КОРОЛЕВСТВО. ВРЕМЯ ПРЕДШЕСТВУЮЩЕЕ, ОТДАЛЁННОЕ. ВОСПОМИНАНИЯ
Воспоминания затягивают... и я падаю, падаю, погружаюсь. Не столь давние воспоминания, но я не люблю воскрешать их, потому что не знаю, что случится, если их выпустить, если я вернусь в дни, когда был ребёнком, ничего не знающим и наивным, и когда другой ребёнок нашёлся у меня... не для меня... не по желанию, а по приказу, но как раз это - и тогда, и после - совершенно не имело значения.
Я долго бродил, один и почти свободный, бессовестно наслаждаясь странствием, и даже представить не мог, где и каким образом в итоге найду его.
Огни меня завораживали. Я мог смотреть и смотреть на них, теряясь во времени, неясно тоскуя, испытывая странное чувство - нечто среднее между грустью и радостью, болью и наслаждением. Огни в недостижимой темноте небес, далёкие, далёкие.
Я был принцем, так мне говорили, Первым и Возвышенным - и устрашающим; и всегда, сколько помнил, был одинок. Слуги не в счёт, как и те, кто сражался со мною, обучал меня; они были не ближе тех далёких огней, хоть и вовсе не столь прекрасны. Прекрасен не был никто, кроме моей королевы. Но в отличие от огней, она была рядом почти всегда. Она не приходилась мне матерью, да и никому, она была для этого слишком юной; и не сестрой, чему я радовался. Как и тому, что, будучи принцем, я подхожу ей - повелительнице. И быть может, однажды она тоже сочтёт это обстоятельство удачным и возьмёт меня, протянет мне руку не только для поцелуя и станет воистину моей королевой.
Ей я никогда этого не говорил, но я вообще говорил ей мало. К чему? Она иногда призывала меня, манила к трону, усаживала возле; её пальцы с длинными ногтями цвета крови касались моих волос, губ, скользили по щеке. Она могла молчать, а потом молча же, лёгким движением руки, повелеть мне уйти. Она могла сказать, что видела мою тренировку и довольна. Или взять за подбородок, поднять моё лицо, заставляя запрокидывать голову, чтобы взглянуть, глаза в глаза, в её темную, бездонную, изумрудную зелень... в омут, который притягивал, который страшил. Я никогда не отводил глаз. Она тихо смеялась и приближала тонкую, почти прозрачную руку к моим губам, разрешая поцеловать. И я уже не помнил, когда впервые подумал о том, как поймаю эту руку за хрупкое запястье, удержу и притяну к себе - чтобы найти поцелуем её нежный рот в пурпурных росчерках помады, я представлял, как слизываю эту краску, её броню, защиту от холода нашего мира. Я почти ощущал её вкус. Он был горьким и волнующим, а губы - беспомощно покорными... обманчиво. Ни на миг я не заблуждался насчет её силы, её истинной сути, под тонким покровом покоя - неистовой и опасной, непредсказуемой... как моя стихия, данная в дар - раскрытая - ею. Как и я сам.
Я знал, что меня считают красивым, это слово мелькало в мыслях и обрывках фраз - чаще женщин, но и некоторых мужчин. В них я слышал оттенок зависти. И спрашивал себя: а каким меня видит она? Иногда, в своих покоях, я снимал одежду и подолгу смотрел в огромное зеркало, ища там красоту, способную привлечь, вызвать её восхищение. Я касался своих плеч, бедер, слишком длинных дымно-серебристых волос, которые она не позволяла мне стричь, и я заплетал их в косу, чтобы не мешали в сражениях. Она дарила мне украшения - синие камни и белое золото. Некоторые из них были оружием; я сам придумывал, как делать из них лёгкие, незаметные, удобные предметы, предназначенные убивать. Изысканно и утончённо, без грязи и лишних страданий... звуки и агония жертв были уродливы и резали слух. Мне хватало и ментальных метаний. Я смотрел, как отблёскивают густой синевой её камни на белой до бесцветности коже, подносил их к губам, пропускал тонкие цепи меж пальцев и обвивал вокруг шеи и запястий... это было так странно - представлять, что я стою не перед собственным отражением, а перед нею. Моей королевой, центром моей вселенной. Временами казалось, что её взгляд находит меня - из тёмной глубины теней, скрытых меж срезов пространства, из туманной дымки портала, сотканного моим и её зеркалами...
Мне исполнилось пятнадцать в тот день, когда она сказала:
- Ты отправишься в странствие между мирами, Кай, ты должен привести к нам второго принца.
Я никогда не покидал не то что мира, но и города; а если быть точным, то совсем редко выбирался за пределы дворца. Не то чтобы меня не тянуло туда, на улицы под сумрачным небом... и дальше, о нет, неизмеримо дальше. И сейчас я смотрел на неё, едва не дрожа от восторга и благодарности, потому что она исполняла мою мечту, она дарила мне подарок на день рождения... такой желанный, что я и сам не знал, как сильно желал его. И это слегка пугало.
