Уже несколько лет мне снится сон, в котором я бегу от какой-то опасности, но ноги мои чугунные, и я не в силах оторвать их от земли, но стоит мне все-таки передвинуть ногу в некоемом подобии бега, как тут же нога подо мной подгибается, словно становится ватной, при этом я испытываю животный ужас от надвигающейся опасности, и от неотвратимости происходящего. Но я стараюсь, я все-таки бегу, мимо меня идут люди, они обгоняют меня, хоть и не спешат, и у меня уже нет сил, а я все равно бегу.
Мои дети уже спали, да и я с какой-то приподнятостью готовилась ко сну, наслаждаясь вечерним покоем и предчувствием теплой постели после тяжелого дня, когда к моему дому подъехала машина. Вначале я не обратила на свет фар, высветивших мое окно, никакого внимания, мало ли машин подъезжает к складу, находящемуся по соседству с моим домом, но потом поняла, что машина ко мне. В окошко осторожно постучали. Накинув на себя полушубок, я выскочила на улицу. Возле дома стояла водовозка. Водитель Женя ждал у открытой кабины.
- Лариса, собирайся, со штольни позвонили, сказали, что жила вынырнула, надо опробовать, проходчики говорят, что все блестит от золота. Я сегодня дежурю, вот приехал за тобой. Проходчики тебя ждут, пробы надо отобрать, да дальше бурить. За твоим рабочим заезжать будем?
- Нет, я сама отберу. От него никакого толка нет, как и не пацан вовсе, молоток из рук вылетает, не говоря уж о кувалде.
Расстроившись от неожиданной перспективы провести ночь на штольне, я пошла одеваться. Быстро натянув на себя шерстяное трико и старые домашние брюки, нырнув в просторный белый собственноручно связанный из собачьей шерсти свитер, сунула ноги в валенки, поцеловала спящих детей и, взяв в охапку полушубок, вышла на улицу. Светло было как никогда. Полная луна стояла как раз над моим домом и мертвенно освещала всю улицу. Кинув полушубок в кабину, я побежала в складскую сторожку, где сегодня дежурила тетя Нина и которая уже выходила из сторожки, услышав машину и наш с Женей разговор.
- Тетя Нина, меня на штольню вызвали, вы, пожалуйста, поглядывайте тут за моими .
- Не беспокойся, Ларочка, посмотрю. Все будет нормально, поезжай с богом, - напутствовала она меня.
Проходчики сидели в бытовке, ждали геолога.
- Ларик, все готово, забой чист, ждем тебя и твоих дальнейших указаний, - доложил взрывник Вася Балагуров, по жизни вполне оправдывавший свою фамилию.
- Лариса, ты долго в штольне пробудешь? - войдя в бытовку следом за мной, спросил Женя, - а то мне еще надо воду на скважины везти.
- Езжай, Жень, не жди меня. Раз жилу вскрыли, придется мне тут на недельную вахту заступать, - пошутила я и пошла в зарядную за фонарем. Переодевшись в спецовку, оставленную мной в бытовке, нацепив каску и фонарь, и взяв все необходимое для отбора проб, вместе с горным мастером и с бригадиром проходчиков Володей Таранухой, который работал в ночную смену, мы пошли в штольню. По дороге ребята наперебой рассказывали мне о том, какую мощную жилу они вскрыли и как много в ней разных включений.
- Ларис, ты не поверишь - жила просто класс! Содержание золота наверняка зашкалит, - восторженно рассказывал Володя.
- Да не-е, там больше пирита, но золото, по-моему тоже есть, - возражал ему горный мастер, давно уже работавший на нашем месторождении .
- Сейчас увидим, что за золото вы вскрыли. Жила должна быть золотоносной. Помните, на третьем горизонте вы ее подсекали. Содержание золота в ней приличное, хотя видимого золота в той жиле не наблюдалось.
