Жалкие жертвы, или корабли проходят мимо

Всеволодов
(пьеса в двух действиях)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ПЕРВАЯ СЕМЕЙНАЯ ПАРА:
ДМИТРИЙ И РЕГИНА
ВТОРАЯ СЕМЕЙНАЯ ПАРА:
ИВАН И СТЕЛЛА
ТАКЖЕ:
ХОЗЯЙКА  КВАРТИРЫ

           ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
 СЦЕНА ПЕРВАЯ
(На сцене стоит кровать, на которой спят  Дмитрий и Регина.   Дмитрий просыпается,  смотрит на спящую жену  с тревогой, потом, повернувшись, пытается заснуть, но сон уже не возвращается к нему. Дмитрий встает с постели,  нервно ходит  по   комнате, выкуривает сигарету, и садится рядом с Региной. Вначале просто смотрит на нее, а потом принимается будить  жену, спящую  с безмятежной улыбкой на устах).
Дмитрий.  Ты сейчас так кричала. Что с тобой?
Регина. Я? Кричала? Странно, такой  нежный  сон был.
Дмитрий (с плохо скрываемым,  нервным,  подозрением).  Что? Что  тебе снилось?
Регина (кладя ему голову на колени). Прости, дорогой, я тебя разбудила, да? Прости. Сейчас ведь ночь еще, да?
Дмитрий  (нервничая все сильнее).  Что? Что тебе снилось, ты можешь мне сказать?!
Регина. Просто сон. Было так спокойно…тихо…И я. Еще совсем маленькая девочка.
Дмитрий. Кто?
Регина. Что  «кто»?
Дмитрий. Кто держал тебя за руку?
Регина. Разве я сказала, что кто-то держал меня за руку?
Дмитрий. Ну, маленьких  девочек всегда кто-то  держит за руку.
Регина. Нет, там было море…пляж…так тепло…солнце…чайки еще.  И я …на берегу. Одна.
Дмитрий. Одна?
Регина. Да.. и еще песок   теплый, так хорошо было, не понимаю,  почему я кричала во сне.
Дмитрий. Значит, одна, без меня. Я тебе уже давно не снюсь. Отдыхаешь в своих снах от меня. А раньше снился, помнишь?
Регина. Что с тобой, Дима?  Ты странный какой-то совсем.  Прости, что разбудила тебя. Прости. Давай спать. Пожалуйста. Нам рано вставать на работу. И тебе, и мне.
Дмитрий. А ты…ты  ведь не кричала во сне.
Регина. Что?
Дмитрий. Ты лежала и улыбалась, сладко так, сладко-сладко. Ты никогда уже не бываешь такой со мной. Только когда спишь. И только потому что наверняка тебе снится кто-то другой. 
( Дмитрий встает,  подходит к окну, и дальше говорит с Региной так, как будто она не лежит еще в постели, а прислонилась к стеклу со стороны улицы).
Регина. Сколько времени? Пожалуйста, давай спать. Мы не выспимся совсем.
Дмитрий.  Я люблю тебя.
Регина.  Сколько время?
Дмитрий. Я все еще очень люблю тебя, понимаешь?
Регина. Да. Я тоже тебя люблю (уже с некоторым раздражением).  Но почему об этом надо обязательно говорить ночью?  (она  закрывает голову подушками, сверху еще натягивает одеяло, чтобы не слышать Дмитрия, чтоб его голос не мешал ей еще хоть немножко поспать).
Дмитрий. И вот сейчас ты сказала, что тебе  снилось море. И ты там…во сне…  ты одна.  Маленькая девочка. Я сразу представил, что кто-то держит тебя за руку. И этот кто-то – явно не я. И еще я вспомнил, как увидел тебя в первый раз…в книжном магазине.  Увидел в тебе вот именно эту маленькую девочку, которая должна работать не иначе, как в отделе книжек-сказок. У тебя глаза такие были, как у сказочной героини. А сейчас они у тебя взрослые совсем, эти глаза. Может быть, это из-за меня. Наверное, я очень многое делаю не так.  Прости, я попробую  быть другим.  Мне только очень важно, чтобы ты оставалась со мной. Чтобы ты не исчезла из моей жизни. Не ушла в чью-то другую.  Я  без всего на свете  мир вокруг  себя могу представить,  абсолютно без всего, но только не без тебя.  Понимаешь? Ты молчишь? Почему ты молчишь?
(он поворачивается и только теперь понимает, что говорил в пустоту, так как  Регина давно закрылась, словно стеной,  от него – подушками и одеялом.  Он подскакивает к кровати в нервном возбуждении, хочет  стащить  с нее эти подушки,  причем движение руки его также яростно, как при ударе, но  в воздухе рука его вдруг останавливается, обмирает, и сам он весь как будто сразу становится мягким, безвольным,  словно плюшевая игрушка, опускается рядом с ее кроватью, и тихо плачет, потом вдруг эти слезы переходят в рыданья. Регина просыпается от громкости  его  слез, встаёт с кровати, обнимает его, целует с материнской нежностью,  и он приходит в себя).
Дмитрий. Я люблю тебя.
Регина. И я тебя, дурачок мой. Смешной мой.
(нежные ласки переходят в страстные объятья, и  они оба уже  лежат  на кровати, она начинает раздевать его,  страстно целуя, но видно, что страстность эта – вынужденная, вымученная. Раздается звонок будильника, и Регина явно рада этому).
Регина. Прости. Сегодня  никак нельзя опоздать. Директор с утра на работе должен быть.  Прости.
( надев на него   футболку, которую сама  только что сняла,  встает с кровати, поцеловав его в лоб. Дмитрий  выключает все еще звенящий будильник). 

 СЦЕНА ВТОРАЯ
(На постели спит Стелла,  беспокойно ворочаясь во сне,   беспокойство нарастает, настолько, что она,  вскоре запутывается в складках одеяла, словно в паутине.  Входит Иван,  с большой картиной в руках. На картине – море, солнце,  яркие и безмятежные краски.  Иван подходит  к постели Стеллы, осторожно, чтобы  не разбудить   ее, снимает у нее за спиной висящую над постелью  картину современного абстракциониста, наполнившего  ее  своими  болезненными  линиями,  вешает ту, что только  что принес с собой.  Затем садится  рядом со Стеллой и начинает  негромко, кричать, подражая крику чаек.  Стелла просыпается).
Стелла. Уже утро, да?  Мне послышалось, что чайки  кричат,  но что  снилось –   не помню. Море, наверное.
Иван. Тебе не приснилось. Чайки и,  правда,  кричали. И море… оно тоже здесь. А мы с тобой на  берегу.
Стелла (приподнимается  на  подушках). Здорово, если б и правда так было.  Глупость, наверное, не так уж сильно  в этот раз я болела, а  я лежу, думаю, что вот умру,  как дурочка маленькая просто…реветь хочется…Столько накрутила себе.  Представляла даже , что вот,  ты приходишь, а  я…а А меня уже нет. И…знаешь что меня больше всего беспокоило?  Что умру в какой-то  уродливой позе.  Что очень плохо буду выглядеть когда умру. Ты войдешь, посмотришь на меня,  ужаснешься и… и разлюбишь.  Вот прям  представляла-представляла, как ты меня разлюбишь. Только поэтому очень страшно было умереть. И еще потому что море хотелось увидеть.  Хоть в последний раз в жизни. Хоть чуточку посмотреть на него.  Но теперь же все позади….все уже не страшно. Я же выздоровела.
Иван.  Смешная ты. Какая же ты все-таки смешная у меня. Мы летом обязательно поедем, на море, я найду деньги.  Будем жить там целый месяц. На самом берегу.  Просыпаться  от крика  чаек (изображает крик чаек).
Стелла (развеселившись).   Так это ты? Это ты был? Значит, чайки мне не приснились?
Иван. Нет. Все по-настоящему. И море тоже.
Стелла.  Но…это ведь еще только летом, да? Сейчас еще, наверное не получится   поехать.
Иван. Но не только ты скучаешь по солнцу и морю, они тоже грустят без тебя, так что пришли тебя навестить. Вот, посмотри  (указывает ей на стену. Стелла поворачивается, радостно вскрикивает).
Стелла. Ой! Когда же ты успел?! (благодарно целует его).  Подожди…а та картина…где… она…она  же тебе так нравилась.
Иван. Уже не нравится.
Стелла. Почему?
Иван. Да плохие с ней воспоминания связаны.
Стелла. Какие? Ты не говорил мне ничего.
Иван. Воспоминания – это дело наживное, раньше не было, сейчас есть. Да ладно, шучу  я, ерунда все. Просто я понял, что ты права была, что лучше этой картине  здесь не висеть.
Стелла. А   куда ты ее  дел?
Иван. Подарю кому-нибудь.  Ну что мы все об этом. Лучше посмотри…(показывает на новую картину).  Правда же, волны вон, песок, чайки,  все как настоящее? Как будто не красками ...как будто  взаправду.
Стелла. Здорово. И где ты  только такую купил?
Иван. Я специально ее заказал одному художнику. Хотел, чтобы было все  именно твое….чтобы в каждой песчинке твоя бы душа отразилась. Он не просто так эту картину писал. Я рассказал ему о тебе.
Стелла. Обо мне? А что ты рассказал?
Иван.  Ну,  это один мой знакомый художник,  в юности еще учились вместе,  а потом столько лет не виделись,  хороший  художник ,  правда?
Стелла. Да,  здесь именно все мое,  каждая песчинка. И море. Живое. Даже не думала, что картины могут быть настолько живыми.  Так и хочется  нырнуть, поплыть,  понежиться в этих  волнах (берет его за руку).  Нырнем?
Иван (грустно).  Там стена.
Стелла (смеясь).  Ну, вот испортил всю романтику.  Сам такое чудо сделал, и сам же не веришь.
Иван. Мы скоро на настоящее море поедем.  Будем купаться, загорать,  веселиться, как дети. Мне кажется, рядом с морем все становятся детьми.
Стелла. Правда-правда?
Иван. Конечно. Уже скоро.
Стелла (прижимаясь к нему).  Я опять как девочка маленькая. Я в детстве , у папы … когда он еще жив был….перед Новым годом спрашивала  - правда ли он мне подарит  то, что обещал. Однажды велосипед попросила, у нас все девчонки  катались, а у меня не было.
Иван. И как? Подарил?
Стелла. Неважно.
(обнимаются, вдруг картина падает).
Иван. Черт, повесил плохо.
Стелла. А прежняя хорошо держалась.
Иван. Да уж….