- Ты боишься, Кай? Видишь в нём соперника, врага?
Соперника? Я удивлённо попробовал эту идею на вкус и совершенно не понял её смысла.
- Нет, госпожа. Как я найду его?
- Увидишь, поймёшь. Ты сразу узнаешь его, вы ведь с ним схожи.
«Мне можно будет любить его?..»
- Следует ли мне какое-то время не убивать его?
Она весело рассмеялась. По тронному залу раскатились невидимые льдинки-колокольчики.
- Ты ни в коем случае не должен убивать его. Я запрещаю. Ты будешь тренировать его, учить.
Я постарался скрыть от неё своё волнение; я всегда скрывал подобные признаки слабости. Но я был растерян и чувствовал себя почти несчастным: я абсолютно не знал, что мне делать теперь. Никто никогда не объяснял мне, каким образом ищут таких, как я; до сего момента я и понятия не имел, что я такой не один во вселенной, и не только властью и волей королевы стал таким, и подобных людей, оказывается, можно найти. Никто не учил меня быть учителем.
Спросить совета мне было некого. Всё, что я знал о реальном положении дел в мироздании, сводилось к тому, как передвигаться быстро, минуя преграды в виде расстояний и пожираемого ими времени: я умел создавать переходы, порталы. Это у меня всегда хорошо получалось. Ещё я, разумеется, отлично мог убивать, но сомневался, что сей полезный навык поможет мне в поисках друга.
Я сразу стал в мыслях звать его другом; иногда братом... мне казалось это естественным, как править холодом и не дышать в порталах. Враг? Я был уверен, что госпожа моя пошутила. Ведь вскоре после того она засмеялась. Враг - тот, кто атакует, стремится ослабить, забрать часть тебя; или же тот, у кого есть требуемое тебе и кто вовсе не горит желанием этим делиться. Таких врагов я понимал. Но зачем этому юноше, схожему со мною, новому принцу - нападать или что-то отнимать у меня? Я не намерен причинять ему зла, а если что-то во дворце ему понравится, я охотно отдам это сам. Вещи ничего не стоят. А отнять поистине важное попросту невозможно.
В итоге я решил не мучиться, изобретая сложные планы при игре вслепую, и попросту шагнул наугад - открыл портал туда, куда было легче. Самое простое - зачастую и есть самое верное. А будь тут особые специальные хитрости, моя королева об этом сказала бы.
Конечно, я лукавил сам с собою: мне страстно хотелось путешествий. Я не расспрашивал госпожу, да и вообще никого, втайне опасаясь, что мне ответят - и отправят в нужное место сразу, назовут город и планету, на которой он располагается... и я потеряю такую невероятную, чудесную возможность: бродить, где хочу, свободно, полностью отдаваясь интуиции, инстинктам - в общем, лишь собственным желаниям. А потом меня снова привяжут к дому, и ещё надёжнее, чем до того, ведь мне придётся быть не только Принцем, но и учителем... на этом месте я снова терялся, сердился на себя и не знал, как быть, когда привычные способы успокоения не помогали. Как же я смогу учить, если сам умел почти всё, сколько себя помню, всегда? Меня учили только сражениям, да и там моё тело откуда-то уже знало и стойки, и выпады, и обманные приёмы... мой ледяной ветер был такой же частью меня, как глаза и пальцы; порталы забирали немало сил, но трудно ведь и передвигать вручную тяжёлые предметы, однако сам способ их передвигания - очевидней некуда... Но может, я зря беспокоюсь заранее, и мой будущий брат, как и я сам, владеет этими навыками от рождения? Тогда учить его понадобится разве что этикету в присутствии Госпожи и почтению к королеве. Но последнее - невелика премудрость: едва он увидит её, прекрасную и обманчиво-ледяную, ускользающе-близкую, почти что одну из нас, но неизмеримо более великую - и почитать её, как и любить, он тотчас научится сам. Как и я.
Соперник? Я бродил по странным и ошеломляющим городам, многие из них были поразительны, а многие пугали, а иные производили и тот, и другой эффект одновременно; иногда меня уносило за пределы людских поселений, на дороги, ведущие мимо деревьев, трав, гор и океанов... Мне не было важно, как зовётся всё то, что я вижу; озеро или море, скала или вершина, роща или лес... Знакомые слова сливались с новыми зрелищами, звуками, запахами. Я листал миры, как в детстве - раскрашенные страницы книжек. Там, где людей находилось много, переворачивать листы было чуть труднее, своими мысленными дыханиями люди гасили влекущий меня ветер. И тут я услышал его.
В тот миг я был не в городе - вероятно, поэтому чувство нахлынуло столь сильно. Я споткнулся на ровном месте и упал на четвереньки во влажную от росы траву на берегу озера, которым любовался, когда это произошло. Мне хотелось войти в воду, окунуться с головой... стряхнуть жаркий, тянущий звук - беззвучный, но цепкий, словно в меня вонзили десяток крючьев и потащили. Или вот-вот потащат, не оставляя ни сил сопротивляться, ни выбора.
