На небе стояла почти полная луна. Ночная тишина прерывалась лишь шелестом листвы на деревьях и стрёкотом кузнечиков в траве.
По вершине одного из холмов медленно прогуливалась девушка. Справа от неё на таких же возвышенностях располагался огромный и густой лес, пышные кроны которого пропускали лишь малую часть лунного света. Слева, у подножия холма, на расстоянии около полукилометра был небольшой городок.
Ближе к лесу ровными рядами параллельно холмам располагались пять улиц по тридцать маленьких домиков. Каждый дом окружал небольшой сад и деревянный забор. Ещё пятнадцать лет назад все они были заселены, но сейчас лишь в нескольких из них горел свет. Не только потому, что в столь позднее время все уже спят, просто в них не было жильцов. Большинство семей решило переехать в недавно отстроенные квартиры в центре города или в другие населенные пункты, поэтому старые дома, лишённые хозяев и присмотра, начинали медленно ветшать и гнить, а огороды – зарастать травой и деревьями.
Следом за частными домами шли трёхэтажные многоквартирные. Отсюда, с небольшой возвышенности, также виднелся вдалеке детский сад, школа и больница. В этом маленьком городке не было ни кинотеатров, ни клубов. Жители могли расслабиться либо в небольшом парке рядом с полицейским участком в центре городка, либо на детских площадках, либо в единственной забегаловке, где с утра можно было угоститься вкусным завтраком с яичницей, грибами и беконом, а вечером заесть пирогом или запить пивом.
Девушка бросила взгляд вниз, на крыши обветшалых частных домов, и её внимание привлек дом на отшибе с покосившимися воротами, находившийся у самого края леса. Он был больше других и выглядел богаче, хоть и стоял здесь дольше остальных. Краска на высоком заборе давно облупилась, и лишь едва заметные следы от неё напоминали о некогда прекрасных узорах.
Этот дом пустовал больше полувека. Некогда здесь жила семья Саммер: дворянин, его жена, две дочери и сын. По слухам, младший сын был с детства заражён неизвестной болезнью, а потому с пяти лет родители не выпускали его за пределы двора, скрывая от глаз соседей за высоким забором. Его сёстры, которым было по шесть-семь лет, в своё свободное время сидели с ним. Мальчик не общался ни со сверстниками, ни с прислугой и жил в своём мирке.
Спустя три года из ворот дома Саммеров вынесли небольшой гроб. По городку поползли слухи. Одни говорили, что дворянин, устав тратить баснословные деньги на попытки вылечить сына, прекратил муки мальчика. Другие утверждали, что мальчик умер от неведомой болезни. Его сёстры и родители на всякие вопросы отвечать отказывались.
И только эта девушка, стоящая в одиночестве под бледным светом луны и сжимающая в руках старый дневник в кожаном переплете, знала истинную историю этой семьи.
Продвинувшись дальше по самой вершине холма на несколько метров, она остановилась. Ниже, у подножия крутого склона под ней, располагался маленький домик с садом. Набрав в легкие побольше воздуха и раскинув в стороны руки, девушка решила сбежать с возвышенности прямо к нему. Прохладный ночной ветер дул в лицо так сильно, что вздохнуть было тяжело.
Девушка, пробежав метров двести прямо до задней калитки и совсем не запыхавшись, вновь обернулась. Над тёмным лесом всё так же зиял бледный глаз луны. С тоской вздохнув, девушка, хлопнув калиткой, прошла по узкой тропке через сад, поднялась по лестнице, скрипнув половицей, и вошла в старый дом.
В прихожей уже пахло чем-то вкусным: видимо, мать готовила детям обед на завтра. Зашелестела газета, скрипнуло старое кресло – отец услышал щелчок дверного замка и, чуть привстав с продавленного сиденья, выглянул из-за дверного проема:
– Ты сегодня поздновато вернулась, Вайя, – заметил он.
– Да, пап. Я снова засиделась в Старой хижине.
– Не стоит тебе туда ходить так часто, сама знаешь, какие только слухи не ходят про это место…
– Хуже уже быть не может, – усмехнулась девушка. – Я пойду спать. Спокойной ночи и поцелуй маме.
