Один раз в жизни случается такая неприятность, когда новогоднюю ночь предстоит провести в поезде. Из-за трагических событий в Волгограде нам изменили маршрут. И в пункт назначения мы никак не попадали к бою курантов. Мой попутчик Михаил часов в десять вечера достал со дна чемодана бутылку коньяка, видимо, приготовленную для других. На каком-то полустанке мы купили шоколад, несколько мандаринов и лимон к чаю.
Странно, но в юности хочется в Новый год веселья, громкой музыки, красивых девушек, шипения шампанского, огней иллюминации. А сегодня я даже был рад тому, что слышал перестук колес и видел летящий навстречу снег.
– Если в новогодние ночи идет снег, то обязательно случаются чудеса, – проговорил Михаил.
Я только хмыкнул. Подумал, дядька в возрасте, а в чудеса верит. Попутчик заметил мой скепсис.
– Знаете, – проговорил он простодушно, – раньше я тоже ни во что не верил. Но одна, очень давняя история, изменила мои взгляды.
– Что такого необычного с вами произошло, чтобы вы поверили и в чудеса? – заинтересовался я.
–Хотите, расскажу? – спросил он.
Я кивнул.
– Слушайте.
В годы моей юности я. был крепким парнем, заводилой. Кентовался, как тогда говорили. Среди моих знакомых был парнишка, Колька Серебров.
Неприметный. Учился средне, на физкультуре подтянуться толком не мог, и еще внешность портили юношеские угри. Короче, Колька был неудачник и сущий Квазимодо. До кумира наших девчонок – Алена Делона – ему, как до Китая. Так бы, наверное, Сереброва никто и не заметил, если бы в девятый «б» не пришла новенькая.
Раечка в момент своего появления сразу всех сразила. Перед нами стояла живая копия Алисы Селезнёвой. Только не делайте вид, что вам тогда не нравилась эта девочка из кино. Она нравилась всем. Раечка вмиг усекла, что она супер-стар, а все наши местные королевы тут же стали её заклятыми подругами.
Михаил обернулся ко мне. Видимо, мой задумчивый вид, смутил рассказчика:
– Если бы вы воочию видели Раечку, в вас бы даже сейчас все трепетало. Раечка – куколка. Каштановые волосы, короткая стрижка, щечки яблочками, чувственные губы и глаза, обворожительные карие глаза. Закадрить такую девчонку мог только самый-самый. Через день стало понятно, что геройствам и глупостям не будет конца. Через неделю о вечерних драках свидетельствовали синяки под глазами, царапины и засохшие кровавые корки на бровях. Конечно, я не мог быть созерцателем происходящего, поэтому парни с нашей улицы были рекрутированы в свиту. Шоблу. Среди прочих и Колька. Благодаря многочисленности нам удалось разогнать Раечкиных поклонников. Из клуба с субботних дискотек и со школьных вечеров Раечку и нескольких наших девчонок, ставших тенями нашей красавицы, провожали только мы. Конечно, самым главным провожатым был я. Но и Николай засветился. Истории рассказывал, закачаешься. Авторитет у Коляна потянул вверх. Останавливать надо было. Возвращаясь домой, мы обязательно натыкались на соперников. Без длинных переговоров лезли в драку. Сами догадываетесь, что рыцарем Айвенго был я. Но однажды я не пошел вперед, а подцепил на понт Кольку, мол, иди, этим зубы заговори. Вломили ему крепко.
После этого трудно авторитет возвращать.Понятно было, что одними историями в нашем районе не проживешь. Это нам было понятно. А Раечке нет. Она все чаще с Коляном беседовала. Тогда я думал, пусть разговаривают – я-то все сильнее.
Не кулаками взял Колька. Случилось это на новогоднем вечере. Наш класс стишки прочитал, Раечка с девчонками спели песню. Вдруг на сцену выходит Серебров с гитарой. Зал замер. Конечно, музыкальная школа у нас была, в нее девчонки ходили, учились на скрипке пиликать, на фортепиано играли. А Колян раньше никогда даже намеком не обмолвился. И тут… В черной водолазке, в синих новых джинсах, с гитарой на широком ремне Серебров подходит к микрофону, смотрит в зал и громко говорит:
– Эту песню я спою для моей любимой девушки. У меня не очень хороший французский, но я буду стараться, – и берет первый аккорд.