Но так я не договаривался. Всё-таки это я здесь Повелитель, странник меж реальностей, заколдованный снежный воин моей королевы... Я собрал воедино осознание себя - всего во мне, что было волей, сущностью, силой, - и встал. Озеро каким-то странным образом резонировало с тем, кого я искал, и я решил, что это хороший знак, пускай и непонятный: неподалёку был дом, который мне понравился достаточно, чтобы сделать его своим, без особого труда убедив обитателей переселиться. Дом казался золотистым из-за цвета некрашеных досок, которыми был отделан, а может, он и весь был из настоящего дерева, золотого и тёплого, такой уютный и игрушечный, совсем не похожий на огромный, белоснежный, сверкающий хрустальным подобием льда мой дворец...
Теперь я знал, по крайней мере, что он младше меня и талант его совершенно иной и незнаком мне. Знание возникло словно бы само - не вмиг, но внезапно, оно проявлялось фрагментами, вспышками тут и там, но только моё внутреннее, растянутое восприятие времени разделяло эти фрагменты - снаружи, в реальном мире, не прошло и двух взмахов моих ресниц, а картина уже собралась воедино, я уже полностью его ощущал.
Он был в этом мире, совсем неподалёку, и потому я просто пошёл туда - мне хотелось насладиться каждым шагом по «его» земле, каждой оставшейся своей секундой на свободе. Я представлял его в золотистом доме, в тепле и уюте... и внезапно подумал: он не захочет со мной уйти. С какой стати ему хотеть? Оставить красивый солнечный мир, где зелень, и ветер, и то лесное озеро... наверное, много лесов и озёр... и у него есть свои любимые места, а главное - то, чего никогда не было у меня, свобода... настоящая - когда ты не у ног кого-либо, пусть даже самой прекрасной, желанной... У меня закружилась голова. Отчасти я понимал, что эти ощущения и мысли - не вполне мои, я уже некоторое время соединён с другим сознанием, хотя и на очень странном, глубоком и в то же время поверхностном уровне - я не чувствую, как он, не знаю, о чём он думает и чего желает; и всё-таки сам себе я не принадлежу сейчас тоже, чуждая и неясная энергия обливает меня, как вода, и меняет... заполняет мою собственную часть мира, мою... душу, наверное?
Если он откажется, если он тут счастлив, я не заберу его.
Это было внезапно и смущало. Приказ королевы я не смел нарушать. Нет, я... просто не представлял до сего момента, что даже помыслю о том, чтобы его нарушить. И я совсем не знал его, этого юношу... мальчика, на несколько лет младше, ему может быть десять, двенадцать... Обычно дети не живут сами по себе, я читал в книгах и видел фильмы: у детей есть родители, которые опекают и любят иногда. Я - другое дело, я вырос во дворце; когда-то давно я спросил королеву, она сказала, что семьи у меня не было, и я искренне порадовался, что зато есть она - и учителя, и мой дар, и вся моя жизнь, полная пусть не заботы, но роскоши. Самой большой роскошью я считал возможность развивать свои таланты и быть рядом с нею. Однако из тех же фильмов и книг я сделал вывод, что обычная участь ребёнка без родителей довольно нерадостна: речь уже не о заботах, а о нехватке самых простых и необходимых вещей, вроде еды, одежды, тепла и одиночества. Жизнь, сходная с существованием животных... Такое не могло не пугать. И эти мысли тоже были не вполне мои, навеянные нашим контактом, слиянием... той новой силой, которую я в нём ощущал.
Я сделаю, как он захочет. Мне есть что ему предложить, и быть Принцем - это очень, очень много... но я не могу тащить его во дворец насильно. Сделать слугой, пленником, сделать почти мёртвым, в конце концов, - да. Но того, кому предназначено властвовать, нельзя ломать. Откуда я взял это, я и сам не понимал. Знание выплыло из глубины, твёрдое и бесспорное, словно было всегда. Я пытался представить, каким стал бы я сам, если бы кто-то, в детстве, применял ко мне насилие. Кем бы я ни вырос, но уж точно - не собою, не Повелителем Льда. А тогда зачем бы я нужен был моей королеве?
А если я осмелюсь не исполнить её пожелание, то буду ей нужен? Если она огорчится... разочаруется?.. На краю сознания проскользнуло: если она пожелает наказать меня? Учителя часто причиняли мне боль, некоторые раны потом долго не заживали... пока я не выучился исцелять их, так что они были не менее полезны, чем искусство сражений. Но ранения на тренировках - это одно, а наказания - наверное, совсем другое... Всё это было настолько чуждо мне, настолько нелепо и непредставимо, что я попросту перестал размышлять об этом. За ним отправили именно меня потому, что только Принц может объяснить, как это удивительно и прекрасно... и величественно, и нужно - в первую очередь, ему самому. И он пойдёт со мною, пусть не радостно, но по доброй воле, и никого наказывать не придётся.
