Твое имя звучит, как мое

Вивиан Цельс
Ты выглядишь как подросток в этой почти нелепой оранжевой куртке, расстегнутая, она развевается словно флаг. Твои шаги уверены и легки, спина прямая, а взгляд устремлен вперед, за дома, за горизонт. Смотря в непроглядную даль, ты украдкой бросаешь взгляд на постройки и проходящих мимо людей этого странного города, в котором я да и ты тоже - в котором мы оказались. Мы встретились минуту назад, но шагаем бок о бок, будто два солдата, которым суждено пройти битву плечом к плечу. Мы выходим со сквера по выложенной плиткой дорожке на улицу. Когда я смотрю на это невысокое чугунное заграждение, отделяющее газон от пешеходной дорожки, выполненное искусным мастером, мне кажется, что сейчас я услышу фортепианную трель Моцарта, переливающуюся всеми оттенками радости и веселья. Ощущение усиливает старинная архитектура зданий, гармонично вписавшаяся в современный городской ландшафт. Мощенный булыжником тротуар и выложенная асфальтом проезжая часть словно символизируют союз разных эпох прошлого и настоящего. Тебя это, видимо, не трогает, судя по твоему спокойному равнодушию. В твоих темных глазах накатывает волнами та узнаваемая задумчивость, которая появляется когда пытаешься вспомнить слово, вертящееся на языке. Ты словно паришь в невесомости, стараясь уловить подходящий момент для чего-то существенного, поймать нечто, что играючи ускользает от тебя. Мне кажется, что я слышу какую-то музыку, не имеющую мелодии, но полную гармонии и красоты. Если мне не кажется, ты её тоже слышишь. Дует легкий ветер, играя осенними листьями густых деревьев, но я не слышу их шелеста. Мы уже в некотором отдалении от сквера, где на паре скамеек остались сидеть молодые и немолодые пары. А один человек сидел на газоне и читал книгу, скоро ему придется зайти в помещение, потому что солнце уже зашло и сумерки принимаются убаюкивать предвечерний город, накрывая его прозрачным темным покрывалом. В воздухе и на земле изморось: возможно, днем или утром здесь был дождь. На траве роса, крыши домов и асфальт блестят, но луж нет. Бывает так, летом или в начале осени покапает дождик, цель которого не в том, чтобы напоить природу, а в том, чтобы слегка освежить ее, насытив воздух кислородом и озоном. Мы ступаем по тротуару, я слышу необыкновенное эхо от наших шагов, словно мы находимся в огромном помещении. Это кажется мне необычным, но не странным. Возникает чувство, что происходящее не обычно, но нормально. Я вдруг останавливаю какую-то пожилую женщину и прошу её подсказать, где мы находимся, хотя бы - в каком городе, и в последний момент думаю, что мы вообще в чужой стране и что женщина не поняла моих слов. Но она отвечает доброй улыбкой и проходит мимо. Я в растерянности. А ты над чем-то усердно думаешь, не обращая на моё замешательство никакого внимания. Я хочу прочесть твои мысли, и на какой-то момент мне кажется, что у меня это получается. Ты встревожена - а может, я прочитал беспокойство в твоих глазах. На улице сыро и не холодно. Думаю, время октября, то самое, когда морозы еще не пришли, а в атмосфере остается душистый запах ушедшего лета, подслащенный желтеющими листьями. В этом городе достаточно зелени:  деревья, газоны. В конце улицы деревьев так много, что создается впечатление, что там окраина города. Я думаю про твой рост - ты всего лишь на 7-9 сантиметров ниже меня, должно быть, в школе тебя считали высоченной, но тонкая фигура и узкие плечи делают тебя стройной. Твои волосы цвета темного ореха связаны в тугой хвост, и я ловлю себя на мысли, что прямо сейчас хотел бы посмотреть на то, как они, распущенные, рассыпаются по твоим голым плечам. Мне становится тепло и неловко, и я отворачиваюсь, глядя себе под ноги. Мои черные узкие туфли блестят, но я не помню, как начищал их до этого блеска. Я одет в обычную одежду - черную облегающую водолазку и черные джинсы, которые резко контрастируют с бледным цветом кожи моего лица и рук. Я в легкой черной куртке, которую расстегнул, чтобы теплый ветерок приятно опоясывал мое почти болезненно тощее