СЦЕНА ТРЕТЬЯ
(Мастерская  Дмитрия.  Он у холста, пытается тщетно создать  ускользающий образ. Рядом с мольбертом стоит    Иван).
Дмитрий. Вон, здесь свет должен, наверное, по другому ложиться, как считаешь?
Иван.  Да какой из меня советчик, ты что.  Я уже сколько лет кисти в руки не брал. Даже не верится,  что по-другому когда-то было.  Сейчас,  наверное, вообще ничего не смогу,  даже карандашного наброска   сделать,  даже эскиз самый простой.
Дима (протягивая ему кисть). Возьми.
Иван. Зачем?
Дима. Ну, возьми, попробуй,  допиши,  я не верю, что  в тебе ничего не осталось. Это все не забывается.  Это всегда внутри живет, чем бы ни занимался.  А с твоим-то талантом…
Иван. Да какой там  талант, вот Костя – это талант.  Но я и здесь ошибся. Думал, он столько всего сделает, мир перевернет. Ошибся я.
Дима.  Ну, мне то его абстракции никогда не нравились. А ты даже на стене дома картину  его повесил. Прямо над кроватью.
Иван. Снял уже.
Дима.  Надо же, через столько лет.   Что, не веришь  больше, что он великим станет?
Иван.  Я его видел.
Дима.  Костю? Где? Ты серьезно? Чего он приехал? Чего ему  там, в Америке своей, не  живется, по родине заскучал?
Иван.  Встретились, поговорили, он сам позвонил.  Искал меня.  Ты бы его и не узнал сейчас. Так изменился он сильно.
Дима.  Чего ему не измениться, столько  времени в другой стране уже… Да и  лет  сколько прошло.
Иван. И еще он теперь очень богат. Очень.
Дима. Это он тебе сказал?
Иван. Он не хвастался. Просто предложил мне…
Дима. Что предложил?
Иван (очень болезненно). Так,  одну работу…странную….но это не важно…там просто… это… наши дела, личные совсем.
Дима. Уже секреты.
Иван. Ну, это просто совсем  личные наши дела.
Дима. Это Стеллы касается?
Иван.  Я же говорю, личное,  не это важно, я вообще, наверное, зря сказал тебе.
Дима. Он же уступил тогда ее тебе практически. Многие думали, что  поэтому в Америку и уехал, - что она тебя, а не его выбрала. Другой бы боролся. А  он смылся.
Иван. И вот когда там речь о деньгах зашла, я просто подумал что он сумасшедший. Такие суммы. Но  я  их видел, эти деньги. В руках у него.
Дима. Однако разбогател он,  видать,  на продаже картин,  не иначе на подпольный рынок  вышел.  Свои бы он не продал так никогда.  Я как-то имя его видел, в газете, там  про аукцион  было. Суммы, действительно, большие очень назывались.  Так что он от тебя хотел?
Иван.  Забудь. Я тебя прошу. Я зря все это наговорил, не надо было. Прости. Просто с языка сорвалось. Потом, ладно? (показывает  на  картину, которую пишет Дмитрий).  А что ты пишешь? Это Черная  Речка? Место дуэли Пушкина?  Напряжение схвачено, экспрессия есть уже…и мазки такие нервные… надеюсь, что не из-за нашего разговора….что так и  хотел.  А эта женщина… явно не Наталья Гончарова.
Дима.  Нет, конечно, нет, и Пушкин ни при чем здесь, совершенно. Просто…уже сколько времени…я только и пытаюсь изобразить одну и ту же женщину…и колдовство какое-то, наваждение, все получается, все живое, а ее – не могу. Как туман какой-то  встает, глаза как будто  слепыми делаются….
Иван. И что это за женщина?
Дима. Моя жена.  Что-то сломалось у нас.  Мне кажется, что ей очень плохо со мной, что она меня бросит скоро. А я без нее не смогу. Это я точно знаю. И так хочу  хоть на картине ее счастливой изобразить.  Ну,   или хоть с улыбкой радостной,  безмятежной. А начинаю…и одна болезненность лезет сама… экспрессия, чтоб ее!  Нервные мазки, как ты говоришь… Подожди…(смотрит  пристально на Ивана).
Иван. Ты чего? 
Дима. Подожди, немного постой, не двигайся, это недолго.
Иван. Ты чего,  рисуешь  меня?
Дима. Я тебя прошу, потерпи немножко. Не двигайся, не говори ничего. Просто подумай о чем-нибудь хорошем.
Иван (усмехается). О хорошем…Когда так говорят, сразу в голову  лезет все самое плохое. Все, все, прости, молчу.
(Дмитрий заканчивает  картину, возбужден  сознанием удавшегося изображения). Получилось. 
Иван. Что получилось-то? Ты ж не меня же рисовать собирался.
Дима. Я ее написал. ЕЕ! С улыбкой, с безмятежной улыбкой.
Иван. Ты больной, что ли?! Не с меня же ты ее писал!
Дима.  Посмотри, теперь  видишь?  Вы вдвоем здесь, видишь?  Я понял наконец, только сейчас понял. Почему ничего не получалось.  Я против правды идти не могу, иначе это не искусство уже. Но она сейчас может улыбаться только рядом с кем-то другим. Не со мной.  Я столько красок перепортил потому что  никого рядом с ней представить не мог , а тут вдруг…
Иван. Да ты больной. Весь мир с ума посходил, что ли?! Я думал, один Костя…
Дима. А что Костя? Что  Костя? Ты так и не сказал, зачем  он приехал. Он ведь специально тебя нашел?
Иван. Не важно, теперь  это уже  совсем не важно. Давай, пиши свои картины.
Дима (оставшись один, говорит с изображением на картине, которую он сам только что создал). И вот ты улыбаешься, наконец-то я вижу твою улыбку. Для меня конец света – не ядерная бомба, не мировые катаклизмы. Кажется, обрушься все здания на свете, гори земля ярким пламенем, но если я буду видеть твою улыбку, все  другое будет неважно. Миллиард человеческих жизней за твою улыбку. Только ты умеешь так улыбаться, только ты одна, и первый раз давно, когда я увидел тебя первый раз, в первую секунду… в первую секунду стало так страшно от бьющего в глаза света, как будто электричка мчалась навстречу…И я бы отошел. Как от опасности…если бы в  то же мгновение  вся душа не наполнилась бы таким теплом,  какое я никогда не испытывал. И все это сделала твоя улыбка….Потом, когда мы уже жили с тобой вместе, она порой не была такой яркой и превращалась в мягкого, пушистого , ласкового домашнего котенка, твою улыбку также хотелось погладить, приласкать. Но теперь,  уже давно….этой улыбки нет. ЕЕ НЕТ! Это…это…как увидеть, что двери рая заколочены. Я не  могу так.  Мне видеть как  ты улыбаешься, -   это  даже важнее, чем быть с  тобой!  Но….(рвет  картину) я…я еще не готов к этому…. Чтобы ты с другим. Прости…Прости меня.

 СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
 (Квартира  Дмитрия, он прикрепляет  к люстре скрученную веревку,  становится на стул, и просовывает голову в петлю.  Шепчет в отчаянии:  «я больше не могу,  я  не могу так больше...». Входит Регина).
Регина. Дима!
Дима.  Почему ты пришла  раньше….Ты же не должна была сегодня…
Регина. Меня рассчитали. Все. Магазин закрыли. Навсегда. Никому не нужен магазин,  торгующий только книжками сказок. Нерентабельно.
(Дмитрий сразу забывает о своем отчаянии,  и спешит вынуть голову из  петли, чтобы подойти  к Регине, быть рядом, утешить, она же  продолжает говорить  так, как будто не увидела,  войдя в квартиру,  ничего особенного).
Регина. И ведь  говорили Нине Сергеевне, что разоримся, что нужно и другие книги продавать  тоже, а она все спорила, считала, что чем хуже жизнь, тем больше людям нужны сказки. Оказалось  - нерентабельно. Что-то другое людям нужно, не сказки.  И  грустно так сегодня стало,  все—таки уже  так давно там …привыкла….И книжки хорошие, красочные. Устанешь, откроешь какую-нибудь….даже читать не надо….иллюстрации такие яркие, праздничные, что сразу легче. Иногда казалось, что и детство-то не кончилось. Грустно-грустно сегодня стало. И так хотелось,  чтобы хоть что-нибудь, хоть чуточку волшебное бы произошло.  А здесь…ты. В этой ужасной петле. Дурачество какое-то.  Нелепость.  Словно специально меня добить.
Дмитрий (стоит перед   женой  с таким виноватым видом, как будто каждое движение его, каждый вздох – уже преступление перед ней).  Прости, прости меня. Это эгоизм, это все мой дикий, злой эгоизм…Я …просто был в  отчаянии…мне плохо было…и я…  я не подумал…даже если….это ведь точно  надо было делать не здесь….прости, я последняя сволочь, как я мог не подумать о том, что ты вот войдешь…и увидишь…покойники – это ведь так ужасно…А ты…Прости, просто накатило…такая тоска вдруг….иначе бы никогда не позволил себе такого.. ушел  бы далеко-далеко, как собаки умирающие уходят….Просто…  как будто кто-то сверху толкнул. Господи, представить теперь страшно, что ты бы вот вошла и увидела, и в такой день, когда тебе так плохо….
Регина.  Да, мне сегодня и правда  не  очень-то весело (берет в руки петлю, смотрит  на нее так,  будто и сама примеряется покончить  с собой). Ну, почему мне плохо – я тебе сказала.  А у тебя что случилось?
Дима  (несколько растерянно). Как что? Мы.
Регина.  Я не понимаю. Объясни. Мы что, плохо живем?
Дима. Но…(он борется с собой, с желанием высказать свои чувства, вплоть до упреков в ее адрес, и одновременным сознанием того, что Регине и без того сейчас тяжело, и не упрекать ее нужно в эти минуты, а – утешать).
Регина (смотрит  на люстру, держа в руках веревку). Она бы все равно оборвалась. Ты привязал плохо. 
Дима (в отчаянии смотрит на нее, но Регина  говорит как будто сама с собой).
Регина. Только бы люстра оборвалась, и все.
Дима (наконец  поддаётся своему отчаянию,  и кричит,  изо всех сил кричит).  ДА ПОТОМУ ЧТО ТЫ МЕНЯ НЕ ЛЮБИШЬ!  Поэтому. Поэтому только….Ты же не любишь меня. Думаешь, я не вижу, не чувствую, я с ума схожу от этого.
Регина. А новые люстры сейчас дорого стоят…она бы точно оборвалась.
Дима.  Мы когда в постели…ты уже давно…всегда глаза закрываешь,  и я знаю, что не от удовольствия. Только чтобы меня не видеть. Так я тебе противен.  Тебе скучно со мной.  Мы у телевизора молча сидим….и когда реклама начинается…то все равно и тогда молчим, потому что какой-нибудь тысячу раз виденный,  надоевший  рекламный ролик, и то интереснее, чем со мной поговорить.  Я понимаю, что так  нельзя и что лучше разойтись. Что ты со мной… только потому что  не так просто квартиру снять…а к себе в город  может и  не хочешь возвращаться….Но все равно…лучше было  бы порвать…зачем мучиться так. Но я  не могу. Знаю, что ты меня не любишь., уже точно знаю, и сделать ничего с собой не могу.  Что-то невероятное, непонятное, жуткое. Колдовство какое-то, заклятие.  Вся душа моя как будто веревочкой к твоей ноге привязана, и за ней волочится, а ты идешь и не смотришь,  что там  у тебя, под ногами…. Идешь,  иногда прямо по ней ступаешь….я кричу там, внизу, от боли дикой кричу, а ты дальше идёшь, и не слышишь…и веревочка, которой душа  моя к твоей ноге привязана, не обрывается, не истончается. Я не знаю, что это….Откуда  во мне все это…настолько…откуда заклятие…я никто без тебя – пыль. Говорят,  женщины некоторые свои месячные в чай мужчине добавляют или в вино, а он потом всю жизнь  по ним страдает,  с ума сходит, даже если и совсем не нужен   им больше.
Регина. Когда мы с тобой познакомились, у меня месячных не было. А по твоим словам –  ты  с первого  взгляда влюбился. 
Дима. Прости….я глупость говорю…Боже, какое я все-таки ничтожество….Прости меня.
Регина (подходит к нему, со снисходительной лаской гладит его по лицу).  Ты так страстно, с таким упоением  говоришь о своих страданиях.  Мне кажется, что ты даже находишь в этом определённое  удовольствие.
Дима (растерянно).  В чем?
Регина. В этих своих страданиях.
Дима.  Зачем ты так…не надо…Я за столько времени первый раз  хотел поговорить серьезно. Мы же молчим все время. Мы вообще не говорим ни о чем!  И сейчас...мне кажется, только сейчас я могу быть полностью откровенным. Наверное, это  по-детски совсем,   ну  почему это обязательно должно быть смешно,  не надо смеяться надо мной хотя бы  сейчас, мне больно. 
Регина (гладит его). Но, дорогой, мне действительно, трудно не смеяться, когда ты бываешь таким…таким …забавным.
Дима. Я прошу тебя…не надо… не сейчас… Забавный… если бы  ты позже пришла немного, то труп бы мой увидела…меня мертвого…очень было бы забавно…Или….или ты  и тогда бы смеялась,  да?!
Регина. Какой там  труп, прекрати. Разбитая люстра и пара синяков – вот все, что было бы.
Дима. Надо же, как ты беспокоишься о люстре. Не бойся, в другой раз я это сделаю не здесь….не у тебя на глазах…Но… (плачет) я не знаю, когда избавлюсь от этого проклятия, но сейчас, пока так….мне умереть страшно только потому что  я умру… и  тебя   там  не увижу, мне даже плевать,  ангелы там  или черная дыра.  Я думаю только о  том, что  тебя там не будет.  Даже такой вот  тебя – насмехающейся,  злой. Я не смогу без тебя, сейчас не смогу, может, чуть  позже все изменится и  нам обоим будет легче. И ты…ты обязательно кого-то найдешь, ищешь уже, наверное,  но я не хочу, чтобы это было так, у меня за спиной….Я готов, чтоб ты была  с другим. Подожди (кричит).   ПОЖАЛУЙСТА! Не говори сейчас ничего,  когда   я готов к тому …. даже к тому,  черт возьми, готов, что  ты будешь спать с другим.  Я  уже привык к этой мысли…Я представлял тебя…как тебя…
Регина. Да ты извращенец. А я столько времени и не знала.
Дима. Я представлял….приучал себя к этой мысли….Сначала хотелось головой об стену…хотелось весь мир к   чертям собачьим взорвать,  даже с тобой что-то сделать хотелось, но потом …я привык…приучил себя. И мне не страшно, я же говорю, мне не страшно.  Главное – это чтобы ты оставалась здесь, ты….ты….(говорит последнюю фразу, сильно выдыхая воздух, которого, кажется, не остается после этого в  его легких) ты даже можешь приводить его сюда.
Регина. Кого – его?
Дима.  Я  не извращенец, нет, не подумай, я буду уходить, уезжать. Даже если хочешь, на несколько дней  уеду. Чтоб тебе было спокойней.  И тебе ни о чем не надо будет  беспокоиться,  ничего делать… только если можно…пожалуйста…простыни потом постирать.
Регина.  Это уже становится скучным. Кого его, кого приглашать, у меня нет никого, ты что, дурацких, извращенческих фильмов в одиночку насмотрелся?
Дима. Это…правда? У тебя что, действительно, никого нет?
Регина.  Да. Кроме тебя, у меня никого нет. Но я устала. Это скучно уже. Весь этот разговор – скучно.  И почему именно  сегодня….Похоже, это самый ужасный день в моей жизни.
Дима.   Ты не подумай,  я не специально тебя тут разыгрываю. Строю из себя, чтобы тебя на чистую воду вывести. Если у тебя действительно никого нет…
Регина. Да сколько повторять уже можно-то! И  не только – никого.   Я   не изменяла тебе ни разу.
Дима. Но тогда …это  все объясняет…Действительно….Изменяй ты, обманывай, тогда  ты  бы улыбалась мне…чтобы защититься улыбкой,  чтобы ничего не обнаружить…Ты бы тогда играла любовь.  И еще  было бы чувство вины….А так….я тебя раздражаю, потому что не изменила до сих  пор ни разу.
Регина. У тебя есть анальгин? У меня очень сильно разболелась голова.
Дима (суетливо ищет  анальгин) И голова тоже болит у тебя оттого, что….
Регина. От твоих разговоров она болит, вот от чего!
Дима. Но пойми, у нас все еще может быть нормальным. Я не враг тебе. Я люблю тебя. Так люблю, как никто никогда никого  на свете не любил. Но я не заставляю тебя испытывать чувства ко мне. Просто живи рядом. И я  уже буду счастлив. Правда. Но  я хочу, чтобы тебе было хорошо.  И ты…  ты можешь полюбить мужчину… другого, настоящего, встречаться с ним, здесь даже встречаться. Я буду уходить, и ждать   сколько угодно. Я сегодня  нарисовал  тебя, первый  раз счастливой нарисовал,  рядом с другим человеком. Я  давно знаю его, это хороший человек. Он  хороший он красивый, сильный.   С юности еще знакомы, вместе учились. Специально не знакомил раньше потому что боялся, что влюбишься.  Специально  даже отношения с ним прекратил. А тут недавно встретились случайно, он даже картину одну у меня заказал.  Раньше я боялся, что ты его увидишь. Но теперь – наоборот. Я позову его в гости. И если…если он тебе понравится, то я уйду  в тот же вечер. Вас  вдвоем оставлю.
Регина.  Ты сумасшедший.
Дима. Прости, анальгин закончился,  тоже часто им пользуюсь.  Сейчас…я быстро, в аптеке рядом он должен быть, она открыта еще (бросается к двери. Регина, оставшись одна, достает книжки из сумки, перелистывает).
Регина. Ну вот…Хотела взять на память. И надо же…Попались как раз без картинок….Ни одной. Ни  одной картинки.  Какой невероятно дурацкий день.  И все аптеки наверняка  уже сегодня закрылись.