Я смотрел на деревню с пригорка: она была большой и с виду не бедной, да и отголоски жителей это подтверждали: я не ощутил страдающих и голодных. Впрочем, нет, ощутил. Одного. Ярко. Крючья во мне, насквозь, по всему телу. Ярче и острее, яростно. Тот дом стоял на отшибе, совсем маленький, даже не дом, а сарайчик, без окон и признаков людского жилья... Глухое, тёмное, лишённое даже намёка на свет гнездо тоски, окутанной болью.
Туда меня звал наш резонанс. Тащили... едва не волоком, если бы я хоть на миг позволил это... цепи на концах тех крюков, я почти видел их, раскалённые, страшно сияющие из-под ржавчины подобием золота, нет, пламени, нет... обезумевших, готовых обратиться в сверхновые звёзд.
Я не помнил, слетел ли с холма бегом или прыгнул насквозь. Я не знал, кто и каким меня видит. Я не вынес дверь вместе со стеной только потому, что мне было слишком страшно, и я замер у этой двери, неожиданно прочной и увешанной тяжёлыми засовами, но сейчас приоткрытой, и собрав воедино всю свою волю и задержав дыхание, посмотрел внутрь.
Я увидел всю картину целиком, только не сразу понял, что вижу. Двое людей... кажется, молодых, крупных и мускулистых, и явно довольных, стояли над третьим. Лежащим, нет, уже стоящим на четвереньках. Если бы не моё чутьё, я принял бы это за зверька: тёмный, без мыслей и чувств, сгусток боли. На нём был ошейник, от которого отходило сразу две цепи, к скобам у противоположных стен. Такие же цепи крепились к кольцам на его щиколотках и запястьях. Цепи были длинные, но вряд ли он мог свободно передвигаться даже в пределах комнатушки. Лица не было видно из-за кома очень длинных и очень грязных волос. Хотя грязным было всё - настолько, что я и представить не мог, как в таком смраде, подходящем скорее для выгребных ям в самых диких из виденных мною миров, могут находиться живые люди. Все детали фиксировались мгновенно, куда быстрее, чем там, в доме, один из мужчин бросил кнут, взял ведро и выплеснул на застывшее тело. Стекающая вода была бурой, и даже сквозь вонь остро пахла кровью. Ею тоже пропиталось тут всё... меня затошнило, я припал к стене и замер, словно окоченел, воистину превратился в лёд. Потом я так и не смог простить себе этого приступа слабости, нескольких минут потери контроля. Можно было оправдаться отсутствием опыта, до меня и вправду не сразу дошло, что те двое делают с ним... но я ненавидел оправдываться. Всё во мне сжималось, перекручивалось от отвращения, я едва мог сдерживать рвоту, и пока мною владело это жалкое парализующее бездействие, те двое с явной привычностью и удовольствием его насиловали. Хотя он не сопротивлялся. Я вообще не ощутил никакого протеста - ни теперь, ни сперва, когда его били... кажется, это длилось долго. Он растворил свою сущность во тьме, и даже те невидимые крючья, что зацепили меня и притянули сюда, померкли и обратились в тени. На этом месте я отпустил себя, и лёд вокруг взорвался.
Дверь не вылетела, её просто не стало. Как и державших его цепей. Людям повезло: их всего лишь отбросило, раскидало по стенам. Кажется, целыми, а впрочем, мне было наплевать. Я подошёл и протянул ему руку:
- Идём.
Я знал, что встать он сейчас не сможет, да и слова мои вряд ли поймёт; мне лишь надо было как-то показать, что ворвавшееся в его дом чудовище - не новая угроза, а спасение. Но он неожиданно крепко уцепился за мои пальцы и не сразу, шатаясь и неловко кренясь набок, всё-таки встал. И даже шагнул, но тут же выпустил мою руку и стал медленно заваливаться на грязный пол. Низко склонённая голова - я так и не видел лица... Я подхватил его, стараясь не слишком морщиться и дышать ртом: запах был тошнотворней некуда, и больше всего мне хотелось, наконец, избавиться и от необходимости держать его, и от одежды. Он обвис у меня в руках и кажется, не дышал. Я дотащил его до проёма в стене и с облегчением выбрался наружу: эти несколько шагов дались мне труднее, чем весь путь досюда с предыдущей планеты, включая мёртвое ничто портала.
Солнце. Оно уже садилось, но вечер был полон золотых, пурпурных, кроваво-алых лучей. А там, внутри, за несчастную пару секунд я почти успел забыть, что в мире бывает солнце. А он... на привязи, без окон, как в клетке...
- Пусти, - тихонько сказал он.