– Спокойной ночи, дорогая, – отец проводил поднимающуюся по лестнице дочь взглядом и вновь устроился в кресле.
Их домик был маловат и беден. Небольшие комнаты заполняли немного старой мебели, которая доставалась им от родственников или друзей семьи, и пара ковров. У них не было телефона, не было и черно-белого телевизора, даже старое радио уже не работало и стояло на кухне просто для вида. Небольшой зарплаты родителей хватало на еду, предметы первой необходимости и, в лучшем случае, на пару-тройку новых вещей.
На первом этаже находилась кухня, маленькая гостиная и уборная. Узкая лестница вела из холла на второй этаж, где располагались три небольших спальни. Чердачная крыша уходила вниз под не столь большим углом, а потому общая площадь второго этажа была раза в полтора меньше первого. Свободного места в спальнях хватало разве что на кровать и пару тумбочек, между которыми не каждый мог протиснуться.
Вайя поднялась в свою комнату. Убранство спальни ограничилось продавленной кроватью, столом, качающимся стулом, у которого одна из ножек была чуть короче остальных, и настольной лампой – единственным предметом освещения. Включив светильник и закрыв за собой дверь, девушка легла на кровать и стала в тысячный раз перелистывать книжицу, которую держала в руках. Вайя по привычке ещё раз пересмотрела первую страницу.
Единственная надпись, сделанная красивым, ровным почерком, гласила:
«Этот дневник принадлежит Мелиссе Элизабет Саммер
Живущая на грани
1886 – 1909 г»
Страницы были жёлтыми, местами слова, написанные чернилами, было почти не разобрать. Любой другой девушке её возраста такая древность, написанная рукой одного из членов некогда столь обсуждаемой не с лучшей стороны семьи, не внушала бы и малой доли интереса, однако для Вайи этот дневник открывал доселе неизвестный мир. Мир, о существовании которого, должно быть, не догадывался никто.
Девушка в который раз пересматривала листки дневника. Первая запись на второй странице, написанная крупным размашистым почерком, принадлежала руке ребёнка.
«Сентябрь 1886 года
Дорогой дневник. Мама подарила мне тебя и сказала записывать сюда свои мысли. Говорит, что так мне будет проще понять и пережить то, что происходит в мире…»
В основном первые записи были довольно простыми в изложении. Маленькая девочка, получив в пользование новую вещицу, записывала туда всё подряд, будь то описание котёнка, которого она принесла в дом, или рассказы о том, как кукла Сара поругалась с мишкой Тэдди. Но спустя примерно двадцать три исписанные страницы характер изложения изменился. Юную хозяйку дневника явно что-то сильно волновало…
«Апрель 1887 года
Питера сегодня укусила собака. Родители вызвали врача, и тот на месте обработал рану. Он говорил, что ничего страшного в этом нет, рана не глубокая.
С тех пор, как Питера укусила собака, прошло две недели. Ночью брату стало плохо. Он громко кричал и извивался. Мама вывела меня и Риссу из комнаты, а папа прибежал с верёвками и закрыл за нами дверь на замок. Мы с сестрой пытались подсмотреть в замочную скважину, что там происходило, но было видно лишь задёрнутое шторами окно. Вернулась мама с несколькими полотенцами в руках. Следом за ней шла служанка с большим чаном воды. Мама отогнала нас от двери и постучала в неё ногой. Как только они со служанкой проскочили в чуть приоткрытую дверь, папа её снова закрыл. Мы с Риссой пошли в свою комнату, но не могли заснуть. Приглушённые крики Питера резали слух».
Вайя уже много раз перечитывала эти строки, представляла себя той маленькой девочкой и каждый раз задавала себе вопрос – что бы она сделала на её месте? И даже сейчас, зная, что за болезнь настигла брата Мелиссы, она не могла найти ответ.
Девушка спрятала дневник под подушкой, выключила свет и укрылась теплым пледом, с тяжёлой душой думая о маленькой девочке и том, что завтра понедельник.
И завтра ей снова придётся идти в ненавистную школу.
________________________________________________
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/03/02/2151