даже не зашла, когда я начал вести с ней (психологом) разговор, — припомнил я.
— А я услышала, как ты с ней переговариваешься и решила не прерывать вашу ругань, — она опять улыбнулась. — И потом только захотела войти.
В этой улыбке мелькнули нотки наслаждения, будто бы ей нравилось, когда люди ругаются. И это было так.
— Слушай, мне тут трепаться некогда, я могу еще к репетитору успеть, так что пока, — Элина махнула мне рукой на прощание.
Буквально минуту назад Элина с грустью рассказывала о своей жизни, проблемах, которые её замучили, а тут, спустя какой-то миг, уже смеется, резко перескочив с темы, а потом и вовсе внезапно уходит. Тогда я понял — ей просто надо было выговориться. Ничего более. И, кажется, она надеялась во мне что-то найти интересное для себя. В любом случае я на это наивно наделся, ибо сам понял, что она та, которая мне нужна. Я ощущал влечение к ней, к её манере общения — такой простой и беззаботной — буквально с первого взгляда. В тот день в Элине я заметил то, что есть во мне — такое безмятежное отношение в жизни ко всяким мелким и несущественным мелочам. И, знаете, это было самое приятное чувство за всю мою на тот момент жизнь.
На следующий день я отправился в школу — был первый учебный день. Раннее утро — я встал в шесть часов и решил пораньше прийти в школу. Проснуться в столь ранний час для меня было не проблемой, и я был в прекрасном настроении. А вот все те угрюмые лица, которые мне периодически встречались по дороге, очень даже не радовали. Слышали такую умную фразу — чтобы выспаться, нужно ложиться не в тот день, когда тебе уже надо вставать? Так вот ей я следовал и всегда был в бодром настрое. Быстрым шагом дойдя до школы, я зашёл в класс. Получилось так, что я пришёл в самый раз к началу урока — конечно же я прослушал, что уроки начинаются раньше. Места за партами были уже почти все заняты, и у меня возникло два варианта: сесть рядом с моей новой знакомой или же с Антоном, который был почти моего возраста, но в силу каких-то обстоятельств откровенно туповатым. Взамен интеллекту он был физически развит непогодам: этакий здоровяк, выше меня на две головы, самый сильный в классе. Его все побаивались и споры он решал исключительно силой. Думаю, вы поняли, что подсел я к Элине — её общество мне было более приятным. На себе я вновь начал ловить косые взгляды, но на этот раз то были не сонные угрюмые лица, как на улице, а какие-то более удивленные. Первым уроком была история. Честно признаться, я её не очень любил, особенно за огромное количество различных дат, которые надо было знать назубок. Я уже хотел было завести разговор с Элиной, и думать забыв об этой истории, но на мой вопрос в свой адрес я услышал ответ:
— Макс, отвали.
Она отмахнулась от меня и принялась внимательно слушать про историю Нового времени, от которой меня уже начало воротить. «Что же случилось? Я уже ей не интересен? Или история ей реально интересна?». Я решил не отступать и, оставив разговор с ней на потом, положил голову на парту и решил погрузиться в свои мысли. Но тому не суждено было случиться — громкий крик заставил вздрогнуть и вернуться в реальность. То была разозлившаяся учительница, которая предпочитала, чтобы её слушали абсолютно все. И опять начались лекции о том, что мы пришли сюда учиться, что можем уйти, если не интересно… Пришлось смириться и пытаться внимать ей. Ну, или по крайней мере делать вид. Вывел меня из забытья долгожданный звонок, я сложил вещи и хотел попытаться еще раз заговорить с Элиной, но она сделала это первой:
— Почему ты не ушёл?
— Зачем?
— Тебе же было не интересно, я видела.
— Ага, чтобы она мне «пару» на первом уроке же влепила? Да и к тому же она явно преувеличила, повела бы меня к директору потом, от матери нагоняй получать не хотелось бы.
— Тебе реально волнует, что кто-то из предков придет в школу? Да и зачем заниматься тем, что не интересно?
— … Не знаю, — ответил я, сделав небольшую паузу и хотел было что-то еще сказать, как она уже мелькала среди толпы и двигалась по направлению к приближающемуся Антону, бросив перед уходом фразу:
— А всё-таки ты не такой, каким был вчера. Может, я ошиблась в тебе?
На себе я заметил косые взгляды одноклассников и тогда я абсолютно не понимал, что сделал не так. Было заметно, как многие о чем-то перешёптываются. Но все они были бы самыми последними людьми, на которых я бы обратил своё внимание, а потому просто проигнорировал эти недоброжелательные взгляды и шёпоты. Всё остальное время в школе я ходил загруженный, думая о словах Элины, которая, кстати говоря, то и дело продолжала находиться в окружении Антона и его друзей-старшеклассников.
