Глава 2. Знаменитость.
На семинар, конечно же, опоздала.
После своей странной прогулки, я, как ошпаренная, вбежала в уже пустынное университетское фойе. Все разошлись по аудиториям, а я понеслась к доске с расписанием занятий. Надо было выяснить, в каком кабинете состоится показательный бой между российскими и иностранными студентами. Я улыбнулась. Почему бой? Мы все просто учимся.
Кабинет 525 оказался, конечно же, на пятом этаже. Я бросилась к лифту, но тот был занят. Я не могу похвастаться терпением, поэтому понеслась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Наверное, у меня был очень растрёпанный вид, когда я ворвалась в аудиторию под номером 525. Резко распахнув дверь, я остановилась. Приблизительно сорок человек удивлённо разглядывали меня. Послышались тихие смешки.
Мои щёки вспыхнули, и, наверняка, стали пунцовыми. Я уже не знала, куда себя деть. Слава богу, что сидящий неподалёку Антон махнул мне рукой, и я поспешила занять своё место рядом с ним.
Строгая женщина в сером старомодном костюме громко приказала:
-Девушка, встаньте!
Не было никаких сомнений, что педагог обращается ко мне.
Я неуверенно поднялась.
-Представьтесь, - продолжила эта дама, тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
-Мила Богданова.
-Мила? Может быть, Людмила? – уточнила она.
-Нет, просто Мила, - настаивала я, - по паспорту.
-Так вот, Мила… хм… Странное у Вас имя. Если вы, или кто-то из здесь присутствующих ещё раз опоздает на мой семинар, то я ставлю «пропуск» рядом с его фамилией. Считайте, что на занятии вы не были. Мой предмет является основным в учебной программе всего курса. Не посещая его, вы ставите под угрозу всё ваше пребывание в этом учебном заведении.
Выпалив это, женщина в сером костюме строго посмотрела на меня, и я пристыжено опустила голову.
- Разумеется, мои слова не касаются наших иностранных коллег, для которых этот предмет является факультативным. Так сказать, обмен опытом, - чуть мягче добавила она.
Я не понимала, что мне делать – сесть за парту, или продолжать стоять на месте, мозоля глаза всем присутствующим. Меня явно поставили здесь, у всех на виду, в назидание остальным. Чтобы в следующий раз неповадно было опаздывать на занятие. Судя по надменному и насмешливому взгляду, дама была рада именно меня сделать козлом отпущения. Ещё одна… Ну, не любят меня женщины, а уж престарелые дамы тем более…
Зато мужская аудитория (иностранная группа состояла в основном из них), оценила меня по достоинству. Я так и чувствовала на себе их изучающие взгляды. Моя чёрная майка с огромным вырезом, которую я привезла из Испании, явно давала им разбег для фантазии.
Один взгляд заставил меня обернуться. Прославленный английский актёр сидел прямо за мной, и изучал мою спину. Видимо, я была слишком взволнована, когда шла к своему столу, и не увидела его в упор.
Я не смогла справиться с захлестнувшими меня эмоциями, радостно и преданно, будто молодой спаниель, уставившись на девичьего кумира. Он встретил мой взгляд холодно, почти враждебно. Несомненно, это был Роберт Стронг. Вот и познакомились. Более неприветливого приёма от парня я ещё не встречала.
-Для вновь прибывших. Меня зовут Семипалатова Нина Валентиновна, - забасили мне прямо в ухо, - вы можете сесть, Богданова. Больше не опаздывайте.
Тётка явно ко мне неравнодушна. Экзамен сдавать будет нелегко. Я приготовилась к очередной скучной лекции, рассчитывая, впрочем, оглянуться пару-тройку раз назад. Туда, где находился Стронг. Сделать это незаметно было очень непросто, ведь он сидел прямо за мной.
Я стала продумывать тактику поведения. Интересно, что лучше, - уронить ручку, а потом её поднять, выпрямиться, и глянуть на парня, или отлучиться в туалет, и, по пути к своей парте хорошенько изучить его? Антон толкнул меня в бок, и зашипел:
-Семипалатова требует от нас активного участия в семинаре, не спи.
Занятие, вопреки моим ожиданиям, было вполне интересным. Нас поделили на группы, и каждой группе дали своё задание. Мы должны были в доступной игровой форме объяснить иностранцам некоторые явления русской речи. Надо было придумать примеры, иллюстрации. Мы с Антоном предложили даже разыграть небольшую сценку на тему синонимов и антонимов.
Наша небольшая группа состояла из четырёх человек: меня, Антона, вредной Марины, и ещё одной девочки, имени которой я не знала. Девчонки не принимали участие в обсуждении нашего выступления. Они просто стояли чуть поодаль, прислушиваясь, впрочем, к тому, что мы с Антошкой придумывали. Мы же с огромным энтузиазмом планировали свой маленький спектакль. Наконец, когда настала наша очередь, Антошка посадил меня к себе на спину, и я, изображая всадника, заорала:
-Но! Вперёд, мой Буцефал!