Я и так собирался это сделать: мне понадобилась всего пара шагов, чтобы вновь оказаться у озера. Я смотрел на него, замершую на коленях в траве фигурку, и едва мог поверить, что прошло не больше часа с момента, когда я сам стоял здесь вот так, глядя в воду, ловя новые странные ощущения... гадая, пойдёт ли он за мною или потребуется сила, чтобы увести его. Что ж, сила мне и вправду потребовалась. Но как же я теперь... с ним?..
Он оставался столь неслышным, что я был по-настоящему поражён, когда он поднял голову, и я понял, что он плачет. Такой далёкий, совершенно непроницаемый взгляд. Слёзы просто текли, сами по себе, прокладывая на перепачканных щеках светлые дорожки.
- Я никогда не видел... столько всего. - Он смахнул слёзы с почти изящной небрежностью, размазав по лицу грязь и кровь. Его руки были покрыты глубокими, жуткими на вид ранами, багрово-чёрными браслетами содранной до мяса кожи и сочащегося сукровицей гноя.
- Благодарю, господин. Я теперь твой?
Это был не вопрос, а утверждение.
- Нет. И не зови меня господином.
Он серьёзно кивнул. Мне казалось, он смотрел и смотрел бы на небо, деревья, на озеро... если бы не досадная необходимость смотреть на меня.
- А как мне тебя звать?
Я произнёс своё полное имя. Оно прозвучало не моим вовсе, набором букв, не имеющим смысла... никто не звал меня этим именем, а если и звал, то давным-давно... вся прошлая жизнь подёрнулась дымкой, отдалилась в почти нереальное «прежде». Лишь он был настоящим.
Он повторил, в точности воспроизведя не только слово, но и мою интонацию. И вопросительно замолчал, глядя, как я хмурюсь.
- Я сказал неправильно?
- Правильно, но мне не нравится. Если бы тебе понадобилось окликнуть меня, то как?
- Ты своё имя не любишь?
- Это - нет. Оно для церемоний. Не для бесед.
- А друзья как тебя называют?
- У меня нет друзей.
- Кто ты?
- Принц. Повелитель Стихий.
«Как и ты», - просилось на язык, но я сдержался. Да, я чувствовал его совершенно ясно, я почти уверен был, что не ошибаюсь... почти. Но если я всё-таки ошибся, если принял за сродство Повелителей - его глухую, тёмную, такую безмолвную и такую требовательную боль... тогда меня и наказывать не придётся. Я сам от стыда умру, обращусь горсткой снега у ног моей госпожи.
- Твоё имя холодное, - он глядел на тающий за вершинами деревьев багряный закат и сам казался холоднее и дальше, чем небо, и совсем не ребёнком. - Кэс?
Я опустил ресницы, соглашаясь. Почему я не сказал ему «Кай», как звала меня королева? Я не знал. Но мне было приятно, что он выбрал другое сокращение. Новое... и новая жизнь - больше не одному... но что-то мешало мне просто взять и сказать ему - и об этом, и о том, как я рад, и как взволнован, и как хотел бы шагнуть назад во времени и забрать его на много лет раньше, чтобы никто не посмел и пальцем его коснуться...
- Извини, мне можно... туда? - в первый раз в его голосе появились детские, почти умоляющие нотки. Выражение на его лице, устремлённом к озеру, проще всего было описать словом «голод». - Здесь так красиво, и я словно ещё грязнее, чем есть. А это уж грязи больше, чем меня... Как ты только терпишь?
И не дожидаясь ответа, решительно полез в воду. А я только сейчас понял, что совершенно не замечал аромат, до сих пор окутывающий нас обоих густым облаком и напоминающий о чём-то очень большом, солидное время назад издохшем на помойке.
Он зашёл так глубоко, что мне едва виден был его подбородок. А потом вдруг исчез. Я кинулся в озеро, не раздеваясь, и едва не охнул: вода была ледяная. А он вынырнул и смотрел на меня, удивлённо хмурясь из-под залепившей его лицо массы густых волос.
- А одежда... испортится... и замёрзнешь...
Слова едва слышались сквозь стук зубов. Я вздохнул и быстро согрел часть озера вокруг нас. Не очень сильно: здесь обитали мелкие существа и растения, а они ничем не заслужили того, чтобы их убивать.
- Одежда не имеет значения. Холод тоже. Всё это легко поменять.
Я зачерпнул в ладони воды, сделал из неё шампунь и вылил ему на волосы. Впрочем, я был уверен, что в данном случае одной горсточки и озера маловато. Скорее, тут потребуется неделя в горячей ванне и десяток крайне опытных в своем деле парикмахеров.
Он застыл и молча смотрел на меня - словно вообще не понимал, что я такое с ним делаю. Мыльная жидкость, пахнущая клубникой, потекла по его лицу, и он осторожно лизнул. И тихо ойкнул.
- Вкусно.
- Это не для еды. Для мытья. Вот так... - я неуверенно взбил пену на его волосах, опасаясь напугать: мне с опозданием пришло в голову, что до этого любое прикосновение означало для него боль. - Давай сам.