Можете себе представить, какой виртуозной должна была быть игра, и как проникновенно звучать голос, когда произносишь в зал «Если б не было тебя»… Сначала мы опешили. У Коляна любимая девушка! Да кто она? Поклонница Джо Дассена! Я смотрел в зал. И видел только одну девчонку, подпевающую Сереброву. Это была Раиса. Сейчас бы я восхитился Колькиным поступком: выучить аккорды и совершенно незнакомый текст, не понимая ни слова, сохранить интонации и отважиться выйти на школьную сцену, на которой один раз запнувшись, навсегда становишься чмошным выскочкой – это ли не подвиг?
Но в тот момент у меня сжимались кулаки, и я знал, что буду бить Коляна. Ему должно быть очень больно, потому что он обманул меня. Все наши со мной согласились. Даже девчонки, искавшие моего внимания, были на моей стороне. Серебров сорвал овации. В зале орали, хлопали, свистели, просили спеть еще что-нибудь. Он был сейчас героем. Но его ждала расправа.
Сереброва позвали за угол. Я был там и ничего не стал слушать. Левой в живот, правой в скулу. Кто-то из парней попытался уговорить меня, списав Колькин грех на пьяную выходку. Это меня не остановило.
– Ты кого имел в виду, когда орал со сцены про любимую?– спросил я.
– Её, – коротко ответил Колька.
Я снова ударил его. Но он поставил блок. Мой кулак скользнул по касательной. И это разозлило. Пропустив от Николая несколько незначительных выпадов, я дождался, когда он открылся, ударил в переносицу и срубил подсечкой. Несколько ударов ногой под ребра, еще пара в лицо – предатель был повержен.
Преданные вассалы и я удалились на дискотеку. Но Раечки уже не было. Не пошла она и в кино, а потом, вообще, сказала, что я урод.
В начале третьей четверти Колька сидел с Раисой за одной партой, и во время уроков можно было видеть его счастливую рожу. На переменах и после уроков Кольку задирали все отвергнутые. Но чем чаще он вступал с нами в драки, тем благороднее казался в глазах нашей дамы сердца.
На восьмое марта вечером я случайно увидел Сереброва. В руках у него были цветы. Она вышла по условному сигналу. И в ответ на подаренные тюльпаны испуганно чмокнула его в щеку. Он обнял её. Дольше тех секунд, когда они склонялись друг к другу для поцелуя, у меня в жизни не было. Даже когда мне грозила смерть, и то всё быстрее промелькнуло. А тогда прошла целая вечность. Плевать мне было на Кольку. Но я видел, сколь сладостен был поцелуй для Раечки. Дальше бить Сереброва было бесполезно.
Конечно, планов мести я не вынашивал, но отомстить Кольке хотелось. Все получилось спонтанно. Раньше были такие брошюрки, выпущенные в издательстве «Здоровье», о сексуальном просвещении. Сейчас это выглядит очень глупо, а в те времена интимные подробности вышибали слюну, округляли глаза и лишали рассудка. Информацией делились точно так же как сегодня Эдвард Сноуден секретными материалами. Друганам содержание брошюры я пересказывал на большой перемене, стараясь быть красноречивым и описать то, чего не видел никто. В конце рассказа, сам не знаю, почему, я добавил, что вот так устроена наша Райка.
– Врешь! – несмело пролепетал самый закадычный мой кореш.
– Век свободы не видать, зуб даю, – щелкнув ногтем о зуб, поклялся я, – Колян Серебров сам рассказывал.
Прошла, наверное, неделя. Во время урока Раисе передали записку. Она прочитала её, встала со стула, влепила Кольке звонкую пощечину, смела с парты все его принадлежности и ногой спихнула со стула.
Учительница что-то кричала. Мы орали. Серебров был повержен.
Но были слезы. Горькие, горькие слезы. Слезы самой большой обиды катились из прекрасных карих Раечкиных глаз.
Серебров школу не окончил. Ушел в училище, потом в армию, а по возвращении стал работать в пожарной части. С женщинами его никто не видел, поговаривали, что служил Колька в ракетных войсках. И когда наши сбили «Боинг» на Дальнем Востоке, принимал участие в монтаже ядерных боеголовок на ракеты, так что после этого бабы ему до фени.
