3.1
Жило-было Счастье
http://www.proza.ru/2014/02/27/1052
Жило-было Счастье – тихое, маленькое, ничейное. Оно не знало, как и для кого появилось на свет, и поэтому часто грустило у окошка своего лучезарного замка. Счастье верило, что рано или поздно, кто-нибудь обязательно отправится на его поиски и непременно отыщет, отважно преодолев все-все преграды на пути. А преграды были нешуточные - высоченные, до самых небес, Горы Непосильной Работы, и бушующее горько-солёное Море Разочарований и Слёз, и ледяная Пустыня Одиночества, а ещё – зловещие ночные тени Пороков и Соблазнов, и смертельные - Обида, Усталость и Тоска.
Маленькое Счастье, словно путеводная звёздочка, светилось во тьме, но никто не спешил к нему на встречу. Его окружали серебряные зеркала и негаснущие свечи, оберегали седые туманы и учили уму-разуму мудрые созвездия.
- Каждое утро пей солнечный свет – будешь полным! – говорила Дева.
- В пасмурную погоду не выходи из дома - будешь безоблачным! – подсказывал Водолей.
- Чаще смотрись в зеркальные коридоры – будешь многогранным! – твердили Близнецы.
- После дождя обязательно гуляй по радуге – будешь разноцветным! – шептали Рыбы.
А Счастье, благодарно прислушиваясь к советам, подрастало и с каждым днём становилось всё совершеннее.
Однажды Ветер Странствий залетел к нему на огонёк и затеял беседу:
- Вот ждёшь ты своего человека, а дождёшься ли? Слишком слабы люди, чтобы пройти весь путь к тебе.
- Понимаешь, как только тот, кому я предназначено, скажет «нет в жизни счастья» - я исчезну, растаю, растворюсь навсегда. Может мне пойти навстречу…ну, чтобы найти того, единственного?
- Попробуй, но учти: большинству достаточно лишь счастливых мгновений. А необъятное истинное счастье не всякому под силу. Знаю я одну историю. Давно это случилось – ещё во времена, когда на праздники люди катили с холмов горящие колёса, подражая катящемуся по небу солнцу, когда одной рукой вычерчивали они мелом кресты-обереги на домах, а другой держали золотистый, масляный блин – подобие дневного светила.
Вот послушай: за тёмными курганами, за сочными лугами с белыми баранами, на сине-зелёном острове меж трёх деревень, поселился волшебник по имени Фелиций. Как он там оказался, никто не знал, - просто в один дождливый летний день, словно гриб-боровик, в лесной чаще вырос его диковинный терем.
Поползли по окрестностям слухи, что долгие годы провёл он в странствиях: учился мудрости у индийских брахманов, постигал с китайскими философами жизненность космических танцев, выводил на бамбуке и шёлке причудливые иероглифы, слушал море вместе с финикийскими мореплавателями и бродил вдоль таинственных линий каменной Перуанской пустыни.
Одни говорили, что ему сто лет, другие – триста, а некоторые вообще считали его привидением. Но привидения ведь не поют в полный голос по утрам, не рыбачат у реки и не наблюдают за Луной в специальную трубу. А главное – у них не бывает весёлых, шумных, хохочущих детей, а у Фелиция их была целая дюжина! Сам он хоть и старцем седовласым казался, но был крепкого сложения и с годами, казалось, только молодел.
А уж жена его была вообще красоты невиданной: глаза, что синь небесная, уста, что вишни спелые, ноготки – лепестки перламутровые, а волосы – волны золотые! Одевалась она не в бабьи сарафаны домотканые, а в шёлковые, узорчатые халаты до самой земли, на ноги обувала не лапти лыковые, а чудо - башмачки самоцветные с широким гвоздиком под самой пяткой.
Держались они особняком, но встречаясь с поселковым людом, почтительно кланялись, снимая чуднЫе шляпы, а сельскую детвору, не знавшую иных лакомств, кроме ягод и дикого мёда, всякий раз угощали заморским рахат-лукумом и финиками.
