Помню, на «Касимове» вышли мы из Ленинграда в очередной рейс на Кубу. Как водится, перед рейсом, в Ленинграде экипаж был частично обновлен. Среди новых членов экипажа оказался судовой доктор Виктор Маликов, хотя, фамилию его, я возможно, и путаю. Но звали его Виктором, это помню хорошо. Работал он хирургом в нашей бассейновой больнице им. Чудновского, и как поговаривали, был там не неплохом счету. Часть врачей Чудновки периодически выходила в рейс на судах БМП, что позволяло им оторваться от опостылевших будней, сменить больничную обстановку и немного улучшить свое материальное положение. В рейсе судовому врачу, как и всем другим членам экипажа, помимо рублевой зарплаты, начислялась небольшая часть в валюте. В случае захода в «хороший» порт, на эту валюту можно было прикупить немного «колониальных товаров», которые были в СССР в дефиците, а после их реализации, получить неплохую добавку к основной зарплате. Виктор относился к той части врачей, которая выходила в рейсы.
Для врача выйти в рейс – это было равноценно получению бесплатной путевки на райский остров Баунти, в наши дни. Экипаж, как правило, здоров и доктора маялись в течение всего рейса от беспробудного безделья.
Все члены экипажа несли круглосуточную вахту на своих местах. Ежесуточно, в течение всего рейса, четыре часа вахты, потом - восемь отдыха. А незанятые на вахтах, такие как повара, буфетчица и дневальные, были загружены обязательной ежедневной работой на своих участках.
В каждом экипаже был еще один человек, не сильно обремененный судовой рутиной – это первый помощник капитана. Правда, ему приходилось временами заниматься составлением бумаг и отчетов, связанных с социалистическим соревнованием, протоколами собраний и прочими идеологическими делами. Кроме того, в обязанности первого помощника входило, с приходом в иностранный порт, составлять группы на увольнение в город и контроль за вернувшимися из увольнения. Составление группы для увольнения в загранпорту - это тоже не простая задача. Надо, чтобы группу возглавлял кто-нибудь из комсостава, сама группа состояла не менее, чем из трех человек, и крайне желательно, чтоб в группу входил хотя бы один член коммунистической партии.
На этом фоне, доктор, несомненно, выигрывал по части занятости.
Мы прошли уже половину пути без всяких происшествий, как вдруг, в середине Атлантики, у меня разболелся зуб.
Сначала я держался, пытаясь заглушить зубную боль, пуская табачный дым именно в ту часть рта, где болел зуб, потом обратился к доктору и получил горстку таблеток типа аспирина. К вечеру стало ясно, что предпринимаемые меры явно недостаточны и боль перешла в постоянную, усиливающуюся стадию, я снова пришел в каюту к доктору с перекошенной, от зубной боли мордой, и заявил, что пилюльки не помогают и надо делать что-то более радикальное.
Выслушав меня, доктор куда-то сходил и вернулся с полным чайником браги. Как я уже говорил, мы возили с Кубы сахар-сырец, и, после его выгрузки, в трюмах, в различных закоулках, оставалось его немалое количество. При зачистке трюмов, палубная команда, естественно, собирала оставшийся сахар, а остальное тщательно вымывалось. Собранное добро использовалось матросами для производства браги. Виктор, наверно, воспользовался известным ему источником и принес полный чайник этого напитка.
Я принес этот чайник к себе в каюту и попробовал остановить зубную боль, до самой ночи методично опустошая его. Несмотря на «лекарство», ночью, из-за боли мне не удалось уснуть ни на секунду, а к утру к зубной боли добавилась головная боль.
С трудом дождавшись, начала следующего дня, прямо с утра, я снова направился к доктору и решительно заявил, что так больше продолжаться не может и надо рвать зуб.
