записано в дневнике Ананием. датировано февралем, неизвестно какого года.
«И тогда-то мне явилась ты,
Словно церковь в синем над рекой,
Словно ветер над гнилой тоской».
Александр Непомнящий «Апрель».
Я готов отдать за нее жизнь. Серьезно, готов. Нет, не то, чтобы стреляться, вешаться или же, не Дай Бог, топиться… Нет, вы не подумайте. Здесь совсем другое, иное, разное, чистое, неземное… Невыносимая легкость бытия, и не из книжек, но из настоящего, живого, реального, существующего меня. Ее запах волос, в котором мне видится ветер. Он гуляет, дразнит, манит, прячется в локонах, в этих бушующих волнах, пенных кудрях, волнуя и очаровывая. Глубина карих глаз, пропасть, омут, высота, воронка, которая затягивает, держит, кидает, не отпускает, но мне именно так и хочется, чтобы не отпускало. Пробуждаясь среди ночи, когда город остывает, укутавшись смолой в звездах, я люблю, облокотившись, наблюдать за ней. Что ей снится? Среди тишины и покоя, шарканья стрелок старых часов по стене, капель воды с крыши, одиноких, как и авто, что катит мимо окон, по-предательски выдающих наготу людей, которые им доверились. Возможно, ей снится Нью-Йорк, где она была единожды? Или отель, этот памятник архитектуры и истории, былинный герой, но точнее сестра, боевая подруга, окрашенная огнями, фейерверками, флажками, звездой в куполе. Эта реализованная мечта Сталина, красного вождя, что мирно покоится в городе N, где и смотрит сны та, за кем с любовью и преданностью я наблюдаю. А может, она все еще видит те дни, где мы счастливы и беззаботны, легки, не обремененные надуманными свинцовыми проблемами и бледными без вкуса ссорами, держимся за руки, осторожно ступая по первому снегу, обнявшему лесные тропы, нетронутые и девственные…