Перемена места в жизни военного человека дело обычное.
Вот и Виктор Николаевич, крепкий, спортивного склада майор, совсем недавно прибыл к новому месту службы в город Тирасполь. Энергично осваиваясь на новом месте, он был занят делами с утра и до позднего вечера. Он всегда умел находить себе занятие, игнорируя старую истину, продиктованную опытом военной службы:«Не проявляй инициативы в работе, ибо сам её и будешь выполнять». Поэтому работой был обеспечен даже наперёд.
Сегодня, на входе в часть, он встретил двух майоров, с которыми на днях познакомился на совещании. Они оживленно о чём-то беседовали.
- Здорово, мужики – совсем не по-военному поприветствовал их Виктор.
- И ты будь, - дружелюбно отозвались офицеры
- Чему вы тут без меня радуетесь?
- А тому, что за казенный счет зубы вставим!
Тут Виктор Николаевич обратил внимание, что зубы у них имеют какой-то нездоровый вид. Матовые, неровные и желтоватые, словно изъеденные в промежутках кислотой, а у одного вообще пары зубов не хватало.
- Ну, на халяву и уксус сладкий. А чего так, у обоих сразу? – в попытке замять неловкость продолжил разговор Николаевич.
- А мы пару месяцев, как вернулись из Чернобыльской зоны. Ты там ещё не был?
- Да, нет, Бог миловал…
- Вот-вот, и ты на Бога надейся, а сам не плошай.
- Спасибо за дельный совет. Здоровья вам и всего хорошего – свернул разговор Виктор Николаевич и заспешил к себе в часть.
Дня через три, его неожиданно разыскал в недрах воинской части запыхавшийся посыльный, который, не переводя духа выпалил: «Товарищ майор, вас срочно вызывают в штаб дивизии!»
- Кто?
- Начальник политотдела.
- Зачем?
- Не знаю.
Прямой вызов к старшему начальнику в армии означает в девяноста пяти случаях из ста дальнюю дорогу, казенный дом, а то и сопутствующее снятие «стружки». Поскольку Виктору Николаевичу удалось сохранить за годы службы в армии девственно-чистую биографию, он терялся в догадках, что бы это значило.
Он уже созрел для постижения другой вековой солдатской мудрости: «Всякая кривая короче той прямой, которая ведет мимо начальника». Но этот случай был явно не из тех.
Так и не определившись, он поднялся в нужный кабинет на втором этаже и доложил о своем прибытии. На что моложавый полковник за столом кивнул головой, буркнул: «Ага, сейчас» и углубился в чтение какого-то документа. Сесть не пригласил, руку не пожал, что было косвенным признаком какой-то надвигающейся пакости.
- Интересное начало - подумал Виктор Николаевич – к чему бы это? В Афганистан посылают? Так там, вроде, к концу дело идет. А может анонимка?
Грехов он за собой не чувствовал, военная биография была чиста, как слеза ребенка. И такое начало разговора выглядело более, чем странно.
Наконец, начальник политотдела оторвался от бумаг и многозначительно и неожиданно спросил: «А вы знаете, что бывает в армии за неисполнение приказа!?» Вопрос поверг майора в состояние аффекта. Он даже не рявкнул положенного по уставу: "Так точно!" А полковник продолжал развивать эту тему, перечисляя кары и беды, которые постигнут военнослужащего, а тем более офицера, в случае неисполнения приказа. В этом наборе присутствовали: лишение партийного билета, понижение в должности, в воинском звании и досрочное увольнение на пенсию, а то и без пенсии, да к тому же ненависть и презрение всего советского народа…
Виктор Николаевич с неослабевающим интересом слушал и терялся в догадках, какое это всё имеет к нему отношение?
Наконец, начальник закончил свою вступительную часть речи и перешёл к конкретным вопросам:
- Как семья, как жена, как дети? Как с квартирой?
- Уже что-то, - обрадовался майор, бодро отвечая на вопросы, - ближе к делу.
Наконец, начальник политотдела набрал воздуха в легкие и торжественным голосом изрек:
- Вам, товарищ майор, надлежит выполнить важное государственное задание по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции!
- И это всё!? - полыхнуло в голове офицера. За долгие годы службы в Советской Армии в этой голове была накрепко вбита лишь одна истина: «Приказ должен быть исполнен быстро, беспрекословно и в срок». А сейчас он никак не мог уловить логику:
- Значит можно отказаться???
Майор забрал заготовленное для него командировочное предписание и вышел на улицу. На устройство личных дел у него были сутки.
Честно говоря, личные дела у Виктора Николаевича были не так хороши, как он отрапортовал. И тут понадобились бы многие месяцы, а то и годы, на их устройство.