Заглянули как-то три любопытных мужика за высокий забор вокруг терема и диву дались: в то время как поздняя осень мокрым снегом накрыла все деревеньки, на подворье Фелиция - лето в самом разгаре. Двор утопает в цветах, у лужайки – озеро лазурное солнечными искрами плещется, в тени вишнёвого сада – беседка, заплетённая янтарным виноградом, а загорелые, босоногие дети бегают с мячом, играют с толстобокими щенятками и уплетают пригоршнями малину да смородину.
Смекнули селяне, что есть особый, волшебный секрет этого сказочного благополучия и, вынув припасённый бутыль мутной браги, постучали в калитку:
- Доброго здравия, соседушка, тебе и твоей семье! - сняв шапки и поклонившись в пояс, сказали они. - Будь добр, научи нас быть счастливыми, а то беды, голод да болезни одолевают. Знаем, что человек ты учёный - поделись с нами своей премудростью! Век будем благодарны!
- Что ж, наука моя нехитрая, – старик взял бутыль с брагой и вылил содержимое на землю: - Непременное условие, иначе – на дне всякой бутылки счастье будет прятаться, а в руки не дастся!
Затем высыпал он на стол из резной шкатулки гору ярких картинок с узорными краями:
- Это – волшебные пазлы! Каждый из них – лишь миг, нота, мазок, вздох. Но все вместе – цельная картина одного дня, та, которую вы желаете себе. Чтобы создать её, не нужно быть художником, достаточно твёрдо знать чего хочешь, и проявить упорство.
Мужики с удивлением переглянулись, а Фелиций продолжал:
- Каждое утро, на рассвете я складываю из чудо-пазлов свой предстоящий день - таким, как хочу его видеть: как играют мои дети, как ухаживает за цветами моя любимая, как грозовые тучи обходят стороной мой дом, даже то, что будет на нашем обеденном столе, и какого цвета мотыльки будут кружить в саду. И всё, что я представляю и складываю из крохотных фигурок, обязательно сбывается!
- И мы так хотим! – воскликнули гости.
- Что ж, каждому из вас я дам по шкатулке, но помните: счастье – кропотливый ежедневный труд. В этом и заключается волшебство!
Поблагодарили мужики волшебника за науку и разошлись по домам. Прошёл год, но ничего не изменилось в их жизни. Один был ленив, и собирал пазлы не чаще одного раза в месяц. В этот день, обычно, в его доме было веселье, а потом опять наступала тоскливая будничная череда. Второй был неряхой, растерявшим половину драгоценного дара, поэтому удача и радость посещали его лишь мимолётно – то монетку найдёт, то мозоль болеть перестанет. А третий, всё второпях и кое-как привыкший делать, собирал пазлы оборотной стороной, так что и дни его были серыми и похожими друг на друга.
Узнал об этом Фелиций, рассердился, хлопнул в ладоши – и все сверкающие, радужные пазлы выпорхнули и разлетелись, словно птицы. До сих пор летают! А мечтающим о счастье людям, приходится собирать его по крупицам, искать по всему миру, а найдя – не выпускать из рук ни одной, даже самой крошечной детали. Только вот абсолютно полным, безоблачным и многогранно – разноцветным оно теперь не бывает.
- А как же я?
- Наверное, ты - исключение! А может, волшебник сменил гнев на милость и сделал так, что каждый сам решает как ему найти своё счастье. Кстати, я Фелисия до сих пор встречаю - то на тёплых островах, то в снежных горах - любитель странствий, как и я. Всё такой же моложавый да упорный, и жёнушка его всегда рядом – вяжет оловянными спицами пинетки да панамки своим пра-пра-правнукам… и ведь по-прежнему – красавица!
Ветер Странствий ласково обнял маленькое Счастье, закружил, защекотал и, присвистнув напоследок, умчался в дальние дали.
