Работаю я, вот уже как три года, уборщицей в одном театре. Коллектив подобрался хороший: ни какой тебе дисциплины; ни какого порядка; вечные опоздания, склоки, интриги... в общем как и везде. Меня там особо никто не знает, кто тетей Дусей зовет, кто бабой Машей, кто Веркой... в общем, в зависимости от роли и актерского настроения. Но относятся уважительно, кто: «Подите вон!», говорит. Кто: «Неряхой безрукой» называет, а некоторые вообще почтительно обращаются: «А не соблаговолите ли вы закрыть помещение с обратной стороны?!». В любом случае хорошее у меня место работы
Как-то в наш театр собралась приехать важная комиссия. Ну руководство и стало организовывать показательное выступление: и давай репетировать сценки, миниатюры, песни учить, стихи читать и вроде даже, для изюминки, какую-то звезду пригласили. Потратили-и-и-сь... жуть. Наступил день концерта. И с самого утра директор позвонив мне, попросил срочно приехать и пару кабинетов убрать. Обычно я вечерком полы мою, а тут прям днем. Я примчалась в театр и в поисках начальства, которое куда-то запропастилось, я забрела в гримерную. А Люська гримерша, бестолковая девка, ни когда меня не узнает. Вот и тут, как гаркнет: «Как фамилия?».
- Петрова, - говорю.
- Где вы болтаетесь? У нас времени в обрез, вон ваше платье. Надевайте и мигом на грим.
Я и подумала, что комиссия слишком уж важная и директор видать распорядился, чтобы даже полодрайка прилично выглядела. Кое-как впихнули меня в, не по размерчику, платье и выпустив из легких воздух, и втянув живот, молнию на нем удалось застегнуть. Когда, смазав мои стопы растительным маслом и втиснув сороковой размер ноги в тридцать восьмой размер туфель на высоченном каблучище, я еще подумала, что не слишком-то удобно в них будет полы мыть. А когда гримерша меня под Мерей Матье намазала, ну думаю: «Видать, страх какая серьезная комиссия нагрянула!».
Тут в гримерку ворвался наш режиссер и схватив меня за шкирку поволок за собой, приговаривая: «Мы вам так рады!... Мы вас так ждали!... Это такая часть для нашего театра!...». И всучив мне в руки микрофон выталкал на сцену. А обувь, зараза, так жмет... А в платье дышать не возможно... Тут мои мучительные мысли прервали, как говориться, бурные аплодисменты. Я подняла глаза, а там передо мной народу сидит... тьма. Я еще раз осмотрелась и подумала: «Они что, идиоты? Попросили порядок навести, а сами людей понагнали, не пропихнуться.». И тут меня осенило, что видимо все как обычно, эти бестолковые билетеры и контролеры раньше времени зрителей в зал запустили, и микрофон мне выдали, чтобы я публику выйти попросила, ну чтобы зал прибрать. А народ уже хлопать перестал и сидят улыбаются мне. А я пока размышляла, как же их культурней выпроводить, тоже стою и улыбаюсь. Вот смотрим друг на друга и растягиваем губы, в знак уважения. Я когда в психушке работала, вот там после принятия пилюль, тоже все так же глупо лыбились. В общем, стою я и соображаю, я же наш народ знаю, скажи им: «Выйдите, пожалуйста!», ведь сопротивляться начнут. А если их так, ну серьезно послать?... А вдруг комиссия уже среди них! И тут я ощутила, что по моей ноге что-то ползет. Смотрю, а это рука из суфлерской. Я ногой-то дернула, рука резко спряталась, а потом появилась опять и хвать меня вновь за конечность. Тут я не сдержалась и рявкнула: «Да оставьте мою ногу в покое!». Волнение прокатилось по моему телу, а рука из суфлерской прошлась по щиколотке и дернула за подол платья. Забыв, что у меня в руках микрофон я взвыла на весь зал от возмущения:
- Слушайте, мужчина, прекратите мои ноги щупать! Я замужем!
Пришлось соврать. А как бы вы поступили? Тут, в коем-то веке мужик пристает, а вокруг народу... А люди же у нас какие... Нет, чтобы отвернуться и выйти тихонько, нет же, замерли, почти не дышать и повытаращивали любопытные взгляды. А у меня щеки покраснели. Стою... платье дурацкое и жутко узкое, ноги от маленького размера обуви ноют, а я терплю... А тут еще и мужчинка.