Женился он совсем молодым и по горячей любви. Единственный сын как то быстро вырос и рано отправился в самостоятельное плавание по жизни. Виктор постоянно пропадал на службе, в летних и зимних лагерях, выездах на полигоны и учения. Несколько раз он проходил различные курсы усовершенствования и немало времени отняла учеба в институте.
Трудно упрекнуть его жену Людмилу, но со временем при внешнем благополучии в их отношениях образовалась глубокая трещина, а точнее сказать - пропасть.
Однажды, после очередного двухнедельного отсутствия, Виктор Николаевич вернулся домой и интуитивно почувствовал неладное. За семейным ужином Людмила была излишне оживлена и весела, хотя повода к тому как-то не просматривалось. Всё, как всегда. За долгие годы их совместной жизни можно было предсказать каждый шаг, каждое слово. Но в тот вечер «при свечах» супруга Виктора пожелала ему спокойной ночи и легла спать отдельно. Впервые и без всяких объяснений. Это был сюрприз.
Первое, что пришло в голову изумленному супругу:«Ни фига себе! Это в чьей постели и с кем, можно научиться таким изысканным манерам?». К утру, осмыслив ситуацию и взвесив все «за» и «против», он решил оставить всё так, как есть. Хотя несколько месяцев прошли в выяснении причин и глубоких размышлениях. В итоге он сам себя посчитал свободным от всех обязательств по части супружеской верности. Наверно, это и называется кризисом среднего возраста…
И, как по замыслу Творца, в те дни пересеклись его пути с женщиной, которую, как ему показалось, он ждал всю жизнь.
Вероника, голубоглазая, сухопарая, спортивная, мастер спорта по гимнастике, в совершенстве владеющая несколькими языками, с элитным московским образованием и широким кругом интересов, она явилась ему полным совершенством. Говорить с ней можно было на любую тему часами. И у нее было чему поучиться. И не только говорить…
Общность их интересов обнаружилась во всем, от умения фотографировать, до знания вопросов спорта, литературы и живописи. Особенно Виктора восхищал широкий круг знакомств Вероники в среде художников, музыкантов, работников искусства. Сам он по натуре своей был человеком малообщительным, избегавшим больших компаний в личном плане, но при случае мог поддержать разговор на любом уровне. По мере их общения получалось, что они не только совпадали, но и взаимно дополняли друг друга.
А то, что Вероника не любила пропадать на кухне и тратить своё драгоценное время на приготовление пищи, казалось Виктору пикантным моментом её почти богемной жизни. И при этом она была человеком строгих правил и принципов, за которые он её ценил ещё выше. Её стройная, подчеркнуто-женственная фигура и отточенные годами тренировок красивые движения, будоражили воображение Виктора и вызывали желание во всём соответствовать своей избраннице.
Отношения были на самом подъёме, им обоим казалось, что такого накала страстей никогда прежде не было и не будет.
А тут такая незадача, командировка, да ещё в Чернобыль.
На дворе стояла поздняя южная осень, бабье лето в разгаре. Деревья чуть тронуты желтизной, вокруг щедрое буйство красок осенней палитры. Теплый воздух насыщен запахами трав и цветов-медоносов, по которым деловито ползают пчелки. Полное изобилие. Яблоки и сливы, морковка и свекла, персики и ранние сорта винограда – в огромных количествах продаются на рынках и дозревают на личных подворьях.
А на руках у майора командировочное предписание с требованием явиться в указанный срок в районный центр Иваньково, что под Киевом.
Уже через сутки Виктор Николаевич стоял на его пыльных улицах, расспрашивая прохожих, как пройти… Дорожка была до него протоптана тысячами и тысячами желающих побороться с последствиями Чернобыльской катастрофы. Любой прохожий сразу указывал нужный адрес и направление.
В канцелярии ему сказали: «Поедешь в войсковую часть 44316 замполитом батальона, там эта должность вакантна. Доберёшься на попутном транспорте, ты только скажи, что нужно к одесситам».
Вся местность в Зоне была насыщена сетью дорог, постов, КПП и пунктов специальной обработки техники. Вопрос майора: «Как попасть к одесситам?» - открывал все двери.
Постовые милиционеры на КПП шустро останавливали попутные машины и в лагерь, находившийся за границей тридцати километровой зоны, он добрался быстро и без приключений.
Пока ехали до лагеря, Виктор с любопытством смотрел на всё окружающее. Природа вокруг - глаз не оторвать. Сосновые деревья с необычно длинными зелеными иглами на ветках, трава по пояс, желтоватые песчаные холмы, поросшие кустами и травой, между холмов петляют лесные речушки с прозрачной водой. Благодать…
Сразу хочется пройтись по чистейшему песочку, снять обувь, опустить ноги в струящуюся воду речки, погонять вездесущих пескарей. Заглянуть в лесок, сейчас самое время для грибов!