Счастье задумалось:
« У меня была мечта стать большим, безграничным, безмерным, но оказалось, что люди не готовы принять меня. Их вполне устраивают счастливые мгновения, маленькие восторги, тихие радости. Наверное, они считают меня иллюзией, фантомом, несбыточным желанием. Но я ведь есть!!! Я отправлюсь на поиски самого несчастного человека и обязательно найду его, и расскажу всё-всё, что знаю о Любви, о Музыке, о Гармонии, я научу его любить свой труд, достучусь до его сердца и стану бальзамом для его израненной души… правда мне придётся свернуть Горы Непосильной Работы, переплыть бушующее горько-солёное Море Разочарований и Слёз, преодолеть ледяную Пустыню Одиночества… а ещё – развеять зловещие ночные тени Пороков и Соблазнов, и похоронить навеки смертельные Обиды, Усталость и Тоску. Сильный сумеет сам собрать своё счастье по крупицам-пазлам, а слабый…пусть только дождётся меня - я уже лечу ему навстречу!»
Из окошка лучезарного замка с невероятной скоростью взлетел яркий сияющий луч. Словно заблудившаяся комета, он метнулся вправо, влево, а потом взмыл в такую высь, с которой высоченные, до самых небес, Горы стали казаться гранитными камушками, а горько-солёное море стало меньше слезинки. Пролетев тысячи километров среди ночных облаков, Счастье опустилось на крышу небольшого загородного дома и, услышав детский плач, не раздумывая, нырнуло в каминный дымоход.
В полутёмной комнатке зазвонил телефон и, молодая женщина, не спеша, с опаской, взяла трубку.
- Что? Что вы сказали? – еле слышно прошептала она. – Кризис миновал? Будет жить?.. спасибо, спасибо, доктор…это такое счастье!
Ребёнок всё плакал, и она, взяв его на руки, вышла на лунное крыльцо.
- Тш-шш, тш-шш, - баюкала она малыша, - всё хорошо…твой папа будет жить, мы все будем жить… долго и счастливо.
На сонном небосводе мерцали мудрые звёзды, над прудами клубились седые туманы, цвели маттиолы, шелестели листвой старых яблонь юные ветра странствий, а на крылечке задумчиво светилось полное, безоблачное, многогранно-разноцветное Счастье, строя планы на будущее.
3.2
Белла
http://www.proza.ru/2014/02/12/1081
Морозный день клонился к закату. Заснеженные аллеи лесопарка лишь слегка подрумянились от алого зарева, а сугробы уже стали кутаться в синие тени. Солнце коснулось верхушки древнего ясеня на большом холме и опустилось в объятия, припорошенного снежной сединой, ельника.
Мир погрузился в сумерки и, только густая хвоя светилась на фоне дремлющего солнечного круга.
- Спи, солнышко, спи, - запели колыбельную песню столетние ели, зная, что даже самому могучему исполину необходимо душевное тепло. - Тш-шш... это будет наша тайна!
Белла открыла окошко и залюбовалась утренним снегопадом. Свысока зимний пейзаж напоминал россыпь новогодних открыток. Справа, в парке - веселилась детвора, звенели бубенцами сани и карусели, искрился каток. Слева, в лесу – хъороводили снежные бабы, вдоль петляющей лыжни пестрели цветные флажки, лиственницы махали бумажными фонариками, а за сосновым частоколом, словно пряничный домик, сверкала чудо-витражами, крошечная церковь.
"Бом! Бом!" – известил колокол о начале утренней службы, и из больницы, спрятанной в гуще вековых деревьев, к маленькому золотому куполу устремились сокровенные мольбы всех болящих.