СЦЕНА ПЯТАЯ

(Иван в комнате  Стеллы,  спешно (видно, что он боится не успеть) мастерит из  алой ткани декорации парусов, преобразовывая таким образом всю комнату в некое подобие корабля. Комната, благодаря его стараниям,  преображается.  Он развешивает бумажных чаек. Вошедшая Стелла растерянно и в  то же время восхищенно взирает на преобразившийся мир их квартиры).
Стелла. Что это?
(Иван улыбается в ответ).
Стелла. Ты сумасшедший просто. Невероятно. 
Иван.  Как тебе врач? Правда, с ним легко?
Стелла.  Ну, теперь понятно  почему ты меня к нему отправил, и почему он так долго со мной говорил,  поил кофе, спрашивал столько обо всем, интересовался…Это просто – чтобы меня задержать.
Иван. Он мой хороший знакомый, Стеллка.
Стелла. У тебя вообще столько знакомых…так много.
Иван.  Да (с какой-то грустью),  иногда кажется, что слишком много. Но – Пашу я лет семь уже знаю. Сказал ему, что хочу сделать  тебе  сюрприз.
Стелла. А я думала,  зачем ехать на консультацию на дом.
Иван. Ну, вообще-то он часто именно на дому консультации  дает. Нет этого противного больничного запаха, сотен несчастных людей, валяющихся везде бахилл.  Как будто в гости сходил.  Так  что он сказал тебе?  Ты же показала ему результаты анализов?
Стелла. Что все уже намного лучше.  Но…ты ..так сделал здесь все…Алые паруса…Сказочно просто.
Иван.   Я  же знаю, как ты любишь сказки. Ассоль ждала  корабля с Алыми парусами.  А я хочу, чтоб у тебя было все еще до того, как ты  захочешь.  Чтобы не ты всматривалась в море,  ожидая корабли, а чтоб весь мир, со всеми этими кораблями, морем, уместился бы у тебя на  ладонях (берет ее руки в свои),  и ты бы делала с ним, что хочешь. (целует ее руки, сжимая их)…вот, весь мир в твоих  руках….хочешь сожми  их, и весь мир исчезнет…хочешь отпусти на волю. Как пойманную птицу.
Стелла (обнимает его).  Какой ты хороший у меня.  Не думала, что можно столько времени вместе прожить, и все равно будет так…так романтично.
Иван. Это все только потому что я живу с тобой.
Стелла (берет в руки бумажную чайку). Всегда хотела их погладить. А  настоящие, они улетали сразу, боялись  (гладит бумажную птицу, и вдруг, говорит с огромной грустью,   как бы нечаянно проговариваясь). Получается, все может исполниться, только  если ненастоящее?
Иван  (берет из ее  рук  птицу, подражает голосу чайки, очень похоже). Она настоящая, слышишь? Все настоящее, и море, и паруса, и весь мир – настоящий, пока мы вместе. ( нежно прижимает  Стеллу к себе)
Стелла. Значит,  мы теперь плывём на корабле под алыми парусами?
Иван. Да, любимая.
Стелла.  А куда мы плывем?
Иван.  Вперед.  К тому завтрашнему дню, где тоже есть мы.
Стелла.  А разные коралловые рифы, пираты, шторма – это  ведь тоже будет?
Иван. Не думай об этом. Это пустяки  (подводит  ее к  окну). Главное, что с палубы нашего корабля можно видеть самые красивые закаты и рассветы.  Звезды…видишь? Они по-особенному улыбаются тем, кто в море.
Стелла. Красиво.  Я почему-то раньше никогда не замечала, что из нашего окна такой красивый вид.
Иван  (неожиданно  вспомнив).  Да, нас завтра очень приглашали в гости.
Стелла. Кто?
Иван. Один мой очень хороший  приятель. С юности еще. Вместе учились в художественной школе. Он художник. А, так что я объясняю. Это же он вон ту картину написал, которая на стене висит теперь у нас над   кроватью.
Стелла. Гости….Но я еще  плохо выгляжу после болезни….
Иван. Ты прекрасно выглядишь.
Стелла. И  почему если вы столько времени знакомы, ты никогда раньше не вспоминал  о нем?
Иван.  Сама же говоришь, как много у меня знакомых. Хочется оставить время и для нас двоих. Ну,  в этот  раз он как-то уж очень сильно звал. Семейный вечер. Тихий, семейный вечер. Он тоже будет с женой. Там вроде только мы вчетвером, и все.
Стелла. А мы так и поплывем к ним, на нашем корабле?
Иван. Какая ты смешная у меня  (обнимает  ее). Я так счастлив, что ты у меня есть.
Стелла (берет в руки  алую ткань). Из простой ткани можно сделать сказку  (закутывается в нее).  И как в ней тепло, уютно. Знаешь, иногда у тебя такие глаза, что мне кажется – ты уже устал со мной, что тебе тяжело. Я так часто болею, любой устанет.
Иван. Ну что ты глупенькая. Как можно от тебя устать?
Стелла. Правда? Правда-правда?
(Иван  целует ее, и, беря за руки, ведет к постели.   Звучит шум моря и крик чаек).

СЦЕНА ШЕСТАЯ.