«Вот этого делать не следует,-вспомнились ему слова инструктажа на сей счет, - и с бетонки ни ногой».
Эту дорогу, покрытую бетонированными плитами, бывает, по нескольку раз в день моют спецсредствами поливочные машины.
А тут ещё вспомнилась мёртвая, вытянувшаяся в струнку огненно-рыжая лиса, лежавшая метрах в двадцати от дороги.
- Видно хватанула дозу, - вслух подумал один из попутчиков, - от эпицентра шла, - добавил другой. Все помолчали, каждый думал о своём.
Лагерь «одесситов» правильно именовался: отдельный полк химической защиты, войсковая часть 44316 и располагался в небольшой сосновой рощице в нескольких километрах за границей тридцати километровой зоны с центром в АЭС. За прошедшее время лагерь обустроили и обжили. Сейчас он больше напоминал пионерский лагерь. На блочных фундаментах стояли ряды зеленых сборно-щитовых домов, в которых находилась вся необходимая для работы инфраструктура: общежития, столовая, хозяйственный блок, штаб, место для построения и флагшток с выцветшим Красным Знаменем и доска Почета.
Всех прибывших привычно встречали, инструктировали по организационным вопросам, переодевали в спецодежду и сытно кормили. Майору в качестве спецодежды выдали «афганку», новый образец военной формы, прошедший испытания в полевых условиях Афганистана и кепи, этакую пилотку с козырьком. Находчивый народ с юмором, ласково и нежно назвал её «пидаркой». Водрузив этот головной убор на место, Виктор Николаевич поспешил представиться начальнику политотдела части подполковнику Юникову, который и ввел его в курс всех дел. Особенно понравилось, что дел у него, в смысле бумаготворчества, был минимальный объём.
С утра, по заведенному порядку, построения, развод на работы, перерыв на обед и вновь на работы по уборке радиоактивного мусора, очистке территорий и объектов. Прошло два года после аварии, а налаженная машина все работала и работала. При этом, эффективность и целесообразность этой работы с какого-то момента стала стремиться к нулю.
Офицеров в штате не хватало. Основной контингент составляли «партизаны», серьёзные, взрослые люди, работники высокой квалификации, которые оставили свои предприятия и семьи, чтобы выполнить работу по ликвидации последствий атомной аварии. Как специалист по работе с личным составом, Виктор Николаевич сразу понял, что с управляемостью и дисциплиной здесь дело поставлено даже лучше, чем в войсках. При этом роль партийных организаций играет в этом весьма заметную и совсем не декоративную роль. Если скажут, что этот объём работ нужно провести - поддержат, одобрят и выполнят.
Был, конечно, один щекотливый момент. Среди ликвидаторов получила хождение научно - обоснованная теория, что алкоголь, особенно спирт, сводит влияние радиации к нулю. Справедливость этой теории никто не брался опровергать. Но любители проверить её на практике всегда находились. А вообще, на территории Зоны существовал сухой закон, спиртное можно было завезти только извне и нелегально. Но, в общем, с этим вопросом справлялись.
Первое боевое крещение Виктор Николаевич получил уже на следующее утро. Ему пришлось возглавить группу «партизан», так называли солдат, временно призванных на военную службу в полк. На этот раз нужно было в населенном пункте мыть крыши, заборы, строения раствором порошка, с использованием специальной техники. По принципу: «От забора и до обеда», это в буквальном смысле слова.
Вся команда привычно и неторопливо приступила к своей миссии.
А Виктор Николаевич, вникнув в содержание этой работы, сделал для себя вывод, что этот труд, в общем-то, для проформы. Сизифов труд. Работа без начала, конца и видимого результата. С учетом того, что ехали к месту работ около часа, работали не покладая рук чуть больше двух часов и оставался час на то, чтобы добраться до лагеря, на обед. Мытьё рук и полоскание горла перед обедом было культовым, о чем напоминали многочисленные плакаты перед входом в столовую.
Кормили, нужно честно сказать, неплохо и достаточно обильно, добавляя сверх армейского пайка еще рыбные консервы и что-нибудь по сезону.
Вечером Виктор Николаевич познакомился со всеми командирами подразделений, секретарями партийных организаций и от них он почерпнул много нового и интересного.
Уже ближе к ночи он окончательно определился с ночлегом в комнате общежития, где кроме него собрались после работ ещё шесть офицеров. Все «ликвидаторы», как их сейчас называли, оказались бодрыми и не без юмора, острыми на словцо, ребятами в погонах.
И конечно, что у всех на уме, то и на языке: радиация. А полученную ежедневно на работах дозу, все называли трепетно и нежно: «радики». Вообще-то, радиация не ощущалась никак. Ну, или почти никак. По прибытию в лагерь исподволь появился вкус металла во рту, словно кто тебе медный пятак за щеку положил. Или когда тебе поставили зубную коронку из металла. Только к ней быстро привыкаешь и перестаёшь ощущать, а тут с этим вкусом Виктор не расставался до выезда из Зоны.
