*****
Ой пришел в себя. Та же кровать, что после ранения молнией Зевса, так же приятно холодили спину чистые простыни, так же сидела в кресле Эстер и вязала носок для фронта.
– Кхе, кхе, – откашлялся Ой, чтобы обратить на себя внимание.
– Очнулся, – улыбнулась Эстер, откладывая вязанье, – как ты себя чувствуешь?
– Неплохо, – он сел, привалившись спиной к высокой подушке, – только грудь немного болит.
– Идиоты, – Эстер поправила одеяло, – чуть не поубивали друг друга. Еле вытащила тебя, а Чана спасла Дора.
– Разве в этом мире возможно умереть?
– Не пробовала. Думаю, если очень постараться, то и это возможно.
– Мы проиграли?
– Дельфийский Оракул присудил ничью. Чан всё-таки подсадил в него агента. Раджа не желал соглашаться с этим решением, доказывая, что Чан должен был умереть ещё в начале боя от щепки в глазу. Он даже хотел идти войной на Зевса, дабы разрушить капище лживого пророка, но я и Фрида отговорили его.
– Как армия?
– Никто не пострадал. Все вторичные сущности обратились в первичные информационные ресурсы. Только Раджа отчего-то привязался к Кровавой Секире и твоему коню. Обоих он взял в свою резиденцию.
Ой откинул голову на спинку кровати.
– Значит прав Раджа. Спасай их не спасай, а конец один – первичные ресурсы.
Эстер пересела к нему на кровать. Она нежно растрепала ему волосы.
– Мальчик ты мой мальчик, в чем-то прав Раджа, в чем-то ты. Истины не существует.
Она встала.
– Отдыхай, милый. Осмотри дом, местность, где я живу, а я к Доре на совещание. Будем обсуждать условия третьего тура.
Она поцеловало Оя в щёку. Потом быстро, не обернувшись, вышла в дверь.
«А могла бы просто исчезнуть», – подумал он, вставая.
Впервые в этом мире он был предоставлен самому себе. Одеваясь у окна, за которым блестела на солнце чешуя моря и летали над ней крикливые чайки, Ой пытался определить, как долго он существует здесь. Посчитав свои приключения, у него получилась – примерно пять дней. Правда, имелось несколько белых пятен безвременья. Их продолжительность он не мог оценить даже приблизительно. «Последнее, например, – думал он, завязывая шнурки кроссовок, – сколько я пробыл в беспамятстве? Или эта белая дорога на входе в сеть». Внезапно его посетила простая мысль: вывести на монитор видимого мира часы с календарём. Он обратился к первичным ресурсам и не увидел их. Видимо, они были заперты для его приложений. Зато во множестве имелись вторичные ресурсы. Они окружали его в виде смятой постели, дивана и кресла, на котором лежал недовязанный носок красной шерсти, в виде окна и стен, моря и чаек, гор и высокого неба.
После несколько неудачных попыток у него получилось из картины с ягнёнком у ручья и части стены соорудить часы. Они показывали четверть третьего 17 августа вторник. Стало быть, с момента входа прошло восемь дней.
Дом Эстер был огромный. Лучше его назвать – замок или дворец. Большой и отнюдь не пустой дом. Повсюду Ою встречались горничные в белых передниках и лакеи в помпезных ливреях. Горничные протирали мебель, возили пылесосами по сверкающим полам. Лакеи ходили со стопками свежего белья. Шла генеральная уборка. Такое пристрастие к чистоте в мире, где невозможно появления пыли и грязи показалось Ою несколько странным, каким-то ритуалом, смысл которого давно потерян. При появлении Оя слуги, оторвавшись от своих занятий, почтительно замирали.
В этой пчелиной деловитой суете ему стало неуютно от своей праздности, и он решил выбраться наружу. Но выйти из дома оказалось на так-то просто. Ой переходил из зала в зал, чьи интерьеры он характеризовал как ультрасовременные, однако с картинами классического письма на стенах, попадал в большие ванные комнаты, выходил на застеклённые эркеры и галереи, поднимался и спускался по широким лестницам. Только окончательно заблудившись, он остановил в каком-то коридоре лакея со стопкой белоснежных полотенец.