До того дня я всегда считал, что не иду на поводу у общества, что делаю всё так, как захочется мне, а не кому-то другому, но в тот момент я впервые в этом засомневался. Вне школы и дома это было бы и правда справедливо — не зря же у меня репутация раздолбая, который вечно всем перечит, но мать с детства мне вбивала в голову правила а-ля «так надо», «так положено» и особенно «так все делают». И всё же её труды были не совсем напрасны. По началу я не особо воспринимал это, да и вообще наверно никак не воспринимал, я был ведь еще совсем маленьким для понимания этого. Просто принял её наставления так, как есть, и в этом старался не спорить, в отличие от многого другого. Уйти с урока, если вам не интересно — наверное, не каждый так смог бы, не так ли? Нет, вы представляете: сидишь себе, сидишь и просто уходишь. И довольно-таки объективная причина — вам не интересно. Но дело даже не в уходе с урока, а вообще в целом про то, что мы делаем многое из того, к чему у нас нет ни желания, ни интереса. Последняя фраза Элины мне буквально открыла глаза. Быть может, это именно то, чего мне так не хватало для полноты уверенности в себе — я мог возразить, мог показать иногда характер, но сделать абсолютно что-то неприемлемое среди общества из-за обычного «я не хочу» и «мне не интересно» — это было бы невероятно на тот момент для меня. Мысли тогда нахлынули в мой мозг. Всего одна фраза заставила меня задуматься и, быть может, именно это сыграло ключевую роль в моей жизни, когда начался переломный момент по становлению меня, как полноценной личности в этом мире. Но поначалу я в себе даже разочаровался немного, ибо считал, что я самый необычный в новом классе, но теперь, глядя на Элину, об этом уже трудно было подумать. Хотя я уверен, что многие одноклассники о необыкновенности Элины стали бы говорить в самую последнюю очередь. Но на это мне, конечно же, было плевать, для меня она была именно такой — с некой загадочностью и необыкновенностью в поведении и характере. Я чувствовал, как она похожа на меня своим упрямым характером. На фоне всех её сверстниц, которые обычно собирались в маленькие кучки на переменах и застенчиво хихикали, поглядывая на мальчиков, Элина постоянно была в окружении Антона. В классе я толком никого не знал кроме Элины и Антона, а также Ани — она ходила со мной на подготовительные курсы, на которые меня отправила, конечно же, мама, в надежде, что я начну хорошо учиться. Именно к Ане я подошёл и поинтересовался насчет Элины, почему она не общается с одноклассницами.
— А ты что, влюбился что ли? — засмеялась Аня. — Элина странная вообще, связалась с этим дураком, — она неодобрительно посмотрела на Элину и потом перевела взгляд на Антона. — Однажды он её до слёз довел, когда она просто отошла от него. Но она всё равно продолжает с ним общаться. А Антон в свою очередь еще и не подпускает никого к ней. Очень странная она.
— Нет, не влюбился, я всего лишь спросил.
— Ну-ну, — захихикала она снова, но я уже не слышал её.
Я не удивился, когда увидел, как Аня уже начала что-то рассказывать остальным своим подругам, показывая на меня пальцем — мне стоило ожидать всяких слухов. Элина же продолжала каждую перемену ходить за Антоном, у меня не было даже возможности поговорить с ней.
Так закончился мой первый учебный день, и я, будучи не особо впечатлен сегодняшними событиями, ожидая чего-то большего, отправился в сторону дома, думая по дороге, чем же себя занять. Долго думать не пришлось — я снова вспомнил про Элину, образ которой у меня засел в голове. Я не понимал, что она нашла в обществе Антона — тупой и лишённый интеллекта упырь. Чей-то знакомый голос меня окликнул: то была, конечно же, Элина, которая целеустремлённо шагала в моём направлении.
— Тебе в какую сторону? — спросила она меня
Она тяжело дышала. «Неужели бежала за мной?».
— Да недалеко, через две улицы всего-то идти и там потом на повороте мой дом.
— Хорошо, что мне с тобой по пути, — сказала Элина, озираясь по сторонам.
Её беспокойство я заметить не мог, а потому спросил, в чём дело:
— В Антоне… — сначала замялась она.
Но потом её опять буквально «прорвало» и она, как в первый раз, когда мы познакомились, начала мне рассказывать о своих проблемах. Это и правда было скучно — слушать о нескончаемых трудностях. Я желал беседы о чём-то более нейтральном. Но мне пришлось снова смириться ради того, чтобы узнать её поближе. А в итоге все беды сошлись на Антоне:
—Он постоянно терроризирует меня! Задолбал! Не разрешает ничего! Заставляет общаться только с ним и его тупоголовыми друзьями.
— Но что тебе мешает отвязаться от него?
Элина ничего мне не ответила, а лишь засучила рукава и показала синяки на руках.
