Ибо так возлюбил Бог мир,
что отдал Сына Своего Единородного,
дабы всякий верующий в Него,
не погиб, но имел жизнь вечную.
1.
Деревянная скрипучая дверь, покрашенная в розовый цвет несколько лет тому назад, была закрыта. Вела она в кухню. И хотя и она, и дверь комнаты напротив, казались серьезной преградой на пути посторонних звуков, Света не могла заснуть.
Девушка переворачивалась с боку на бок, пробовала мысленно считать до 333 — любила это число — ничего не помогало. Приказывала себе, накрывалась подушкой, затыкала пальцами уши, но всё было напрасно. Звон стаканов, пьяный хохот матери и её очередного кавалера уснуть не давали.
— Когда же всё это кончится!? — вырвалось в сердцах довольно громко.
И в этом её вопле явно ощущались мука и страдание. Свете стало душно, захотелось немедленно глотнуть свежего воздуха, и она, встав с кровати как была, в одной белой ночной рубашке, зажгла не очень яркую лампу на однотумбовом, еще бабушкином столе, отдёрнула тюль вместе с голубой оконной шторой. Перед глазами распахнулся совсем другой мир. Света подставила табуретку, встала на неё, открыла на всю ширину форточку да чуть не упала, вовремя ухватившись за бетонный выступ стены.
Смолистый запах нарождающейся весны ворвался в комнату, бережно окружая свежестью и прогоняя застарелый дух жилища, подкрепляемый табачным дымом, что тянулся из щели под дверью комнаты.
Отведя взгляд от окна, посмотрела на будильник, стоящий на тумбочке. Без пяти три. Это поздно или рано? – пронеслось в голове. В соседних домах виднелись редкие огоньки. Каждый из них — своя история, своя жизнь, насыщенная событиями прошедшего дня или планами на день предстоящий. Со своими трудностями и победами, сменяющими друг друга по давно определённой закономерности.
Но у каждого – своя, ежедневно плетущаяся жизненная нить. Кто-то готовился к экзаменам, а кто-то их уже сдал и отдыхает, почивая на лаврах победителя. А кому-то ещё только предстоит выдержать это испытание. Он готовится и верит, что у него всё получится… А вон в том окне, например, в прошедшем дне случилось повышение по службе, и теперь новоиспеченный начальник не может заснуть, обдумывая новые перспективы своей деятельности, новые задачи и их решения.
— А тут, — Света покосилась на дверь, — всё одно и то же… черта, подводящая свой печальный итог под всеми усилиями, какими бы замечательными и радужными они ни были…
Света вновь прильнула к окну. Яркие звезды, — разные: и маленькие, и чуть побольше — мигали ей, как хорошей знакомой. Так казалось в эти секунды. И они словно звали и утешали этим своим далеким, таинственным светом, будто приглашая в гости. Но как к ним добраться? На какой ракете? Вот если бы крылья иметь сильные…
Ах, как было бы прекрасно – взмахнуть и лететь… взмахнуть и лететь... Как было бы замечательно унестись к вечно манящим звездам. На огромной скорости. Покрывая космические расстояния. Мимо астероидов и комет, мимо различных по величине умерших звезд и их осколков. Или наоборот — мимо только-только родившихся. Лететь без защитного скафандра – так, как есть, в ночной белой рубашке...
Широко, будто крылья, раскинув руки в стороны. Ведь звёзды будто ждут её, как будто посылают свои голоса, но понять их, а тем более осмыслить — нет сил, настолько они запутаны.
Постояв немного, Света глубоко, насколько могла, захватила ртом живительный воздух. Один, второй, и ещё несколько раз. Вдруг, послышался необычный звук. Откуда-то из угла комнаты. Произошло это так, словно легонько ударили в миниатюрный барабанчик с одним крохотным бубенцом. Она повернула голову на звук — и вроде ничего не заметила. Лишь недействующий самовар привлекал к себе внимание.
Он стоял на тумбочке, похожий на древнегреческую вазу с восемью выпуклыми гранями. Так и отсвечивал молчаливо на своем месте, блестя сильно вдавленным ребром большой вмятины на боку.
«Кто же его так жестоко ударил? — в очередной раз спросила Света неизвестно кого, — Наверняка чем-то тяжелым... Да и как поднялась рука на такую красоту? Каким надо обладать каменным сердцем, чтобы вот так, безжалостно, изувечить? Ведь от него так и веет теплом мастеровитых рук. Наверняка, его создавали долго и трудно, воплощая новый, оригинальный орнамент и любуясь потом каждой выведенной линией. Именно любовно создавали, а не грубо и торопливо работали, чтобы сделать абы как, — лишь бы продать побыстрее».
Света пристально смотрела на самовар.
«Изуродовали красивую и полезную в доме вещь. Как тепло и уютно я бы отхлебывала душистый чай в его неспешно говорливой компании. А сколько различных рук, мужских и женских, его касались! А значит и сколько судеб человеческих он слышал, видел, сопереживал, будто он – живое, запоминающее всё, с чем соприкасался, существо…»
Каждый раз, когда Светин взгляд останавливался на этом самоваре, пронизанные сожалением мысли одолевали её. Да и как могло быть иначе? Помимо безобразной вмятины, были помяты изящной формы ручки, а краника и вовсе не имелось. На его месте чернела дырка. Краник то ли сломали, то ли выпаяли – неизвестно. Уже никто не скажет в чем причина его отсутствия.
«А мать тоже не знает. Бабушка, единственная, кто мне бы поведал, в чем дело. Но давно в земле…» — завершила сегодняшние мысли о самоваре Света.