Литературная премия «Наследие»
Алексей Владимирович!
По решению редакционной комиссии Вы номинированы на соискание литературной премии «Наследие». В соответствии с Положением о премии, Вы получаете право издания произведений в конкурсном альманахе.
Альманах «Наследие»
Спасибо! Но, нет... Это просто моя память.
посвящается моему деду Конакову А.Г.
Мой дед, Конаков Александр Григорьевич, не любил рассказывать о войне, не смотря на то, что за его плечами были две войны: призвался на службу ещё в Финскую в 1939, а встретил Победу в 1945, в Берлине, где и получил своё последнее ранение, осколок в грудь от разорвавшегося о броню танка фаустпатрона.
Ещё год на военной службе в Германии и Австрии, помогая восстанавливать разрушенные страны после фашистов. Демобилизовался дед только в 1947 году.
Только в свои годы, когда время и мои волосы сделало седыми, я стал понимать его, почему дед не хочет говорить о войне: боль, кровь, страх, пороховая гарь, смерть… - всё это не лучшие воспоминания в человеческой жизни. И эти воспоминания, порой, жгут сердце похуже раскалённого, после взрыва, железа.
А во времена моего шкодливо-сопливого дошколярного детства у меня не было более интересной темы для расспросов своего деда, как только о войне. И сидя на ковре в гостиной дедушкиной квартиры, перебирая с трепетом в душе его медали и ордена, я доставал старика вопросами:
- Деда, а за что эта медаль? А эта - за что?
Дедушка с неимоверным терпением в десятый раз лаконично объяснял:
- Это, Алёша, за взятие Праги. Эта медаль - за взятие Берлина. Эта - за победу над Германией.
Больше всего мне нравились ордена - большие и красивые звёзды с серпом и молотом посредине. Это были награды «Отечественная война»: два второй и один первой степени. А ещё красивый, но сильно поношенный, со сколами эмали знак с большой красной звездой и флагом, на котором было написано большими буквами – «ГВАРДИЯ».
- А эта, дедушка? – вертел я в руке невзрачную серенькую потрёпанную, местами подпалённую огнём медаль. На лицевой стороне были изображены: странный трёхбашенный танк, на верху медали три маленьких самолётика, а посередине цветом запёкшийся крови написано – «За Отвагу», и тем же цветом крови внизу – «СССР». На обратной стороне были немного кривовато выбиты цифры – 268894.
Глаза деда оторвались от чтения газеты, снял очки, и пристально посмотрели на медаль. Взгляд его потеплел, и даже слезинка появилась в уголке глаза, которую, впрочем, он быстро смахнул рукой.
- Это, Алёшка, медаль «ЗА ОТВАГУ». – Тихо произнёс дед. – Главная медаль солдата Великой Отечественной Войны.
Через несколько дней, после этого разговора, дедушка забрал меня с собой в сад, и мы ехали долго на стареньком, дребезжавшем всем округлым корпусом, автобусе за город. Это сейчас, имея под рукой машину, за пятнадцать минут от центра города можно оказаться у въезда в сады «Мичуринец», которые теперь находятся в черте городских новостроек. А тогда, после приезда на нашу остановку, нам ещё приходилось идти через огромную и чудесную, как в сказке, сосновую рощу и небольшой луг, заросший полевыми цветами, которые пахли мёдом и чем-то волшебным.
Лето. Шорты. Безрукавка. На голове панама. Как я был горд, что еду с дедом – «п о м о г а т ь по - х о з я й с т в у», - так я заявил своим уличным друзьям, звавшим меня играть в казаки-разбойники:
- Не могу я. Еду с дедом - по хозяйству помогать надо. – И с гордо поднятой головой с дедом за руку, сдвинув панаму на затылок, на манер дедовской, сдвинутой назад, белой кепки, отправился на автобусную остановку.
До сих пор помню тот идеальный порядок, который был у деда в саду: словно по линейке выведенные грядки, дорожки между ними, посыпанные сухими опилками. Живая изгородь вся в цвету. Чистый маленький домик, покрашенный в зелёный цвет, и синее крыльцо, на котором мы сидели, отдыхая в тени после прополки грядок. Дед был мастер на все руки: наработавшись вволю и смастерив бумажного змея, мы бегали с ним по просёлку, запуская его в синее небо. Наверное, смешно смотрелось со стороны: седой высокий старик в рубашке апаш с папиросой «Беломор канал» в зубах и пацан в трусах и панаме бегают по проулку, ловя восходящие потоки воздуха. Но соседи махали нам руками, раскланивались, подбадривали и весело улыбались, наблюдая за этой идиллией.
Тогда дед Саша казался мне очень старым, хотя ему не было ещё и шестидесяти, и он был бодр и силён: всегда с прямой спиной, со смелым и решительным взглядом, дед казался мне сильной, гордой птицей - старым орлом. Наверное старым дед мне казался из-за убелённых сединой волос, или из-за того, что он прошёл войну: тогда для меня это казалось невероятно далёким прошлым, как в другом столетии, а прошло всего-то двадцать восемь лет от Победы в Великой Отечественной Войне.