Антон встал на дыбы, на ходу выкрикивая заготовленный текст, состоящий из антонимов. У нас получилось что-то вроде поэмы. Конечно, всё это больше всего напоминало банальный студенческий капустник, но мне было весело. Антону, как и мне, явно нравился весь этот театр.
Я на ходу спрыгнула с «Буцефала», и выпалила свою часть текста. Мы решили «выдать» примеры синонимов уже в песенной форме, и перешли на самобытный стиль, напоминавший, одновременно, частушку и балладу. Нехитрый текст сочиняли на ходу, «поймав» вдохновение. Я театрально прикрывала глаза, и разражалась громкой тирадой. Мой скакун тоже не молчал. Нас, по-моему, «понесло».
Потом мы долго не могли закончить выступление, и ещё минут пять импровизировали под одобрительный хохот парней из иностранной группы. Девицы единодушно молчали.
Наконец, мы закончили. Парни снова заржали. Им явно было весело, тогда как предыдущие «ораторы» их не впечатлили. Нам аплодировали. Я пробежалась глазами по публике, как настоящая актриса. Меня, по правде говоря, интересовало мнение только одного человека. Но ему, явно не понравилось. Роберт Стронг либо скучал, либо был раздражён. Его красивое лицо оставалось непроницаемым. На нём абсолютно отсутствовало всякое выражение. Прекрасные серые глаза смотрели куда-то мимо меня, и только золотая ручка «Картье» в его руках совершала непрерывное движение, потому что Роберт перемещал её между пальцами. Он был задумчив и печален.
Нина Валентиновна выстроила всю нашу группу напротив иностранцев, и мы стали обсуждать ошибки. Она стала спрашивать, какое объяснение больше всего понравилось. Этого следовало ожидать. Парни, среди которых были англичане, французы, немцы, японцы, и даже один индус, выбрали наше с Антоном выступление, единодушно заявив, что на всю жизнь запомнят разницу между синонимами и антонимами.
Семипалатова спросила:
-Всем ли было понятно изложение материала в форме театрального представления?
Она обвела строгим взглядом присутствующих. Все закивали, и тут послышался чистый, хорошо поставленный голос, который я узнала бы из тысячи:
-Мила, вы ведь будущий педагог. Не так ли?
Фраза прозвучала так резко и так неожиданно, что я даже растерялась. Во-первых, удивил тот факт, что сказана она была на хорошем русском, почти без акцента. Учитывая, что её произнёс иностранец, это было немыслимо. Во-вторых, услышать обращение от человека, находившегося в состоянии полной отрешённости, было странно. Тем не менее, Роберт Стронг, даже запомнил моё имя. Он задал мне очень сложный вопрос, и мне пришлось соврать:
-Да, наверное.
-И вы планируете каждый раз ТАК объяснять материал вашим ученикам?
Я растерялась. Конечно, никто не собирается изображать бесстрашного всадника на уроках, объясняя, к примеру, фонетику. Но сейчас, в свой первый день в университете, мне очень хотелось вспомнить прошедшее детство. Подурачиться и поиграть. Как объяснить ему это?
-Так вам было что-то неясно, Роберт? – нежно, почти певуче, спросила Нина Валентиновна. Не оставалось сомнений, что старушка тоже смотрела ту пронзительную мелодраму с участием Стронга.
-Нет, что вы, - спокойно ответил он, удостоив, наконец, меня взглядом бездонных серых глаз, - я просто не думаю, что можно ТАК играть всю жизнь. Ведь профессия – это надолго.
У меня внутри всё сжалось. Англичанин попал в точку. Я совсем не была уверена, что готова много лет подряд объяснять скучающим школьникам давно заученный материал. Я не представляла себя в строгом учительском костюме. Мне совсем не хотелось заносить оценки в классный журнал и обедать в школьной столовой.
Я поймала на себе его взгляд, насмешливый и надменный. Было ясно, что он понял, о чём я думаю. Я рассердилась. Чёрт, побери! Кто он такой, чтобы испытывать меня? Ладно, пусть он сразу увидел, что я не очень-то гожусь для педагогики, но так откровенно меня критиковать! Он что думает – я сразу же признаюсь, что мне здесь скучно, и брошу университет, в который только что поступила?!
-А вот вы, Роберт, - я перешла в наступление, - вы выбрали профессию, где тоже надо играть. И если вы хотите быть всегда на гребне славы, вам придётся это делать всю жизнь.
Англичанин сверкнул глазами, и мне стало не по себе. На секунду показалось, что он сейчас перепрыгнет через парту, и схватит меня за шкирку. А потом будет трясти до тех пор, пока все каверзные вопросы не испарятся из моей дурной головы.
-Я нашёл способ отдохнуть от игры, - он снова казался спокойным, и лишь лёгкий акцент выдавал его волнение.