Вдруг слышу снизу говорят:
- Здравствуйте!
- Чего? - спрашиваю я наклонившись на голос.
- Здрав-ствуй-те!- повторил мужчина.
- Ну здравствуйте! - отвечаю я.
- Да не со мной, а с ними поздоровайтесь.
Я наклонилась еще ниже, чтобы разглядеть тех, с кем надо поздороваться, но кроме этого нахала ничего больше не увидела и на всякий случай закричала:
- Здрав-ствуй-те!
- Вы что делаете? - возмутился гражданин.
- Здороваюсь!
- С кем?
- Не знаю! Вы же сами сказали: «С ними!».
- Вот же тупая, зрителей поприветствуйте!
- Слышь ты, крыса подпольная, - выпрямилась я, - от твоего имени что ль поздороваться?
- Ну хорошо, поздоровайтесь со зрителями от моего имени.
- А тя, как звать?
- Василий, меня звать, Ва-си-лий! - сердился мужчина.
- Ладно, не нервничай, ща передам! - и я обратилась в зал. - Там, мужик из-под пола, Василий, привет вам передает!
- Вы что, идиотка?
- Нет! - гордо заявила я.
- А кто? -вспотевшая морда обтерлась галстуком.
- Ну ты и козел, сначала пристаешь, а потом спрашиваешь, кто я, - гордо задрав подбородок умыла я наглеца.
И тут послышался грохот внизу и мужчина с визгом пропал. Я почти с головой нырнула в суфлерскую и крикнула:
- Эй, товарищ, с вами все в порядке? Ну не надо так на козла реагировать, дело то житейское... Ну я с горяча... Понимать же надо... Вы же приставали...
Тут голова высунулась и я отпрянула назад.
- Послушайте, никто к вам не приставал...
- А по твоему, я сама себя за ногу щупала? - стоя на четвереньках сердито перебила я подпольщика.
- Вы можете объяснить кто Вы? - не унимался мужик.
"Ну", думаю: "Вот же человека распирает от любопытства, видать и впрямь втюрился как ненормальный".
- Я, Петрова!
- Слушайте, Петрова, вы что тут делаете?
- Я тут работаю!- поднимаясь с колен прохрипело мое измученное, в узком платье тело, которое начало разрывать его по швам.
- Господи!!! - взмолились из-под пола. - Какой придурок взял тебя на работу?
- Директор театра! А вот про придурка, это ты ему потом сам объяснишь.
- Немедленно убирайтесь со сцены!
Моему терпению пришел полный конец и я завопила:
- Не ты меня ставил, не тебе меня снимать. Меня сюда, на передовую, сам режиссер поставил, прикрывать твою тыловую задницу.
- Вы... Вы...Вы.. Вы срываете нам концерт. Сейчас юморист выступать должен, мировая звезда.
- Ах ты, крот ползучий! - подбоченилась я. - Это когда я концерты срывала? Чего там у тебя по сценарию? - и наклонившись к суфлерской я решила забрать у него листы.
Пару секунд шла ожесточенная борьба за сценарий, платье же от напряжения с треском расползалось, но решив, во чтобы то ни стало реабилитироваться, я все же, щелкнув сидевшего под сценой по лбу, отобрала ценный экземпляр.
Первая фраза которая попала мне на глаза, тут же была громко озвучена: «Выступление Петросяна... Зрители смеются». Я посмотрела в зал, все шло строго по сценарию.
- Слышь ты, блоха тыловая, ничего я не сорвала, тут черным по белому написано: «Выступление Петросяна. Зрители смеются». Вишь народ слезы от смеха утирает... Так стоп, так ты мне что, не дал выступление Петросяна посмотреть? Ах ты, котяра облезлый... - и могучей рукой я выдернула мужичишку из суфлерской.
Бултыхая ногами в воздухе он что-то там визжал, но я решительно скинув надоедливые туфли потащила его на ковер к директору. В кабинете руководство стояло смурнее тучи, но тут, в мной распахнутую дверь, влетел еще какой-то господин и набросился на меня с объятиями, поцелуями и воплями: «Гениально! Непревзойденно! Браво!», после, он в таком же ритме облабызал крысу подпольную и утирая слезы, от не понятной мне радости, накинулся на директора театра.
Да нет, нас с этим подпольщиком не уволили и даже не объявили выговор. Все гораздо хуже! Мы с ним теперь дуэтом в коронном номере театра выступаем, под названием: «Концерт».