Окончание Главы 2 Кем стать
Вот и закончилось моя учеба в Новосибирском Авиационном техникуме. Это был период трудный и интересный, в котором я из мальчишки – подростка стал уверенным в себе юношей. Но только значительно позже я почувствовал и понял, что расстался с этим этапом жизни, с тем, что меня окружало, как с очень близким человеком, давшим мне неплохое воспитание, многому научившему, щедро одаривавшим меня своим теплом и вниманием. Сколько интересных и добрых людей встретилось тогда на моем пути!
Преподаватели, инструктора, руководители, которым я досаждал своими выходками, терпеливо вели меня к нужной цели. Даже такие строгие, как директор Мануйлов который хотел отчислить меня из техникума, начлет майор Вилистер, отстранявший меня от полетов за воздушное хулиганство, наказывая, а затем, прощая, учили более серьезному отношению к жизни, направляя по правильному, лучшему пути.
А мои друзья и сокурсники, сколько теплоты и дружеского участия получил я от них, сколько испытал радости в наших общих увлечениях! За четыре года общего взросления мы со многими стали как братья. И, когда через многие годы встречался с кем-нибудь из них – самые яркие воспоминания, самые теплые чувства охватывали меня. И был я бесконечно благодарен судьбе за то, что это было!
К сожалению, слишком мало было таких встреч. И виноват в этом только я сам. Ну почему после окончания техникума не попрощался со всеми, кого знал! Не взял у них адреса, чтобы поддерживать связь, делиться впечатлениями о новых условиях нашей последующей жизни. Как-то не пришло это в голову, ибо во многом жил не настоящим, а будущим. Казалось, это настоящее всегда будет доступно, и что ничего в нем такого, за что нужно держаться, нет.
Увы, есть, вернее было. А в наступившем будущем оказалось много суеты, стремления к служебным успехам, личным амбициям и благополучию, которые вели к разъединению людей. Таяла и исчезала теплота отношений, непосредственность, бескорыстие и дружеская поддержка. И еще много такого, что давала тогда наша совместная учеба и жизнь.
Полеты в аэроклубе закончились.
Кем стать? Теперь предстояло ответить на этот вопрос самому себе.
В один из моих приездов домой мать сообщила мне такую новость. Оказывается, ее вызывали в техникум, с ней беседовал директор, и вот что он сказал:
- 1-го сентября наши выпускники должны прибыть к местам своей работы, куда они направлены по распределению. Ваш сын направляется в СибНИАИ (Сибирский Научно-Исследовательский Авиационный Институт, расположенный в Академгородке). Туда из их группы направлено всего три человека,кроме него – Корчагин, Зверева, они будут работать на инженерных должностях. Работа творческая, очень интересная, у него будут хорошие перспективы. Двое уже там, скажите ему, чтобы он туда поехал.
Мать робко возразила:
- Он, вроде, летать хочет.
- Летать он сможет и в аэроклубе, там есть такие. Они удачно совмещают теоретическую работу с практикой полетов.
- А может вместо него Эльпидина послать? Мать хорошо знала о нашей дружбе и попыталась услужить Володе.
- Ну что Вы, это совсем другой человек. Мы ведь этих кандидатов целой комиссией отбирали.
Мать пообещала поговорить со мной, что и выполнила.
Конечно, предложение было заманчивым: спроектировать легкий самолет, самому испытать его, а затем вдоволь полетать – мечта многих наших выпускников. И моя, в том числе. Но путь к этому был не очень ясным и ненадежным. И летать в аэроклубе придется только на поршневых учебных самолетах. А хотелось – на реактивных, скоростных, с современным оборудованием и вооружением. Поэтому я отверг этот путь без особых колебаний.
Всех, кто решил связать свою дальнейшую жизнь с полетами, подвергли строгой медицинской проверке на пригодность к службе на летных должностях. Во время учебы в аэроклубе нас тоже проверяли, но не так придирчиво, как на сей раз. Поэтому не всем удалось преодолеть этот барьер. И для них это было настоящей трагедией. Запомнился случай, происшедший на моих глазах.