Когда выехали в очередной раз на дезактивационные работы в маленькую деревеньку, наши «партизаны» всю дорогу шутившие и рассказывавшие байки, выгрузившись из кузовов машин, примолкли. Грустно и дико было видеть заброшенные в деревне приличные дома и подворья, на которых судьба поставила жирный крест. Окна домов где-то открыты, где-то выбиты. Некогда заботливо покрашенные в жизнерадостные цвета, они начали шелушиться, покрылись налетом пыли. На многих сараях и амбарах еще висели оставленные рачительными хозяевами замки. Встречались ошалевшие от одиночества и одичавшие кошки, которые тянутся и одновременно боятся людей, однажды их предавших. Их злые колючие глаза и свалявшаяся шерсть свидетельствовали о нелегкой жизни в заброшенной деревне.
Во дворах зияли открытые люки подвалов, в которых видны ряды отборных трехлитровых банок огурцов, помидоров, грибов и другой деревенской снеди. По этим припасам можно точно судить о хозяевах дома. Под забором дома стоит трехлитровая банка с закатанными маринованными белыми грибами. Меленькие, один к одному, они плавают в прозрачном рассоле, сдобренном лавровым и смородиновым листом, чесночком и перчиком. Рот Виктора Николаевича наполнился густой слюной, а в голову заползла предательская мысль: «Что им будет в банке? Может попробовать, черт с ним… Ой, хороши грибки!»
А на другое ухо ангел прошептал: «Ты не один тут такой умный. Два года прошло, а банка так и стоит. Ты что, про наведенную радиоактивность никогда не слышал?»
Осень. Через забор сада прямо на улицу свисают мощные ветки яблони, увешанные не просто крупными, а очень крупными зелено-золотистыми яблоками. Все яблочки без единого пятнышка и червоточинки, омытые росами, так и взывают: «Возьми, съешь меня!». Под ними на расстоянии вытянутой руки стоит группа ликвидаторов, но ни одна рука не тянется к соблазну…
Подошли командиры подразделений и вскоре все принялись за однообразную, нудную работу по очистке крыш, домов, заборов и других помещений от радиоактивной грязи.
Разнообразие в ряды сельской улицы вносят две таблички на домах с надписью: «Здесь живут люди». Виктору Николаевичу, как новичку, объяснили, что эти жители деревни сразу и наотрез отказались уезжать из деревни из своих родных стен. И, не смотря ни на что, продолжают жить и возделывать свои участки.
Дядя Миша, местная знаменитость, его тут все знают. Он очень рад случаю поговорить и, улыбаясь беззубым ртом, охотно рассказывает всем, какое прекрасное здесь было село, как им всем здесь хорошо жилось и работалось. В сотый раз, наверно, говорит, что никуда он не поедет, здесь родился, здесь и помрёт.
Дозиметристов, положенных по инструкции на каждый выезд, уже не брали. Раньше, рассказывали ветераны, с этим было строго. А сейчас, даже респираторы одевали не все. Чувствовалось, что работы идут к завершению. Среди личного состава ходили упорные слухи, что есть приказ о завершении работ. Полк расформируется и убывает к месту постоянной дислокации.
Вечером Виктор Николаевич доложил командиру полка о проведенных работах и честно сказал, что вместо него хватило бы и толкового ефрейтора. На что командир полка ответил: «Вот завтра и поедешь в город Чернобыль в штаб руководства работами по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС».
Штаб руководства располагался в здании бывшего райкома партии. Построенное в стиле «сталинского» ампира, это здание стояло в центре городка и выходило фасадом на центральную площадь. Все помещения и кабинеты были переполнены до предела, даже фойе было поделено на участки. По всему было видно, что под одной крышей сошлись две силы, это военные с их субординацией и гражданские технические специалисты, ученые, технологи, производственники со своим виденьем мира.
Вдоволь походив по кабинетам, сдав привезенный с собой пакет документов и получив свои бумаги, майор успел пообщаться и с теми и другими. И пришел к выводу, что хотя шума больше от военных, заправляют всем гражданские специалисты. Те, что из Москвы.
Осталось ещё немного свободного времени и Виктор Николаевич использовал его на то, чтобы пройтись по центру городка.
На всем лежала печать заброшенности и запустения. Было видно, что все лишнее снесли и вывезли. В дальнем углу площади одиноко стоял киоск под фирменной вывеской «Союзпечать». В нем ещё теплилась жизнь. Вокруг подметено и чисто, а прилавки киоска завалены свежей прессой. В полном ассортименте. Пока подбирал себе газеты и журналы, Николаевич завел разговор с киоскершей, миловидной женщиной лет сорока. Она смотрелась, как инопланетянка, поскольку уже несколько дней, как вокруг Николаевича только суровые мужские лица и зеленая униформа.
