*
Душа Чана являлась местом довольно скучным и пыльным.
Ой стоял в широком низком коридоре. Сзади коридор уходил в непроглядную темень, а впереди он освещался пунктиром плоских светильников, льющих печальный свет неоновых ламп на унылые серые стены. Справа от Оя располагался древний канцелярский стол. За ним сидел скелет в парадной униформе лейтенанта пехотных войск советской армии. Нижняя челюсть его аккуратно лежала на открытом журнале регистрации.
«Да, мрачноватая душонка у Чана», – громко, чтобы приободрить себя, произнёс Ой.
«Ана-ана-ана», – ответило ему эхо.
«Эхо!», – крикнул он.
«О-о-о», – теннисным мячиком от стены к стене запрыгал звук.
Невдалеке слева Ой заметил большой рубильник, вмонтированный в стену на уровне груди. Он готов был поклясться, что минуту назад рубильника там не было.
«Если это так, – рассуждал Ой, подходя к рубильнику, – душа Чана как-то реагирует на моё появление».
Над рубильником имелась красная надпись небрежной каллиграфии «Рубильник самоликвидации», а внизу белой краской начертано «подумай» и три восклицательных знака «!!!».
«А что тут думать». Ой потянул ручку рубильника вниз, переведя её из положения «вкл» в положение «откл». И в ту же секунду на стенах появились лампы, забранные в металлические решетки. Завыла сирена, лампы замигали красным светом, а с потолка приятный женский голос сообщил:
«Механизм ликвидации активирован. Для остановки процесса необходимо назвать пароль. У вас три попытки. Повторяю: три попытки. Время пошло. Сто восемьдесят секунд, – десять секунд спустя голос напомнил, – сто семьдесят секунд».
«Всё понятно». Оя несколько смутило упоминание пароля, но он рассчитывал уладить дельце иным, примитивным способом. Он потянул ручку вверх. Она поддалась, прошла половину пути и стала.
«Заклинило, наверное».
«Сто пятьдесят секунд», – сообщила невидимая женщина.
Ой подсел под ручку, упёрся в чёрный набалдашник ладонью и изо всех сил выжал, как выжимают спортсмены штангу. Ручка прошла немного и сломалась у основания. Её обломок с лязганьем стал в исходное положение, при этом рваным торцом сильно исцарапав Ою руку.
– Чёрт! Чёрт! – в сердцах воскликнул Ой.
«Пароль не принят, – сказала женщина, – осталось две попытки. Повторяю: две попытки. Девяносто секунд».
Под аккомпанемент женского голоса, отмеряющего драгоценные секунды, Ой рассуждал больше минуты. Его мозг, как суперкомпьютер перебирал варианты паролей, какие мог бы придумать Гришаев-Чан.
– Чан! – крикнул он задорно.
«Пароль не принят, – в голосе женщины слышалось лёгкое огорчение учительницы тупостью ученика. – Осталась одна попытка. Повторяю: одна попытка. Десять, девять, восемь, семь…».
Ой безвольно опустился спиной по стене.
– Пипец, – пробормотал он.
«Четыре. Пароль принят. Механизм ликвидации деактивирован».
Пропали красные мигающие лампочки, смолкла сирена, а на рубильники возникла новая ручка в положении «вкл».
Ой посмотрел на обломок ручки, на глубокую кровоточащую царапину. Безуспешно попытался залечить её привычным в этом мире способом. То ли он не научился как следует пользоваться приложениями, то ли они не действовали в пределах душ.
«Где-то должен быть антисептик», – сказал он себе, поднимаясь с пола.
И действительно, на стене, над черепом скелета возник ящик обязательной аптечки.
«Извини, братан». Он потянулся и задел скелет. Свалилась фуражка с остатками русых волос, а за ней с глухим стуком упал череп.
«Плохой знак», – царапнула неприятная мысль.
Ой водрузил голову на прежнее место, фуражку положил рядом с челюстью. Кое-как обработав рану йодом и перевязав её, Ой двинулся по коридору, твёрдо решив ничего больше руками не трогать. Однако совсем скоро он вынужден был нарушить клятву неприкасания.
По обеим сторонам коридора шли металлические крашенные зелёной краской двери. Время и влага способствовали появлению на зеленом поле рыжих островов причудливых форм, стремящихся соединиться, срастись, слиться, совокупиться в ржавые материки. Над дверями белой краской были жирно начертаны иероглифы. Ой не мог в точности сказать: китайские они, японские или какие-нибудь другие. Мысленно он остановился на китайских письменах.
Ой остановился возле одной двери и скосил глаза, чуть меняя настройки видимого мира. Сквозь белизну иероглифов проступила красная кириллица, но надпись от этого не стала понятней – «ьтсортих колб». Мягкий знав в начале навел на мысль прочесть в обратном порядке.
«Посмотрим, какая у Чана хитрость», – громко произнёс Ой и толкнул дверь.
Эхо на этот раз хитро промолчало.
Дверь открылась на зелёный склон, поросший чахлыми кустами можжевельника с парой гладких вросших в землю валунов. Ой шагнул в траву и оглянулся. Дверная рама, сваренная из двадцатого швеллера, стояла на земле, ни к чему не крепясь. Стен не было. Справа и слева от двери простирался ландшафт, который Ой определил, как шотландский: гряда безликих холмов, убегающая к серому морю, редкие дома, сложенные из дикого камня, пасущиеся на склонах овцы, селение вдалеке, где беленькая церковь возвышалась над прочими строениями. Над дверью низкое небо хмурилось гонимыми ветром тучами. Но в открытой двери виднелся кусок мрачного коридора.
