И немножко православия

          
Перестройке, перезагрузкам и переоценкам, кажется, не будет конца. 
За последние десятилетия все хронические недомогания и застарелые болезни общества только и делают, что обостряются…
Кризис кажется неизбежным.
Не смотря на мрачные прогнозы и скорбные реальности, некоторые ещё верят в его благополучный исход.
И одна из главных его примет –  громкие декларации о возвращения к традиционным ценностям христианства, подтверждаемые небывалым размахом строительства и возрождения церквей.
Кстати, Иван Грозный своим указом запрещал строить церкви из тщеславия и без учёта необходимости и возможности их содержать.
Возрождение православия  приобретает масштаб наступления на атеизм при такой явной благосклонности государственной власти, что всё чаще и громче звучат недоумения и протесты такого, примерно, рода:
«С какой это стати власть тратит бюджетные деньги на христианство, если Конституция отделила церковь от государства?».
А с другой стороны подмечают, что у власти слова и дела, с точки зрения  христианских идеалов, расходятся...
Понятно, что власть сегодня не в состоянии как-то юридически закрепить или обосновать свою  христианскую ориентацию.
Запрет на оскорбление чувств верующих – это всё, на что сегодня она решается.
Попытки приобщения детей к православию встречены не однозначно:
 «За что боролись?» - возмущаются убеждённые атеисты.
«Не можете служить двум господам…» - упрекают власть  верующие.

         Свергнуть толерантность с занятого ей места кажется невозможным ни сегодня, ни в ближайшие времена. Но заставить подвинуться можно.
Допустим, что однажды настанет такой день – светлый или тёмный? - и гарант конституции спросит свой народ:
 «А вы какой вариант православия предпочитаете: православный, католический или протестантский?»
Возможно, вопрос звучал бы и так:
«Вам сколько православия хочется: целиком или выборочно?»
И, конечно, среди множества мнений голосом дьякона кафедрального собора прозвучит:
«Как отцы наши веровали, так и мы будем!»
Можно ли быть уверенными, что церковь сегодняшнего образца после многих чрезвычайно сильных воздействий на неё не «деформировалась» и  сохранила без повреждения всё, что ей было заповедано апостолами?
История церкви доказывает, что борьба «разногласий» часто принимала характер битвы не на жизнь, а на смерть. И не только в противостоянии Запада и Востока, а внутри самих церквей: виновных в «ереси» сжигали и «заключали» в тюрьмы, именуемые монастырями, сажали на цепь и били плетями.
Каждый догмат Символа веры рождался в муках.
Есть ли полная уверенность в том, что правы оказались мучители, а не мученники?
Кстати, одним из основателей обычая бить по лицу своих оппонентов на виду авторитетного собрания можно считать епископа, именуемого в народе Николаем Угодником, который позволил себе рукоприкладство в споре с Арием.
Книга «Жития святых» повествует об этом так:
«он посрамил еретика не только словом, но и делом, ударив в ланиту».
 
Это только кажется, что есть Евангелие – и не надо больше ничего для православия:
соблюдай себе заповеди и не мудрствуй лукаво…
А прочитаешь: «Не убий!» - И сразу проблемы: а как быть с преступниками и с врагами в бою?
Прочитаешь: «Не укради», а как же быть  с правилами «Не заграждай рта волу молотящему»  и  «трудящийся достоин пропитания»?
И получается, что слово Бога бессильно без толкователей?
А как толковать : со смирением и кротостью, или с битьём «по ланитам»?
Церковь утверждает, что её предание неразрывно связано с первоисточником проповеди, что одно без другого не может существовать.
Но очень многие называют себя христианами и полностью отвергают и книги апостолов, и церковные предания.
Попытки сделать из Евангелия что-то вроде нравственного кодекса, не позволяющего вольных толкований, можно сказать, оказались безуспешными.
Разъяснений на тексты канонических книг так много, а порой они и противоречивы, что 
«возлюбить» Бога «всем разумением» для многих оказывается затруднительно.
А «простота веры» -  это не только «дети по разуму», но иногда и сектанство, и так называемая «прелесть»…
В то же время, учение церкви о незыблемости догматов и обязательности внешнего богопочтения как бы опровергается текстом Евангелия, где разбойнику, распятому рядом с Христом, обещается Царствие Божие.
 