— Я могу всему противиться, я делаю так, как хочу, но здесь я просто физически бессильна… Я от него еле убежала сейчас, он опять хотел проводить до дома, а меня тошнит от него уже. Мне повезло, что я в школе смогла сесть дальше от этого придурка, иначе бы он мне, как всегда, мешал бы. Я вообще бы хотела учиться, достичь чего-то в жизни… Но честно сказать, мне это не всё так просто удаётся, за что дома я огребаю от родителей. Не жизнь, а мучение! Постоянно загоняют мне, что я должна отлично учиться. И а-ля «ты девочка и должна играть в куклы». А мне пофиг на них, понимаешь?! Я сама хочу устроить свою жизнь, учеба мне не сдалась вообще! Я буду делать так, как хочу! Но теперь этот придурок мешает мне и нотации предков…
Но даже тогда Элина не теряла своей властности и величия. Она не проронила ни одной слезинки. Я ожидал, что она превратится в хрупкую девочку, которую надо жалеть, но нет, она опять просто хотела мне выговориться. Это был не сострадательный диалог, это был порыв гнева! Я видел в ней столько много злости, как ни в ком ранее.
— Я, наверное, тебе надоела, да? — говорила она, уже таким равнодушным тоном.
— Вовсе нет, — парировал я, удивляясь сам себе, как долго могу слушать её болтовню, тон которой сменился с грозного на какой-то рассудительный. Казалось, что она говорит сама с собой, лишь периодически поглядывая на меня и ожидая реакции.
Жалости она во мне точно не вызвала, но вот какие-то непонятные противоречивые чувства и желания — да, пожалуй. Самое первое, которое из них было — это настучать Антону по лицу за синяки на руках Элины. Я был поражён, что за неё никто не мог заступиться. Далее же я почувствовал в ней такую независимость, которая меня буквально начала манить, это было так заманчиво — а все потому, что именно этой черты мне не хватало. Точнее совокупности многих черт её характера — этой властности, стремлению к независимости, обладать неким суверенитетом касательно окружающих. А про силу воли я вообще молчу, о такой можно было только мечтать.
Я был не особо общителен с людьми, потому что попросту им не доверял, мне не на кого было положиться. Ну, и соответственно, сам ничего никому не рассказывал и держал все напутствующие проблемы, вопросы и эмоции в себе. Хотя, по большей части, мне толком-то и нечего было доверять. В момент, когда Элина закончила говорить, мне в ответ очень сильно захотелось рассказать о себе, о том, что же я хочу в жизни и как вижу этот мир со своей точки зрения, которая менее агрессивная, в отличие от её. Я почувствовал в ней замечательного собеседника, который смог бы выслушать и понять. Но лишь одно меня остановило — я подумал, что вряд ли ей было это интересно.
— Знаешь, ты вообще первый человек, кому я вот так вот сливаю свою жизнь. Даже не знаю, почему именно ты. — А в одной книге я прочитала, что умение слушать собеседника— это умение слушать самого себя. Мне кажется, это про тебя. — Элина заглянула мне в глаза и улыбнулась.
Искреннее улыбки я на тот момент еще не встречал. Элина же меняла своё настроение буквально за минуту. Казалось, что её же мысли формируют настроение. Она сама соскочила с негативной темы про себя. Всё это время я шёл молча, осознавая, какая она замечательная и, конечно же, чувствуя себя жилеткой. Но ведь это ей нравилось, чёрт возьми, и мне снова пришлось смириться с принципами безразличия к людям.
— И часто ты читаешь? — спросил её я, услышав что-то про книги.
— Так и знала, что спросишь, — с каким-то довольным видом ответила Элина, проигнорировав мой вопрос. — А расскажи про себя что-нибудь? — спросила она.
Мой ответ не был многословным:
— Да рассказывать-то и нечего толком… — замялся я.
— И все же? — она была настойчива. — Я не думаю, что ты и можешь только, что молча слушать, даже если тебе не интересно.
— Я не говорил, что мне не интересно.
— Да хорош загонять, я-то знаю, что пофиг тебе на мои сопли, да? — она как-то странно поставила вопрос, что я невольно согласился. — Ну, вот о чём и речь. Фигня всё это. Просто иногда надо выговориться о проблемах. А чего же тогда не заткнул меня?
— Это было бы не очень тактично и культурно с моей стороны. И к тому же эта ситуация с Антоном автоматически сделала меня тем, кто тебе должен помочь.
— Ха-ха, — нашёлся мне тут культурный. — Брось, твоя излишняя скромность и вежливость вовсе ни к чему. Будь проще, парень, — это было сказано с такой легкостью, что я сначала даже не поверил сказанному. Обычно в таком стиле вели разговор мальчишки, девочки же всегда были скромнягами — примерно такими, каким был я сейчас. Я почувствовал с ней необыкновенную легкость.
— Вот мой дом, — с небольшим сожалением сказал я. Никогда путь от школы не был таким коротким, как мне показалось.
— Везёт, близко живешь. А мне еще топать и топать…
— Я с тобой пойду, дома всё равно дома ничем не занимаюсь, кроме как…
— По тебе заметно, — прервала она мою фразу.
— Что заметно?