-И, какой? Расскажите, Роберт! Нам интересно, – немедленно влезла в разговор Семипалатова.
-Я сейчас больше продюсер, чем актёр. И могу выбирать себе роли. Если мне нравится какая-нибудь из них, и она задевает меня за живое, я снимаюсь. Если же для меня всё ясно, и в подобной роли уже приходилось сниматься ранее, я поручаю её другому актёру. Вы видели мой последний фильм с Эваном Макгрегором?
Спросив это, он окинул меня испытывающим взглядом, в котором мне почудилась насмешка. Я сглотнула, и поёжилась, не найдя, что сказать.
Семинар закончился, и я первая выбежала из аудитории. Мне было не по себе.
-Ну, ты и отличилась, - раздался где-то сзади голос Антона.
-Ты о чём? – я сделала вид, что не понимаю.
-Заставила говорить самого Стронга! У нас уже было два совместных семинара, но он молчал.
-Знаешь, это, ведь, не светская беседа была. Мы, типа, даже поссорились при всех.
-Брось. Было прикольно, - утешил меня приятель, и удостоился моей молчаливой благодарности.
Я почувствовала в этом пареньке добрую, благородную душу.
-Слушай, а сколько ему лет? - спросила я, чуть погодя, когда мы стали спускаться по лестнице.
-Двадцать два. Я это запомнил, потому что он на пять лет старше меня.
-Двадцать два! И он уже успел сняться в стольких фильмах?! Невероятно!
-А чего ты хочешь? Его заметили, когда ему было то ли 17, то ли 18 лет. И сразу – главные роли в Голливуде. Они и принесли ему эту бешеную популярность.
-Что у нас ещё сегодня? – поменяла я тему.
-Ещё две лекции и один семинар, - спокойно произнёс Рейер.
Я вздохнула и взяла его за руку.
-Пойдём, подышим воздухом? – сказала я, и почувствовала на себе взгляд.
Точнее, за мной наблюдали сразу с двух сторон. Один человек быстро промелькнул в зеркале, и сразу исчез, будто его и не было. Другой никуда не прятался. Это был Роберт Стронг. Он стоял в большом холле первого этажа, рядом с лестницей, и насмешливо разглядывал меня.
Увидев, что я беру за руку Антона, он нахмурился, но его глаза продолжали внимательно меня изучать. Я улыбнулась ему, но, вопреки своим ожиданиям, не увидела ответной улыбки. Он стал ещё более мрачным, сосредоточенно о чём-то думая.
К нему подошли двое – красивый, загорелый брюнет, и девушка. Лет двадцати, хрупкая невысокая брюнетка с голубыми, широко распахнутыми глазами. Он посмотрел на неё с какой-то особенной нежностью. Мне, почему-то, стало обидно, и я, прихватив Антона, отправилась на улицу.
Мы уселись на лавочку перед входом в университет. Эта массивная деревянная скамья была старой, но крепкой, испещрённой затейливыми каракулями. Что только с ней не делали! Об неё тушили сигареты, открывали пивные бутылки, царапали ножом длинные надписи. Об её щербатые края легко можно было порвать самые крепкие колготки. Слава богу, что я всегда предпочитала джинсы! На этой многострадальной лавочке, судя по многочисленным надписям, выросло несколько поколений. Где-то сбоку даже значился 1953 год. «Наташа и Нина, 1989». «Катя, Аня и Егор, 1975», - гласили послания на скамье.
-С ума сойти, - вдруг сказал Антон, - они все здесь сидели, как теперь мы с тобой. Молодые, весёлые. Учились в институте. А сейчас? Они уже старые, наверное. Или умерли давно.
Я поняла, чего боялся этот парень, с нетрадиционными взглядами на секс. Он до ужаса боялся старости. Даже сейчас, в свои 17 лет, он панически не хотел стареть. Наверное, каждый день рассматривает своё лицо в поисках новых морщинок.
У меня подобной фобии не наблюдалось. Я всегда знала, что буду счастлива в любом возрасте. Чтобы привести в чувства приятеля, я поменяла тему разговора:
-Кто эти двое? – спросила я, вспоминая странную парочку, присоединившуюся к Роберту.
Не знаю, почему я решила, что они – странные. Возможно, иностранцы всегда смотрятся несколько экзотично среди представителей иной национальности. Другая манера вести себя, одеваться… Хотя, нет. Не в этом дело. Сегодня в группе Стронга я видела много иностранных граждан. Они не показались мне странными, а вот эти двое… Сразу привлекли моё внимание.
-Девушка – его сестра. Её зовут Лиза Стронг. Парень – лучший друг. Герберт, - обстоятельно объяснил Антон.