Подойдя к забою, я ахнула. Мощная кварцевая жила , идущая по центру забоя, вся блестела и искрилась в свете наших фонарей. Но увы и ах! Это было не золото. Крупные включения кристаллического пирита, сростки его и мелкие прожилки будто горстями были разбросаны по всему забою. Жила молочно - белого кварца с четкими границами несла в себе не виданное мной доселе количество пирита. По всей жиле наблюдались небольшие полости до сантиметра в поперечнике, выложенные прозрачными кристалликами кварца - так называемые щетки.
- М-да, золота здесь, ребята, не будет. Это не та жила. Видимо, тектонический сброс притащил откуда-то эту красивейшую обманку. Помните, какой была ранее наша золотоносная жила? Серенькая, неприглядная, пирита в ней не было, зато арсенопирит - спутник золота попадался в достаточно больших количествах. Но пробы взять надо будет. Поможете?
- Какие вопросы, конечно!
Проходчикам было не привыкать помогать мне в отборе проб, поэтому, Володя мигом отбил мне пробы по намеченным мной линиям, я же тем временем делала замеры , рисовала и описывала забой, отбирала наиболее яркие образцы.
Примерно через час выйдя из забоя я пожалела о том, что отпустила водителя водовозки, так как времени было только около двенадцати ночи, и мне явно светила перспектива до утра сидеть в бытовке до окончания смены. Пробы по пустой жиле через каждую отпалку отбирать было не нужно, и я решила идти в поселок пешком.
- Лариса, ты что, ненормальная! Ночью, двенадцать кэмэ пешком? Ложись вот на лавку и спи, мы тебе свои ватники постелем, - зашумели проходчики. - а утром вместе уедем домой. Мы сейчас в забой уйдем бурить , никто тебе мешать не будет.
- И то правда, Лариса Николаевна, не ходите, оставайтесь здесь, мало ли что по дороге может случиться, ночь все-таки, - подытожил мастер.
- Да что я первый раз пешком пойду что ли?, - возразила я . - Ночь-то посмотрите какая лунная, морозец небольшой, идти под уклон. Я где по серпантину, где напрямик, мигом добегу. Дети у меня одни дома, вдруг проснутся, испугаются. Сторожиха тетя Нина обещала присматривать за ними, но мне все равно тревожно. А утром как всегда я приеду первой лошадью, - пошутила я.
Последний мой довод убедил ребят, и они отпустили меня. Меня и вправду беспокоило то, что дети остались дома одни. Обычно, в таких случаях, когда мне требовалось ночью уехать на штольню, я заблаговременно отправляла их ночевать к кому-либо из подруг.
- Ребята, фонарь мой поставьте, пожалуйста, на зарядку, а утром заберите с собой рюкзак с пробами, - попросила я.
- Ты что и фонарь брать не будешь?
- А зачем? На улице светло как днем. Да и завтра он мне потребуется, а как я с разряженным фонарем работать буду.
Перекинув через плечо планшет с документацией, взяв свой геологический молоток, я попрощалась с проходчиками и бодро заспешила по наезженной дороге домой.
Дорога в поселок была проложена по склону горы, шла она ровненько, без уклона, пока не заворачивала на другую сторону горы, где и начинался спуск в виде длинных серпантинов, так называемых тёщиных языков, и, которые у самого основания горы вновь переходили в прямую как стрела накатанную дорогу, выводящую к поселковому аэропорту; затем бежала мимо нескольких домиков, занимаемыми немногочисленной обслугой аэропорта и метеорологами, живущими здесь же и круглосуточно снимающими замеры и показания метеорологических приборов. В километре от аэропорта начинался поселок геологов, где на самой противоположной стороне его жила я со своими детьми, и где находилась наша геологическая партия. Так что в общей сложности мне до аэропорта нужно было пройти двенадцать километров и километра три по поселку. Но я надеялась срезать дорогу, не идя по серпантинам, а напрямик по снежному склону съезжать на своей задней точке, что уже неоднократно проделывалось мной да и другими геологами, когда работа на участке была выполнена, а ждать конца смены не хотелось. Поэтому, учитывая свою неплохую физическую форму, которая еще не растерялась со времен студенчества, когда я занималась лыжами, я знала, что путь до поселка займет у меня максимум сорок минут.
