Прошел слух, что кулаков из села разместили за Актюбинском в Казахстане. Кумушки утверждали, что в степных лагерях люди мрут десятками, потому родственникам разрешили забирать детей и стариков. Наталья воскресла от радости, спешно засобиралась в поездку за мамой и детьми брата. Надеялась, что поедет с мужем. Но у Фёдора что-то не сложилось на работе, и появились другие соображения. Он опасался, что его сочтут подкулачником. А что тогда? Арест? Дмитрий Иванович подлил масла в огонь, рассуждая о возможных увольнениях в мастерских. Враги не дремлют. Республика в опасности. Короче, страх что делается во всём мире, а потому за ссыльными поедет Наталья. Баб не обижают, к ним больше доверия, они лучше понимают детей и вообще им легче. С мужиков другой спрос, могут не выпустить из лагеря. Кто знает новые порядки?
-Вон, тебя, Фёдор, из родительского дома выгнали, огород отняли. И в село не пустят, если что случится с работой. А за что? Кто знает? То-то.
Фёдор не дурак, рисковать без необходимости не любит. Он принял решение.
-Нотя, так получается...Ну... одна в Актюбинск поедешь.
-Почаму?
-Боюсь место потерять, если поеду. За один день не обернуться и за два не управиться. Меня просто так не отпустят. Ты знаешь, работу найти тяжело. Как жить?
-А я как буду? Никуда не ездила... Боязно. А Саша? – бабу трясло, как в лихорадке.
-За Сашком пригляжу. Он большой, уже три года. Можно в учение мастеру отдать, - убеждал кузнец жену.
-Куда отдать? – глаза Натальи налились слезами.
-Ну ты чаго? Небось, не на год уезжаешь. Сама сообрази, как я в дороге с детьми и бабкой справлюсь? Я же мужик, - начал злиться на глупую бабу муж.
Мария Семёновна, хозяйка дома, услышала спор и на правах родной тётки Натальи решила вмешаться, пока горячий разговор не перешёл в рукоприкладство.
- Федя! Федя не кричи. Она не поняла.
-Всё поняла, чёртова баба, - кипел мужик.
-Племяшка, утри слёзы-то, чего уж теперь. Ты быстрей собирайся, не боись. Я посижу с мальцом. Чего всполошилась-то? Эка невидаль, прокатиться на поезде.
-Тётечка, я боюсь. Вдруг чего не так.
-А кто знает, что так или не так?
-Дак убьёт...
-Да ну... Мы, бабы, лучше соображаем, чем мужики. Ты людей расспросишь. Язык до Киева доведёт. Небось сообразишь. Мужики что? Они только кулаками махать горазды. А с мужем не спорь, а то он терпеть не будет. Враз обозлится и проучит, сама знаешь. Я тебе, как мать, говорю. Вот я со своим никогда не спорю,- уговаривала племянницу Марья Семёновна.
Делать нечего. Жена мужу уступила, потому что знала, как баб учат.
-Ну как? Ты сбираешься за матерью? – рявкнул вошедший с улицы Дмитрий Иванович.
-Вот и тот туда же. Никому меня не жаль. Никому. Вот так без матери сиротам жить приходится,- беззвучно жалела себя Наталья и с замиранием сердца думала о сыне.
-Ну! Сбираешься или как?
-Сбираюсь,дядечка, - буркнула испуганная Наталья, прикусив губу, чтоб не зарыдать в голос.
На дворе октябрь. Похолодало. Разрешение на возвращение было получено только на старую мать и детей Тимофея. Как ни просили, а на сестру Маню документ не дали. Она переросток, в декабре четырнадцать исполняется.
У ссыльных тёплой одежды не было, и у Натальи для них ничего не было. Тётка дала вязаные из грубой шерсти шали. Котомка лёгкая, в ней немного сухарей из ржаного хлеба. От тяжёлой жизни воров развелось множество, но женщина их не боялась, взять у неё нечего. А деньги и документы по совету тётки она схоронила не за пазухой, как все, а на животе в карманчике под гашником*.
Фёдор сделал милость, сам посадил жену в поезд, у неё даже место было на нижней полке, ехала с удобством.
Людей в вагонах и на крышах вагонов много, теснились в проходах, набились, как селёдка в бочку. Русских немало как в поезде, так и на станциях. Некоторые ехали в лагеря за своими родственниками. Этих она угадывала сразу по суровым сосредоточенным лицам, их не сторонилась, робко заговаривала, обо всём расспрашивала. Люди тоже её не боялись, отвечали, относились с пониманием. Кто ей направление подскажет, кто остережёт, кто объяснит обстановку и новые правила жизни. Случалось, попутчики подвозили.