Я почему-то очень обрадовалась, когда узнала, что красотка, с длинными ресницами и ясными голубыми глазами – вовсе не девушка Роберта. Она - его сестра! Хотя, признаться честно, они не были похожи. Совсем. Он – высокий шатен, с глазами, цвета холодного моря. Выразительные черты. Одухотворённый взгляд, который, впрочем, легко оборачивался насмешливым безразличием. На красивом лице резко выделяются скулы. Пухлые, будто детские, губы. Волосы переливаются медовыми оттенками. Подтянутый, худощавый, но очень спортивный. Это видно по мускулам, которые перекатываются и бугрятся под тонкой футболкой. Девушка – полная противоположность. Вряд ли она способна хотя бы отжаться от пола. Абсолютно прозрачная кожа, болезненная худоба. Во всём облике есть какая-то томность, беспомощность. Иногда я завидовала таким девушкам – мне тоже хотелось производить впечатление слабой, ведь тогда тебя защищают и оберегают.
Впрочем, в последнее время, я и так не знаю, куда деться от повышенного внимания мужчин.
-Слушай, а почему в журналах никогда не печатают их фотографии? – очнулась я.
-Кого? Роберта?
-Да, нет. Лизы и этого загорелого…
-А почему их должны печатать? – удивился приятель.
-Но ведь знаменитые актёры часто фотографируются на фоне своей семьи. Или, я что-то путаю?
-Стронг, вроде, не очень любит показывать своих родных. Да они, наверное, тоже не рвутся сняться в «Хелло».
-Слушай! – подскочила я на месте, - а я вот не пойму. Он вроде – знаменитость. А где фанаты? Почему за ним по пятам не носятся сумасшедшие поклонницы с воплями: «Роберт, я хочу от тебя ребёнка!»?
-Так на территорию универа никого не пускают, - как всегда невозмутимо ответил Анотон, - он, наверное, здесь и учится поэтому. А не в МГУ.
-А наши девочки? Совсем им не интересуются? Не верю! Как говорил незабвенный Станиславский.
-У! Да, наши девочки его как увидели первого сентября, так, чуть с ума не сошли! Сразу к нему полезли за автографами. А он им сразу очень твёрдо сказал, что сюда приехал учить русский язык, а не на мобильные телефоны щёлкаться. Автографов не раздавал, и, вообще, вёл себя очень сдержанно. Оно и понятно – звезда должна быть холодной и надменной.
-И что, от него тут же отстали?
-Не сразу, конечно. Сначала ходили за ним толпой, а потом понемногу привыкли. Смотрят издалека, но не лезут.
Трель мобильника заставила меня вздрогнуть. Посреди этого двора, окружённого лесом, этот звук показался мне почти незнакомым, чужим.
-Алло, - робко отозвалась я.
-Мила, это Алексей Львович, - зазвучал тихий голос в трубке, - я должен сегодня с вами встретиться. Я уже на 35 километре Калужского шоссе. Когда ожидать вас? – добавил он, хриплым властным голосом.
Алексей Львович Руднев привык раздавать распоряжения. Ему подчинялось пол Москвы, и он этого не скрывал.
-Буду через пять минут, - я тоже решила не спорить с ним. Ведь, в конце концов, ехать недалеко, а польза от этой встречи может быть огромная.
-Я жду вас, Мила, - всё так же тихо сказал мне Руднев.
Какая-то хрупкость в голосе, невидимый колокольчик, зазвеневший, в тот момент, когда он произносил моё имя.
Только этого мне и не хватало! И он влюбился! Как я его потом отваживать от себя буду?
Я поёжилась и пошла к машине. Надо успеть вернуться до начала лекции. Мне не понравилось быть в роли опоздавшей, и стоять у всех на виду, будто первоклашка. Это совсем не то.
Я шла по широкой аллее, ведущей на университетскую парковку, когда вдруг услышала за спиной быстрые шаги. Я машинально обернулась, и увидела Стронга. Его прекрасные глаза по-прежнему были холодны. Не отрываясь, он смотрел прямо на меня. Он шёл следом, и, казалось, вот-вот догонит. У меня сегодня мания преследования, не иначе. Все вокруг то и делают, что за мной шпионят! Я улыбнулась собственной шутке, но не успокоилась. Странный холодок пробежал по спине, и я почти побежала к машине.
Когда садилась за руль, ещё раз обернулась, чтобы посмотреть, где Стронг. Куда-то делся. Я даже слегка расстроилась – не каждый день за тобой по пятам ходят знаменитые актёры самой восхитительной наружности. Те мужчины, с которыми приходится иметь дело мне, не обладают такими данными. Красивых парней вообще мало, и потому девушки вбивают себе в голову, что внешность – не главное. Находят себе какого-нибудь гоблина, или Шрека. Влюбляются в него. Потом нежно гладят его своими длинными пальцами по шершавой, местами поросшей волосами, лысине, считают складочки на круглом брюшке, и радуются жизни. Вот, мол, какого отхватила! А у вас и этого нет.