– Послушайте, ммм любезный, – Ой не знал, как следует обращаться к слугам, – где выход?
Лакей оставил свою ношу на верхней плоскости цилиндра совершенно непонятного назначения и жестом попросил Оя следовать за ним. В конце коридора лакей указал на дверь, мимо которой Ой уже не раз проходил и даже открывал, но тогда он попал в гардероб. Ой приоткрыл дверь, в уверенности, что увидит платяные шкафы. Он увидел маленький дворик мощенный булыжником и уходящую круто вниз каменную лестницу. Наружи стоял солнечный прохладный день. Слуга смиренно ждал.
– Как вас зовут? – обратился к нему Ой.
Лакея звали Василием.
– Василий, нет ли у вас случайно какой-нибудь верхней одежды.
Пообещав вернуться через пять минут, Василий со всех ног бросился исполнять просьбу. Он принёс на выбор пальто, плащ и куртку. Ой выбрал куртку защитного цвета. Длинную, теплую, на молнии, с капюшоном и множеством карманов. Как раз для холодного северного лета.
Поблагодарив Василия, в глазах которого впервые мелькнуло что-то осмысленное, Ой вышел во двор, быстро прошел его и ступил на лестницу. Опрятный городок лежал как на ладони, на узкой ладони за миллион лет прорытой речушкой. В порту находилось много рыбачьих лодок и один большой корабль. У корабля суетились крошечные фигурки в красных куртках. Ухоженная набережная, берущая начало у порта и другим концом упирающееся в скалу с круглой башней из серого камня. Собор, рыночная площадь перед ним и чистенькие дома, по большей части одноэтажные.
Лестница спускалась по отвесной скале. Местами она нависала над пропастью, местами ныряла в коротенькие туннели. Она закончила спуск у храма. От храма к набережной вела широкая улица, украшенная по бордюрам двумя рядами тропических пальм. Расположенные по обеим сторонам дороги мясные, рыбные и овощные лавки были в эту пору закрыты. Сама улица была безлюдна, только в одном месте сидели на лавке две старухи. Ой вежливо поздоровался с ними. Старухи мелко закивали, провожая Оя любопытными взглядами.
У самой набережной Ой приметил открытый ресторан под вывеской «Северное сияние». Туда он и направился. Маленький зал ресторана выглядел уютно и очень чисто.
– Добрый день, – садясь на высокий стул, поздоровался Ой с барменшей, высокой дородной женщиной преклонных лет.
На её рубашке была приколота табличка с именем «Хельга».
– Добрый день, мой господин, – певуче ответила Хельга, – желаете что-нибудь съесть или выпить?
– Бокал красного вина, пожалуйста.
Хельга наливала тягучее вино из маленького бочонка.
– Как вы здесь живёте? – спросил её Ой.
– Здесь в печальной Ставриде, куда нас судьба занесла, мы совсем не скучаем, – и через плечо поглядела.
«Эстер и сюда занесла свои литературные пристрастия, – подумал Ой. – Собственно, почему должно быть иначе». Он вспомнил Раджу с его Шерханом, Зевса и его Олимп, и почувствовал ни себе вопросительный взгляд барменши.
– Вы что-то спросили, Хельга?
– Вы из замка, мой господин?
– Да, из замка.
Хельга принялась протирать влажной тряпицей барную стойку.
– Герцогиня у нас добрая.
«Ха! Оказывается Эстер герцогиня. Хорошо, что не богиня».
– Половина городка служит в замке, – продолжала Хельга, – и знаете, – она понизила голос до шепота, хотя бар был пуст, как трюм корабля до улова ставриды, – Знаете, они ничего не помнят из того, что с ними происходит в замке.
– Может не хотят говорить, – предположил Ой, – знаете, подписка о неразглашении, и всё такое.
– Э нет, мистер. Я-то своего сына знаю. Он бы мне рассказал.
«Да убирают они там. Чистят, моют, пылесосят», – хотел сказать Ой, но промолчал. Может это тайна герцогини.
– А чем занимается другая половина, – попытался Ой переменить тему.
– Ловят ставриду на отмелях, – оживилась Хельга.
– А зимой? – спросил Ой, отхлёбывая вино. – Хорошее вино, Хельга.