Выслушав меня, доктор, предложил перейти в лазарет, который находился на этой же палубе. Лазарет состоял из двух смежных помещений. В первом помещении находился медицинский шкаф, белый стол с ящичками, диван и стул без спинки и подлокотников. Второе помещение являлось лазаретом, и было оборудовано двумя кроватями, стоящими у противоположных переборок, для возможных пациентов.
Усадив меня на стул и попросив открыть рот, Виктор взял в руки металлический пинцет и постучал им по очереди, по всем зубам нижней челюсти.
- Ну как? - спросил он.
Так он пытался определить больной зуб, который от постукивания по нему должен был отозваться особо острой болью.
К этому времени, от непрерывной боли в зубах и головной боли я уже перестал совсем соображать и ответил
- Никак! Все одинаковы! Давай начинай по очереди, начиная с этого – и ткнул в один из нижних зубов с левой стороны.
В лице Виктора промелькнула секундная задумчивость, потом он открыл верхний ящичек стола и достал оттуда щипцы для зубов. Стол находился рядом с тем местом, где меня усадили, и краем глаза, я успел увидеть содержимое ящичка. Хотя меня в то время не сильно занимало содержимое ящичка, но огрызок недоеденного яблока среди находящихся там предметов почему-то мне запомнился.
Пыхтя, Виктор взялся щипцами за указанный мной зуб, и попытался его вытащить, но тот крепко сидел. Виктор стал тащить изо всех сил, пытаясь раскачать зуб. Лицо его от напряжения покрылось испариной. Я же, чтоб удержаться на одном месте, схватился обеими руками за свое сидение, но был сдвинут со своего места вместе со стулом.
Когда стало ясно, что ничего не получается, я стал мычать в надежде получить временную передышку. Виктор понял меня и разжал щипцы. Но закрыть рот не удалось. Зуб уже немного вышел из своего места и не позволял сомкнуть челюсти, упираясь в противоположную часть. Деваться было некуда, поэтому надо было продолжать экзекуцию.
На второй раз Виктор своим коленом уперся в мой стул, напрягся, дернул и зуб сразу выскочил со своего места. Одновременно с покиданием зуба своего насиженного места, боль прекратилась, как будто была выключена каким-то тумблером.
Пока я сидел, потрясенный нахлынувшим блаженством, Виктор разглядывал мой вырванный зуб, который продолжал держать в щипцах. Потом он поднес щипцы к моему лицу и сказал
- это - второй вырванный зуб на моей практике. А первый - был еще в институте, на муляже…
Для завершения всей операции полагалось на ранку от вырванного зуба положить ватку, смоченную в спирте, но в хозяйстве у Айболита не нашлось ни капли спиртного. Последняя бутылочка боярышника на спирту была им израсходована, наверно, неделю назад.
Оба, чрезвычайно довольные успешным завершением операции, мы направились к капитану, рассчитывая, что может у него найдется несколько грамм дезинфицирующего раствора, но и тут ничего не вышло. Капитан сердечно поздравил нас с успешным возвращением в строй и дал понять, что все необходимые для нас запасы у него иссякли.
Этим событием и кончилась моя зубная эпопея. А Виктору вскоре удалось усовершенствовать свою зубоврачебную практику. Через неделю, после выхода из Гаваны у моего второго радиста Виталика Борзенкова тоже страшно разболелся зуб. Но, в данном случае, у доктора ситуация с анестезией значительно улучшилась. Перед экзекуцией он дал Виталику выпить целый стакан кубинского рома и более уже уверенно таскал своего пациента по проходу между койками в лазарете вместе со стулом. Зуб у Виталика выскочил тоже не с первого раза, а только после того, как он обеими руками зацепился за спинки кроватей, чтоб прекратить движение тела вслед за зубом.
Позже, когда я рассказывал про это врачевание своей матери, работающей в поликлинике врачом-стоматологом, она сама, да и ее коллеги воспринимали это как обычную морскую «байку». Мне кажется, что никто мне так и не поверил.