Да, и я, наверное, когда-нибудь так… Влюблюсь. Есть же поговорка – любовь зла. А красивый Стронг скорее всего достанется какой-нибудь голливудской дёрганой худышке, которая будет его изводить своим бесконечным феминизмом и впихивать дополнительные пункты в их брачный договор. А он будет всё это терпеть, чтобы она не ушла, и не забрала их общих детей.
Да, ну и мысли. С чего это я вообще о нём думаю? Он себя со мной повёл так высокомерно, так резко критиковал мои действия на сегодняшнем семинаре! Вряд ли этот гордец вообще сможет с кем-нибудь договориться. Странная обида подступила к сердцу. Это что-то новенькое. Я никогда и ни на кого не обижалась.
Заблокировав, на всякий случай, все двери в своей «Мазде», я нажала на газ, и машина, бешено взвыв, рванула с места. Оглянувшись назад, заметила ещё один автомобиль, покидавший стоянку. Это был тот самый «Рэнчровер» с роскошной аэрографией. Одно мгновение – и джип догнал мою малолитражку. Он подъехал так близко, что я смогла разглядеть в зеркале заднего вида того, кто был за рулём. Это был Стронг. Лицо его было суровым, даже злым.
Похоже, он совсем не умеет соблюдать дистанцию между автомобилями. Если я заторможу, он сразу врежется в меня! Или мне так показалось? Я прибавила газу, и слегка оторвалась от него. Как всё это странно, странно! Куда он едет? Ведь не следит же он за мной на самом деле?! Зачем я ему понадобилась? Скорее, это я к нему неравнодушна – сколько дней рыдала, вспоминая гибель его героя в той злополучной мелодраме.
Мы выехали с просёлочной дороги на Калужское шоссе. Я сразу стала активно пробивать себе дорогу между ленивых автомобилей, которые двигались в шахматном порядке по абсолютно свободному шоссе. Почему они едут на черепашьей скорости в левом ряду? Для этого существует правый ряд!
Я так увлеклась, подрезая других водителей, что потеряла из виду Роберта. Он что, так сильно отстал? Наверное, не может ездить так экстремально, как российские водители. У нас даже огромные фуры и бетономешалки передвигаются как пилоты Формулы – 1, лавируя между других автомобилей, залезая в крайний левый ряд. А что творят маршрутки!
Я встала на светофоре, чтобы развернуться. Руднев должен был ждать меня сразу за поворотом на пансионат «Лесной». Наконец, показался знакомый указатель. Я повернула на маленькую узкую дорожку, и остановилась.
Меня ждали. Тут же, без малейшего промедления, дверца новенького чёрного автомобиля распахнулась, и из него вышел Алексей Львович.
«Шестисотый» Мерседес, два огромных чёрных джипа – сопровождения, многочисленная охрана – так, или приблизительно так можно охарактеризовать его стиль передвижения по Москве и ближайшему Подмосковью.
Эта большая компания заняла собой весь въезд на дорогу, хотя вполне дисциплинированно постаралась прижаться к правой обочине. Я тоже попыталась аккуратно припарковаться, поставив свою машину сразу за чёрным джипом «Лексус», который сопровождал моего знакомого. Прихватив с собой сумочку с документами, я захлопнула дверцу, и щёлкнула пультом сигнализации.
Когда я шла к чёрному Мерседесу, вся охрана вышла из джипов, и вытянулась по обе стороны дороги. Мне пришлось пройти мимо огромных мужчин, одетых в тёмные костюмы, и ощутить на себе их внимательные взгляды. Странное чувство. Возникни у них хоть малейшее подозрение в отношении меня, они немедленно со мной расправятся. Так что ли?
Руднев всё ещё стоял рядом с распахнутой дверью «Мерседеса». Он, заворожено, наблюдал за тем, как я приближаюсь. Чем ближе я к нему подходила, тем более восхищённым становился его взгляд. Я привыкла к такой реакции на своё появление, и не удивлялась, когда богатый и влиятельный мужчина рядом со мной, становился похожим на плюшевого, доброго щенка.
Вообще, я пользовалась хорошим к себе отношением со стороны мужского пола, без всякого зазрения совести.
Лет с пяти я стала замечать, что мальчишки в детском саду в лепёшку готовы были расшибиться, чтобы угодить мне. В школе я уже абсолютно точно знала, что являюсь предметом вожделения всех своих одноклассников. Они дрались за право донести до дома мой портфель, или помочь с домашними заданиями. Девчонки этого не понимали. «Что в ней особенного? – недоумевали они, - она же не красавица!» Кто-то из них пытался со мной дружить, чтобы быть ближе к парням, но я сразу чувствовала фальшь, и сама заканчивала эти отношения. Остальные девочки просто тихо злились, и делали вид, что меня нет.