— Что дома ты ничем не занимаешься, кроме как чтением. Знаешь, этим ты немного под ботаника косишь, что как-то противоречиво. Почему ты такой?
Я удивился, и как же она догадалась только? К тому же её слова были настолько типичны, прям как многие мне говорили — «любитель читать, умный, но бездарь и лентяй». Только я хотел ей об этом сообщить, как она снова прервала мою речь:
— Погоди, дай угадаю… Тебе нечем заняться, скучно и всё вокруг кажется унылым. Что-то из этого будет точно верным.
— Как у тебя это получается? — с улыбкой спросил я.
— Узнать про тебя, хотя ты мне ничего толком не рассказывал? Это элементарно, Ватсон! — она хихикнула. — Достаточно было просто глянуть на тебя со стороны в школе и заметить, как на переменах ты читал что-то явно не из школьной программы.
Удивлению моему не было предела. Потрясающая наблюдательность! Я и правда с неким безразличием провёл время в школе. В то время как Элина была с Антоном, а остальные одноклассники, собравшись кучками, что-то обсуждали, я был всегда в стороне, уткнувшись в книгу. В нашем классе были еще одиночки, но они были забитыми, хилыми, которых никто не принимал в общество. Я же сам не хотел ни к кому пристраиваться. И это она заметила.
— А насчет книги — на истории заметила у тебя вроде обложку Достоевского, из портфеля выглядывала. Кстати, хотела спросить, интересно?
— Весьма. Хотя по программе его «Преступление и наказание» мы должны в десятом классе проходить. Мне это намного больше нравится, чем то что нам предстоит читать в этом году.
— Знаешь, я не была полностью уверена в своих предположениях насчёт тебя, но меня порадовало, что я всё же не ошиблась, — она уже и думать забыла про Достоевского и книги, акцентируя внимание лишь на мне.
— Хочу сказать, наблюдательность у тебя замечательная просто. Я вот сегодня старался за тобой тоже наблюдать, но за всё это время видел, как ты и в сторону мою даже не глянула…
— Ты смотрел, но не наблюдал. И уж тем более не замечал. Просто надо быть внимательным, — и она опять улыбнулась.
Да, в ней явно было что-то особенное. Не только характер, и даже не внешность, а само развитие, мировоззрение, такое не предвзятое отношение ко многим вещам. Она завораживала меня всё больше и больше. Знаете, это как свежий глоток воздуха, когда в застоявшейся однотипной жизни появляется что-то необыкновенное. В моём случае — это был кто-то. Я знал её всего лишь два дня, но было ощущение, что знаю уже долгое время, ибо настолько просто и легко я мог с ней говорить, как никогда ранее с кем-либо. Тогда и начался мой переломный момент в моей жизни… Нет, я не влюбился. Я привязался, как собачонка. По началу нельзя назвать это было любовью, тем более уж с первого взгляда. Но вот в чем я точно убедился тогда: иногда надо преступать через свои принципы и делать то, чего ранее не делал. Иначе я просто не стал бы с ней знакомиться, а в дальнейшем и слушать о проблемах в жизни. Я шёл, не замечая времени, да и ровным счётом — вообще ничего и никого, кроме неё. Мы обговорили, казалось бы, всё на свете: конечно же, про отношения, любовь, школу и учёбу в целом, музыку, книги, фильмы… бесконечно можно перечислять наши темы для разговора. Скажу лишь одно — еще ни с кем я в жизни не беседовал так. Я начал осознавать, что чувствую большой прилив энергии и эмоций от простого общения с той, которую знаю совсем мало. Но помехой тогда это явно не было для того, чтобы вести себя с ней так, как с лучшим другом, которого у меня никогда не было. Автоматически она стала первым человеком, кому я мог доверить абсолютно всё. Не думал, что в жизни бывают такие люди, из-за которых мир наливается яркими и насыщенными красками. Нет, до этого мир был и так довольно неплох, но то были блёклые и скучные оттенки серого, которые лишь заставляли меня жить будущим днём, в надежде что всё унылое настоящее само собой рассосётся и в дальнейшем жизнь наладится. Элина же стала моим художником, раскрашивающим понемногу эти серые тона.
Элина и правда жила далеко от школы, а идти надо было через всякие дворы и переулки, чтобы сократить время.
— Почему ты не ездишь на автобусе? — поинтересовался я у неё.
— Не люблю, предпочитаю ходить пешком. У меня довольно сидячий образ жизни, а потому пройтись быстрым темпом — то что нужно для меня.
Элина глянула на часы и ахнула:
— Блин, я же совсем забыла! Пошли шустрее!
Я наслаждался нашим разговором, не желал, чтобы он закончился, но тому не было суждено быть.
— Мне к Кате надо через пол часа, а я до дома даже не дошла еще.
— К подруге? — спросил я.
— Нет. Из-за дегенерата Антона у меня никого нет совсем, с кем я могла бы нормально общаться. Всех мальчишек он отгоняет, а с девчонками как-то не особо мне интересно, даже не знаю почему.