В тексте Символа веры среди прочих есть догмат о вере в «единую святую соборную и апостольскую церковь».
Принято считать, что правила эти воплощены в обычаи церкви, поэтому и знать их не обязательно. Было время, когда считали, что и Библию читать простым верующим людям не следует.
И получается, что правила эти стали либо запретным плодом, либо плодом, которым все пренебрегают.  А что же они собой представляют в самом деле?

Вот несколько правил, касающихся служителей церкви.
 «Если который епископ, мирских начальников употребив, через них получит епископскую в церкви власть: да будет извержен и отлучён, и все сообщающиеся с ним».
(«Правила святых апостол» Пр. 30)
Император Карл Великий назначал и смещал епископов.
          Тот, кто знаком с историей России, может легко убедиться, что при выборе предстоятелей церкви  решающее слово оставалось за «мирским начальником».
Следовательно, преемственность и легитимность церковной власти, по крайней мере, сомнительна.

 «Всякая роскошь и украшения тела чужды священнического чина и состояния…
Всё, что не для потребности, но для убранства приемлется, подлежит обвинению в суетности» (Правило 16 7-го Вселенского собора Никейского)

 Золото и драгоценные камни стали не только основным товаром «Церковных лавок», но и украшением одежд, и знаками отличия. 
Роскошь самих культовых зданий православия оправдывается традициями Ветхого завета. А Христос  разрушил храм, который унаследовал все внешние признаки ветхозаветных храмов.

Правила соборов могут удивить тем, как они пытаются регулировать даже такие стороны жизни, которые считаются не иначе, как интимными:
 «Если кто, возжелав жену, решится преспать с нею, но его намерение не приведётся в действие: видимо есть, яко благодатью избавлен»
(Пр. 4 Поместного Неокесарийского собора)
Намерение церкви не отстраняться от житейских проблем похвально.
Но иногда  оно вызывает недоумение и бурный протест:
В правиле 51 6-го Вселенского собора Константинопольского говорится:
«Возбраняется быть смехотворцам и их зрелищам, такоже и зрелища звериные творить и плясания на позорище»
62: «Никакому мужу не одеваться в женскую одежду, ни жене в одежду мужу свойственную; ни носить личин комических или сатирических или трагических».
Сегодня церковь ни на чём из этого не настаивает.
А если бы и хотела, то не может.

80: «Если кто …в три воскресных дня в продолжении 3 седьмиц не придёт на церковное собрание, то будет извержен»
Много ли останется тех, кто не должен быть «извержен»?

99: «Изображения на досках или на ином чём представляемые, обаяющие зрение, растлевающие ум и производящие воспламенение нечистых удовольствий, не позволяем отныне начертать»
Мирская власть, пытаясь поставить в рамки «приличий» искусство, застряла в споре о различиях эротики и порнографии. Сошлись, кажется, на том, чтобы не показывать гениталии. А всё остальное можно.
 А если голос церкви будет решающим, не станут ли запретными картины эпохи возрождения и многих современных художников с мировой известностью?
Не говоря уж о моде на одежды и специфических костюмах балерин, гимнасток и фигуристок…

Правила Лаодикийского собора:
39: «Не должно праздновать с язычниками и приобщаться безбожию их»
Здесь «праздниками язычников» названо всё, что не является праздником церковным.
И как же решит для себя Россия, например,  проблему празднования Нового года и 8 марта?
53: «Не подобает христианам, на браки ходящим, скакать и плясать, но скромно вечерять и обедать…
а также «смотреть позорищные представления на браках и пиршествах»
Игнорировать Правила и жить, сознавая грех?
Или, следуя им,  «скромно вечерять» на свадьбах, размышляя о конце света и Царствии небесном? 

Правила святых апостол:
9: «Всех верных, входящих в церковь,… но не пребывающих до конца… отлучать подобает от церковного общения».
10: «Если кто с отлучённым от общения церковного помолится… таковый да будет отлучён»
Как видим, изначально церковь пыталась держать некоторую закрытость и строгую дисциплину. И что же правильней: политика открытых дверей и свободного доступа, когда прихожане не знают друг друга и не имеют никакой организации, или тщательное соблюдение того, чтобы «неверные» и неутверждённые не входили в храм?