тело. Ты в коричневых джинсах, обтягивающих твои худые ноги, и темно-коричневом джемпере, частично скрывающем твою тонкую талию, но не скрывающем подтянутую грудь. Я предлагаю зайти в кафе через дорогу - ты молча, ничего не говоря и не подавая никаких знаков, соглашаешься. Мне кажется, тебе все равно, куда мы идем. Но мне не хочется никуда идти. Не то чтобы я устал, просто безумно хочется никуда не идти. Сесть и ничем не отличаться от куста или дерева, которому не нужно двигаться для того, чтобы жить. Половину своих мыслей я озвучиваю, чтобы не молчать - по какой-то причине мое собственное молчание угнетает меня, а тебя твое устраивает. Я слишком много говорю. Эмоции переполняют меня, я начинаю задыхаться. Мы встретились несколько минут назад, а у меня сильное ощущение, будто мы знали друг друга вечность. Почему ты грустишь? В твоих глазах блестят слезы, ты готова разрыдаться, словно от страшной потери. Ты отвернулась, но я хочу посмотреть в твои глаза, узнать, что отражается в твоей душе. Расскажи. Но ты молчишь и закрываешь мокрое лицо руками. Я не слышу даже твоего дыхания. Нам срочно надо в аптеку за успокоительным. Тебя трясет в истерике, на бледной коже твоей тонкой шеи выступили острые мурашки. Я в растерянности... Но ты начинаешь успокаиваться... Вот уже перестала плакать, хотя все еще не показываешь лица, словно боишься, что оно изменилось и может кого-нибудь напугать, а может, не хочешь смотреть ни на кого и ни на что. Я смотрю в окно, сбитый с толку. Смотрю без цели на странных прохожих, спокойные лица которых настолько нереальны, что заставляют задуматься о чем-то важном - о том, что можно лишь прочувствовать сердцем, но не умом. Ты тоже глядишь в окно. Твой взгляд пустой. Остекленевшие глаза больше не сияют, в их туманном взгляде отражается тяжесть, сдавившая твоё сердце. Я вижу перед собой отчаявшегося человека, которого сковало понимание чего-то важного и ужасного. Я должен узнать, что с тобой сейчас произошло, что явилось причиной такого внезапного приступа истерики, но не решаюсь заговорить об этом. Меня знобит, хотя в уютном кафе тепло. Я медленно пью горячий черный кофе буквально ощущая в своей груди горячий дух. Может, кофе, может, твое внешнее спокойствие вселяют в меня незыблемую уверенность в том, что с нами все будет хорошо. Странно, я ведь не помню, откуда пришел, уверен, и ты не помнишь, но это не кажется важным, и для меня имеет значение лишь настоящий момент, который, как будто, распростерт в вечности, без начала и конца. Не знаю, как объяснить это необычное, ранее не переживаемое чувство. Чувство, что спешить некуда, так как не от чего убегать и не за чем гнаться. Может, дело в теплой, душистой домашней обстановке этого кафе и пасмурном вечере за окном, прикрытом мягкими коричневыми шторами. Все здесь и все снаружи словно имеет спокойный коричневатый оттенок, даже по-летнему зеленая трава, сейчас сырая и поблескивающая в отражении фонарей... уже зажглись фонари, значит, наступил вечер. Их огонек светит в твоих карих глазах, ты смотришь на меня, и мне не уютно от твоего холодного взора, потому что ты глядишь на меня словно на маленького обездоленного вызывающего жалость котенка. Меня это почти пугает, хотя растущее желание избавиться от непонимания сильнее страха. Я ухожу от мрачных мыслей, спровоцированных твоим взглядом, в чашку с все еще горячим кофе. Пожалуй, я закажу еще одну. Кстати, как насчет мороженого? Должно быть, оно тут такое же настоящее и вкусное, как кофе. Ты отвечаешь мне металлическим взглядом, полным равнодушия. Я делаю глупый вид, будто не замечаю этого выражения на твоем прекрасном лице, и заказываю мороженое. О, оно восхитительно! Клубничное. Почему бы тебе не попробовать? Но, видя твое состояние, не решаюсь на повторное предложение. Мне грустно оттого, что я не знаю, как тебя согреть. Я чувствую себя эгоистом, и от чувства вины мне хочется умереть. Потихоньку обходя разрушительные эмоции со стороны, выискиваю способ порадовать тебя. Возможно, ты устала и тебе требуется сон? Почему-то от мысли о