Ночевать мы остались в саду. Я спал на большой древней кровати под пологом из марли - чтобы комары не кусались. Перед сном полили грядки. Мне была выдана маленькая жёлтая лейка моей старшей двоюродной сестры Тани. А затем получил команду: «Алёшка, пей чай с бутербродом и спать». Я знал, что дед закончил войну гвардейским капитаном и командиром батареи самоходных артиллерийских установок (чем я очень гордился), и поэтому подчинился команде беспрекословно, даже не пытаясь поныть, чтобы выклянчить ещё времени на игру. Уже засыпая, утомлённый насыщенным днём, я в пол-уха слушал, как дедушка разговаривает с соседом о жизни в целом, покуривая папиросы на крыльце, и попивая чай из блюдца, в прикуску с сахаром.
Утром, чуть свет, дедушка Саша меня разбудил, и мы, позавтракав чаем и кашей, опять занимались хозяйственными работами на садовом участке. Дедушка что-то копал или сажал, я дёргал сорняки, потом вместе белили стволы яблонь, казавшихся мне огромными, сказочными деревьями. Я перемазался белилами по самую маковку и деда забрызгал меловой краской. Потом обливались и отмывались ледяной водой из колодца. Я сцепив зубы терпел ледяную воду, что бы, как дед, не проронив и звука, мыться от белил.
К обеду все дела были закончены. И я упросил деда сделать мне из куска доски деревянный пистолет - до самого вечера он занимался столярными работами, а я не отходил от него ни на шаг, замучивая вопросами, перетаскивая за одно опилки и стружку и посыпая ими дорожки между грядок:
- А это, что такое, а это что за инструмент?…
Вечером я имел почти точную копию пистолета ТТ (Тульский Токарев) – пистолет офицеров Великой Отечественной войны: даже в стволе была просверлена дырка, как у настоящего, и звёзды на рукоятке были вырезаны с двух сторон. Вот только дед покрасил пистолет зелёной краской - в цвет дома, а я хотел чёрный - чтобы он выглядел как настоящий. И я начал упрашивать деда перекрасить пистолет, тем более что чёрная краска у него тоже стояла в банке. На что он мне ответил:
- Знаешь, Лёшка, игрушечный пистолет не должен быть похож на настоящий. Игру и войну не надо путать… очень уж она страшная эта война. – И он погладил меня по взъерошенным волосам.
У меня было очень много игрушек: привозил их папа из командировок. Но этот пистолет я любил больше всего, и хвастался им перед своими друзьями: ведь делал его вместе с Д Е Д О М. Может быть поэтому я увлёкся в старших классах стрельбой из спортивного пистолета и показал очень хорошие результаты, выиграв чемпионат республики по стрельбе из пистолета в скорострельном упражнении МП-8.
Но дедушка не смог порадоваться за меня, как всегда после удачных соревнований, да и мне эта победа не принесла тогда радости. За два дня до того соревнования дедушка Саша умер…
Но во время стрельбы у меня не дрожали руки, как боялся тренер, зная о моей потере и моей боли. Я стрелял в свою боль: чётко, быстро, без промаха, как на тренировке.
Из всех рассказов о войне, которые мне удалось выудить у деда Саши, мне запомнился сказ о том, за что он получил медаль «За Отвагу».
Будучи политруком роты, хоть и являлся рядовым солдатом, дед прикрыл собой от снайперской пули командира полка. Увидев отблеск от снайперского прицела, он успел оттолкнуть командира в сторону, а сам получил ранение в плечо по касательной. Истекая кровью, дед не остался в стороне от боя, и в составе группы красноармейцев, привёл солдат на место снайперской лёжки врага, обеспечив этим уничтожение снайпера, в ходе боя лично уничтожил пять солдат врага. А также захватили в плен, попутно, высокопоставленного германского офицера (Дед не называл его офицерского чина, или я забыл, но помню, что дедушка Саша говорил: Он был обвешан фашистскими рыцарскими крестами, как елка новогодними игрушками.), который, к тому же, имел при себе ценные военные документы. Командир полка представил деда к награде, ордену Красной Звезды, и отправил его слушателем в танковое училище, окончив которое Александр Григорьевич получил звание младшего лейтенанта и стал командиром самоходной артиллерийской установки, а впоследствии и командиром целой батареи - гвардейским капитаном. Именно про эти самоходные артиллерийские установки СУ-100 фашисты со страхом говорили – убийцы «Тигров» и «Пантер».
Генеральским росчерком пера, деду было отказано в ордене и ему дали медаль "За Отвагу". После, Конаков Александр Григорьевич, получил три ордена, за другие воинские подвиги.
Но эту медаль, «За Отвагу», дед считал самой ценной своей наградой.
Таким в моей памяти и остался навсегда мой дедушка, Конаков Александр Григорьевич, урождённый в селе Илькино, Меленковского уезда, Владимирской губернии, в 1915 году 3 марта. Сын Григория Ивановича – геройски погибшего на фронтах Гражданской войны, и правнук Панкратия Ивановича – Георгиевского кавалера 2-й, 3-й, и 4-й степени,* служившего нашей Российской Империи в солдатах 25 лет, участника битвы за Севастополь в русско-турецкой войне.
Честный, открытый человек Конаков Александр Григорьевич, любящий отец своим двум сыновьям, и двум дочерям. Самый лучший дедушка на свете; для своих четырёх внуков, и своих троих внучек. Гражданин своей Великой страны, верящий в нашу Родину и готовый положить за неё жизнь свою. Такой он был. Такими были и его пращуры.
Дай Бог и нам быть не хуже своих предков в делах своих.
* историческая справка: За всю историю существование награды, Георгиевскими крестами 2-й, 3-й и 4-й степенями одновременно, было награждено около семи тысяч солдат армии Российской Империи .