Решив все вопросы, он вернулся в лагерь и занялся своими служебными делами, коих накопилось уже немало. К вечеру того же дня в строевой части майору вручили документы и отправили на несколько дней в командировку в город Славутич, что представляло само по себе большой интерес. Название этого города было у всех на слуху. Руководство СССР приняло решение вместо полностью эвакуированного города энергетиков Припять, построить на чистом месте новый город со звучным названием Славутич. По плану в этом городе должны были проживать технические специалисты, связанные с обслуживанием и работой оставшихся реакторов атомной электростанции.
Строили Славутич рекордными темпами на основе состязательности между республиками Советского Союза. Каждая республика строила свой квартал под ключ. За основу были взяты лучшие проекты застройки городов того времени. При этом каждая республика внесла в архитектуру застройки свой национальный колорит. Планировалось их так и называть – Московский, Ленинградский, Казахский, Узбекский и другие кварталы. Дома Московского квартала по периметру фронтона были украшены декором, повторяющим узоры стен Московского Кремля. И каждая республика стремилась свой квартал сделать самым красивым и неповторимым, со своим национальным колоритом.
Рукотворная стихия не сдавалась и продолжала преподносить сюрпризы ударно работающим строителям. Усилиями Латвийской республики был построен детский сад необыкновенно красивой архитектуры. Разумеется, был проделан весь комплекс работ по замерам уровней радиации и очистке территории от радиоактивных загрязнений. Только к концу работ оказалось, что на территорию детсада не только детей, преступников запускать не рекомендуется. Явление назвали ползучей радиацией и всё ещё долго разбирались с причиной и следствием.
Может быть, поэтому город Славутич не назвали красивейшим городом Советского Союза – решил Виктор Николаевич.
Ночевать ему пришлось в оригинальных гостиницах, в которые превратились некогда ходившие по Днепру многопалубные красавцы – теплоходы. Все эти суда загнали в затон близ города Славутич и поставили борт к борту в качестве плавучих гостиниц.
Экзотично, комфортно, удобно, с прекрасным видом на сушу и водную гладь. Только не радовало всё это Виктора, навевало тоску и печальные мысли.
Еще недавно эти, построенные за рубежом суда, ходили по Днепру и тысячи туристов с комфортом и удобством проводили свои летние отпуска, путешествуя по реке. А сейчас они, пропустившие через себя тысячи ликвидаторов и строителей, покинутые командой, лишенные ежедневного ухода, доживали свой век в этом затоне. За последние два года они успели утратить весь свой былой лоск, порылись ржавчиной и грязью.
Одно согревало душу Николаевичу: его недавнее знакомство с Вероникой, похоже, переросло в нечто большее. Каждая его свободная минута была посвящена мысленному разговору с ней. Получалось, что они были вместе всегда, во сне и наяву. Как бы поздно ни приходилось заканчивать свой день, Виктор выкраивал минутки, чтобы написать письмо с теми впечатлениями и чувствами, которые его переполняли сейчас. Утром, перед построением, он успевал к почтовому ящику, чтобы бросить свой конверт со всеми доверенными бумаге мыслями, тревогами и сомнениями. Дело осложнялось ещё тем, что на ответ стопроцентных шансов не было, адрес полевой почты всегда чреват сюрпризами.
Поэтому поездка в город Славутич была подарком судьбы. Оба свободных вечера он провел на переговорном пункте, наслаждаясь возможностью услышать ставший родным и близким голос Вероники. Очень раздражался и нервничал, когда голос в трубке слабел и временами уплывал в никуда. Тогда он бросал переговорную кабинку и бежал к телефонистке, взволнованно требуя обеспечить нормальную связь. Телефонистки с пониманием относились к его просьбе, входили в положение, сопереживали и клялись, что делают все возможное и даже невозможное.
Командировка пролетела, как один счастливый миг и пора было возвращаться в часть, к своим одесситам. И опять вернуться ко вкусу металла во рту, который в Славутиче куда-то пропал. Возвращаться пришлось на попутках, автостопом, который здесь был нормой передвижения. Останови машину, садись, и ты услышишь какую-нибудь удивительную историю из чужой жизни. Эти рассказы были как бы платой за проезд. Порой было не понятно, кто кому платит. Прерывались они только на КПП и ПСО, где делали свою работу милиция и военные химики. Первые занимались пропускным режимом, вторые замерами уровней радиоактивности и всеми сопутствующими работами.
Только сел майор на первую попутку, как выяснилось, что водитель в доску свой, веселый и словоохотливый одессит Мишка. Правда, из другой организации.