Белла лишь однажды, в период безысходного одиночества и пугающего обострения своего недуга, заглянула в этот храм - дождливой сентябрьской ночью, пронизанной грозовыми вспышками и громовой канонадой. Ураган тогда выкорчёвывал берёзы, до земли гнул орешник, а стволом расколовшейся осины вдребезги разбил церковное окно. Из кромешной тьмы, взгляд Беллы выхватил мерцающие лампады Алтаря и золотистое дрожание свечей. Она осторожно юркнула в обрамлённую осколками раму и попала в спокойный, окутанный ароматом ладана, мир. Икона Святой матери Софии не отпускала её до рассвета, и Белла, озарённая её притягательным светом, молила лишь об одном - чтобы Бог послал ей детей.
- Мама, - пискнул детский голосок, - Новый год уже наступил?
- Он наступит в полночь. - Белла склонилась над колыбелью с тремя проснувшимися малышками.
- А подарки, мам?
- Подарки будут утром, под еловой веточкой. Дети, я вас сейчас покормлю, а потом уйду ненадолго. Не скучайте, возьмите с полки маленький гербарий и нарисуйте угольками на бересте понравившиеся в нём листья.
Выскочив из дома, Белла помчалась к большому холму. Она не могла унять дрожь во всём теле, панически боясь приближения приступа. Она чувствовала, как от прикосновения снежных крупинок вся, словно рассыпается на тысячи зубастых морозных чудищ, а потом вновь становится собой, но уже - огромной, до самых облаков, жаждущей чужих страданий и душевных мук. Белла пробежала мимо ледяной горки, вдоль маленькой лыжни и по скользкой тропинке, усыпанной мандариновыми корками.
- Смотрите – белка, серая белка! – прокричали мальчишки ей вслед, а она ловко вскочив на дерево, запрыгала с верхушки на верхушку и... скрылась из виду.
Ясень встретил её молча. Искорёженный наростами и ранами, испещрённый путаными бороздами, знаками и символами, он величественно упирался в самое небо, а на его ветвях пестрели тысячи чужих судеб, завязанных узлами: шёлковыми, верёвочными, холщёвыми... бурыми, серыми, алыми.
Белка тоже повесила на замшелую кору свой тонкий берестяной узелок и взмолилась:
- О, священный и всемогущий! Избавь меня от проклятия, ведь ты – дерево мировой оси! Я не могу больше ранить людские души и не хочу быть чьим-то кошмаром! Новый год – не лучшее ли время для добрых перемен?
- О-хо-хо, - проскрипел ясень, - в мозаике жизни не бывает пустот. Если ты покинешь своё место, его должен занять кто-то другой. Сегодня, в волшебную новогоднюю ночь, я постараюсь помочь тебе, но тебе придётся пожертвовать самым дорогим.
Белла всё поняла: три бельчонка, три её маленькие дочки в опасности! Такой ценой ей не нужна свобода! Какая же мать согласится на это?
Она кинулась бежать обратно, к детям, но зловещая призрачная сила уже настигла её и стала буквально рвать на части, а потом склеивать в невероятные сущности: в гигантскую медузу, в зелёного ящера, в оскалившуюся гиену и в белую ледяную жабу, жующую мандариновые корки.
Белла зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, увидела перед собой лицо измученного человека с тусклым взглядом и опухшим помятым лицом. Он запрокинул голову и, захлёбываясь, стал пить прямо из бутылки белесую жидкость, потом выругался и бросил бутыль в своё отражение на зеркальной дверце. Осколок рикошетом рассек ему висок и щёку, он упал на пол и стал бить себя кулаком в грудь, рыдать, хрипеть и грозить зелёному ящеру, который ходит за ним по пятам, и жабе с гиеной, хохочущих и не желающих оставить его в покое, а потом:
"Бом! Бом!" – известил колокол о начале вечерней службы.
Карета скорой помощи отъехала от наркологической клиники, расположенной на окраине лесопарка, оставив в палате мужчину с разбитым лицом.
- Алкогольная интоксикация, галлюцинации, белая горячка - белочка, короче! – доктор распорядился о капельнице и вышел из палаты.