- Как это называется?
- Шампунь.
- Нет... это вкусное...
- Клубника. Тут просто видимость, для приятного запаха. Потом попробуешь настоящую. Хоть каждый день. Это не самая вкусная вещь в мире. У тебя будет возможность сравнивать. Любая еда и вообще что захочешь.
Судя по его неловким движениям, волосы он пытался мыть впервые в жизни. А ещё ему, конечно, было больно. Вот я дурак... эти кошмарные раны на его руках...
Я как можно бережнее перехватил его запястья и закрутил воду вокруг - теплом, прохладой, снимая боль, исцеляя. Я никогда не делал этого не с собою. Но я привык к другим ранам, резким и чистым, и не пропитанным чем-то ядовитым и тяжёлым, от чего мутило и... выжимало, высасывало, жадно, опустошая, отталкивая, роняя... в воду...
Он удержал меня, и я благодарно прислонился к нему.
- Кэс? Зачем ты?
Хорошо, что мы были в воде. Она подхватывала и уносила... всё грязное, всё, что отравляло. Мне хотелось лечь на поверхность озера, стать лёгким-лёгким и задремать. Видеть лёгкие, плавные, мерцающе-звёздные сны...
- Странный вопрос. Раны нужно лечить.
Мне было сонно и зябко: вода совсем остыла. Но это было хорошо. Спать сейчас явно не следовало.
- Лучше отойди, - тихо сказал он, не глядя на меня. - Подальше. Я у тебя... взял... я не нарочно.
- Но и отдал тоже, - пробормотал я, с трудом противясь набегающему сну, полному шёлковых, тёмных, мерно качающихся волн и звёзд. - Бери, если надо. Меня не убудет.
- Тебе не страшно?
Я тихо рассмеялся. Мысль была самой забавной из всего, что я представлял и думал за последнее время.
- Нет.
- А все боялись. Поэтому они...
- Держали тебя там? Ты убил кого-то?
Он вскинул голову. Глаза ярко блеснули.
- Нет.
Кажется, он не думал, что я поверю. Но я верил. Впрочем, мне было всё равно. Я взял его руку и осмотрел: раны не зажили полностью, но больше не пахли грязью и гниением.
- Тебе трудно делать так? - вдруг спросил он, впервые прямо и настойчиво глядя мне в лицо.
- Не очень. Не волнуйся, я вылечу и остальные.
- Да ну их. А ты можешь сделать, чтобы вода вот так сама закрутилась... вокруг меня?
Я в замешательстве кивнул, тут же решил, что понял, и удивился, как не додумался раньше:
- Вымыть твои волосы? Конечно. Хорошая мысль.
- Нет... не только. Меня всего... чтобы очистить всюду... - он с непонятной усмешкой повёл плечом. - От того, что они делали, тоже. От любой грязи. Изнутри.
Я быстро прикинул соотношение оставшихся у меня сил, его роста и размеров озера.
- Могу. Но будет больно. Сейчас у меня не выйдет, чтоб ты не чувствовал. Хочешь, позже?
- Сейчас. Плевать на боль. Сделай!
Его глаза сверкали в темноте, опасно и золотисто, совсем как густо усыпавшие небо и отражённые озером звёзды.
- Только постарайся не тянуть у меня энергию. Нам ещё добираться к дому. Если поймёшь, что тянешь, - попробуй обратить это на озеро. Или нет, тут много кого живёт... Лучше на небо. Оно далеко, и у него-то сколько ни забери, хуже ему не сделается.
- К дому?
Его голос внезапно стал тихим и ломким, как первый осенний ледок. Тихим настолько, что даже дыхание листьев и трав казалось заметнее.
- Ты меня взял... оттуда... на время? Вернёшь?
Тонкие пальцы вцепились в мои запястья, царапая обломанными, острыми, как у зверей, ногтями.
- Не лечи тогда, ничего не отдавай мне... только не надо, не возвращай! Я ведь нужен тебе зачем-то... скажи, я всё исполню! Я буду твоим, полностью, послушным... делай со мной что захочешь! А потом убей, но здесь. Пожалуйста! Ты же... живое в озере жалеешь, но я тоже... живой...
Из-под его ногтей, проткнувших мою кожу, вязко тянулась кровь. Он опустил глаза, заметил... выпустил меня и отшатнулся, пряча стиснутые руки за спиной. Сейчас он и впрямь был зверушкой - дикой, обезумевшей от ужаса. Я схватил его за плечи и крепко сжал. Это преображение, страх в глазах, жалко трясущиеся губы - я не мог на это смотреть. Он был Принцем - а они не унижаются, не умоляют.
- Ты не вернёшься туда никогда. И никто больше не причинит тебе боли, как делали там. Обещаю.