сне в горле появляется комок, который я проглатываю с новой ложкой клубничного мороженого. И все же, ты устала? Ты отрицательно качаешь головой, с глубокой тоской смотря на новых людей, проходящих по древнему мощеному тротуару. Здесь удивительная архитектура, ты не находишь? Старинные здания вперемешку с современными чертами цивилизации. Так мало машин, постой, их тут вовсе нет. А нет, есть одна, в конце улицы - никогда такой не видел, наверно новая модель. Очень тихо. Не слышно ни прохожих, ни птиц. Слабое приятное гармоничное гудение какой-то необычной музыки, раздающейся, верно, из проигрывателя в кафе. Она успокаивает и рождает приятные то ли воспоминания, то ли мечты, что одно и то же. К своей радости отмечаю, что ты успокоилась и глубокая печаль в твоём взоре уступила место легкой уставшей грусти. И я полон меланхолии - той, что не истощает, а наполняет каким-то неописуемым, ускользающим от разума ценным содержанием. Официантка немного моложе нас и очень привлекательная. Я не нахожу её божественно красивой, как тебя. Ой, прости за неосторожный комплимент. Я залился краской неловкости и усиленно думаю, как сменить тему на нейтральную, но не могу перестать думать о том, как сильно ты меня привлекаешь. Не помню, чтобы со мной когда-либо случалось нечто подобное. Впрочем, я ничего не помню, кроме своего имени, которое я, вроде, тебе говорил. Странно, наши имена в уменьшительно-ласкательной форме звучат одинаково... Но что более странно - это то, что я знаю, как тебя зовут, хотя, клянусь, до сих пор не слышал твоего голоса. Как же быстро здесь темнеет... Почему здания и другие предметы не бросают теней? Желтый свет фонарей, выполненных в старинном стиле, а может, в самом деле старинных, рассеивается теплыми облаками, освещая немногочисленных прохожих, которые никуда не торопятся. Создается такое впечатление, что эти люди не уверенны, а точно знают, что их ждет в приближающемся будущем. По какой-то причине я им не завидую. Жизнь без сюрпризов чего-то лишена, тебе не кажется? Что означает твой мрачный взгляд, который можно увидеть только в самый ужасный день своей жизни? Хотелось бы знать, о чем ты думаешь... Ты молча зовешь официантку и заказываешь себе кофе и мороженое. Я прошу её принести мне пирожные. Помнится, раньше я себе их никогда не позволял. Раньше... это когда? И где? Когда я сюда переехал? А может быть, я турист, который в свободное время бродит по незнакомым городам? Но это место, этот город, даже эти люди, которых я впервые вижу - все здесь, даже воздух и небо, кажется мне до жути знакомым, будто оно всегда было в моем сердце. Я открываю рот, чтобы сказать, что и ты - та, которую я знал вечность до нашей встречи, но не решаюсь произнести эти пугающие слова. Вероятно, наши пути просто пересеклись сегодня, и ты двигаешься на Север, а я на Юг. Мне становится больно от мысли о расставании, я не хочу уходить и не желаю, чтобы ты уходила! Но понимаю, что по-другому не получится. Я смирился, хотя смирение не избавило от невыносимой душевной боли, щемящей грудную клетку. Как типично: я пытаюсь заесть боль и уныние сладким, дико вкусным пирожным и запить новой порцией крепкого горячего черного кофе. Ты же потягиваешь свой без энтузиазма да со скукой тыкаешь ложечкой бедное мороженое, которому обидно, что оно кажется тебе безвкусным. А мне оно очень понравилось. Я опять говорю, говорю почти без остановки. Мне хорошо здесь с тобой, хорошо ли тебе? Ты киваешь, но я тебе не верю и я говорю об этом, но тут же прошу прощения. Я становлюсь назойливым и хочу замолчать, но не могу. Что-то дико тревожит меня, что-то не дает мне покоя, какой-то не оформленный и не заданный вопрос... И все же мне радостно видеть тебя. Ведь я, насколько говорит мне сердце, никогда не чувствовал себя таким счастливым и живым. Я люблю тебя, говорю я наконец... Я хочу жить с тобою рядом до конца своих дней, пока смерть не разлучит нас. Ты поднимаешь свой прекрасный взгляд, наполненный мертвенным ужасом, и произносишь:
- Ви... мы уже мертвы.

(c) Вивиан Цельс, февраль 2014