 (Квартира Димы. Они с Региной накрывают на стол. Дима очень взволнован. Регина спокойно равнодушна. У Димы так дрожат  руки, что тарелки выскальзывают из его пальцев, падают, разбиваются).
Регина  ( собирая осколки ). Еще две разбились. Что с тобой сегодня…
Дима. Но как что…разве ты не понимаешь….
Регина.  Что я должна понимать, просто придут гости, и все. Посидят и уйдут.
Дима. Но мы же говорили с тобой. 
Регина. Я все-таки еще надеюсь, что это была глупая шутка.
Дима.  Зачем ты так о моих  чувствах,  это не шутки совсем! Я…я же всем  жертвую ради тебя, я же объяснял. Я специально пригласил, чтоб только тебе хорошо было.
Регина. А для чего тогда ты пригласил его вместе с женой?
Дима. Но это же первый  раз…он же не знает, для чего все.
Регина. А вот если и правда получится так, что я…ну что я вдруг …ну если он мне  действительно понравится, как же тогда его жена?
Дима.  Будете тайно встречаться. Здесь, в этой квартире. Тысячи людей так делают.
Регина. Что делают?
Дима. Ну…изменяют.
Регина. Так ты специально  выбрал того, кто женат, чтобы я изменяла просто, но чтобы совсем не ушла? Да?
Дима. Но разве я и так мало для тебя делаю…
Регина.  А жену  его тебе не жалко? Это же друг твой.
Дима. Зачем…зачем  ты…я же для тебя…для тебя это все.
Регина (уже несколько раздражена всем происходящим). А с чего ты взял, что  я-то ему понравлюсь?
Дима. Ты...еще спрашиваешь.. Да  ты только захоти, любой, кто угодно, у  твоих ног будет.
Регина.  Это только ты один такой сумасшедший. Не знаю, что ты нашел во мне.
(Раздается звонок в дверь. Иван  пришел один).
Дима. А ты без жены?
Иван. Она плохо себя чувствует. Прости, я тоже ненадолго, хотел позвонить, сказать,  что  не сможем прийти, но ты так звал,  подумал, что обидишься. 
Дима. Это очень хорошо, что ты пришел, и очень хорошо, что без…
Иван. Без? Ты про что?
Дима. Ну, в смысле, хорошо, что вот так…
Регина (суетящемуся Ивану).   Так представь уже нас.
Дима. Да, да, прости. Моя жена – Регина. А это друг мой –  я Регине столько рассказывал о  тебе.
Иван. И что ты,  интересно,  рассказывал?
Дима. Ну как что…Ты же из нас  был самый талантливый, самый яркий.
Иван.  Да я  бросил все давно.
( Дима жестом приглашает  его пройти в комнату).
Регина (уже искренне заинтересованно).  И почему же бросили?
Дима (подвигая гостю  стул). Присаживайся, пожалуйста. Уже накрыто все.
Иван.  А  остальные гости?
Дима.  Какие гости?
Иван.  Ну, не для меня же одного такой стол!
Дима. Для тебя.  Больше никого не приглашали.  Для тебя и Стеллы.  Мы же так редко видимся, вернее, вообще первый раз вместе должны  были. Вчетвером.
Регина. Для вас, для вас все, не стесняйтесь.   Так почему бросили?
Иван. Что?
Регина. Ну,  бросили почему,  картины….
Иван. А. Понял что как-то не мое это….
Регина. А что ваше?
Иван. Ну, не знаю. Семья, наверное.
Регина. А жена …она не ждет от вас ...картин?  Искусства?
Иван. Нет, не ждет.  Зачем…Нормальной семейной жизни всякое искусство только мешает.
Регина. А вы  любите жену?
(Регина  уже, отчасти назло  супругу, ведет себя вызывающе-вульгарно, в тоне ее голосе появилась нарочитая пошлость, как будто она предлагает себя. Подчеркивается это и  движениями пальцев, она расстёгивает несколько верхних пуговиц  на блузке, якобы потому  что стало жарко).
Регина. Так любите?
Иван.  Однако, странные вопросы  вы задаете незнакомому  человеку.
Регина. Ну почему ж незнакомому.  Дима ведь столько про вас рассказывал. Даже говорил, что вы симпатичный.  Не обманул.
(Дмитрий весь съёживается от стеснения и переживаний, и руки его, разливающие вино по бокалам, дрожат все сильнее). 
Дмитрий. Давайте выпьем за встречу.
Регина. На брудершафт? Давайте.  За знакомство.
(выпивают стоя, в это время  - Иван смотрит в глаза Регины, она  взирает на него высокомерно и даже презрительно. Дмитрий в отчаянии отворачивается, не в силах вынести ее взгляд. Иван и  Регина садятся).
Регина  (кричит мужу, словно  слуге). Эй, налей нам ещё вина. Вкусное, правда?
Иван. Да.
(Дима нервничает все больше и проливает вино на себя).
Регина.  Иди,  застирай, пятно  будет.
(Дмитрий уходит, нервно, боязливо оглядываясь, видно,  как ему тяжело сейчас от всего, что происходит).
Регина. А я вам нравлюсь?
Иван (косится  в сторону ушедшего Дмитрия). Но…
Регина. Он не услышит. Так нравлюсь я тебе?  (и она вдруг, резким движением,  притягивает его к себе и целует).
Регина.  Хочешь, отошлю его куда-нибудь? За стиральным порошком.
Иван. Это мой друг.
Регина.  И  что? С женами друзей,  что теперь,   и  спать нельзя что ли?!  (начинает раздевать его).
Иван. Но ..он …же.. там …(показывает в сторону кухни).
Регина. Плевать.
(Ложится прямо на стол, и притягивает к себе Ивана, на пол валятся бутылки, тарелки).
Иван. Услышит.
Регина. Плевать.
(К небу поднимаются  бумажные чайки и падают на  землю,  не в силах взлететь. Стелла идет, словно наощупь, зовет  Ивана, ходит  вокруг стола, но  не видит предающихся отчаянной страсти Ивана и Регину, они как будто существуют  в одном пространстве,  но в разных, невидимых друг другу мирах. Когда на сцене  медленно гаснет свет,  мы видим плачущего Дмитрия, тщетно пытающегося   отмыть  пятна красного вина  на своей  рубашке.  Пятна, которые так сильно похожи на кровь).
                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА СЕДЬМАЯ
 
(Дмитрий чинит стол, на котором еще недавно возлежали Регина и Иван).
Дмитрий. Я понимаю…я сам разрешил…понимаю…страсть… но зачем же стол-то  ломать…(Регина в это время старательно красится, мало обращая внимание на слова мужа.  Видно, что теперь ее очень  интересует, как она выглядит. Не то, что прежде).
Дмитрий. И неужели  было не подождать пока я уйду…Мы ведь договорились, кажется. Почему надо было вот так, при мне…Это больно.
Регина.  А эта  помада, оказывается, хорошая. Чего я раньше ею не красилась. Ты мне на Новый год, кажется, ее подарил.
Дмитрий. Это больно. Я понимаю, я должен быть  готов, я сам тебе предложил…но я ведь – живой человек. Неужели тебе все равно, совершенно все равно, что у меня внутри.
Регина. А духи? Духи, я помню, были хорошие. Тоже ты мне подарил  тогда.   А я  столько времени не пользовалась. Вообще,  себя запустила.
Дима. Значит, ты меня не простила.  Как будто это я виноват.  Уже столько времени прошло.  Но время – не лечит. Оно только калечит.
Регина (вдруг преображается,  равнодушие сменяется раздраженной тревогой).  Ты…нет, ты не станешь сейчас говорить об этом! 
Дима. Ты мне не простила.  Но я же…
Регина.  Нет!  Хватит, ни слова больше. Мы договаривались.
Дима.  И когда ребенок, наш с тобой,  шестимесячный кроха, малютка наша, прямо у нас на руках…да,  наверное, я виноват. Потому  что мужчина.  Потому что все на свете должен  был сделать, мир перевернуть, но что-то придумать, найти, спасти. А  муж…отец, который собственного ребенка спасти не может, что он, кроме презрения, может вызвать…Ничего абсолютно. Поэтому ты меня и презираешь.  Как можно положиться на такого мужчину.
Регина (резко встает  из-за стола). Мне кажется, это ты сам себя презираешь.
Дима. Я просто понимаю, что  я виноват. Перед сыном нашим, которому уже  семь  лет   было бы сейчас. И перед тобой больше всего виноват.  Ты вправе меня презирать. Как и я – вправе продолжать тебя любить. Никто не отнимет у меня этого права.
(Регина хочет уйти).
Дима. Накрасилась, да? Духи, помада…  Для меня-то никогда уже не красилась. А  тут – вся такая…
Регина. Ты сам всего этого хотел.
Дима  (зло).  Да, как хорошо, что у моей  жены появился другой мужчина. Теперь я хоть увижу тебя  такой  нарядной.  Для меня  ты этого бы делать не стала.
Регина.  Знаешь, когда много слов – это уже  утомляет.
Дима. Ты идешь к нему?
Регина.  Да.
Дима. Не ходи.
Регина.  Ты сам все это придумал.
Дима.  Нет. Я хотел по-другому.  Чтобы ты просто здесь иногда  встречалась. И я бы уходил, я бы,  правда,  уходил, на сколько нужно. Это же для того, чтоб ты у меня за спиной не изменяла. Чтобы лжи не было.
Регина. Ну,  так ее и нет.
Дима. Я хотел, чтоб ты не изменяла у меня за спиной. А все равно – получается  - за спиной…За моей спиной ты не просто изменяешь, ты – любишь. Ты ведь любишь его, да? Любишь?
Регина. Прекрати. Это уже какая-то истерика.
Дима. Любишь…конечно…эти глаза  твои…ты теперь все время не со мной…Я думал,  все по- другому будет.
Регина. Как?
Дима. Не знаю. Но только не так. Я уже не третий лишний, меня просто нет.  Меня в порошок стирают. Мне тяжело. Мне больно. Очень. Не  ходи к нему.
Регина. Поздно. Уже договорились.
Дима. Я тебя прошу, не ходи, пожалуйста.
Регина. Отойди.
Дима. А как же его жена? Ты же сама спрашивала  про жену….Он ведь женат.
Регина. Мы тоже с тобой женаты. И что из этого?
Дима. Я тебя умоляю (бросается  ей  в ноги, целует их исступлённо). Я прошу, я умоляю тебя, не уходи, я все, что хочешь сделаю, но, пожалуйста, только  не сейчас, не надо. Я не выдержу…потом… Я  привыкну, смирюсь.. обещаю,  клянусь, что потом отпущу тебя, но сейчас, прошу, не бросай меня, не оставляй здесь….одного….мне страшно.
Регина (ей так это все надоедает, что   она берет его за подбородок, и зло говорит в лицо, как будто презрительно выплёвывая  в него каждое слово).   Я знаю, что такое любовь.  Я любила. Тебя.  Даже после смерти нашего ребёнка.  До тех пор  пока    не узнала, что его все-таки можно было спасти. Но ты не сделал того, что мог бы. Почему? Почему?  А может, ты просто уже начинал ревновать меня к нему, к вниманию,  к тому что я тебя забыла ради него. И вот  это все твое поведение теперешнее -  просто чувство вины…за ту свою ревность, которая стоила нашей малышке жизни. А? Может быть, так?
(Дмитрий совершенно разбит и подавлен).
Регина. Я тебя не ненавижу. И это уже  очень много. Вернусь поздно. Не жди.
( зло хлопает дверью. Дмитрий, оставшись один мечется по сцене, - и вдруг обращается к зрителям).
Дмитрий (кричит в зал). Ну, смейтесь же! Чего вы не смеетесь?  Люди   же  в театр ходят,  чтобы обязательно  посмеяться. Обычно   авторы   шуточки там всякие добавляют, даже в трагедии, а  здесь вместо шуточек – вывели  просто вот такого, как я… и уже всем смешно. Вам  ведь смешно, правда? Смешно! Так смейтесь же (истошно кричит). Не стесняйтесь!