Морозец по северным меркам стоял небольшой - градусов двадцать - двадцать пять, я быстро шла спортивным шагом и вскоре взмокла в своём полушубке и собачьем свитере, поэтому , остановившись, я сняла полушубок, перекинула через плечо планшет, набросила на плечи полушубок и невольно залюбовалась ясным звездным небом. Где-то за другим склоном горы мерцало небольшое северное сияние, не видимое мне, но его рассеянные всполохи иногда достигали моих глаз; звезды были рассыпаны по небу как никогда большие и яркие, как это всегда бывает в полнолуние. А луна просто нахально таращилась на землю в своем великолепном желтом мерцании, как бы говоря - любуйтесь на меня, смотрите на меня , ибо нигде больше вы не встретите такой космической, почти неживой красоты, как здесь на Крайнем Севере, где по ночам стоит звенящая тишина, и мертвенно - бледный свет луны превращает землю в нереальную космическую панораму. Я глянула на часы. Была половина первого ночи, пройдена треть пути, через сто метров я перевалю на другую сторону горы и начнутся серпантины, которые я преодолею за десять минут . И вдруг откуда-то , скорее всего из прочитанных книг , в мою голову вкралась мысль - полнолуние, полночь, - самое волчье время. Вожаки выводят свои стаи на охоту. Об этом я не раз читала в литературе. Именно так начиналась встреча с волками. Я улыбнулась этой мелькнувшей мысли; никто и никогда за время моей работы здесь не сталкивался с волками, с медведями летом - да, но вот о волках не было слышно. Я вновь тронулась в путь. И вдруг меня словно окатило ледяной водой. Слева от себя с противоположной горы раздался протяжный и неуверенный волчий вой. Этот вой словно пробовал силу своего голоса. Я замерла, потом обернулась в сторону сопки, с которой раздался вой, и тут же другой зверь отозвался еще более протяжным воющим стоном. Сердце мое ухнуло и оборвалось, я перестала его слышать, но тут же оно застучало так громко и так часто, что стук его отдавался у меня в ушах. Я пристально стала вглядываться в противоположную гору, которая была отделена от меня глубоким скалистым ущельем. И вдруг я явственно увидела на той стороне мелькающие зеленоватые огоньки, они двигались по склону горы. Что это было? Снежные блики от света луны или глаза волков? Мне некогда было раздумывать, волчий вой не прекращался. Он звучал иногда казалось совсем рядом, а иногда далеко и чуть слышно. Кровь в моих жилах застыла от этих звуков и ужаса создавшейся ситуации. Как всегда в экстремальных ситуациях я вдруг собралась в единое целое, и мозг мой начал лихорадочно прокручивать сложившуюся ситуацию. Я сунула палец в рот, затем подняла его вверх, дуновения ветра не чувствовалось. Но как только через сто метров я перевалю на другую сторону горы, там по-любому потянет ветерок, и вот вопрос - куда он потянет? От волков или к волкам? Зная топографию местности, я тут же поняла, что ветерок потянет от меня, моя гора выше той, где находятся волки. Залезть на дерево и на нем дождаться утра, когда поедет машина с утренней сменой? Но здесь в радиусе десяти километров нет ни одного стоящего дерева, которое могло бы выдержать меня. Все деревья росли на вечной мерзлоте и были чахоточны и низкорослы. Бежать назад? Но как только я достигну открытого пространства, волки заметят меня, развернутся и у самой штольни встретят . Не факт, что на устье кто-то есть и услышит меня. А здесь есть некое мое преимущество. Возможно, они меня не заметили , и если только ветерок не донесет до них мой запах, то я спасена, а если донесет, то… бабушка надвое сказала. По прямой спуститься ко мне волки не могут, там очень крутой склон, практически обрыв, не заснеженный до сих пор, значит, они будут его огибать, и если я постараюсь, то я опережу их и успею добежать