– Зимой? – взгляд женщины выражал недоумение.
– Ну да, зимой, когда холодно.
– В понедельник шторм. Рыбаки сидят по домам. Во вторник, – Хельга загнула второй палец, – приходит Большой Корабль, все грузят в него рыбу. В среду праздник улова. В четверг и пятницу, – Хельга загнула сразу два пальца, – будни. Рыбаки ловят рыбу. В субботу Большая Ярмарка. В воскресенье месса во славу герцогини и новый год. А в понедельник – шторм. Я не знаю такого дня зимой, мистер.
Ою стало неудобно, будто он сморозил глупость.
– Нынче вторник, – говорила Хельга, – день Большого Корабля. Чудные речи ведете вы, мистер. Надо же такое придумать – зимой.
Множество вопросов вертелось на языке, однако Ой не решался их озвучить, боясь своей дикой неосведомленностью напугать женщину.
– Скажите, дорогая Хельга, а как в городе проходят вечера. Видите ли, я этнограф, – сам не зная почему, Ой выдал себя за этнографа, – меня интересуют местные обычаи.
– Кто как, мой господин, – женщина успокоилась. Она бросила протирать стойку, села напротив Оя, подпёрла щёку рукой, – кто дома сидит, кто по набережной гуляет. Вечерами у нас тепло, мой господин. А кто книжки читает.
– Книжки!
– У нас не какой-нибудь медвежий угол. Герцогиня устроила нам большую библиотеку в ратуше. Книжки читаем, а кто пограмотней – сами пишут.
– Не встречаются ли, Хельга, в этих книжках незнакомые вам слова?
– Встречаются, мой господин, – вздохнула Хельга.
Дверь отворилась и в ресторан ввалилась шумная ватага сильных мужчин, одетых в красные куртки. Лица и руки их были обветрены и грубы, одежда покрыта мелкими рыбьими чешуйками. Они принесли с собой солёный запах морских ветров, крепкий запах рыбных косяков, пасущихся на отмелях, острый запах солярки. Она внесли в кабачок дух простой честной жизни, без мучительных сомнений и сопливых колебаний.
«Видимо, – думал Ой, глядя, как рыбаки раздеваются, бросают свои куртки на пол в углу, как рассаживаются за столы, – начинается вечер Большого Корабля». И, словно в подтверждение предположения, со стороны моря послышалось два протяжных басовитых гудка.
Десяти минут не прошло, а рыбаки уже веселились вовсю. Пред каждым стояла кружка с пивом, а иные начали по второй. Откуда не возьмись появился высокий скрипач в долгополом пальто и девица с фиолетовыми волосами и пирсингом по всей мордочке. Скрипач отчаянно наяривал, девица пела весёлую песню о вдовушке и заезжем студенте, рыбаки подхватывали припев, рядами раскачиваясь из стороны в сторону, будто волны ходили по морю. Хельга сбилась с ног, обслуживая жаждущих пива и песен мужчин.
«Пора сваливать». И тут Ой вспомнил, что ему нечем заплатить. В этом мире он уже успел отвыкнуть от денег. Ой тронул за локоть проходящую мимо Хельгу с подносом, заставленным пустыми пивными кружками.
– У меня нет денег, Хельга.
Грянул припев и хозяйка, перекрывая рёв рыбаков, ответила:
– Не беспокойтесь, мистер, я запишу на счет замка.
На улице стало заметно теплей. Солнце если и сдвинулось к западу, то совсем на чуть-чуть. Предстоял длительный, теплый вечер. Главная улица от порта до храма и ратуши наполнялась людьми. Степенно ступали почтенные матроны в тёмных одеждах, ведомые супругами в парадных костюмах. Молодые мамаши выгуливали в колясках своих ещё не умеющих ходить чад. А чада уже умеющие ходить сновали стайками по возрастам: кто просто бегом, кто на роликах, кто на велосипедах. Мужчины стояли кучками и что-то горячо обсуждали. Все друг с другом раскланивались, все друг друга знали. На Оя никто не обращал внимания. Только быстрые взгляды любопытных старух говорили, что он не остался не замеченным.
Ой прошел мимо собора, миновал ратушу, где добрая герцогиня устроила библиотеку, и пошел по дороге вдоль ручья постепенно сужающийся долины.