Потом перестройка, первые кооперативы. Я бизнесом занялся. Будучи уже тридцатилетними мы вновь встретились. И даже как-то оказались в одной компании на Новый год. Вот тогда, куря на кухне, я и узнал от изрядно выпившего Кольки, что много лет подряд под новый год он загадывает одно единственное желание. Хочет встретиться с Раисой. Я что-то промямлил, мол, нужно все забыть, все мхом поросло, но сказал, что Рая окончила медицинский институт и работала в структуре МЧС, была связана с медициной катастроф. Я кое-что знал о Раечке, хотя пути наши давным-давно разошлись.
Хорошо помню двухтысячный. Такое забыть, наверное, никогда не придется. Я к этому времени крупный бизнесмен, уважаемый человек, у меня есть квартира в городе, отличный дом на берегу Касаргов, «Мерседес», в лопатнике только зелень. Отмечаем праздник большой компанией в моём загородном доме. Баня, прорубь на озере, снегоходы под парами. Душа требует разгула. Пируем. Друзья и девки бегают в баню париться. Когда вспыхнула облицовка, не знаем, но кто-то сунулся в коридор, а там уже огонь. Дом зарешечен. Решетки варили на совесть. Запираем двери, лезем на второй этаж, звоним в пожарную часть, и скулим, ожидая смерти. Когда пожарные приехали и стали нас со второго этажа полуживых снимать, заметил, корешка моего вечного с подружкой нет. И тут я вижу Кольку в форме, зову его и рассказываю про кореша, про подсобку и ни слова про пару газовых баллонов. Забыл от боли и с перепугу. Николай натягивает на себя специальный комплект, и с брандспойтом наперевес бросается в коридор. Тогда и рвануло.
Слышу, орут:
– Командира убило!
Еще двое несгораемых в самое пекло полезли. Тело Колькино вытащили. И тех, двоих тоже. Я к Кольке. А он черный.
Пожарный медика городского к Кольке тащит. А тот кричит: «Что его смотреть? Погиб. Чудес не бывает». У меня женщина врач из спины оконные осколки вытащила и бинтовать начала. Разворачивает к себе лицом, а это Раечка. Через столько лет, а она такая же. Только глаза... Глаза грустные и уставшие. Я её схватил за плечи, трясу и ору:
– Спасай! Его спасай!
Она думала, у меня шок. Все со мной возится. А я, наконец, в себя пришел:
– Серебров умирает. Колька! Тогда! В школе! Это не он! Это я! Это всё я!
Не знаю, уж поняла она, о чем я, или нет, но бросилась к Сереброву.
Откинула забрало на шлеме и как закричит.
– Николай!
Пронзительно. Не скажу, что Вселенная перевернулась, но Колька полчаса мертвым считался. А она стоит перед ним на коленях, запрокинула голову к небу и благим матом орет:
– Ко-о-о-о-ля-а-а-а!!!
Дрогнули веки у Кольки.
Раиса с ним уехала. Говорят, восемь часов она во главе бригады стояла у операционного стола. Лучший нейрохирург области ей помогал, но по окончании сказал, что Колька все равно умрет. Иначе – только чудо.
Понимаете, все уверены, что эта странная штука, чудо, происходит только один раз. А тут сплошная череда. Я сам видел. Приехал седьмого января Кольку проведать, корзину фруктов, напитков, дребедени всякой приволок. Я ж ему по гроб жизни. А мне говорят: «Не надо!» Я Раечку дождался. Она пришла. Скромно так одета. И ладаном от неё пахнет. Не поверил я, чтобы хирург центра медицины катастроф могла в метафизику впасть. Могла. Садится Раиса на кровать возле полумертвого Кольки, достает маленькую иконку Богородицы и кладет ему в руку. В мертвую руку. Белую, будто гипсовую. Но пальцы шевельнулись. Сжались в кулак. На седьмые сутки он пришел в себя. Глаза открыл. Сразу узнал Раю, будто и не расставался никогда.
А я ушел. Только с тех пор что-то во мне не так стало. Знаю, не замолить мне прошлого, но в будущем не хочу, чтобы людям плохо было. Помогаю, как умею.
Михаил замолчал.
– Значит, веруете?
– Верую, – кивнул он, – В любовь верую.
Михаил допил свой коньяк, буркнул: «С Новым годом!», – лег на полку и отвернулся к стене, из-за которой еле слышно доносилась мелодия старой французской песни:
«Если б не было тебя,
Скажи, зачем тогда мне жить»…