— С Антоном мы решим проблему, я тебе обещаю. А что за Катя тогда?
— Правда? Обещаешь? Не хочу в тебе разочаровываться, если не сдержишь обещание. А Катя — это мой репетитор по финскому.
— Обещаю, я не из тех, кто любит пустой трёп.
Еще никогда ранее мне не приходилось обещать что-то серьезное и важное. Моё обещание именно таковым и было. Ещё я ожидал, что она скажет что угодно, но никак не про курсы финского языка. Это было довольно необычно.
— Это радует, Макс, правда, что отвечаешь за слова. А финский — это так, просто увлечение. Всё же не банальное что-то и успокаивающее. Учёба заставляет меня отвлекаться от всего вокруг, помогает сосредотачиваться.
У меня было много свободного времени, которое я тратил исключительно на недолгие прогулки по стройкам и отдалённым мечтам, чтобы развеяться, а всё остальное время читал, до самой ночи, пока глаза не начали дико болеть. Мои ранние попытки заняться чем-то еще были тщетны ввиду того, что быстро наскучили, как я уже говорил. Элина же была более многогранна и намного рациональнее распределяла свой распорядок дня и занималась самыми необычными делами, которые ей не наскучивали. Финский язык — это было одно из многих её увлечений. Я подумал, что было бы неплохо снова найти себе увлечение. Благо, я надеялся, что мне будет с кем делиться событиями.
— Voi, tullemme.
— Что?
— Пришли мы, говорю, — Элина улыбнулась. — Это по-фински. Очень нравится, как звучит. Да и вообще в целом нравится мне культура Финляндии.
Элина задержалась на десять минут, чтобы рассказать мне об этой стране: о культуре, живописи, различных направлениях музыки, истории и мифологии. Честно признаюсь, в тот момент всё моё величие и самолюбие опустилось ниже плинтуса, я почувствовал себя каким-то незнайкой на фоне моей новой подруги. «А что мог рассказать я? Э-э, пожалуй, ничего интересного» — думал я именно так. Элина была отличным эрудитом для своего юного возраста. Она хотела мне о чём-то ещё поведать, но не успевала:
— Я пойду. Спасибо, что проводил. До завтра, — она опять улыбнулась мне на прощание и скрылась за углом.
— Пока, — крикнул я вслед и поплёлся в сторону дома.
Шёл я довольно долго, время бежало очень медленно, с Элиной же я его просто не замечал. В голове моей обмозговывались всё те мысли и идеи, которые возникали в процессе общения с Элей. Мозг начал свою активную деятельность, и у меня начали зарождаться разные идеи: «Неужели я настолько открыт, что она смогла прочитать меня, словно книгу, толком ничего не зная обо мне?» Надо было что-то менять, определенно. И начать я решил с внесения новшеств в свой круг общения. Дома же я по-прежнему читал оставшиеся книги, которые еще не были прочитаны, но мысли мои были по большей части об Эле. С теми же мыслями я и уснул.
На следующий день я сидел, как обычно, погрузившись в себя, и что-то рисовал на обложке тетради. В класс вошла Элина и села рядом со мной. Не успели мы даже поговорить, как появился Антон и, увидев нас сидящих вместе, подошёл ко мне и сказал, что надо поговорить.
— Только попробуй что-нибудь ему сделать, придурок, — Элина презрительно посмотрела на Антона.
— Ну, пошли, — как-то безразлично ответил я. Сказав Элине, что всё нормально, мы вышли в самый дальний коридор школы, где обычно никого не бывало.
Меня приятное «удивило» внезапное появление тупоголовых дружков Антона — таких же здоровых старшеклассников. Я его не боялся. Никогда не боялся ничего. Быть побитым? Заживёт и всё пройдет. Быть может, в себе я и был не уверен, когда дело заходило об увлечениях, внутреннем развитии и развитии личности, но в таких напряжённых ситуациях я знал, что в любом случае должен попробовать отстоять точку зрения и ни в коем случае не бояться. Если ты боишься — соперник это поймет, у него будет моральное преимущество. Этого я старался никогда не допускать, когда в давние времена принимал участия в различных стычках на улицах. Форму я не потерял, а потому проиграть я не должен был. Без колебаний я стоял и ждал развязки. Меня прижали к стенке, и Антон вышел вперед:
— Никто к ней не смеет подходить, ты меня понял? — сделав грозный вид, он это очень громко сказал.
— Не понял! — съязвил я в ответ и после этого незамедлительно в его физиономию последовал стремительный удар, завершившийся тем, что я вырвался из образовавшегося кольца.
Антон не ожидал, что я стану ему противиться. Он думал, что его все боятся и не стали бы возражать. Этакая уверенность в себе. Я его понимал: точно так же с моей манией величия — поначалу я ощущал себя самым уникальным и необычным среди всех моих одноклассников. Пока, конечно, не встретил Элину. Это ужасное чувство, когда твоя уверенность подводит, заставляет понимать, что ты не такой, каким себя считал.