48: «Если который мирянин, изгнав свою жену, поимеет другую или другим отринутую; да будет извержен»
Развитие моральных норм, как видим, идёт стремительно в противоположном направлении. И кто же не прав: Правила церкви или все, кто требовал свободы любви?
Правило Вселенского Константинопольского собора:
11 «Никто … отнюдь не должен… вступать в содружество (с иудеями), ни в болезнях призывать их и врачевство принимать от них, ни в бане вместе с ними мыться»
- Тут полный состав преступлений Уголовного Кодекса в части возбуждения вражды по национальному признаку.
Не говоря, уж, о том, что в медицине  потомки иудеев захватили некоторую монополию, и деваться остальным гражданам просто некуда.

Этих примеров вполне достаточно для того, чтобы идея о торжестве православия на государственном уровне показалась сомнительной и несбыточной.
История даёт, как минимум, 2 примера, когда союз государства и церкви не мог спасти страну от гибели: Византия и царская Россия пали не только от рук внешних врагов, но и от серьёзных разногласий внутри страны.
А можно ли падение стран считать доказательством слабости их идеологии?
Тогда «слабым» нужно назвать и самого Иисуса Христа!
«Сойди с креста, если ты сын Божий» - говорили ему его палачи…
И получается, что правда не в силе…
Ветхий завет даёт много примеров, когда страну постигали бедствия именно по причине отступления от Бога.
Страны протестантских вероисповеданий живут лучше других. Значит ли это, что Бог с ними? Голландия, Франция, Норвегия – это они на государственном уровне покровительствуют сегодня содомии и готовятся легализовать педофилию.
Но живут богаче нас. Они жизнерадостны, а нас во всём мире узнают по неулыбчивости…
Именно там все активнее проявляет себя государственная политика притеснения христианства, доходящая до запретов носить нательные крестики.…
Если допустить мысль о  «христианизации» страны  по образцу крещения Руси князем Владимиром, то придётся допустить неизбежность жестокого насилия.
Если допустить продолжение атаки на христианство, то насилие может быть ещё более жестоким!
Было христианство, которое пряталось от власти в катакомбах.
Было и такое, которое поддерживала Золотая Орда и насаждали на оккупированных территориях немецкие фашисты…
 И есть то, которое оставил апостолам сам Христос.
Может ли кто утверждать, что в стране сейчас идёт широкое обсуждение разногласий христианства? Что проповеди патриарха овладевают массами?
Что власть – и мирская, и церковная -  сознавая важность идеологии, инициирует любые дискуссии, которые могли бы предотвратить массовое фарисейство и лицемерие?
Скорее, можно утверждать, что делается всё, чтобы  от религии остались обычаи печь блины на масленицу и куличи на пасху, купаться в проруби на крещение и наряжать ёлку на Рождество.
Государство сегодня фактически уравняло в правах мировые религии и атеизм во всём множестве их проявлений.
«Да не будет у тебя других богов» - с этого начинаются все остальные заповеди.
По совокупности впечатлений от всего происходящего в сфере массовой культуры, можно сказать, что религиозное мракобесие от нас отстоит гораздо дальше, чем мракобесие атеистическое.
Примирить все религии в их разногласиях невозможно.
Но и у атеизма нет никаких прав на презумпцию правоты.
Кажется бесспорным, что в сфере миропонимания должна быть обеспечена свобода, но не менее очевидно и то, что сила любой страны во многом зависит от единомыслия её граждан. Возможно, поэтому у властей и есть большой соблазн любой ценой создать его видимость, что ей часто и удаётся.
 Самой высокой и передовой идее всегда кто-то предаётся искренне и всей душой, а кто-то не совсем так или совсем не так.
Поэтому естественно, когда в обществе выделяется его «честь, ум и совесть».
Если же и эта его часть, назвавшая себя передовой, погрязнет в лицемерии и толерантности, то беды не миновать…
Православию не однажды и публично предъявлялись исторические обвинения.
И нет ощущения, что на них последовал убедительный ответ.
И не может не настораживать, что возрождающаяся церковь пытается привлекать людей не убедительной и актуальной проповедью, а «сладкопением» церковных хоров и яркой обрядовостью.