Светло-серая испуганная белка сидела у изголовья больничной койки и была абсолютно невидимой никому, кроме «больного» Он не отпускал её, бормоча жалобы и стенания на свою судьбу.
- Пойми, жаба, я ведь никому не нужен, да и не верю я больше никому – она меня предала, бросила, а я любил её больше жизни... сына забрала, сердце мне разбила. Знаешь, гиена, лучше бы ты меня загрызла в самом начале, потому что эти болотные, с зелёными пятнами, ящеры меня всё равно доконают.
Мужчина с трудом приподнялся и, глядя на неё через плечо, пробормотал:
- Белочка?! Настоящая, лесная? Это очень-очень плохо... уйди и ты, уйдите все!
Белла вздохнула, думая о том, что так и не успела приготовить новогодние подарки своим малышкам... о том, что солнце опять, наверное, нашло приют на снежных перинах добрых тётушек-елей... О том, что будущим летом хорошо бы собрать большой гербарий, а старому ясеню - подарить рукоделие, не похожее на скучный, блеклый узелок... шляпу связать, что ли, ведь совсем лысая у старика макушка! А ещё она подумала о том, что хорошо бы найти новое гнездо, желательно в дубовом дупле, с детской комнаткой, выстеленной камышовым пухом и балкончиком, на котором малышки смогут читать книжки и рисовать лесные листики: осиновые, липовые, калиновые...
- Кленовые!
- Дубовые!
- Нет, каштановые!
Белла оглянулась и увидела за окном своих бельчат. Они протягивали неумелые берестяные рисунки «горячечному» пациенту и спорили-спорили.
- Ещё белочки?!! – пробормотал он.
- Я – Вера!
- Я – Надежда!
- Я – Любовь! – звонко пропищали лесные гостьи, запрыгивая в приоткрытую форточку. - Нас так мама назвала в честь трёх дочек святой Софии - тех, что изображены на чудесной иконе! Теперь мы будем приходить к тебе вместо мамы до тех пор, пока ты не вернёшься к себе, понимаешь? Не бойся, сегодня Новогодняя ночь и древний ясень дарит всем подарки!
Мужчина закрыл глаза и уткнулся лицом в подушку. Он вспомнил дом своего детства: с низкими окошками, глядящими в синеокие заросли барвинка, с рядком жёлтых чернобривцев вдоль забора и шалашом в глубине сада. Он ощутил аромат укропных зонтиков и помидорной ботвы, пышущих жаром вишнёвых пирогов и душистого сена на чердаке, прикосновение тёплых маминых рук и крепкое рукопожатие отца. Он увидел свою самодельную удочку и разобранный мотоцикл в сарае, и зарытый под грецким орехом клад из горстки позеленевших монеток, а ещё – поющую колыбельную песню, бабушку – припорошенную снежной сединой, совсем махонькую, родную, в цветастом байковом халатике.
- Спи, солнышко, спи, - прошептала она. – Тш-шшш... это будет наша тайна.
Приглушённый бой курантов разбудил его. Он отдёрнул шторы и загляделся на чудо-церквушку в окружении сосен. Падал тихий снег, вдали рассыпались фейерверки, летали за окном серпантины и бумажные фонарики, а по деревьям прыгала белка и трое бельчат. Похоже, они играли в догонялки, но вдруг замерли, помахали ему еловыми веточками и... исчезли.
А Новый год уже вступил в свои права, развеял по морозному воздуху подозрения и обиды, хмель и навязчивые видения. Его невидимые первые мгновения уже принесли добрые перемены: чуть-чуть укрепили Веру, подарили слабую Надежду и посеяли драгоценные семена Любви везде и всюду. И ничего, что - в снег. Их совсем несложно найти, согреть в ладонях и пересадить в благодатную почву. Ведь если даже самому могучему исполину необходимо душевное тепло, то что уж говорить о человеке.
* * *
Примечание: Икона Святой матери Софии – икона святых великомучениц Веры, Надежды, Любови и матери их, Софии.