Теперь у меня было два шанса: убежать или остаться. Всего передо мной стояло шестеро
и одному, конечно, мне было бы нереально справиться. Встав в оборонительную стойку, я стал отходить назад, к выходу. Но я не хотел убежать, не сочтите меня трусом. План был таков: выйти на открытое место, где я смог бы нормально отбиваться. Но, увы, не получилось: они резко толпой бросились на меня и через какое-то время я уже лежал на полу, ощущая каждой болевой точкой своего тела многочисленные удары ногами. Перед этим я почувствовал, как мои кулаки ударили кого-то. Я не осознавал происходящего, всё было на автоматизме. Я пытался вставать, падал, снова вставал, закрывая руками лицо, но силы заканчивались, зрение помутнело и глаза начали закрываться…
— Прекратите! — голос раздался позади.
А быть может, и слева или справа, в любом случае, мне уже было все равно, откуда доносилась речь, ибо я чувствовал, как начинаю терять сознание.
— А ну разошлись! — то был уже другой голос, более грубый. — Стой, я сказал! Куда побежал?!
Я открыл глаза. Надо мной нависли чью-то лица, которые не очень хорошо получалось различать.
— Вот, приложи холодное, — это была девчонка из параллельного класса.
Она, как я узнал позже, пыталась познакомиться со мной, но всё не выпадал шанс. Ну, в тот день ей повезло. Она всё порхала вокруг меня, как бабочка, вытирая кровь и поддерживая, чтобы я не упал.
— Юль, иди на урок, — повелительно сказал директор, который уже подошёл к месту драки. — А тебя, — он кивнул в мою сторону, — жду завтра в кабинете перед уроками.
В принципе мне повезло. Я собрался домой, чтобы лишний раз не отсвечивать своей побитой физиономией перед всей школой. Кровь остановилась, а боли я почти не ощущал — это не могло не радовать. Да и координация восстановилась. Я уже выходил из школы, как вслед за мной выбежала Эля:
— Макс! Макс! Стой!
Я не спеша остановился и повернулся:
— Почему ты не на уроке?
— Да нафиг он сдался мне, когда тут такое! Ты как?
— Вроде нормально. Да, неплохо мне прилетело от них… — я потёр шишку на голове.
— Пошли, я с тобой пройдусь. А то этот кретин и до меня докопается еще.
Эля искренне сочувствовала и проводила меня до дома, где я отлёживался еще дня три. Мне было абсолютно плевать, что там хотел директор от меня, ибо проблема стояла в тот момент лишь одна — всё та же кучка отморозков, которая должна была ответить за содеянное. Просто так я не мог это оставить. Лучше быть сломанным, но не побеждённым — а потому в голове моей зародился план мести. В школе я вёл себя по-прежнему, но лишь стараясь избегать попадания под взгляд Антона. Он лишь удовлетворительно ухмылялся, видя, что с Элиной я больше не сижу и вообще не общаюсь. На самом же деле мы с ней просто договорились не контактировать в школе, дабы не провоцировать Антона. Юля же активизировалась, заметив, что я по-прежнему нахожусь в обществе самого себя, а не увиваюсь вокруг Эли. Она хотела всячески мне угождать:
— Приветик, — так мило улыбалась она. — Не хочешь сегодня прогуляться после школы?
Конечно же, мне было всё равно, что она мне предлагает, но мой отказ сначала её не смутил. Была вторая, третья и даже четвертая попытки разговорить меня, позвать в кино или просто погулять. Но я понимал, что она абсолютно не мой человек. Юля была самой обычной. В ней не было ничего такого, что заставило бы меня проявить к ней интерес — она была и правда хорошим человеком, вдобавок еще и очень красивой. Я слышал, как она отшивала многих парней, у которых она была во внимании. Ну, причиной тому был, конечно же, я. Я нехотя общался с ней, всячески пытаясь показать, что она мне не интересна, но она не унималась. Казалось, что она вообще это игнорировала, пытаясь каждый раз делать что-то новое, что могло бы меня заинтересовать. Узнав про моё увлечение, она сразу же понеслась ко мне. Хотела под предлогом «а что посоветуешь почитать?» завести очередной разговор. Я загрузил её, начав рассказывать про любимые произведения и автором, минут двадцать она меня слушала, пока не поняла, что это было плохой идеей: ну не нравилось ей читать, абсолютно, что я сразу заметил. Но она все равно не унималась и мне пришлось продолжать нехотя общаться, чтобы совсем её не обижать. Она вызвала у меня жалость, а означало это только одно — с ней у меня точно ничего не получилось бы. Жалость я ненавидел во всех её проявлениях, а уж особенно не проявлял симпатии к тем, кого жалел. Это бывало крайне редко, но всё же бывало.