- Я из Одессы, где с рождения живу двумя ногами сразу - представился он.
- Только сейчас отвозил на вокзал одного солдатика срочной службы – начал с ходу рассказ Миша, - так ему «повезло» начать службу здесь в Припяти аж 26 апреля 1986 года. Не, вот бывают же совпадения! Мама дорогая, подфартило, так подфартило! Нам тут всем в основном за сорок лет, а этот совсем зеленый, как три рубля. Я его с ходу и спросил, чего ты тут ловишь? А он мне отвечает, что я своё уже всё поймал, сейчас твоя очередь. Ну, слово за слово …
Он мне рассказал, что привезли их, молодых «салаг», в зенитную часть, которая АЭС охраняла, как раз к ночи 26 апреля. Пока место определяли, койки-матрасы, вещи–документы. Спать еще не ложились. Тут ОНО и рвануло. Окна этой казармы как раз на сторону четвертого взорвавшегося реактора и выходили. Никто ничего не понял, а молодые - меньше всех. Все к окнам. А за ними багровые отсветы в облаках, пламя, клубы пепла, пара, пыли. Какой-то светящийся столб, уходящий в самое небо. Про них все забыли и они «насмотрелись» под самую завязку. Мама не горюй. Только через день вывезли в другое место. Потом, его вроде обследовали, подлечили, дослужил. А сейчас приезжал за какими-то справками. Нет, я им никого не виню, но запомнился пацану первый день службы по гроб жизни, - закончил рассказ водитель.
- Да, уж, это точно, на военной службе всегда фортуна к тебе может разными местами повернуться – поддержал разговор Виктор Николаевич.
В этот момент они проезжали мимо кладбища военной техники. Официально это называлось несколько приличнее. Справа от дороги, в долине, стояло неисчислимое количество автомобильной и специальной техники различного предназначения, даже вертолеты. Инженерно-саперные машины, танковые тягачи, скреперы, автокраны, обмывочно-нейтрализационные машины, автомобили. Душа водителя не могла смириться, когда тысячи новеньких машин стояли вот так просто в чистом поле на вечной стоянке за ключей проволокой. Машины набрали дозы радиации выше допустимых уровней и в обозримом будущем были не годны даже на металлолом. Пока ехали мимо, Миша мрачно молчал, только коротко нажал на звуковой сигнал, словно поприветствовал кого-то.
Когда эта долина осталась позади, Мишка оживился и продолжил свой рассказ.
- Я вот неделю назад тоже на другой машине ездил. Различный груз возил, прямо с объекта, с реактора, то есть. Не первый раз уже вожу, пропуск есть, контроль на постах тыщу раз проходил. Все тип-топ. А тут дозиметристы под машину сунулись с прибором и выскочили из-под неё, как ошпаренные. Я их спрашиваю, вы шо, мужики, нашли чего? А они:
- Ты где на ней мотался? У тебя не только машина, яйца светятся! Кончай базар, быстро загоняй машину на площадку и на обработку! Ну, в итоге, машину на это кладбище, а мне новенький КаМАЗ дали, - рассмеялся неунывающий одессит.
В последующие дни большинство нарядов на работы приходили на очистку многоэтажек в городе Припять. Трудно было непосвященному понять необходимость этой работы, но на войне, как на войне. Приказали и несколько подразделений ликвидаторов с самосвалами КаМАЗ приступили к очистке брошенных квартир. Делалось это просто: к стенам многоэтажного дома подгоняли вплотную самосвал и из окон бросали мебель, одежду и другое имущество, в спешке брошенное жителями этих квартир в апреле 1986 года. Интереснее всего было наблюдать, как новенький цветной телевизор, перевалившись через перила балкона, падал, медленно кувыркаясь в воздухе, и с приглушенным звуком взрывался в кузове автомобиля. Все это вывозили на специальный полигон для захоронения. Целесообразна была такая работа или нет, но свои «радики» все хватали.
По заведенному ранее порядку к каждой команде был штатный или нештатный дозиметрист, который вел учет полученных доз. Офицеры имели при себе индивидуальные дозиметры. Но, по прошествии времени, всем уже рулил всемогущий писарь в штабе, которому было виднее и дозы облучения он писал каждому не выходя из канцелярии. То ли по наитию, то ли по указанию свыше. Народ, в предвкушении скорого возвращения домой, уже ни на что не обращал внимания. Виктор Николаевич по этому вопросу тоже не лез в бутылку, хотя действительно полученная доза облучения для него навсегда осталась загадкой.
Следуя своей многолетней привычке, он каждое утро делал зарядку под навесом «курилки». В те осенние дни утром было уже темно, сыро, плотные пласты тумана среди деревьев и бараков, подсвеченные прожекторами, создавали фантастические картины, ранее виденные в «Сталкере».