Потому не заблудилась, не потерялась простая деревенская баба в бескрайней степи. Вышла к нужному месту. Сама не поняла, как она смогла не запутаться среди лагерей ссыльных. Не сосчитать, сколько этих лагерей было в безлюдных степях Казахстана! Видно ей Бог помог, да и то правда, что не перевелись на свете добрые люди.
Искомый лагерь располагался у озера, которое казахи называли на своём языке Плохая Вода. Поначалу никто не знал, что означает на русском языке казахское название водоёма. Потом сообразили.
К роковому озеру привезли тысячи семей крестьян, осуждённых за зажиточный образ жизни, то-есть кулаков, и велели им обустраиваться. В лагере ничего в достатке не было: ни пищи, ни инвентаря, ни одежды, ни тягловой силы.
До этого времени эти самые кулаки в больших объемах производили продукты питания. Когда их сорвали с земли, не позволили работать так, как они умели и могли, продовольственная база страны оскудела. Оставшиеся в деревнях крестьяне не могли дать всё необходимое. Они себя не умели до сыта накормить. Голодал весь народ.
Людей вырвали из своих домов. Теперь им надо укрыться от непогоды.Сосланные мужики начали кое-как обустраиваться в степи сами, так сказать, включили смекалку, работали практически голыми руками. Из главных строительных материалов вдоволь глины с камнями под ногами, по берегу озера рогоз, за 15 километров от лагеря лоза. Воды в озере сколько хочешь.
Людей поставили в первобытные условия, но без права выбора места поселения. И они жили, как первобытные люди.
Скученность, антисанитарные условия, голод и холод, плохая вода способствовали разгулу эпидемии дизентерии или брюшного тифа. Теперь никто не скажет, какая хворь навалилась на несчастных мучеников? И негде взять достоверные данные о числе невинных душ, которые погублены.
Через семьдесят лет Наталья позволила себе расказать племяннице, что она увидила в лагере осуждённых кулаков. «За много километров от лагеря была лоза, типа ивы, из нее плели стены шалашей и обмазывали их глиной. Топлива хорошего не было. Даже навоза не было, потому что не было скотины. Топили сухой травой, какую собирали в степи. Холода там жестокие. Еды было меньше, чем мало. Ослабли люди, и появилась кишечная инфекция. Говорили, что погибло больше трех четвертых ссыльных.»
Когда Наталья появилась в лагере, детей и жены Тимофея уже не было в живых. Они умерли накануне её приезда.
-Мотя и дети сильно плакали и кричали от боли,- сообщила Анна Семёновна дочке. Тимофей сходил с ума, что не смог ничем помочь своей семье. Даже гробы сделать было не из чего. Его мать, Анна Семёновна постирала без мыла одежду усопших, починила её и обрядила сноху и внуков честь по чести. Глава семьи один пошёл пешком за лозой за пятнадцать километров, на своих плечах её принес, сплел своим детям и жене вместо гробов коробочки, аккуратно выстелил их рогозом, положил в них жену, сына, дочь и похоронил в степи, рядом с другими покойниками.
В шалаше, где жил Тимофей с матерью и сестрой, жила ещё одна семья, это были их односельчане, мельники Савельевы. Их сослали вместе с семьёй Болдыревых. Один из сыновей мельника, Костя, без памяти любил сестру Тимофея Наташу. Он дважды посылал к ней сватов. Она тоже заглядывалась на пригожего парня. Но глава семьи Михаил Болдырев не торопился выдавать свою малолетнюю дочь замуж. И вдруг, внезапно насильно отдал её кузнецу. Костя не смог забыть красавицу, за пять лет не нашёл ей замену. И вот он умирающий здесь, перед глазами своей несостоявшейся невесты. Когда Наталья вошла в шалаш, то первым увидела разметавшегося Костю. Мокрый русый чуб прилип к бледному похудевшему лицу. Искусанные губы под прямым крупным носом белые, без кровиночки. Он был всё также красив. Сердце женщины ухнуло вниз.
-Дочка, не подходи. Им уже не поможешь, а сама заболеешь,- тихо сказала мать.
Вся большая семья мельника лежала вповалку, все были без сознания. Они уже не стонали. Никто из них не спасся ни взрослые, ни дети. Слёзы неудержимо потекли по щекам Натальи.
-Мне их тоже жаль, доченька. Разумные и сильные люди! Мы дружились с ними, - обречённо произнесла Анна Семёновна.