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

 (Квартира  Стеллы и  Ивана.  На полу лежат бумажные чайки) .
Стелла. Ты мне так и не сказал, где был.
Иван. Да просто задержался на работе.
Стелла. А почему к телефону не подходил?
Иван. Я звонка не слышал. Нечаянно кнопку нажал,  и звук отключился. Случайно получилось.
Стелла.  Странно, раньше такого никогда не получалось.  Раньше ты все время подходил.  К первому гудочку  прямо. А сейчас…я звонила  так долго.  Несколько раз.
Иван (обнимает ее). Ну,  хватит.
Стелла. Я тебя  ждала,  и заснула. А когда проснулась…нет, мне при этом ничего не снилось, никаких снов совсем, но я вот проснулась – и все  вокруг как будто совершенно другое. Как будто…мертвое. Свет в окна  – холодный почему-то.  Как будто что-то произошло, что-то совершенно ужасное, непоправимое,  а я об этом еще не знаю пока, но очень  скоро узнаю.  И вот птицы эти….бумажные.. Чайки...раньше я как будто даже их крик слышала.. Как будто море у ног плещется. А открыла глаза – и они….ладно  бы просто, как бумага выглядели, но…они как будто неживые стали. Вот были живые, летали, кружились над головой, на  волны садились…А теперь…(гладит их с искренней грустью). А вот теперь  не оживить.  Мертвые стали. И я не знаю, что их убило.  Со  мной наверное,  ужасно тяжело?
Иван. Ну что ты. С тобой замечательно.
Стелла. Вот у других  пар, у которых дети есть, у них, наверное, все по другому. Их детство в ребёнка уходит. А у меня это детство так во мне и осталось. 
Иван. Так это замечательно.
Стелла. Я помню, как страшно стало, когда сказали,  что никогда родить не смогу. Ты меня тогда так поддержал. Я бы с ума сошла без тебя.
Иван. Ну что ты…(обнимает ее, гладит по голове).
Стелла.  Иногда мне  чудится, что вот  та  девочка маленькая, которая  могла  бы родиться (почему-то  кажется, что именно  девочка обязательно была бы)…она  все-таки появилась  на свет. Внутри меня… крохотная такая, совсем, - и живет во  мне, своими босыми ножками мое сердечко топчет,  оттого оно и покалывает иногда. И когда она смеется, я  ее слышу, через тепло слышу, которое сразу по всему телу разливается во  мне  (прикладывает его руку к своему сердцу). Вот   послушай, ты чувствуешь, она там?
Иван. Вы  у меня самые замечательные, самые любимые, смешные мои.
Стелла. И ты больше не уйдешь так надолго?
Иван.  Конечно.  Ни за что.
Стелла.  Мне сразу так плохо без тебя становится, так неуютно,  страшно.
Иван.  Не  бойся ничего. Я всегда с тобой буду, всегда-всегда, чтобы ни случилось.
(Стелла протягивает ему бумажную   птицу).
 Стелла.  А ты можешь сделать так, чтобы они были опять как живые? Можешь?
Иван. Сейчас.
(берет птицу,  и только начинает подражать  голосу чаек, как очень  сильно закашливается, не поддается голос, и птица, выскользнув из его рук,  падает на пол) .
Стелла (с безнадёжным страхом).  Мертвая, да?

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ

(Иван и Регина.  Иван одевается, в то время как  Регина  еще продолжает лежать в постели. Оба смотрят на настенные часы). 
Регина. У нас еще есть сорок минут, а ты так торопишься, как будто время вышло.
Иван. Скоро выйдет.
Регина (притягивая его к себе).  Ну,  подожди,  ну куда ты так торопишься. Еще сорок минут.
Иван. Тридцать восемь.
Регина.  Что?
Иван  (показывает на часы  кивком головы). Осталось уже тридцать восемь минут.
Регина. Ты прямо минуты уже считаешь, как будто тебе  так тошно со мной.
Иван. Нет. Мне с тобой хорошо.
Регина.  Да что ты говоришь! Поэтому ты от меня бежишь  так каждый раз… Думала,  что если начну мужу изменять, то это как-то красиво будет. Романтично.  Все  сбудется, что  с мужем не получилось.  Цветы у ног, ванная в лепестках роз… Любовь при свечах…Какая же я дура. Дура набитая. Да прекрати ты смотреть  на эти часы! (хватает их со стены, бросает об пол).
Иван. Это же чужое.
Регина. Плевать.  Я доплачу.  Осточертело время  считать, как будто я проститутка почасовая, можно было бы, в конце концов,  и не в  отдельных номерах встречаться , есть  знакомые …и у меня есть.. Или ты специально так…чтобы время ограничивалось…Специально, да? Пришел, на бегу  случился, и пнул меня  ногой, как собачку надоедливую, да? Так? Что ты молчишь? Что ты молчишь, я тебя спрашиваю!  А ты…если я тебе только так…для постели…зачем тогда …ты не с женой? Но если   бы ее любил.. ты не стал бы со мной…Ты любишь кого-то другого, о ком я не знаю? Да?  Это так?
Иван. Мне кажется, там у тебя дома, когда…все произошло  у нас , ты дала мне понять, что это  для нас обоих… просто…ну, что-то такое случайное.  И никак не любовь.
Регина. Тогда…Тогда все было по-другому.
Иван. Почему? Что изменилось?
Регина.  Тогда…Тогда я тебя еще не любила.
Иван. Глупо.
Регина. Что «глупо»?.
Иван.  Любить меня – это  самая большая глупость, которая только  может быть на свете.
Регина. Урод! (дает ему  пощечину).  Скотина! Сволочь!  Убирайся!
Иван.  Хорошо.
(Он уже оделся, и теперь  готов уйти,  Регина понимая это, окончательно  выходит  из себя. Бросает в него    часы, которые недавно  только еще швырнула об пол. Входит Хозяйка квартиры).
Хозяйка.   Вам пора.
(У Регины уже начинается истерика).
Регина. Я доплачу, доплачу…(роется в  кошельке).
(кричит Ивану) Подожди, дай денег  хотя бы мне сейчас,  одолжи мне!  Я не хочу никуда не идти, мне ничего не нужно больше от тебя, я просто хочу побыть здесь. Одна! Одна! Неужели и этого нельзя?!
(Иван молча выходит из комнаты).
Регина. Урод! Ничтожество!
Хозяйка. Вы уже задержались на пятнадцать минут. Мы договаривались на час.
(слышно, как  громко тикают часы, возмущенная Хозяйка поднимает их с пола).
Регина. Они, что, еще работают?
Хозяйка. Скажите спасибо, а  то бы я с вас еще и за часы бы вычла.
(вешает их на стену, обратно,  прямо над головой  Регины).
Хозяйка. Не мешайтесь тут под ногами.  Или доплачивайте.
Регина. Я потом принесу…пожалуйста…у меня сейчас с собой нет денег…я вас очень прошу…просто…мне нужно побыть одной…хоть немножко.. пожалуйста…Меня только что…бросили.
Хозяйка (установив наконец часы). Всех бросают, что же тут такого особенного. Не до ваших слез мне сейчас.  У меня очередь на эту квартиру стоит. Вы одна,  где угодно поплакать можете, а  людям встречаться надо. 
(Часы тикают так громко, что этот  звук, словно морские волны,  готов  накрыть  весь  зрительный зал).