За городом дома попадались редко. Они стояли вдоль дороги, как одинокие забытые всеми часовые. За домами на южных склонах были устроены террасы с виноградниками и лимонными деревьями. Ой подивился обилию тропической растительности в северных широтах. «Впрочем, – одернул он себя, – Эстер ничего не стоит заставить бананы цвести в арктических снегах».
Северные склоны были отданы под хвойные рощицы и пастбища. Тучные коровы лежали на траве и размеренно жевали жвачку. Кучки овец и коз переходили с места на место. И тех и других пасли собаки.
У последнего дома – крепкого особняка под тесовой крышей – стоял, опёршись на деревянные грабли мужчина. Голову его украшала зелёная шляпа с орлиным пером. Синие шорты на подтяжках, белая рубаха и грубые ботинки находились в удивительной гармонии с обликом крестьянина и его домом. Если в оформлении городка преобладали кричащие итальянские напевы, то чем дальше в горы, тем становились заметней в крестьянских жилищах тирольские мотивы.
– Добрый день, ман херр, – сказал крестьянин, когда Ой поравнялся с ним, – славный денёк, не правда ли.
– День и в самом деле добрый, – вежливо приветствовал его Ой, – куда ведёт эта дорога.
– В горы.
Ой не мог не признать в лаконичном ответе крестьянскую вековую мудрость.
– Позвольте спросить, ман херр, не начался ли в Ставриде вечер Большого Корабля?
– Уже идет не меньше двух часов.
Мужчина забеспокоился.
– Мария! – громко крикнул он.
На крыльце появилась молодая женщина в нарядном платье. Она кивнула Ою.
– Мария, ты собрала детей?
– Ганс, – Мария воинственно уперла руки в боки, – я то собрала. Не мешало бы тебе самому надеть парадный костюм. Если так копаться, то пропустим весь вечер.
– Простите, майн херр, не могу обстоятельно с вами побеседовать.
– Не волнуйтесь, дружище, – Ой поднял руку в успокаивающем жесте, – и в самом деле следует поторопиться,
Ганс пошел в дом торопиться, а Ой двинулся по дороге в горы. Миновав хозяйство Ганса, дорога освободилась от асфальтового покрытия. Гравийная лента, петляя, взбиралась в горы. В некоторых местах она переходила в ступеньки, вырубленные в скалистом грунте. По сторонам дороги росли высокие ели. Они встречали и провожали Оя печальным покачиванием ветвей.
Дорога взбежала на перевал между двух высоких гор и здесь оборвалась. И не только дорога, мир Эстер заканчивался перевалом. На гигантском холсте из ничего были намалёваны уходящие к горизонту горы, далёкое селение на склоне, небо с редкими кучевыми облаками и крадущимся в синеве маленьким самолётиком. «Стоит проткнуть любопытным носом этот холст и покажется потайная дверь в простой понятный мир, где нет верховых орлов и живых шахмат, где боги далеки и отстранены от своих созданий. Только вот ключика золотого, – усмехнулся Ой, – нет у меня, – Ой огляделся. – Невелико же герцогство Эстер. За день обойти можно».
Как ни медленно ползло солнце по небу видимого мира, давая жителям Ставриды сполна насладиться теплым вечером Большого Корабля, однако ж клонилось оно к закату. Пора возвращаться.
Из ресурсов булыжника, сухой коряги и пучка желтой травы Ой соорудил себе крепкий горный велосипед, посчитав, что это транспортное средство не поразит, не испугает ставридцев. Полчаса спустя он, прислонив велосипед к пальме у собора, стал подниматься по лестнице в замок.
«Мы все собрались на веранде, – раздался голос Эстер в его голове, – ждём только тебя».
«Всё-таки довольно бесцеремонный народ здесь проживает, – подумал Ой, – у них появилась пагубная привычка вторгаться в приватную сферу».
– Буду через четверть часа, – сказал Ой вслух.
И почувствовал, как вокруг него сгущается кокон, чтобы быть мгновенно перенесённым на веранду. Ой защитился ресурсами скалы и части лестницы. Кокон растаял.
– Буду через пятнадцать минут, – повторил он.