Рыжеватый, шустрый паренек, прошедший почти всех врачей, окаменело стоял перед терапевтом. Тот объяснял ему, что из-за небольших дефектов в сердце, он не может быть принят в летное училище.
- Как же так, я ведь летал, - побелевшими губами еле выдохнул юноша.
- Ну, пока ничего страшного нет, с этим жить можно. Но в дальнейшем, при более высоких нагрузках, может наступить ухудшение. Мы не можем рисковать твоей жизнью.
- Значит все, мне не летать?
Терапевт молча отдал ему медицинскую книжку, развернулся и ушел.
Раздался какой-то странный звук, парень согнулся и разразился рыданиями. К нему подошла женщина-врач, симпатичная, черноволосая, видимо – еврейка. Пригласила:
- Иди сюда, садись.
Парень подошел, она села напротив, стала утешать его. В ее речи звучали одесские обороты, которые я затрудняюсь передать, смысл помню.
- Успокойся, слушай меня. Ну что ты так расстроился? Ты же молод, здоров, выберешь себе другую профессию.
- Я так хотел, я давно мечтал быть только летчиком, больше никем не хочу быть, - всхлипывал парень. Сделав паузу, женщина продолжила.
- Ты знаешь, до войны я очень хотела стать балериной, ходила в балетную группу, и у меня неплохо получалось. Мои подружки так и звали меня – балериной! Мне это очень нравилось. Но вот, наступила война, фронт, и вернулась я оттуда вот с такой ногой!
Приподняв халат, она выставила ногу – это был деревянный протез.
- Как ты думаешь, могли меня взять в балетную школу с такой ногой?
Парень тупо уставился на протез, и перестал всхлипывать. Представив, как эта женщина стала бы танцевать на сцене, он фыркнул от смеха.
- Ну вот, видишь, нельзя с такой ногой в балет. Так я и пошла в медицинский институт. Сейчас лечу людей, и работа мне нравится. Так и ты, найдешь работу, специальность, которая нужна людям, и полюбишь ее.
Посмотри вокруг – сколько разных людей. Они не летчики, но их труд не менее важен, их также уважают.
Парень успокоился, собрал свои вещи и ушел.
Несли «потери» и мои товарищи по техникуму. Еще раньше не прошли медкомиссию Камиль Габитов – у него были проблемы со зрением, и Юра Мохов. Володя Эльпидин , отлетав программу на Ут-2, не прошел этот барьер– из-за дефекта в органах слуха, и Султанов, которому для поступления в летное училище не хватило всего одного сантиметра до нижнего предела роста. Обидно, но что поделаешь.
Да, на нашем поколении, пережившим в детские годы трудное послевоенное время, стрессы, недоедание, все это не могло не сказаться на здоровье.
После медкомиссии нужно было определиться с военкоматом – в какое военное училище поступать. И вновь я оказался на перепутье – в истребительное или бомбардировочное. Первое привлекало меня тем, что я видел: изящные формы стремительных Яков, их виртуозный пилотаж, мощный рев блестящих МиГов, достигших звукового барьера и стратосферных высот полета.
Бомбардировщики поражали своей солидностью, размерами, возможностью нанесения сокрушительных ударов по позициям противника.
В техникуме я видел фронтовой бомбардировщик Пе-2, он мне понравился. А когда начал летать в аэроклубе, познакомился с летчиком-фронтовиком, летавшем на этом самолете
Он рассказывал, как летали на боевые задания, бомбили фашистов почти с отвесного пикирования. Когда не хватало бомб – подвешивали дырявые железные бочки. При падении они издавали страшный вой, который заставлял вражеских солдат прижиматься к земле, и меньше вести огонь по нашей пехоте. Как свирепо их обстреливали зенитки, и гоняли мессершмидты. Свой самолет он очень хвалил за то, что он почти не уступал в скорости немецким истребителям, был маневренным, выдерживал большие перегрузки, имел очень прочное шасси, что очень выручало малоопытных летчиков на посадке.
Бомбардировочное училище находилось недалеко от Новосибирска – в городе Омске. Так что же выбрать? Надо было писать заявление в военкомат с указанием конкретного училища, в которое я хотел бы поступить.
И я написал такое заявление