Когда мне исполнилось семнадцать, в моём окружении стали появляться взрослые мужчины. Такие, как Руднев. Нет ничего плохого в том, что я дружу с парнями. Просто дружу, и всё. Ничего не обещаю, не вступая в серьёзные отношения (вот ещё!). Просто даю им шанс почувствовать, что значит «любить». То, что я сама ничего к ним не испытываю, вовсе не значит, что мне надо бежать от этой выгодной дружбы, куда глаза глядят. Нельзя отказываться от того, что само плывёт к тебе в руки! На что, скажите, могла бы я существовать? Пошла бы работать официанткой в какой-нибудь бар? Мыла бы машины? Ну, уж, нет.
Подойдя вплотную к Рудневу, я непринуждённо сказала:
-Приветствую, Алексей Львович!
Я подала ему руку, и он схватил её своими сухими тёплыми ладонями. Затем он попытался притянуть меня к себе, повинуясь сиюминутному порыву, но я холодно отстранилась. Не отпуская мою руку, Руднев сказал одному из охранников:
-Дима, мы поговорим. Пусть водитель выйдет.
Он буквально силой втащил меня в красивый салон «Мерседеса». Там пахло кожей и дорогим мужским одеколоном. Всё, как обычно. Руднев нажал на кнопку, и из выдвижной панели показались хрустальные бокалы и бутылка «Дон Переньён».
-Алексей Львович, вы же знаете, я не пью,- твёрдо ответила я, посмотрев ему прямо в глаза.
-Знаю, знаю, - быстро сказал он, - просто вежливо предложил.
-Спасибо! – быстро сказала я.
-Я тебя уже чувствую. Никаких лишних слов. Торопишься…, - задумчиво сказал он.
Эта тихая грусть совсем не вязалась с его обликом сурового государственного мужа, коим он являлся. Со мной он оставлял свою привычку командовать, подчинять всех своей воле. Почти по-отечески он расспрашивал меня о делах, увлечениях, друзьях.
-Сегодня первый день твоей учёбы в университете, как тебе? – спросил мой друг, и улыбнулся. Я знала, что улыбка редко озаряет это суровое лицо.
-Одни бабы учатся, - в шутку пожаловалась я, - меня уже не любят.
-Это понятно, - кивнул Руднев.
-Скучно, - добавила я.
-Это тоже понятно. Я же предлагал тебе на выбор – МГИМО, МГУ. У меня там хорошие связи. Там не соскучишься.
-Спасибо, - сухо сказала я, - ни к чему. Я ещё вообще ничего не понимаю про себя. А учится в таких ВУЗАх – дело серьёзное, ответственное. После них надо идти работать по специальности… Иначе, зачем всё это?
-Да, не обязательно. Потом можно выйти замуж, родить детей, и уже никогда не думать о работе, - после этих слов он многозначительно глянул на меня, и сжал мою руку.
Я сделала вид, что не поняла намёка. Даже если бы я и захотела стать женой этого солидного дяди, мне бы пришлось нелегко. Это очень трудоёмко – «развести» такого богатея с его сорокалетней супругой и многочисленными детьми и родственниками. Как правило, эта орава очень плотно сидит на шее у мужика, и пользуется всеми благами, которые он может им предложить. Развод, даже если несчастный на него и решиться, будет утомительным и тяжёлым. Жена, понимая, что уже не найдёт себе никого в свои сорок с хвостиком, будет цепляться за супруга, как утопающий за соломинку. Она будет орать, что покончит с собой, рыдать, обещать удушить соперницу. В конце концов, сляжет с инфарктом, и несчастный мужик, почувствовав, наконец, себя виноватым, будет разрываться между больницей, где лежит жена, и любовницей, которая жаждет скорого развода. Ей, ведь, тоже хочется сесть на шею престарелому горе-любовнику! Только, на законном основании.
Я не удержалась, и фыркнула. Руднев это заметил, и покраснел. Наверняка он понял ход моих мыслей.
-Зря ты так. Я не могу без тебя, - тихо сказал он.
Конечно, не может. Я – единственное чистое пятно в его сердце, где давно уже ничего не осталось, кроме корысти и жестокости.
Он много рассказывал мне о том, как стал тем, кем он сейчас является. Ничего не скрывая, он делился такими подробностями, что у меня мурашки бегали по коже от леденящих кровь деталей. Я только родилась в 90-е, а в России, оказывается, такое происходило в это время! А он… Он был активным участником всех этих событий. Действовал, как того требовало время. Дрался, если надо. Убивал, если придётся.
Со мной Руднев вспомнил, наконец, что он ещё человек, ведь старые привычки и пороки сидели в нём очень прочно. Время изменилось, а Алексей Львович – нет.
-Я узнавал про твой ВУЗ. Он тоже котируется. Очень котируется. В основном его знают, потому что для иностранцев там есть факультет, где русскому языку обучают самым наилучшим образом. В этом они - лучшие. Ты уже их видела?
-Кого? – я сделала вид, что не понимаю.
Мне не очень хотелось рассказывать Рудневу о Роберте, и тем более, о сегодняшнем инциденте.
-Что же. Не стану долго тебя задерживать, - он посмотрел на меня с таким чувством, что мне стало стыдно за мою холодность и немногословность.