Решение увезти с матерью сестру созрело сразу. Наталья понимала, если побег провалится, её сыночек Сашенька, её кровиночка тоже пропадёт. Моти уже нет, её детей тоже нет, красавец Костя умирает. Как оставить на смерть Манечку, родную сестрёнку, которую выняньчила. Этого она не могла допустить и
объявила о своём решении.
-Ты хорошо подумала? – спросил Тимофей, сестра только глазами сверкнула.
Все знали, что казахи все время вертелись около лагерей, чтобы поживиться за счет русских крестьян. За деньги они помогали бежать ссыльным. Наталья предложила бежать всем вместе, но Тимофей отказался.
-Я бы давно ушёл, меня семья держала. Если вы уйдёте, сам справлюсь. Вряд ли меня будут искать. Половина охраны тоже болеет, несколько человек уже умерли. Замену им не дают. Тут все обречены.
-...?
-Не беспокойтесь. Я сам справлюсь, если не заболею. Ничего. Как вы уйдёте, я выжду несколько дней и уйду.
В день побега было холодно, но чтоб не вызвать подозрения, плохо одетые беглянки пошли в поле за топливом, за кустами перекати поле. Людям приходилось ходить далеко, рядом всё собрали. Собирая сухую траву, женщины потихоньку уходили дальше и дальше. Тимофей с ними не пошел, чтобы не вызвать подозрений. Накануне он договорился с местными казахами, что они троих женщин отвезут на железнодорожную станцию. Наталья сразу отдала столько денег, сколько просили. Но эти казахи оказались плохими людьми, они беглянок обманули, увезли в другое место, далеко в степь и бросили одних, когда остановились на ночлег. Оказывается, они часто так делали. У несчастных не было ни еды, ни воды, ни тёплой одежды. Куда им идти, неизвестно. Много так людей погибло, но в этот раз обманутым повезло, на них днем вышли пастухи, бедные люди. Они пожалели и спасли русских полузамёрзших женщин, зная кто они. Отвезли за спасибо на верблюдах до стойбища, к другому стойбищу их отвезли уже другие люди, и так до Актюбинска.
На станции в Актюбинске как раз в день их прибытия была облава. Наталья пошла в кассу за билетами, Анна Семёновна отошла в туалет, а Маньку забрали. На мать у Натальи был документ, а на сестру нет. Ей в декабре должно было исполниться четырнадцать лет, она уже не ребёнок и стала опасной преступницей, беглый враг народа. У кулаков не было детей, в лагеря забирали с родителями грудничков. Кулак любого возраста - враг народа.
Никому в голову не пришло бы забирать с перрона одинокую молодую девушку, но парню, который был в патруле, приглянулась хорошенькая мордашка Мани и он шутя спросил:
-Ты, красавица, из степи?
-Да, - ответила дурёха, потому что ей забыли сказать, как надо отвечат на вопрос. И кулачку отвели в вагон для мужчин-арестантов, а там и шпана, и бандиты, и пьяные, и больные.
Когда Наташа с матерью вернулись, Маньки на месте не оказалось. Хорошие люди сказали, что ее увел патруль и посадил в какой-то вагон. На станции полно вагонов с арестантами. Наталья усадила плачущую мать на платформе и побежала искать девчонку. Бегала, бегала по станции, искала ее, искала, да на счастье встретила ребят из ремонтных мастерских, где работал её муж. Они за своими родными приехали и тоже опоздали, многих уже не застали в живых. Взяли из лагеря вместо мертвых других, кого смогли, а документами ещё в Воронеже запаслись. Узнали про горе жены кузнеца и побежали с ней выручать Маньку. Нашли ее вагон в тупике. Вагон закрыт, а охраны никакой. Скоро отправление этого состава. Стоит Маня у окна, слезы льет. Сестра ей говорит:
-Маня, открой окно.
А она мотает головой :
-Нельзя. Я боюсь ругать будут!
Стоять у вагона тоже нельзя, пристрелить могут. Наташа сама от страха трясётся, но стоит и тихо уговаривает глупышку. А та не слушает, не понимает, как в ступоре. Ребята пошли к другому окну и за деньги уговорили мужика-арестанта открыть окно. А эта дура отошла от окна и не подходит. Орет во всю глотку. Кто знает, что с ней делать? Один из ремонтников, красивый высоченный парень, по прозвищу Чекан, рискуя больше женщин, решился вмешаться. Отодвинул сестру и Маньке тихонько ласково прошептал:
-Манечка, послушай, что скажу тебе, подойди на минутку.
Она подошла.
-Протяни ручки, не бойся, я чего-то тебе дам.