до аэропорта, где есть люди. Но если же они раньше меня успеют к спуску, то встретит меня волчья ватага как раз на подходе к аэропорту. Мысли мои лихорадочно прокручивались, и в то же время я срывала с себя одежду, которая могла помешать мне в моем спринтерском забеге. Первым полетел на снег полушубок, за ним - планшетка, вместе с ней слетела шапочка, которую зацепил ремень сумки, но я даже не заметила этого. На счет раз-два в стороны полетели валенки, и брюки, которые тоже могли сдерживать мой бег. Оставшись в свитере, шерстяных гамашах и толстых вязаных носках, которые выслала мне мама, я рванула вперед. Только бы не сбить дыхание! Только бы не подвернуть ногу! И еще одна мысль постоянно сидела в моей голове , - что будет с моими бедными детьми? Как они одни, каких лишений и горестей они натерпятся, если волки растерзают меня? Но вот и первый серпантин. Я с разбегу как птица взлетела над грядой снега, оставленной бульдозером при расчистке дороги от снежных заносов, один миг - и я уже на спине , поджав колени, съезжаю со склона. Какое-то мгновение, и я уже стою на полотне дороги нижнего серпантина, небольшая пробежка по дороге и вновь прыжок , но немного не рассчитав, я кубарем лечу по снежному целику, обдирая лицо и руки о снег и ударяясь всеми частями своего тела о скрытые под снегом камни.
Осталось еще два - и я на финишной прямой. Где кубарем, где на спине за несколько минут я преодолела весь склон, оставив за своей спиной четыре длинных серпантина . Передо мной ровная наезженная дорога, а впереди огоньки домов. Кинув взгляд влево я с ужасом увидела в лунном свете быстрые серые тени, несущиеся со склона противоположной горы. Так и есть, я не ошиблась в своих расчетах, волки услышали меня, обогнули обрывистый склон и теперь , чуя легкую добычу, не оставят меня даже вблизи поселка. Но у меня еще есть шанс, между нами есть приличный разрыв, и я бегу по дороге, а волки по рыхлому глубокому снегу.
- Мамочка, родненькая, ты еще не спишь, у вас только вечер, помолись за меня, помоги мне, родная моя! Не позволь оставить сиротами своих внуков, - взмолилась я.
Прижав локти к торсу, я рванула вперед по всем правилам скоростного бега так, что мне казалось, будто ноги мои не касаются дороги. Ветер свистел у меня в ушах, грудь мерно ходила от пришедшего вдруг так называемого второго дыхания, согнутые в локтях руки с вытянутыми ладонями работали как шарниры, а ноги легко отталкивались от дороги. Я летела вперед, краем глаза не оставляя без внимания волков. Двое из них неслись наискосок моей дороге, постепенно приближаясь к ней наперерез мне, а остальные куда-то пропали. Наверное, заходят сзади, решила я, и продолжала мчаться, что есть силы. Никогда ранее, ни на тренировках, ни на соревнованиях, я не бежала так правильно и не развивала такой скорости, как в эту ночь. Но не было у меня ни зрителей, ни тренера, подбадривающих мой триумф, лишь равнодушная луна смотрела с высоты на этот бег, бег женщины, на карту которой была поставлена ее жизнь и благополучие ее детей. Дыхание мое выровнялось, а тело, казалось, звенело как натянутая струна. Волки молча приближались, они шли уже почти вровень со мной, еще несколько прыжков , и они окажутся на моей дороге, и здесь их не будет сдерживать рыхлый снег. И вдруг дикий протяжный вопль вырвался из моей груди. Наверное, во мне проснулся мой пращур, мой дикий предок, который вспомнил, что кроме ног, у него есть еще и голос. От неожиданности волки замедлили свой бег, а я вдруг поняла, что я спасена, я вспомнила, что на метеостанции есть собаки, они услышат меня, ведь любой звук в этой безмолвной тишине разносится на километры, а нас разделяло метров пятьсот, и я вновь закричала во всю силу своего голоса, уже призывая на помощь собаку.