После последнего урока в пятницу, как обычно, я встретился с Элей после школы, чтобы проводить её до дома. Попутно о чём-то беседуя с ней, взгляд мой обратился на какое-то движение сзади нас. Да, это была опять та шайка во главе с Антоном, в глазах которого играла неимоверная и лютая злость.
— Эль, уходи, — шепнул я ей, отталкивая её в сторону.
Она нехотя отошла. Элина понимала, что ничего не может сделать, хотя очень хотела бы помочь мне. Ведь по идее, все эти разборки были из-за неё. Но я же обещал, что помогу разобраться ей, а потому даже и думать не мог о том, чтобы делать её виновной в своих травмах и в назревающей драке.
Мы были уже на пустыре. Вокруг никого. И ничто не мешало повториться тому, чего я очень не хотел. Я не хотел снова потерпеть поражение. Но надо было что-то делать, и я сделал…
На этот раз компания обидчиков бесцеремонно двинулась ко мне, и намереваясь без всяких разговоров настучать мне по голове, снова стали окружать меня. «Не в этот раз» — подумал я. В моей руке мгновенно оказалась лежащая рядом стеклянная бутылка, из которой я сделал «розочку», ударив о лежащий камень. Изобразив на своём лице неестественную улыбку, я кинулся на Антона, размахивая бутылкой. Не заметив сам, я уже стоял перед ним, обхватив горло свободной рукой, а правой прислонил острые обломки «розочки». Сквозь истеричный смех я закричал:
— Пошли отсюда! Я глотку ему перережу, только дёрнетесь.
— Да ты конченный совсем, придурок… — сказал кто-то из толпы.
— Валите отсюда! Я демонстративно провёл по горлу Антона бутылкой, которая оставила небольшой кровавый след.
Теперь он не дергался — наверное, и правда поверил, что я псих. Антон побледнел, как поганка, и заикающимся голосом сказал, что они уйдут.
— Отпусти… — обиженно говорил он.
— Ты больше не скажешь мне ни слова. В её адрес, — кивнув на Элю, — тоже.
Поверив ему на слово, что они действительно уйдут, я ослабил хватку, опустив «розочку», с которой капали небольшие струйки крови Антона. Вся их компания немедленно развернулась и быстрым темпом ушла, не сказав ни слова. Адреналин зашкаливал, как никогда ранее. Я ощущал неимоверное количество злобы, агрессии в себе. Но я бы не стал ни в коем случае резать глотку и ломать себе таким глупым образом жизнь, да и вообще не стал бы делать так, если бы не смог после совладать с собственным гневом. Лучше быть униженным, чем потом сойти с катушек и наделать жутких дел. Я был уверен в себе и потому решился. Это был лишь спектакль, в котором я сыграл роль конченного психопата, ради спасения своей же шкуры и, конечно же, Элины. Наверное, я очень хорошо вошёл в роль, ибо когда я стал подходить к ней, стоявшей всё это время позади, Эля стала отходить назад:
— Выброси! Выкинь её! — она показывала на бутылку.
— Подожди… Не бойся меня.
Свою спасительную розочку я выкинул подальше в кусты и лишь после этого Элина успокоилась.
— Макс, да ты реально псих! Я думала, ты ему и правда по горлу полоснёшь, — на лице её всё же была гримаса удивления и страха.
— Я что, так сильно похож на сумасшедшего? Иначе бы я снова ходил с синяками, — в моих висках всё еще пульсировала кровь.
— Ты… Ты просто грозно так со стороны выглядел. Ничего подобного еще не видела! Знаешь, это так необычно… И страшно…
Элина подошла ко мне и обняла.
— Спасибо тебе и извини, что из-за меня ввязался во всё это.
Она никогда не говорила благодарностей, и уж тем более извинений от неё было не добиться, но в тот день она изменила своим принципам. Разобраться таким образом со своими обидчиками я вовсе не думал, план был иной — отлов по одиночке, где я буду наравне с противником, или даже, наоборот, в преимуществе. В любом случае, победа осталась за мной. Я вырос на улицах и мог сделать всё, что угодно. Я чувствовал себя уверенным, нежели в тот момент, когда ввязался в драку в школе. Именно моя уверенность и помогла мне.
В школе ко мне все стали относиться по-другому — прошлась молва о том случае. Кто-то действительно считал меня психопатом и не имел никакого желания связываться со мной — в любом случае мне было без разницы, а кто-то же, наоборот, стал уважать. Вокруг меня стали постоянно виться некоторые личности: то подлизываться начали, то внезапно девушкам понравился — постоянное внимание от них, о еще что. Но всё это меня не волновало никоим образом. Антон после этого потерял авторитет, и его шайка перестала с ним общаться. В общем, никаких больше стычек или драк в школе не происходило. И Юля вновь активизировала свою деятельность по подлизыванию ко мне. Только теперь на дню я раз пять мог спроваживать от себя подальше всяких интересующихся событиями драки людей, и, безусловно, девчонок, у которых я внезапно стал популярен.