Она перегнулась из окна и протянула руки. А он схватил ее за плечи и вырвал из вагона, разодрал одежду, ободрал ей в кровь живот и ноги, кинул её себе на плечо и ходу. Та заорать не успела. И состав тронулся. Притащив Маньку на платформу, ребята исчезли. А на вокзале продолжается облава. Рядом с Анной Семёновной расположились какие-то цыгане с тюками, с дерюгами и войлочным ковром. Они сразу всё поняли, пожалели девчонку, быстро раскатали ковер, закатали в него Маньку, а Наташа с матерью присели на скатку. Тут подошли патрульные, проверили документы и пошли дальше. Объявили посадку. Два цыгана схватили ковёр с Манькой и в этом ковре втащили её в переполненный вагон, затолкали девчонку под нижнюю полку. Затем объявили проводнику, что не на тот поезд нечаяно сели, и уже на ходу выбросили ковёр из окна и выскочили из вагона. Беглянки поехали. Ехали и тряслись боялись проверки. Маня так и ехала на полу под лавкой, пока ни прибыли на место.
После поездки все трое болели целую неделю. Наталья не могла прийти в себя после переживаний, Маня простудилась, а их мать впала в депрессию.
Мария Семёновна до слёз обрадовалась возвращению из ссылки своей сестры и племянницы. И сообщила, что она узнала про отца:
-Семью кулака Семёна Полунина отправили куда-то за Урал.
-Значит наш папашка нашёлся, - до слёз обрадовалась Анна Семёновна.
-Муж обещал узнать адрес поточнее. Как узнает, я сразу запасусь документами и поеду за отцом, сёстрами и племянником.
-Ты хорошая дочь и сестра, не то, что я. Я ничего не могу. Спасибо тебе за всё, - плакала спасённая из ссылки сестра.
-Да чего там. Больше некому им помочь.
-Маша, а мы не мешаем тебе? Дом-то небольшой.
-Да живите пока, но когда отца с сёстрами привезу, станет тесно. Я вас устрою на квартиру. Ты не обижайся.
-Да ты что? Какое "обижайся". Мы тебе благодарны. Конечно, мы начнём искать квартиру.
-Я подскажу к кому можно пойти. У станции живёт вдова машиниста Фроська Курноска с пацанами. Она неряха, и крикливая, но зато чужого не возьмёт. И работа Фёдора рядом. Рынок под боком.
-Если пустит, мы пойдём. А крики потерпим.
-Да ещё... она самогоном приторговывает.
-О, господи! Из огня да в полымя! Её заберут и нас вместе с ней.
-А как ей четверых ребят прокормить? Иль с голоду помирать? Если вы на её делишки глаза закроете, я вас сосватаю. По моей просьбе она вас пустит и лишнего не запросит. Только ей топливо позарез надо. Ну как?
-Спасибо, Маша. Я Наташе скажу, а она с Федей поговорит. Он у нас теперь глава семьи.
Через два дня Крашниковы переехали на новую квартиру к Курноске.
Тимофей, как обещал, пытался бежать. Сестра оставила ему немного денег. Но его тоже обманули казахи. Они деньги взяли, а через два дня после побега его избили и сдали своего клиента лагерной охране. Они решили, что он злодей, и считали своим долгом помочь советской власти наказать преступника. Парень из охраны признал кулака, вспомнил о его беде.
-Прости, мужик, я не могу тебя отпустить. Эти шакалы за нами следят. Они сами преступники, а ведь не докажешь. Вон как тебя разукрасили.
Охранник дал воды, чтобы Тимофей попил и умылся, покормил, повздыхал и повёл на допрос.
Допрашивал беглеца добрый человек. Тимофей ему сразу сказал:
-Делайте, что хотите. За жизнь я особо не держусь. Я не знаю, в чём я виноват. Всю жизнь работал за кусок хлеба. Но я мужик. А уж чем провинились моя жена и мои маленькие дети, это для меня загадка. Они умерли здесь лютой смертью. Плакали, кричали. Страшнее этого ничего нет. Не понимаю, чем младенец успел провиниться? Воля ваша. Делайте, что хотите.
Тимофея не били, не пытали, не расспрашивали. Седой следователь долго молчал, курил и читал его дело. Потом заявил, что судить и стрелять его не будут. После карантина отправят жить в другое место, на север.
Потом добавил:
-Не заболеешь, значит выживешь. У всех потери. Революция не простое дело. Не бегай парень, скоро все изменится. Переживи это время. Не долго ждать. Всё образуется.
Тимофей больше не бегал. Он честно оттрубил в ссылке двадцать лет в Лапландии под Мурманском неизвестно за что.
*Гашник - вставленная в пояс юбки верёвочка, которая затягивалась на талии.