- Буя-а-а-ан! Буя-а-ан, ко мне!
Резко стало не хватать дыхания, но я не сбавляла бег и на пределе мчалась вперед.
- Буя-а-а -ан, ко мне! Буя-а-ан!
И Буян услышал меня. Это была собака главного метеоролога Ивана Петровича, у которого я неоднократно бывала по работе и успела подружиться с его собакой Буяном , помесью кавказской овчарки и лайки. Голова и хвост у этой собаки были от матери, умные добрые глаза и хвост колечком, придавали ей добродушный вид, но голос и характер были от кавказца.
Вначале в ответ на мой крик раздалось его буханье, лай у него был, действительно, грозный, утробный, а затем я увидела темный клубок, который катился мне навстречу. И вдруг раздался выстрел, затем еще один, еще , и я увидела человека, который тоже бежал мне навстречу следом за собакой и стрелял и что-то кричал. Волки оторопели, и на какое-то мгновение я потеряла их из виду, и в этот же момент мимо меня с утробным рыком молнией пронесся Буян, а меня вдруг оставили силы. Ноги мои подкосились, и я упала на дорогу, растянувшись на ней во весь свой немаленький рост. Грудь мою разрывало, легкие, казалось, сейчас вырвутся на свободу и разлетятся на части, мне не хватало дыхания, я хрипела, сипела, корчилась на дороге, пыталась подняться и не могла. Через минуту ко мне подбежал Иван Петрович с карабином наперевес.
- Лариса Николаевна? Голубка моя, да как же тебя угораздило? Откуда ты ночью здесь? , - узнал он меня
- Со што…, со што…, со штольни, - наконец выдохнула я.
- Да как же тебя одну отпустили? Они, что там все - бараны безмозглые что ли?
- Они…, они не от… , не отпускали, я сама.
- Драть тебя надо , матушка, - сказал Иван Петрович, - ох, драть! Это же выдумать такое, ночью одной по горам идти! Где голова твоя была, Лариса, когда ты решилась на это? А раздета почему? Чтоб легче бежать было все сбросила?
Я молча кивнула головой.
- Молодец, что хоть до этого додумалась!
Оставив меня на некоторое время он осматривал волчьи следы, которые, как оказалось, были в пяти метрах от дороги. Исследовав местность , Иван Петрович позвал Буяна, который лаял вдали и вновь подошел ко мне.
- А знаешь ли ты, голубушка, что жизни тебе оставалось в два волчьих прыжка, если б не Буян. Позади тебя по дороге тоже волки неслись, одного я , кажется, зацепил, когда ты упала, вон кровь на дороге. Ну, слава Богу, пронесло , давай вставай, пойдем домой, вон и Буянка возвращается, - сказал он, закидывая карабин на плечо. Подбежал Буян, помахивая хвостом, потерся о мое плечо, лизнул в щёку, стал подталкивать в грудь, - мол, дело сделано, вставай, расселась тут. С помощью Ивана Петровича я поднялась и вновь чуть не упала; ноги подо мной подогнулись, они были как ватные и совершенно не держали мои шестьдесят восемь килограммов. Метеоролог, закинул мою руку на свое плечо, обхватил меня за талию и практически понес меня.
- Да ты мокрая вся, на тебе сухого места нет! - удивился Иван Петрович. - Ишь, уже куржаком вся подернулась, давай-ка быстрее двигаться, как бы не простыть тебе, да еще и в носках одних. Ноги-то не замерзли, тоже, небось, мокрые?
- Наверное мокрые, зато бежать легче было, ноги совсем не скользили, носки чуть прилипали к снегу, - шептала я осипшим голосом.