Он глубоко вздохнул - с усилием, как будто дышать ему было больно. Медленно провёл языком по губам. Расцепил руки, зачерпнул воды и окунул в них лицо. Я терпеливо ждал. Когда он взглянул на меня снова, то нездешнее выражение вернулось... как и странный золотой свет. Что-то проглядывало из глубины. И этого стоило бояться.
- Как это - взять энергию у неба?
- Ну, просто... когда она к тебе потечёт, мысленно перекинь её с меня на него. Представь, что между нами нить, леска... выдерни крючок из меня и зацепи за небо.
- Звучит не очень просто. А если я не сумею? Я никогда не делал так... Оно всегда... само.
- Не попробуешь, не узнаешь.
Вода уже завивалась вокруг нас - обоих. И не только вода, что из озера... и совсем уже не та. Мне хотелось закрыть глаза, но он мог испугаться... и то золото в нём, изнутри, требовало внимания, притягивало, дразнило. А я всегда принимал вызовы. Сущность воды, морозный холод - и беспощадная чистота льда... но я стремился придать ей мягкость. Даже если он не тот, кого я искал, теперь я связал нас - его страхом, моим обещанием. Я распахнул душу навстречу всему, что чувствовал он, и когда дыхание ледяной воды проникало в него, вымывая и вырывая всю проросшую в нём грязь, ядовитые зловонные нити, - я задыхался от его боли, и сквозь слёзы его лицо виделось нечётким, далёким, только те искры разгорались всё ярче, вонзаясь в меня, становясь каналами, по которым моя жизнь устремлялась к нему, впитывая меня, поглощая... Мои руки на его плечах, его - на моих... я запутался и почти потерялся в вихре льда и белого света... и золота звёзд - холодного, такого холодного... жадно и сладостно пьющего меня, и на пределе... волнующе... я знаю тебя, я помню, мы делали это, ты уже... забирал меня, убивал... а я и тогда наслаждался.
То ли озеро встало вертикально и огромной тёмной воронкой раскручивалось вокруг нас, то ли само небо спустилось и вело с нами безумный, уничтожающий, неистовый танец. Что я сделал с ним? Кажется, он смеялся.... и плакал тоже, или это я сам, щека к щеке - и солёная влага, и радость - сквозь всю эту острую, раздирающую на атомы боль...
- На берег, - то ли подумал, то ли прошептал я, сознавая, что ещё миг - и я потеряю контроль полностью, и настоящая вода захлестнёт и утопит нас обоих. Рассерженная вода... не склонная прощать таких неблагодарных вторженцев...
Не знаю, вышел ли я сам или он вытащил меня. Или мы просто перенеслись на траву, подальше от негодующего озера. Я лежал и отдыхал, радуясь, что жив, и не очень понимая, отчего это так. Его боль не оставляла меня. Её было там слишком много... ничего иного у него вообще не было. А он был золотой призрачной птицей, парившей и над болью, и над безнадёжностью, и над всем, что пачкало, унижало его. Он словно пел... часть души его пела - всегда. На эту песню, как на маяк, я пришёл к нему... а сейчас, в этот миг, на эту песню, призывную, ликующую, победительную... рухнули звёзды.
Я видел смерть, и она не пугала. Я знал, что жить осталось считанные секунды, но какая разница. Я лежал на влажной упругой траве, колющей меня сквозь мокрую рубашку, и смотрел, как с неба льётся и льётся безумно прекрасный золотой дождь. И поток обретает форму, превращается в подобие воронки, а может, кинжала... или мелодии, что сходится к единственной ноте - к нему. Повелителю, Принцу, в котором я по глупости смел усомниться. Он стоял на коленях, подняв лицо, и оно сияло - сравнимо с сиянием омывающих его звёзд. Он был страшен и невыносимо завораживал. Красота, равной которой я не встречал никогда... и умирать с этой красотой казалось мне чудесным даром, наградой... счастьем.
Его сила - то, что стремилось к нему, проникало в него и не очень-то подчинялось, - распластывала меня по земле, выжимала досуха... и поглощала. Я был уверен, что сквозь меня уже видны примятые мною травинки. И тут всё кончилось. Он встал возле меня, широко раскинув руки; надо мною словно заструилась незримая, невесомая ткань. Он выглядел гордым, торжествующим, непобедимым. И когда он посмотрел на меня, я забыл, как дышать, от внезапного страха: его глаза блистали двумя звёздами, и лицо того, кто находился рядом, не было лицом человека. Не повелитель... сама стихия в его теле, это она повелевала им. А остался ли там тот мальчик... я не знал.
Но он заслонил меня.
Но этот золотой лучисто-кинжальный взор мог вонзиться и сжечь в любое мгновение. Просто так. Или защищая. Разве я не угроза?.. разве его сила, обладая хоть тенью сознания, не станет от всех иных носителей силы его защищать?
- Кэс, - тихонько выдохнул он и опустился на четвереньки. Золота больше не было - разве только на небесах. - Я тебя ранил?
- Нет.