СЦЕНА ДЕСЯТАЯ

(Вышедшего от  Регины Ивана окликает Дмитрий.   Иван, видимо, не слыша, идет вперед, не оборачиваясь.  Иван кричит сильнее.  И вдруг Иван убыстряет шаг. Тогда Дмитрий забегает вперед, преграждает  ему дорогу.  Вдалеке, на  заднем плане,  беззаботные дети весело  лепят снеговика). 
Дмитрий. Стой. Не пойдешь дальше.
Иван. Откуда ты здесь?
Дмитрий. Следил. За тобой. За вами двоими.  Я знаю, что ты…с моей женой…постоянно…
Иван.  Чего ты хочешь от меня?
Дмитрий. Чтобы ты не смел…чтоб ты не смел позволять  этого себе, понял!  Иначе …иначе я убью тебя!
Иван.  А  если не буду, ты простишь ее, и вы будете жить дальше? Как раньше?
Дмитрий (потерявшись).   Я…Я… Не твое дело.  Своей жизнью живи, а в нашу не лезь, понял, сволочь?!
Иван. Я уезжаю  скоро.
Дмитрий. Чего?!
Иван. Уезжаю. Насовсем.
Дмитрий. Это куда, интересно?
Иван.  Костя,  помнишь, говорил тебе, приезжал?
Дмитрий. Ну.
Иван. Он торгует картинами там, он же когда уезжал, и мои взял, верил почему-то в талант мой ты, же помнишь. Мы друзья были, пока  Стеллка не появилась между нами.
Дмитрий.  Ну, помню. И что теперь?
Иван. Нашлись ценители там моих картин. Он нашел. Даже статьи пишут обо мне,  он мне привез журнал на английском.
Дмитрий.  А что ты мне сразу не сказал тогда ничего об этом? Журнал не показал?
Иван. Да я все это время не писал ведь ничего.  Думал, все что в юности было, - так  пустяки, пустое.  А тут, оказывается..
Дмитрий. И что теперь?
Иван.  Говорит, что если уеду, у меня большое будущее будет, заказчики крупные….Он устроит.
Дмитрий. Он может, думаю. Подожди….но ты ведь не с моей Региной хочешь смыться? А?
Иван. Нет. Не говори ерунду.
Дмитрий. Смотри у меня! Если…если только…то ты точно никуда не уедешь…Будет тебе тогда  великое будущее! Кости все переломаю! Что? Что ты  так вылупился на меня?! А?
Иван. Думаю, смогу ли писать…Вот смотрю на тебя, такого кричащего, нервного, слюни брызжут…и раньше два, три мазка… и все, портрет  готов был бы…А сейчас думаю, что  в первую очередь изобразить, чтоб передать  все точно. Рот кривой….или глаза навыкат. Не  могу понять, что именно   делает тебя таким уродливым.
Дмитрий. Ах ты скотина! Сволочь! Подонок!  (бросается на него, они катятся по земле, натыкаются в борьбе на снеговика, и хрупкое детское,  нежное,  рушится от  их злой борьбы, снег осыпает их, но они этого даже не замечают).

СЦЕНА  ОДИННАДЦАТАЯ

 (Очень сильно помятый, Дмитрий возвращается домой, где Регина собирает свои вещи.  На кровати  лежит, открытый и  наполовину уже  собранный чемодан).
Дмитрий. Что ты делаешь?
Регина. Откуда ты  такой?
Дмитрий. Я тебя спросил,  куда ты собираешься? А?!
Регина. Ты что, подрался с кем-то?
Дмитрий   (хватает ее  за руку).  А ну оставь.
Регина. Что?
Дмитрий. Прекрати собираться (выбрасывает ее  вещи из чемодана). Ты никуда не поедешь, понятно?
Регина.  А ты знаешь, куда я еду?
Дмитрий.  Да. С этим уродом. Вместе. В Америку.
Регина. Что? Ты про Ивана? Он уезжает?
Дмитрий. Только не надо рожи корчить, как актриса. Как будто ты не знаешь ничего.
Регина.  Куда он  уезжает?!  Куда?!
Дмитрий. Не паясничай.
Регина. С женой уезжает?
Дмитрий. Я убью…убью его.
Регина. Нет.
Дмитрий. Испугалась, да? Как ты его любишь все-таки!
Регина.  Подожди… ты же не с ним дрался! (сразу начинает очень волноваться, до предположения о том, что мог пострадать Иван, Регина спрашивала о драке со скукой). Что ты ему сделал?
Дмитрий. Я убью его.
Регина. Нет!  Хватит, успокойся. Пожалуйста.
Дмитрий.  И ты никуда с ним не поедешь.
Регина.  Я и не собиралась с ним никуда ехать!
Дмитрий. Ну да (ехидно  хмыкнув,  кивком головы указывает на чемоданы).
Регина.  Я просто хотела уйти. Потому что не могу так больше.
Дмитрий. Куда ты уйти хотела? Он ещё не развелся, по-моему.
Регина.  Да просто уйти. Хоть куда-нибудь. На улицу,  на вокзал, потому что не могу так больше.  Здесь не могу. Лучше на паперти сдохнуть, чем вот так…как сейчас, здесь, с тобой. Не могу больше. И ему я тоже не нужна. Можешь радоваться. Тебя же только это интересует?
Дмитрий. Ты все врешь…врешь….врешь!
Регина. Ты   так кричишь о своей любви, о том, что на  все готов. И такой герой, всем пожертвовать  ради меня…Жизнью, гордостью, счастьем. Чем  угодно. А на деле…жалкие жертвы какие-то получаются. Жалкие.
Дмитрий. Зубы  мне,  сука, заговариваешь!!!!!
Регина.  Ты совсем некрасивый. Надо же, я раньше и не замечала, насколько ты некрасивый. Отталкивающе некрасивый. Не  любила давно  – да, в постели – противно –  было, да, но этого вот всего, не замечала  почему-то.
Дмитрий. Я убью его! Я убью эту сволочь!  Тоже мне, зубы, гад, заговаривал. Картины там его покупают…На  хрена там,  в Америке,  кому  нужны картины его! Он исписался давно! Ничего ему Костя  не предлагал!
Регина. Ты о чем?!
Дмитрий. Блеф! Блеф один! И журнала никакого нет!
Регина.  О чем ты?
Дмитрий. Нет журнала никакого! Нету! Он просто с тобой смыться надумал, знает,  гаденыш, что здесь я его везде достану!
Регина. Ты ничего не сделаешь ему. Ничего!
Дмитрий. Курва. Влюбилась, курва, да  только  о  нем и думаешь теперь, да?!  (берет нож).
Регина. Ты ничего не сделаешь ему!
Дмитрий. Отвали! (отталкивает  ее, она  падает, и  он  успевает закрыть дверь на ключ).
(Регина   колотит в дверь, истошно крича).
Регина. Открой! Пожалуйста! Я прошу тебя! Пожалуйста! 

СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ

(Иван у постели  Стеллы. Она настолько  сильно болеет, что  даже говорит с трудом).
Стелла. Прости, прости меня, хороший мой. Любимый мой. Прости, я так часто болею, как тебе тяжело со мной. Я у тебя совсем плохая. Так хочется быть, как другие…Даже, как дети, в снежки играть, с горки кататься…Помнишь мы с тобой, три года назад,  как сумасшедшие… как дети.
Иван. Помню. Помню. Конечно. 
Стелла (хочет его обнять, но даже от  небольших движений  ей становится  очень больно).
Иван. Тише. Тебе осторожно надо. Тяжело еще.
Стелла.  Не  беспокойся. Мне уже лучше.  Не беспокойся, пожалуйста. Ты и так столько беспокоишься обо мне.
Иван. Ну что ты. Ты же у меня одна. Одна на свете.
Стелла.  Ты такой… такой замечательный….и даже здесь… В больнице бы  лежала, с ума сошла  бы. А здесь – как будто и не болею, как будто на корабле. В этих парусах…Ты такой молодец у меня. Только  не понимаю,  там же врач…твой знакомый…он же сказал, что все хорошо уже.  Что ничего  больше не будет.  И еще мне сон  странный снился. Про корабли. Сегодня. Только не смейся, пожалуйста. И не обижайся, ладно? Мне приснилось, что девочки.. что все вокруг маленькие девочки… И я тоже.  Одинокие почему-то. Без родителей. И вот они ждут кораблей с алыми парусами, на которых каждой девочке должны привезти самых лучших, самых прекрасных на свете родителей. И вот я стою на берегу и вижу,  как плывут эти корабли. Такие красивые корабли…И я кричу, машу  изо всех сил, голос  сорвался, я кричу, кричу им.. А они  все плывут  и плывут мимо…И уже у всех девочек есть родители, а у меня нет.  И корабли проходят мимо.
Иван  (приглушенно).   «И корабли проходят мимо»…Звучит как песня.
Стелла.  Что ты говоришь?
Иван. Нет, нет, ничего.  Ты устала. Тебе нужно поспать.
Стелла. Не хочу снов. Хочу тебя видеть.  Ты.. такой родной…такой мой.  И…у нас же еще все хорошо будет, правда же? А сны … сны мне уже очень давно такие не снились. С тобой я даже забыла, что росла без родителей.
Иван  (гладя ее).  Спи, моя хорошая. Тебе приснится самый хороший, самый лучший на свете сон. И мы будем с там  с тобой  вдвоем. Обязательно вдвоём.  Смешная моя девочка, разве я могу оставить тебя одну – даже во сне. И сейчас…ты закроешь глазки…как в детстве. И мы, с тобой, взявшись за руки, пойдем  по  небесной тропинке,  прямо по звёздам, как по траве…Я никогда не говорил тебе раньше, …звезды - это роса….Когда небо пробуждается, только-только, на нем проступает роса звезд, чистая, родниковая, и мы пойдем с тобой босыми ногами…И  луну можно будет погладить, как мягкого плюшевого мишку ..
Стелла. А если мы пойдем так  далеко-далеко, ты будешь крепко держать меня за руку? Небо   - это так высоко. И можно упасть.
Иван.  Крепко-крепко. Так крепко, как никогда на земле,  я ни на секунду не выпущу твою руку.  И мы закутаемся в  небо, как в шелк, и земля останется далеко-далеко позади, но и она будет другая. Тихая, нежная, ласковая… И дома теплых семейных очагов будут мерцать в ночи, как милые светлячки, а дым от домашних каминов   подниматься к нам веселыми причудливыми узорами…
Стелла (счастливая, засыпая). Только очень  крепко держи меня за руку.  Крепко-крепко, хорошо? А то я боюсь одна, без тебя.  Даже когда вокруг так красиво.
Иван. Хорошо, девочка моя, хорошо любимая (целует глаза уже заснувшей Стеллы).
(Иван достает из кармана пиджака  револьвер и несколько раз подряд стреляет в спящую Стеллу. В оцепенении смотрит  на то, что сотворил. Входит  Дмитрий с ножом в руках).
Иван. Ты…Я что,  не закрыл дверь?
Дмитрий. Да…Не заперто было. Нараспашку. Я думал, что вы …уже того…сбежали.
Иван. Куда?
Дмитрий. Как куда…  В Америку.
Иван. Нож почему у тебя?
Дмитрий. Тут выстрелы какие-то были.
(видит убитую Стеллу)…Ты…ты…это …ты?!!!!! (в ужасе отшатывается).
Иван. Я.
Дмитрий. Зачем…
Иван. Нож почему у тебя в руках?
Дмитрий.  Тебя хотел убить.
Иван.  Меня? Месть? За жену?  За то, что дерешься плохо?
Дмитрий.  Она там  уже чемоданы собирает, Регина, чтоб с тобой уехать. Я не мог,  чтобы вы вдвоем…и я пришел…но зачем…что тут…Я не могу говорить тут….такое…(отворачивается).
Иван. Так уходи.
Дмитрий.  Но что тут…
Иван. Уходи. За жену не беспокойся свою. Я один уезжаю. Уже сегодня.
Дмитрий. Но тебя   найдут…Тебя теперь посадят.
Иван.  Да и ладно. Не жизнь и была.
Дмитрий. Но зачем…зачем это все…
Иван. Что «это»?
Дмитрий. Стрелять.
(Иван долго собирается со словами).
Иван.  Погано как-то совсем.  Знал, что мерзко будет. Но почему-то не думал, что настолько. Все люди сволочи, ты знаешь?
Дмитрий.  Наверное.
Иван.  А  некоторые из них  совсем сволочи. Костя приехал…вот …миллионер теперь…Живи и живи там, картинами торгуй,  антиквариатом. Специалист, твою мать. А он все простить мне не мог,  что тогда,  десять  лет назад, Стелла  не его, а меня выбрала. Что ему отказала,  да еще и наговорила что-то нехорошее такое. Ну, он десять лет с теми ее словами и боролся. Чтоб  доказать, что  он  не ничтожество.  Доказал. У него теперь такие пачки в карманах.  Деньги из  него сыпятся. Миллиардер,  наверное.  И все – доллары. И вот он приехал… Журнал со статьей обо мне привез, отзывы критиков тамошних о том, как много потеряло искусство от того,  что  я все бросил, ну и  так далее.  Предложил переехать. Денег дал.   Много. Пообещал, что еще даст. Совсем много. Только надо…надо убить Стеллу.
Дмитрий. Чего?
Иван. Что слышал. Ему важно было, чтобы именно моими руками. Чтоб нам обоим доказать, что вся эта наша любовь – фуфло, что не только  брошу ее,  - продам, убью. В полмиллиона долларов оценил.
Дмитрий. Какая же ты мразь.
Иван.  Стелла…Ей  жить и  так осталось чуть-чуть совсем.
Дмитрий. Чего?
Иван. Что слышал. У меня знакомый врач специально, я попросил, ей сказал другой диагноз. Что все хорошо будет.  Она не понимала, почему ей тогда так плохо,  если все будет хорошо. Ей от силы пол-года жить осталось. И когда я представлял (а мне хорошо  объяснили, как все будет) ,  что она …в  каких мучениях…страшных  болях диких все это  время  проведет, мне повеситься хотелось. А я ничего сделать не мог.  И тут Костя приезжает. С  таким предложением.  Я когда согласился,  и деньги взял, не думал сначала… Взял, чтоб последний раз попробовать,  самые лучшие,  самые дорогие лекарства купить на эти деньги.  Чтоб помогло. Думал,  потом откручусь как-нибудь, от Кости. Пусть хоть убьет,  все равно, главное чтоб Стеллка выздоровела. Не фига. Ей только хуже стало. И я…уже когда знал, что будет…хотел чтоб она счастливой  это время хоть немножко прожила. И умерла  чтобы счастливой. Не от болезни. И с твоей женой…Прости.. Тоже  пакостно так получилось Мы же друзья вроде как. И я…я сволочь. Просто думал, что когда Стеллы не будет – как тогда я …Что мне уже заранее надо отвыкать от любви. Отвыкать  в другой,  любой  женщине. Но не получилось. Три раза мы встретились. И каждый раз все хуже. Стелла все время  перед глазами стояла.
Дмитрий  (совсем  потерянно, смотрит вокруг).  А эти  декорации – к чему? Паруса какие-то…
Иван. Декорации…Да уж…Происходи  на сцене все  это, сказали б, что автор или жизни совсем  не знает, или у него крыша поехала.  Я же объяснял тебе, хотел, чтоб  Стелле эти несколько дней хорошо было. И чтоб дом как корабль был….  «Проходят мимо корабли»…Блин, привязалась слова, не отвязаться. Как  песня какая.
Дмитрий. А про журнал – это  правда?
Иван. Про какой журнал?
Дмитрий. Ну, где про тебя написано, что искусство так много  потеряло.
Иван. Да.  Он здесь валяется где-то.  На 14 страниц статья.
Дмитрий. И чего ты…теперь, картины писать будешь?
Иван. Костя  сказал, что если я …это сделаю…со Стеллой, то  с его –то деньгами он  обеспечит, что никто меня не тронет. На кого-то  другого все свалят.  Когда пистолет давал, свои отпечатки на нем  тоже специально оставил. Для  убедительности. Я сегодня должен уехать. Но если ты меня сдашь, то…мне все равно.
Дмитрий. Нет, уезжай лучше.  Подальше от Регины.  А то будет у тебя под окнами зарешеченными стоять. Уезжай.
Иван.  Поганая жизнь такая. И мы не видим ничего вокруг, не замечаем просто. Вон,  объявления о пропадающих  людях, каждый день новое.  На остановках даже. Никого найти не могут. А вон, в метро, вкатилась одна, на коляске, инвалидка, плачет, милостыню просит, и видно, что кого-то боится дико,  а я потом только вспомнил, что на остановке именно ее фотографию видел.  Вот так у нас людей ищут.
Дмитрий.  А это что, в углу?
Иван.  Да так,  картина одна, написал. Позавчера.
Дмитрий. Ты опять писать начал?
Иван.  Ну да, так получилось как-то.
Дмитрий. А ты…ты вот  со Стеллой так…не потому что …ну подсознательно просто,  может,   ей простить  не мог, что все эти десять  лет   счастье счастьем, а ведь живопись ты ради  нее  совсем бросил. Тебя же так хвалили тогда,  так верили все в тебя.  Понятно, что там на  «ура» на аукционах твои картины идут.  А из-за Стеллы ты все бросил.  Ты не поэтому с ней …так?
Иван. Чушь. Чушь собачья.
Дмитрий (мстительно).   Ну, может, подсознательно,  где то-там глубоко-глубоко….
Иван.  Чушь.
Дмитрий.  Журнал-то покажи. Со статьей.
(Иван  выходит  в другую комнату, слышен какой-то шум.  Затем раздается выстрел. Дмитрий пугается, но понимающе смотрит в сторону комнаты. Иван выходит с журналом в руках).
Дмитрий. Я думал,  ты…
Иван.  Нет.  Положил, а он выстрелил.   Сам. Стекло чуть не выбил.  Все в порядке. Жизнь ведь  продолжается, правда?
(Медленно гаснет свет, и в наступившей на сцене темноте раздается плеск морских волн и крики чаек).
                ЗАНАВЕС.