Ой попробовал пошатать раму. Она стояла крепко, будто влитая в бетон. С шотландской стороны ни малейшего намека на коридор с его стенами и дверями. Сплошной ковер остролистой травы и невзрачных цветов, кусты можжевельника, да валуны.
Ан, нет. Имелось одно несоответствие. В траве перед дверью валялся яркий рекламный буклет. Туристическая фирма «Эдем» предлагала «незабываемый отдых в швейцарских Альпах по доступным ценам». Изображение чистенького двухэтажного отеля «Steppenwolf», в каком должен протекать незабываемый отдых, было инсталлировано в заснеженный склон с лыжной трассой на заднем плане. Передний план занимали, частично закрывая отель, улыбающиеся юноша и девушка в пёстрых горнолыжных костюмах. Обратная сторона рекламного листка обещала двадцатипроцентную скидку от приемлемых цен, а также были напечатаны телефон и адрес, по которому можно получить альпийское счастье со скидкой.
Ой сложил листок вчетверо, спрятал его в задний карман джинсов и вернулся на исходную позицию. И снова в створе двери появился полутёмный коридор. Некоторое время он экспериментировал с пространством, ощущая ладонью правой руки шероховатость бетонной стены, а левой рукой в пустоте другого измерения безрезультатно пытаясь нащупать свою правую руку. Оставив попытки свести руки, Ой обратил внимание на происходящее на природной стороне. На шотландских холмах шла охота на лис, точнее – на лису. Шла, судя по всему, довольно давно и все участники прекрасно выучили её правила.
На лису охотились две команды. Команда егерей в зелёной униформе на сытых, но ленивых конях и пешая команда браконьеров, одетых разношерстно и вооруженных дубьём да длинными ножами. Ой видел всю картину в перспективе и, одновременно, легко различал детали: лоснящийся мех лисы, перья на шляпах егерей, грубоватые лица браконьеров. События развивались быстро, как в кино, где камера, прыгая от кадра к кадру, за десять минут подробно изображает десятилетнюю историю.
Эта охота была самой необычной, из тех, какие ему пришлось пережить в реальности прошлого воплощения или наблюдать в телевизоре. Егеря и браконьеры старались не мешать друг другу. Каждая команда владела своей подконтрольной территорией. Охота происходила методом засад. Егеря или браконьеры обозначали место засады красными флажками. Лиса приносила в засаду кур и вскоре там появлялись охотники. Немедленно начинался делёж, зажаривание и поедание птиц. Причём, лиса руководила распределением. После пира лиса ускользала из засады, охотники переносили флажки на другое место, и всё повторялось сначала.
Кур с крестьянских подворий Чану-лисе таскали пять фантомов – лисы-чаны. Воровали, аккуратно маскируясь под собак. Тревога поднималась, когда уже фантом перепрыгивал через изгородь с двумя-тремя курами в зубах. Долго слышалось из обворованного хозяйства хриплый лай псов, горькое сетование крестьян и взволнованное кудахтанье растревоженного курятника. Потом всё успокаивалась.
В цифре пять крылась самая большая загадка охоты.
«Почему, в самом деле, пять, – рассуждал Ой, наблюдая за перипетиями охоты под низким шотландским небом, – нас восемь. Допустим, я не в счет, допустим, так же, Чан не в счет. Всё равно остаётся шесть. Кого-то не хватает. Но кого?».
Ою казалось, что если он разгадает тайну пяти, то он поймёт Чана. Он присмотрелся к фантомам. Они не имели индивидуальных черт, к тому же, маскируясь под собак, фантомы постоянно меняли облик. Этот путь был тупиковым, и Ой вернулся к логике.
В бандитской засаде, тем временем, куры были поделены и зажарены на костре. Браконьеры крепко выпили. Голоса их становились всё громче и невнятней. Споря между собой, они широко разевали золотозубые рты, хватались за дубьё и ножи. В этот момент лиса ускользнула из засады. Не мешкая ни минуты, она принялась наполнять тушками птиц ментовскую засаду.
«Уберём их списка союзников Чана. Остаётся Эстер, Фрида и Раджа. Раджа колебался, – вспомнил Ой, – уберём и его. Стало быть, Эстер и Фрида». Впрочем, Оя посетило сомнения насчет Доры. К ней Чан относится пренебрежительно. Поколебавшись, он добавил Дору. Получается, все женщины виртуального мира попадают под подозрение.
Егеря прибыли в засаду. Они сходили с коней, дружески хлопали лису по загривку, пожимали её лапу. Каждому охотнику лиса давала курицу, а то и две. Молодые охотники разводили огонь, таскали воду из ручья, щипали кур. Егеря солидные в чинах степенно беседовали, сидя в кружке. В их компании сидела лиса.
По разным причинам и Эстер, и Фрида, и Дора могли быть исключены Гришаевым из внутреннего списка добытчиков кур. Эстер, например, первая инсталляция и, в силу этого, у неё относительно слабая рабская зависимость. Фрида обладает сильной логикой. Ум и логика женщины, насколько помнил Ой, не нравились Гришаеву-Чану. А Дора.
Егеря принялись пировать. Хлестали они водку почище браконьеров. Напившись и наевшись, они стали палить по мишеням из табельного оружия. И в этот момент лиса ушла из засады.
Всё-таки Эстер, – решил Ой, но полной уверенности не было. И самое главное, это открытие не принесло нового знания о Чане.
Лиса перебежала в засаду браконьеров у самого подножья холма с дверью.
«Примитивная, но действенная метода», – подумал Ой и с этой мыслью покинул блок Хитрость.