Виктору Николаевичу навсегда запомнилась фраза, брошенная кем-то из старожилов:
- Зря руками машешь, только хуже будет.
Но, поскольку самочувствие было вполне нормальным, реплику эту он пропустил меж ушей.
В те дни в часть пришел окончательный приказ: Работы свернуть, все пригодное к использованию демонтировать, погрузить и отправить к месту постоянной дислокации части, в Одессу. Сожалеющих об упущенной возможности отличиться на работах среди личного состава полка - уже не было. Просто тихая, животная радость.
Как замполит батальона, он быстро подготовил материалы для награждения отличившихся на работах по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Среди старых, проверенных временем средств поощрения было благодарственное письмо в адрес жены за воспитание мужа. Текст, скорее анекдотический, но одесский народ юмор оценил.
А вообще, по рукам среди ликвидаторов ходили многочисленные списки советов
на случай как быть, если по возвращению домой возникнут проблемы с женой. Популярная в то время у мужиков была тема, даже с чтением Тезисов ЦК КПСС невозможно было сравнить.
Окончательно сдать все дела удалось только к ноябрьским праздникам. Командировка получалась короткой, меньше двух месяцев. Но с учетом того, что в мае 1986 года первый командир полка проработал в должности всего двенадцать часов, - нормально. Длительность пребывания на ЧАЭС тогда и сейчас определяли либо уровень предельно допустимой дозы облучения, либо срок командировки.
Несколько праздничных дней по случаю годовщины Великой Октябрьской социалистической революции Виктор Николаевич планировал провести дома. В смысле здоровья он себя чувствовал весьма неплохо и уже склонялся к мысли, что слухи о влиянии радиации преувеличены. Однако, припоминая искалеченные зубы своих сослуживцев, от скоропалительных выводов воздерживался.
Приняв ванну, переодевшись, Виктор почувствовал нарастающую ломоту, боль и слабость во всем теле. Так бывает, когда простудишься и поднимается температура… Боль как-то исподволь, с каждым часом нарастала. К вечеру болело всё, болела каждая клетка в некогда здоровом теле и ни один орган конкретно. Стало совсем не до газет и журналов, предусмотрительно разложенных на журнальном столике. Положение осложнялось ещё и тем, что ближайшие дни были праздничными. В госпитале дни не приемные. Вот если бы перелом ноги…
А тут пришлось терпеть даже за гранью возможного. Обезболивающие, похоже, не помогали. О пище даже не думалось. Так, в полузабытьи, прошли двое суток. Стопка газет и журналов так и лежала не разобранной, сил не хватило даже на заголовки.
Майор, утром собрав остатки сил, поехал в госпиталь. В приемной врач – подполковник выслушал, замерил температуру, постучал по бокам, груди и замер в раздумье. Николаевич подсказал: «Я пару дней, как из Зоны».
«А, тогда понятно!» и врач бойко стал диктовать медсестре. Которая, приостановившись, спросила: «Товарищ подполковник, так какой диагноз-то писать будем?» Тот секунду подумал и решил: «Ну, пиши ОРЗ».
Виктор Николаевич, не смотря на полный упадок сил, через силу ворочая языком возмутился: «Какое ОРЗ? Я что первый день живу? Не чихнул ни разу, температура в норме и вообще «моржую» круглый год. Лет десять ничем не болел! Моя медицинская книжка у вас в руках, никаких записей, кроме медосмотров». Врач покрутил книжку в руках, не открывая положил на стол и вышел из кабинета.
Много позже Николаевич узнал, что «сверху» врачам было дано строгое указание: не ставить диагнозов, даже косвенно связанных с пребыванием в Чернобыльской зоне. А еще позднее узнал, что приказ, определяющий статус участника работ на ЧАЭС, говорил прямо противоположное. Заболевания, возникшие у ликвидаторов аварии, рассматривать, как следствие пребывания на зараженной территории, если не доказано обратное. Получается, правая рука не знала, что делает левая. Такие вот формы в то время приняла горбачевская «гласность».
А пока Николаевичу назначили кучу уколов, из которых он запомнил только хлористый кальций и тоже внутривенно. Ещё дней десять каждый шаг давался со слезами и вернулся он в строй через двадцать один день. Цифра в его понимании символическая, поскольку в справках числился тоже двадцать один день пребывания на объектах Зоны. В каком-то смысле он вернулся из Чернобыля другим человеком, по крайней мере, если раньше он о здоровье не задумывался, то сейчас точно узнал, что всему есть предел. Здоровью тоже. Как и всеобщему вранью.
А пока ему предстояло ещё разобраться в себе и со своей личной жизнью.
