говорит Гёбельс, Гамбург

Маргарита Школьниксон-Смишко
продолжение воспоминаний Балдура фон Шираха

Я познакомился с Гёбельсом ещё в Веймаре. Семь месяцев позже он стал гауляйтером Берлина, а я начал учёбу в Мюнхене. Мы виделись нечасто, и всегда у меня было чувство, что он к Гитлеру присоединился не чистосердечно. Интеллектуально и политически они мало гармонизировали.
Он не критиковал его напрямую, говорил, например, так:» Скажите сами, господин фон Ширах, можно ли руководить партией в Мюнхене и считать, что завоевал всю Германию? Это же возможно только из Берлина. За кем Берлин, за  тем и Германия.»
Возможно он в Берлине вместе с братьями Штрассер мог создать противовес Гитлеру. Но этого не получилось из-за неустранимой человеческой противоречивости. Грегор Штрассер не смог простить своему молодому приверженцу то, что тот переметнулся на сторону Гитлера. В НСДАП северной Германии тогда его посчитали юдой. В 1927 году в листках Штрассер «издательство Борьба» была опубликована статья «Результаты смешения расс», в ней стояло:
«Известно, что смешение расс имеет своим последствием дисгармонию духа. Если дух является главенствующим, духовная дисгармония должна сказать на телесную. Телесная гармония нарушается либо болезнями, либо телесным уродством. Остерегайтесь меченых!»
Здесь мог иметься в виду Гёбельс ( у него одна нога была короче другой), и он это так и понял . Между братьями Штрассер и им разгорелась открытая война. Гитлер попытался сгладить вражду, но примирения не состоялось.Гёбельс ещё теснее примкнул к Гитлеру. Он понял, что несмотря на его интеллект и умение хорошо оговорить, ему не хватало того, что у Гитлера было в избытке: излучение того, что люди хотели услышать. И как бы не тяжело было для его самолюбия, Гёбельс был вынужден ограничиться ролью превозвестника «Фюрера». От Гитлера он научился понимать, что массы не реагируют на аргументы , но на неустанную долбёжку паролей.
На горячих Берлинских мостовых он успешно применил эту тактику. Когда он стал гауляйтером Берлина, берлинская ячейка НСНРП была незначительной переругавшейся между собой кучкой, игнорируемой левыми партиями, о которой и буржуа не хотели ничего знать. Гёбельс провоцировал коммунистов собраниями и маршами в сердце красного района Веддинг,  а зажиточных жителей — антисемитскими демонстрациями. Очень скоро пришлось его заметить. Коммунистическое «Красное знамя» называло его «главным бандитом Берлина». Но его это не смущало. Он даже использовал это для своей пропаганды.
Например, 2 июля 1929 года реклама к выступлению Гёбельса на большим митинге (5000 слушателей) в Гамбурге гласила:»Будет выступать главный бандит Берлина др. Йозеф Гёбельс!»...
Гёбельс говорил о жгучей проблеме 1929 года «плане Young“.
Дело касалось репарационных выплат Германии по Версальскому договору. Весной 1929 года комиссия во главе с американским финансовым экспертом Owen Young определила величину репараций и разработала план выплат.  По нему Германия была обязана ежегодно в течении 59 лет выплачивать победителям 2 миллиарда марок, т.е. до 1988 года.
Эта огромная сумма легла бы непосильным грузом на два поколения жителей Германии. Президент страны др. Шахт одобрил такой план и правительство было готово его подписать. Министр внешней политики Штрессеманн обнаружил преимущество такого плана по сравнению с предыдущими методами урегулирования: во-первых, величина ежегодных выплат сокращалась на треть по сравнению с предыдущими. Кроме того уже в 1929 году д.б. начаться вывод войск победителей из Рейна , и отпадал контроль за немецким хозяйством.
Свою речь Гёбельс 2 июля 1929 года начал так:» Немецкий народ уже прошёл много стадий своей голгофы, и теперь палач, посмеваясь, готовится пригвоздить его к кресту...»
Гёбельс описал эту голгофу:» Необыкновенный героизм на фронте ожидал своей справедливой платы. Но надежда на жизнь в красоте и уважении, как обещали преступники 1918 года, окончательно была разбита Версальской диктатурой. Эта диктатура продолжила войну. Народ, сам себя разоруживший, не мог рассчитывать на что-то иное. Немецкая работа и немецкий народ должен был быть уничтожен. Поскольку не хотели открыто высказать это желание уничтожения, придумали предложение о немецкой военной задолжности. Эта ложь — стержень Версальского договора, его признание — начало этой политики...»
Четыре года спустя, после захвата власти он мне признался:» О плане Young я ничего не читал кроме его названия. Но моего знания, как показало время, оказалось вполне достаточно.»
Я хорошо помню и о состоявшейся после того доклада дискуссии.
Слово взял молодой инвалид войны член социал-демократической партии и «Немецкого общества за мир». Он сказал:»Я потерял под Верденом ногу. С этого момента я знаю, что война — преступление перед человечеством, также как рассизм. Люди есть люди, всё равно евреи они или христиане.»
Гёбельс возразил:» Мой дорогой друг, здесь в зале не найдётся человека, который бы не уважал то, что вы за Родину отдали вашу ногу. Но не ваша деревянная нога стоит на повестке дня, а ваше мировоззрение. Вы — не смотря на ваш военный опыт, трус, если у вам не хватает мужества высказывать свои мысли там, где это опасно: в областях, занятых победителями, под штыками французов...Еврей или христианин? Так точно, вы — еврейский христианин! Когда я вижу ваши светлые волосы и голубые глаза, мне хочется сказать: моей душе больно, что я тебя вижу в этом обществе!»
Это сказал человек, который никогда не был солдатом, перед 5000 немцами в Гамбурге, и масса ликовала. Никто из них не пришёл инвалиду на помощь.