— Да что с тобой такое? — Юля не выдержала. — Почему мы не можем нормально общаться? — Чем я хуже неё? — она уже указывала на Элю, с которой я теперь мог в открытую контактировать.
— Тем и хуже, что сама того не замечая, ставишь себя выше неё, — отвечал я ей. — У тебя толпы парней, бегающих за тобой, не стоит зацикливаться на мне, это плохая идея. Ты не поймешь меня даже при сильном желании. Ну, в лучшем случае, может, и сможешь понять, но по-своему. Просто присмотрись к другим, Юль.
Теперь я искренне желал ей лишь только хорошего, надеясь, что после сказанного она перестанет думать обо мне. Моё равнодушие постепенно стало улетучиваться, я стал более мягким — наверно поэтому я и не стал ей грубить, а просто ответил всё, как есть. Не знаю, поняла она или нет, но после она ко мне не подходила.
Элина. С ней мы стали очень близки, а после наша близость переросла в долгие и тёплые отношения, которыми я очень дорожил. Моя привязанность к ней превратилась в любовь. Или нет. Не знаю. Это сложно сказать, что я чувствовал, неописуемые ощущения. Наверняка каждый из вас в жизни хотя бы раз любил. Искренне и по-настоящему. А может, всего лишь думал, что любит, хотя это было вовсе не любовью — в принципе не важно. В любом случае вы меня поймете, когда постоянно дорожишь человеком. Элину я ценил, в первую очередь, как личность. Как человека. Это самое нужное для дальнейшего развития взаимоотношений. Она была для меня лучшим другом и любимой девушкой и просто той, с которой я буквально начал жить заново. Мы имели множество интересов с ней, а потому прекрасно понимали друг друга с полуслова. Нужно иметь что-то общее, чтобы понимать друг друга — и у нас это прекрасно получалось. Поначалу отношения наши были в тайне от всех. Не хотел банальных обсуждений и прочего, но в итоге Элина настояла на том, чтобы просто не зацикливаться над этим. Все, конечно же, удивились, узнав про нас. Особенно после случившегося с Антоном и его дружками. Ходили всякие слухи и мнения, но вскоре всё это развеялось и школьный коллектив принял нас. Всё как-то само собой произошло: я начал хорошо общаться с одноклассниками, Элина — с девчонками, которые теперь уже не считали её странной. У нас был прекрасный дружный класс, где все друг друга уважали и ценили. И даже Антон, который тогда занял место изгоя и одиночки, всё равно не был обделён вниманием коллектива. С ним я, кстати, потом нормально общался, не вспоминая о былых обидах, ибо это вовсе ни к чему. Он был слаб морально, а потому, потерпев неудачу, признал своё поражение, и стал каким-то замкнутым тихоней. Многие с облегчением вздохнули, когда он перестал ходить, как важная птица, распустив перья.
Я перестал постоянно находиться дома и шататься по окраинам и стройкам, вместе с Элей начал изучать финский язык — мне он тоже понравился. На глазах у всех я превращался в серьезного и умного человека, который имел хорошую репутацию и уважение в коллективе. Всё это придавало мне некую уверенность в себе: я осознал, что мне не столь важна свобода и независимость, когда рядом есть близкий и дорогой мне человек. Все свои прихоти и принципы я отбросил в дальний тёмный угол, стал жить проще, как когда-то Элина мне и советовала. Всё это бремя, которое висело на мне — оно меня отягощало, хотя я считал, что именно мои поставленные цели стать лучше смогут помочь мне добиться успеха. Да, быть может, это и случилось бы, но… Когда я встретил человека, который не пытается тебя изменить, а лишь желает сделать тебя лучше, поневоле понимаешь, что всё былое, в принципе, не очень существенно, когда впереди открываются новые многочисленные горизонты, к которым можно стремиться, не взирая ни на какие препятствия судьбы. Хотя я и не относил свои взгляды к философии альтруизма, эгоизма во мне стало в разы меньше. Этакая «золотая середина». Я не мог быть совсем равнодушным, но и не мог постоянно зацикливаться на многих людях, чтобы делать что-то для них. Я просто стал открытым, доступным для всего моего окружения. Будьте проще, и к вам потянутся люди.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На протяжении всего времени, пока писался этот текст, я довольно часто терял идею. С самого начала я не знал толком ни идейной части, ни имён персонажей, ни финальной сцены. В общем, писал всё это, импровизируя на ходу. Может, вы не сочтете это интересным, но думаю, что поймете ход мыслей.
Так же я искал вдохновения в различных источниках: книгах, фильмах, песнях:
«Я никогда не позволял школе вмешиваться в моё образование» — Марк Твен
«Проходя через ад, не останавливайся» — Уинстон Черчиль
«Я уходил, чтобы вернуться» — Элизиум
«Не каждый может довести что-то до искусства»
«И если я бездарен, то в чём-то гениален» — УННВ
P.S. …и особенно в общении с некоторыми личностями, за что им большое спасибо.