-Я всегда рада вам, - сказала я, как будто извиняясь.
Руднев вытянул руку и достал с переднего пассажирского сидения массивную сумку из крокодиловой кожи. Затем он включил свет в салоне, и сказал:
-Мы долго теперь не увидимся.
Помолчав, он добавил:
-Я хочу… Нет, не так. Я должен знать, что у тебя всё хорошо. Даже после того, как я тебя покину. Поэтому хочу оставить это, - он протянул мне сумку.
Я, без лишних разговоров, дёрнула золотую молнию и увидела толстые пачки евро.
-Это тебе, - как будто предвосхищая мои вопросы, сказал Руднев, - ты молодая, должна как-то жить.
-Я и так… Живу, - сказала я, наклонив голову.
-Вижу, - печально усмехнулся он, - купила себе не машину, а божью коровку, и радуешься. А первая машина должна быть большая. И красивая. Почему ты не позволила мне что-нибудь сделать для тебя?
Он в отчаянии посмотрел на меня. Затем, одним порывистым движением притянул меня к себе. На этот раз я не сопротивлялась. Я чувствовала, что если сейчас его оттолкну, то он будет страдать. Этот хороший, немолодой человек, переживал сейчас такую боль неразделённой любви, что дать ему обнять себя, было самым малым, что я могла сделать для него. Странно, я совсем не знала что такое – любовь, но сейчас чувствовала почти физически, как тоскливо сжалось его сердце.
Он не лез с поцелуями, не пытался проникнуть ко мне под майку, а всего лишь прижался шершавой горячей щекой к моей щеке. Неожиданно, мне пришло в голову, что эта встреча, должно быть, последняя. Мы никогда не будем сидеть вот так, в его «Мерседесе», на загородной трассе, под неусыпной охраной бдительных секьюрити.
-Вам не нравится моя машина? – спросила я после внушительной паузы.
-Нет. Но ты вольна делать то, что ты хочешь. В сумке достаточно денег. Может, ты возьмёшь себе хотя бы БМВ Х3? Она тоже маленькая, как и твоя. Но лучше, всё таки. Видимо, Руднев взял себя в руки, и в нём проснулся заботливый старший товарищ.
Я, молча, кивнула. Ну, как объяснить этому взрослому мужчине, что я не хочу сильно выделяться из общей массы. Я уже и так вызывающе смотрюсь, даже за рулём своей крошечной «Мазды». Все, и так, глазеют, спрашивая про себя: «Откуда деньги у этой пигалицы?» Отца нет, мать – учительница в школе. Кто помогает? Ага! Ответ так очевиден.
Хотя, в сущности, какое мне дело до слухов? Ничего уже не изменится – мужчины будут продолжать меня любить и помогать мне, женщины будут продолжать ненавидеть.
-Наверное, куплю новую машину в следующем году, - я постаралась сказать Рудневу хоть что-то хорошее.
-Вот и прекрасно, - он как-то сразу успокоился, как будто покупка нового автомобиля для меня являлась главной темой на повестке дня. Вопрос решился, и он теперь может вздохнуть с облегчением.
-Я завтра улетаю в командировку. Алжир, Марокко, - уже совершенно спокойно сказал он, - так ты мне позвони. С утречка, часиков в десять. Идёт?
-Конечно, Алексей Львович. Конечно.
Мы вышли из «Мереседеса», и сделали вместе несколько шагов по направлению к моей машине. Затем, Руднев потянул меня за руку, и я остановилась. Он вплотную подошёл ко мне, и несмело погладил по волосам. Он дрожал, как будто от холода. Я отвела глаза, посмотрела в сторону, и чуть не задохнулась - метрах в тридцати от нас стоял знакомый «Рэнчровер».
Я снова ощутила на себе холодный, насмешливый взгляд, который преследовал меня весь сегодняшний день. Казалось, он всегда существовал в моём воображении.
Не было сомнений, что Роберт Стронг наблюдает за мной и Алексеем Львовичем. И откуда он только взялся? Я разволновалась не на шутку. Охранники Руднева тоже напряглись, и, хоть и не подавали виду, но мысленно готовились к любым вариантам нападения и защиты. Я кивнула на прощанье Рудневу, и он, наклонив голову, задумчиво пошёл к «Мерседесу». Казалось, он не замечает никого и ничего вокруг.
Я заторопилась к своей машине, неловко обняв двумя руками объёмную сумку с деньгами. Охранники, как всегда, подозрительно покосились на меня.
После того, как Алексей Львович уселся в «Мерседес», его шофёр торопливо юркнул в салон, и завёл двигатель. Охранники моментально погрузились в джипы. Включив мигалки, вся процессия шумно унеслась вперёд.