Он хрипло кашлянул и лёг рядом со мною. Кажется, прошло много времени... или минут десять. Его пальцы касались моих. Это было замечательно - как опора в сплошном урагане. Единственное, что не давало мне отдаться ветру и растаять, рассыпаться в мелкую снежную пыль.
С наслаждением. О да... и с восторгом. Звезда спустилась с небес и коснулась меня - и я знал, что умру или нет, кем бы ни стал и что ни сделал, но никогда больше я не останусь один. Далёкие звёзды никогда больше не будут такими далёкими.
«Звезда моя, никто больше не причинит тебе боль, не унизит тебя. Пока я жив, клянусь - никогда».
- Я не сумел, - грустно сказал он. - Что-то случилось. А тебе теперь больно.
- Ничего. И ты сумел. Я жив ведь.
- Что это было?
- Твоя сила... проснулась, нашла тебя.
Он помолчал.
- Я никогда не был таким чистым. Ты для меня... столько... Что тебе сделать? Ты забрал меня, зачем?
- Ради этой силы в тебе. Ты Повелитель Стихий, как и я. Принц, которого я искал.
- Ты мог умереть.
- Не умер же. Вставай, нам пора. Тут холодно, а мы сейчас не защищены. Надо поесть и согреться.
- Не надо, - жалобно попросил он. - Здесь так хорошо. Звуки вокруг, и запах... ветер... и эти огоньки.
Я привстал на локте и озадаченно всмотрелся в него.
- Огоньки?
- Ну там, сверху. - Он слабо махнул рукой: - Красивые. Поют. Я хочу с ними тут... остаться. Если насовсем нельзя, то хоть ещё немножко... ты позволишь? А ты иди... я не убегу.
- Они называются - звёзды.
Я встал, медленно, преодолевая боль, от которой едва мог не кричать и не терять сознание.
- Ты сможешь видеть их постоянно, каждую ночь. Но сейчас надо домой. Вставай, мне без тебя не справиться. Не перейти.
Он поднялся - с таким же трудом, насколько я мог судить. Покачнулся и крепко в меня вцепился, едва не уронив. Я со скрипом стиснул зубы, чтобы не начинать обучение с непристойных ругательств.
- Повелитель, точно... и ты тоже.
Я моргнул, растерянно на него уставясь, и расхохотался. Было больно, но смех сам рвался наружу, и я попросту боялся им подавиться. А через миг мы уже смеялись хором - хотя у него получалось не очень-то убедительно. Похоже, до сего момента смеяться ему не доводилось.
- Дай мне свою силу, ладно? То есть, я возьму сам, ты только не мешай и не бойся. Может быть больно, но недолго. Я открою портал... переход в другое место. К дому. Там много горячей воды и шампуня, - я улыбнулся. - И чистой одежды.
- А звёзд?
- Их будет много у тебя всегда. Мне кажется, это твой особый дар, твоя стихия - звёзды.
- Хорошо, - прошептал он. - Тогда идём. А как это - портал?
- Увидишь. - Я собрался с духом. Должен ли он знать, сколь велика вероятность, что этот путь для нас плохо закончится? - Не пугайся и не отпускай меня. Это не очень приятно. Но быстро. Относительно.
Он сосредоточенно кивнул.
- И если твоя сила вдруг рванётся наружу, успокойся и сдерживай её. А то погибнем оба.
- Я попробую.
- Ты лучше не пробуй, а просто делай, как говорю, - с трудом скрывая беспокойство, поправил я. - Да, я совсем забыл... как тебя зовут? Извини, мне следовало спросить раньше.
- Не знаю, - он неловко передёрнул плечами. - Кто как звал... В основном «Ты, тварь» ну и вроде того.
- В портал нельзя, если я не почувствую твоё имя, - я едва мог скрыть от себя, что начинаю паниковать. - У всех оно есть. Подумай, вспомни... даже если ты слышал его давным-давно, оно осталось в твоей памяти.
Он серьёзно устремил взор к звёздам, уже начинавшим бледнеть: приближался рассвет.
- Я правда не знаю. - Его голос упал до еле слышного шёпота: - Тогда не забёрешь меня?
- Заберу. - Из смутных, тёмных глубин, из снов, кружась, выплывали образы... тени голосов, лиц, воспоминаний. - Такой камень... он не блестит, но он прекрасен... хрупкий и твёрдый. У меня есть ваза из него - её стенки почти прозрачны, но она не разбилась за много столетий. Красивый камень... как листья и трава... нефрит. Мне кажется, это тебе подходит.
Он осторожно повторил, словно покатав новое слово на языке, и с робкой улыбкой склонил голову.
- Нефрит... Нер.
- Нер, - повторил я. Внезапно всё моё волнение улетучилось. Я выполнил повеление королевы, я всё сделал правильно, я нашёл того, кто был ей нужен, и мы минуем портал легко и без приключений. - Нери. Повелитель... нет, Голос Звёзд.