Собравшись с духом для решающего разговора с Людмилой, Виктор уладил все вопросы без скандалов и расстались с ней друзьями. Может, сыграло свою роль то, что всё имущество, включая автомобиль, оставил ей. Только с квартирой вопрос на время остался в подвешенном состоянии, уж очень не хотелось ему остаться на улице.
Своё пребывание в госпитале Виктор от Вероники скрыл, туманно сославшись на дела службы и необходимость медицинского обследования. Но по выходу из госпиталя они сторицей взяли от жизни своё. Первый же вечер провели в маленьком, уютном и скрытом от посторонних глаз ресторанчике. Если уметь слушать, сказать друг другу можно многое, даже за один вечер.
Виктор и Вероника договорились взять разом отпуск. Они провели его в зимних Карпатах, в небольшом пансионате, среди заснеженных елей и гор. Вероника впервые стала на лыжи, а ему пришлось срочно припоминать свою бурную юность в Уральских горах, чтобы не ударить лицом в снег. Вдоволь накатавшись, насмеявшись, промочив всю спортивную одежду, они с удовольствием проводили вечера в холле, где по этому случаю разжигали камин. Там и встретили Новый Год. Нарядная ёлка в холле, заснеженные ели вокруг, насколько видит глаз и потрясающая панорама зимних гор. В камине, потрескивая, горят дрова, запах хвои и дыма, согревающее тепло. Мелодии ансамбля «Абба». Это был самые романтичные вечера в их жизни. Главной связующей нитью между ними было общение, тогда им обоим казалось, что нашли то, чего они ждали всю предыдущую жизнь.
Потом уже, Вероника, возвращаясь с работы с удовольствием сообщала, что коллеги дружно спрашивали, что с ней случилось, почему она изменилась и помолодела. Виктор, слушая её, улыбался, поддакивал, задавал вопросы, пока и сам вдруг не заметил, что она изменилась. Нет, внешне такая же, но другая.
- Что случилось? – спросил не к месту Виктор, по ходу угадывая причину.
- А вот то и случилось. Ребенка жду на старости лет, - ответила она.
- Ждем, - автоматически поправил Виктор, хотя опешил от неожиданности.
Несколько дней они провели в размышлениях. Пришлось брать в расчет возраст, карьеру, деньги, Чернобыль. Потом, пройдя все возможные обследования, они выслушали выводы врачей. Заведующий отделением, чем-то похожий на доктора Айболита, вздохнул и подвёл черту:
- Риск, конечно, есть. Я бы сказал пятьдесят на пятьдесят. А решение принимать вам.
Решились. За последующие месяцы определились со всеми своими проблемами. И с брачными узами и квартирным вопросом.
Врачи всё же не зря опасались. С трудом родившийся мальчик, в целом был здоровым, но … Скорее всего, последствия воздействия радиации, сказали медики.
Можно пропустить, что пережили папа и мама, прежде чем нашли нужных врачей, деньги и сделали необходимую операцию. А на дворе стояли «лихие» девяностые годы и сегодня уже не все представляют, каких усилий тогда это стоило. Прошли годы в трудах и заботах, иногда просто в борьбе за выживание, но мальчик подрос и превратился с годами в юношу-студента.
Нет худа, без добра, - улыбаются сегодня родители, с нетерпением ожидая студенческих каникул. Эти испытания их только сблизили и придали новый смысл жизни. Как сказал кто-то из древних философов: «О трудностях приятно вспоминать, когда они позади». Виктор смотрит на серебристые пряди в волосах Вероники и улыбается.
В общем, я отделался легким испугом и мелкими царапинами, сделал для себя вывод Виктор Николаевич. Уже позднее, к двадцатилетию Чернобыльской катастрофы ему на глаза попались материалы, характеризующие это событие в общих чертах.
Побывало в условиях зараженной радионуклидами местности около шестисот тысяч человек. Обобщенные статистические данные позволили сделать выводы, что около пятнадцати процентов подвергшихся воздействию радиации получили тяжелые повреждения в виде сердечно - сосудистых осложнений и рака. И умерли течение ближайших нескольких лет. Пятнадцать процентов не пострадали совершенно, более того, состояние их здоровья даже улучшилось. Ну, а судьба оставшихся семидесяти процентов сложилась по обстоятельствам, в зависимости от дозы облучения, возраста, состояния здоровья и многих других факторов. Разумеется, в сторону ухудшения.
Виктор Николаевич мысленно отнес себя к 15 процентам счастливчиков. И все же, спустя годы, диагнозов - микроинфаркт и рак - не избежал.
Раз в год 26 апреля он открывает шкатулку, где лежат его награды и подолгу держит в руке "Знак участника работ по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС" в форме красного креста. В эти минуты он думает о том, какой нелегкий крест ещё долго предстоит нести всем, кто пострадал от последствий Чернобыльской катастрофы.
И ещё в большей степени их потомкам.
Рисунок автора.