Я немного постояла на месте, прикидывая, подойти ли мне к злосчастной машине англичанина, или с гордым видом проехать мимо него. Подумав немного, я решила выяснить, что происходит. Оставив в «Мазде» сумку с деньгами, я резко захлопнула дверцу машины и щёлкнула пультом сигнализации. Затем решительным шагом направилась к «Рэнчроверу», который всё ещё стоял на своём месте.
Меня сразу же заметили. Роберт вышел из машины, и встал рядом с ней, скрестив на груди руки. Больше всего походил он в это мгновенье на прекрасного и неумолимого греческого бога войны. Спутанные волнистые волосы золотом переливались на солнце, загорелая кожа мягко мерцала в свете дня. Состоящий из волнующих плавных изгибов, он весь был грация и гармония. Мускулы, как налитые, отчётливо проступали под тонким хлопком футболки, никаких острых углов и резких переходов. Я никогда не думала, что мужское тело может так волновать меня. Я шла к нему, на ходу теряя свою решительность, и здравый смысл вообще.
Наконец, поравнявшись с ним, я посмотрела ему прямо в глаза, и громко спросила:
-Вы ничего не перепутали? Лекции проходят в другом месте. Я могу вас проводить.
-Можно на «ты», - усмехнулся он, и я опять удивилась отсутствию акцента.
-Вы не потерялись? – упрямо повторила я, подчёркивая дистанцию между нами, - на шоссе много поворотов. Вы, наверное, заехали не туда.
-Прекрати строить из себя идиотку, - вдруг резко сказал он, - ты знаешь, зачем я здесь.
Я сделала удивлённые глаза.
-Понятия не имею.
-Сколько у тебя таких? – спросил Роб, глядя на меня потемневшими от гнева глазами.
Я испугалась этого взгляда. С настоящей мужской агрессией мне пока не приходилось сталкиваться. На меня могли обижаться, но ненавидеть…
Я отступила на шаг назад.
-Не понимаю. Таких, это, каких? – я постаралась улыбнуться.
-Крутых политиков с мигалками и охраной. Сколько тебе лет?
-Семнадцать.
-И уже так испорчена.
Дурдом. Бред. Меня, бог знает, в чём обвиняет английский актёр, кумир миллионов девочек-подростков, да и их мам тоже! Что ж за день сегодня такой!
-Я не понимаю. Вы назвали меня испорченной – почему? – наконец сказала я, снова подчеркнув дистанцию между нами.
-Так вот как ты зарабатываешь?! – с вызовом воскликнул он, и я опять испугалась агрессии, заключавшейся во всём его облике.
-Как – так? – я упорно делала вид, что решительно ничего не понимаю. В то же время, пытаясь разобраться, как вести себя с этим психом.
-Тебе нужно избавиться от порока, - резко сказал он, не отвечая на мой вопрос.
Он приблизился ко мне, и странно посмотрел мне в глаза. Взгляд его уже не был холодным и презрительным. Он говорил о чём-то другом, но я не могла расшифровать его. Роберт был так близко, что я почувствовала его дыхание на своём лице. Сердце бешено забилось, вспотели ладони. Стало не по себе, слегка закружилась голова, и я отступила назад.
-Кто-то должен тебя спасти, - твёрдо сказал он. В его голосе послышалась угроза.
Спасти! Нашёл Сонечку Мармеладову, Катюшу Маслову! Бред! Бред! Бред!
Что ему сказать? Как объяснить, что я являюсь чем-то вроде магнита для мужчин? Они влюбляются в меня пачками, предлагают всё, что только можно предложить. И иногда, если я вижу, что человек может помочь мне деньгами или связями, и для него это не тяжело, я принимаю от него знаки внимания.
Я ничего никому не обещаю и не продаюсь. Даже за границей ни с кем не отдыхала, хотя подобные предложения поступают регулярно!
Моя мать не удивляется, когда у меня появляются новые вещи или ювелирные изделия. Даже когда я прикатила домой на своей новенькой «Мазде», она даже бровью не повела. Она знала, в кого я такая. Этот дар (или проклятье) передал мне отец.
Я посмотрела Роберту прямо в глаза. Они полыхали огнём какого-то неведомого мне доселе чувства.
-Не надо меня ни от кого спасать, - твёрдо сказала я. Мне было сложно произнести эти слова жёстко, с вызовом, как того требовала ситуация. Затем я резко повернулась, и зашагала к своей машине, ни разу не оглянувшись. Я почти физически ощущала его взгляд, брошенный мне вдогонку. Он обжигал меня так, словно на моей спине бушевали языки пламени.
Я запрыгнула в машину, завелась, и, развернувшись, помчалась к шоссе. Проезжая мимо него, я увидела, что он всё ещё стоит рядом со своим автомобилем, и смотрит на меня. Встретившись с его взглядом, я поёжилась. С таким немым натиском мне не справиться.
Я отвернулась, и стала смотреть на дорогу – не хватало ещё врезаться в ёлку прямо у него на глазах.
продолжение: http://www.proza.ru/2014/02/26/2070