- Совсем ты, голубка моя, сомлела, но ничего , сейчас, Марья Владимировна тебя переоденет, чайку нам сготовит, попьем, успокоимся, и ты завтра как огурчик будешь, - добродушно говорил он.
Навстречу нам уже спешили люди, среди них я узнала Марью Владимировну, жену Ивана Петровича , Лёху - самолетного техника и еще какие-то мужчины, которые наперебой расспрашивали Ивана Петровича, что же случилось, что за выстрелы были.
- Петрович, ты что ли стрелял? В кого? Уж не в нее ли? Перепутал со снежным человеком? - рассмеялся Леха.
- Ты вон пойди посмотри следы , целая стая этих снежных чертей гналась за Ларисой. Устроили охоту. Видно под счастливой звездой ее мать родила, - отвечал Иван Петрович.
- Что, неуж волки?
- Они самые. Наперегонки со смертью девчонка бежала. Её счастье, что о Буяне вспомнила, закричала, да я в это же время пошел замеры снимать, гляжу, мать моя, кто-то кричит и с горы несется, а следом целая стая. Я в дом, карабин со стены сорвал и давай стрелять, вначале в воздух, а потом Лариса упала, так и прицельно, зацепил, видать, одного, кровь на дороге.
- Откуда ж они появились? Вроде не бывало их вблизи поселка.
- Не бывало, да как на беду появились, - отвечал Иван Петрович. - Мы с зятем на прошлой неделе охотились, следы видели, но не думали, что посмеют подойти так близко. Ведь кругом люди, машины, механизмы, не штольня, так скважина, не скважина, так канавные разработки, не боятся черти, видно оголодали. Снега много нынче навалило, вот и гонит их голод поближе к жилью. Тем временем мы подошли к дому , все распрощались с нами и с помощью Ивана Петровича и Марьи Владимировны, я вошла в комнату. Усадив меня на узкий диванчик, Марья
Владимировна тут же выпроводила Ивана Петровича в другую комнату, принесла свой халат и стала помогать мне переодеваться. И свитер и гамаши на мне были насквозь мокрые, не говоря уже о нижнем белье. Я вся была распаренная как будто только вышла из бани.
- Господи, ведь это какое-то чудо, что в это самое время Ваня пошел замеры снимать. Страшно представить, что бы было, задержись он немного, - говорила Марья Владимировна, помогая мне стаскивать одежду. Ноги меня по-прежнему не держали, они подламывались, стоило мне попытаться встать, и вся я была в каком-то сомнамбулическом состоянии, все видела и слышала как бы со стороны, не осознавая еще какой опасности мне удалось избежать. И только за столом, за чаем, с меня как будто пелена упала. Я вдруг задрожала, расплескивая чай, мои руки ходуном заходили, и я заплакала так горько, так безутешно, наконец, осознав какой опасности я подвергла свою жизнь и жизнь своих детей.
Прошло много лет, но мне до сих пор снится сон, в котором я бегу от какой-то опасности, но ноги мои чугунные, и я не в силах оторвать их от земли, но стоит мне все-таки передвинуть ногу в некоемом подобии бега, как тут же нога подо мной подгибается, словно становится ватной, при этом я испытываю животный ужас от надвигающейся опасности, и от неотвратимости происходящего. Но я стараюсь, я все-таки бегу, мимо меня идут люди, они обгоняют меня, хоть и не спешат, и у меня уже нет сил, а я все бегу. Я всякий раз просыпаюсь вся мокрая, когда спиной начинаю чувствовать это неведомое нечто, готовое поглотить меня . Но чем старше становятся мои дети, тем реже я вижу этот сон. Ужас пережитого потихоньку отпускает меня вместе с взрослением и становлением моих кровиночек как личностей. И сегодня кажется мне, что сон этот ко мне больше не придет. Я спокойна за своих детей и знаю, что даже если не будет меня, они уже не пропадут.
4 - 5 января 2014 г. Гаврилович К.Х.