Жизнь – как подарок всему человечеству.
Сегодня я получила от тебя письмо. Прочитала. Невидящими глазами посмотрела сквозь монитор в окно, закрыла глаза руками и задумалась. Мне невыносимо больно получать от тебя письма, но я жду, до сих пор жду тех единственных строчек, в которых будет свет. Свет, учитель, а не реклама сетевой компании, в которую все, без разбору вступили твои ученики. Читаю в надежде увидеть тебя между строк. Одно слово «спаси меня», и я примчусь на край вселенной, обещаю. Но… нет… В письме все та же реклама:
«Продукция начинает всасываться уже в полости рта благодаря …»
«Если подержать любой продукт на языке не менее одной минуты, ...»
« Такой возможности — подержать продукт во рту на языке примерно одну минуту — раньше не было,…»
«При попадании на язык малая часть продукта сразу начинает всасываться подъязычными венами, ...»
Ты сам то в это веришь, учитель?
Сам то веришь в то, что говоришь?
ЗДРАВСТВУЙ.
Ну, здравствуй, учитель.
Здравствуй, самый дорогой и самый непонятный мне человек на всей планете. Много лет прошло со времени нашей первой встречи с тобой, много лет прошло и с того момента, когда мы попрощались навсегда. Теперь я разговариваю с тобой только мысленно, открывая электронные письма, на которые никогда не отвечаю. Мне не до конца понятно почему они все еще приходят ко мне. Иногда в составе рассылок по множеству адресов, иногда личные. Я вздрагиваю, открывая их, перечитываю в надежде найти хоть одно живое слово. Живое, слышишь, учитель. ЖИВОЕ…, а не мертвое. Хотя ты шлёшь их уже, скорее всего, без надежды на ответ, просто по привычке или… Или ты все еще думаешь, что я способна пойти за тобой, без оглядки доверяя полностью разумности твоих суждений, отрекаясь от своего фанатичного в вопросах поддержания духовной чистоты безумия? Никто кроме меня не знает зачем ты все еще пишешь мне письма.
Прочитай, я прошу, найди в себе силы прочитать до конца мое единственное письмо, написанное к тебе в мыслях во время бреда бессонных ночей. Вспомни, узнай себя… Вернись…. Вспомни не сегодняшнего холеного самоуверенного бизнесмена, а чистого светлого пастыря человеческих душ с сердцем, открытым для всех, а не только для таких же как ты сегодня сильных коммерческим духом избранных. Послушай меня, я говорю откровенно, потому что больше не боюсь твоего гнева. Ведь ты до сих пор еще пишешь мне письма, а значит… Ты сомневаешься в правильности выбранного пути…
Поздним вечером, чаще всего поздним вечером,
Где-нибудь в перелеске, подальше от запаха человечьего,
Или где-нибудь на берегу, где с тобой мы бывали, а ветер приметы стёр,
Я развожу костёр. Письма старые жгу.
Тихо, весело, славно горят листочки, как щенята друг с дружкой лижутся,
Покойникам не чета - ВИДНО, ПИСЬМА ЗАТЕМ И ПИШУТСЯ,
ЧТОБЫ ИХ НЕ ЧИТАТЬ, А держать просто так, в этом ящике,
В обгорелом моём мозгу…Письма жгу…
И быть может, в моей напрасности приоткроются дверцы…
Восприми, Господи, душу в ясности, распрями сердце. (Владимир Леви).
УЧИТЕЛЬ. КТО ОН?
Я просматриваю свои старые записи. Открываю портал в Интернете, читаю информацию, вижу множество мудреных запутанных званий, громких, солидных, но так мало говорящих о личности, скрытой за ними: философ, физик, бизнесмен, политик, учитель, основоположник и теоретик, основатель и директор. Нет, не то. Мне кажется, все эти напыщенные расфуфыренные титулы только отдаляют от сути его истинного «Я», путают, уводят от истины в сложные лабиринты кабинетов политиков и общественных приемных, в которых из-за суеты чиновничьей волокиты совсем не разглядеть яркой индивидуальности этого человека.
Когда то он сам чувствовал себя учеником. Он был простым земным человеком, солнечным, ярким, в чем-то вполне закономерным, в чем-то непредсказуемым, так сильно любящим жизнь, так искренне радующимся ее светлым сторонам и так тяжело скорбящим о темных.
Как это бывает? Кто может объяснить, чтобы столько противоположностей уживались в одном целом, чтобы столько крайностей виделось сразу в одной мысли, столько глубины ощущалось в простых изречениях и даже шутках, столько мудрости чувствовалось в будничных житейских советах, данных им на индивидуальных консультациях каждому из нас?
Кто мог знать, угадать, придумать, разглядеть в тебе, учитель, какая из твоих многочисленных натур будет принята тобой за собственное «Я». Ты одинаково ровно относился ко всем нам и одинаково ровно не воспринимал никого. Ты был одинок среди нас, поэтому выбрал в конце концов сам ту составляющую в своём сердце, которая оказалась роковой в твоём выборе себя.
НАЧАЛО БЫЛО ВЕЛИКОЛЕПНЫМ.
«Начало» – так называлась одна из первых твоих брошюр, прочитанных мной.
Ученики отзываются о тебе восторженно, подобострастно. Читая, порой неформальным путем доставшиеся мне материалы, я торопливо пролистываю сентиментальные письма, затронутые чувственно эмоциональными вихрями авторов, как будто боясь подглядеть в них личные, откровенные теплые чувства и признания. Я же, пусть даже заранее не уверенная в возможности такого подхода, в своих наблюдениях всегда старалась быть простым прохожим, пыталась смотреть на тебя глазами непосвящённого. Такое было возможно только в самом начале...
На моем письменном столе лежит маленькая карманная записная книжка, содержащая подборку цитат, выписанных из чьих-то безалаберно оформленных торопливым неразборчивым почерком старых конспектов, доставшихся мне в наследство от преданных идее и учителю путейцев. Раньше я всегда носила ее с собой, сейчас в этом больше нет необходимости - все, что там написано, знаю наизусть. Знаю, и тем не менее, часто ловлю себя на мысли, что, чем чаще обращаюсь к записям, чем глубже вдумываюсь в сказанные обыкновенным языком фразы, тем яснее понимаю происходящие вокруг события, открываю для себя новый смысл, который, кажется, должен быть ясным с самого начала - настолько он прост. В такие моменты хочется кричать, как первооткрывателю, «Эврика!!!», хочется работать и творить, жить, полной грудью вдыхая воздух, смело смотреть в глаза будущему, без недомолвок разговаривать с окружающими людьми. Медленно, неторопливо, потихоньку приоткрывается завеса хаоса, в котором раньше пребывала душа. Исчезают прежние сомнения, замирает сердце, очарованное прекрасным видением начинающего раскрываться таинства внутреннего мира, в котором скрыта непознаваемая разумом бесконечная мудрость вселенной.
Снова и снова перелистываю блокнотные странички, внимательно изучаю текст и, на первый взгляд, вижу противоречия между высказываниями в официальном издании и тем, что вынесено на бумагу учениками. Как жалко, что почувствовав сердцем искажение между тем, что сказано и тем, что написано, я не забила тревогу раньше. В те времена, когда можно было хоть как то повлиять на твой выбор себя в себе.
Смысл написанного текста, который я не устаю перечитывать многие годы, понимается поэтапно. Кажется, не будет предела погружению в глубины сказанного, все новые горизонты открываются сознанию по мере постижения очередной цитаты. Хотя прописные истины составляют в повествовании ключевые моменты, они, старые, хорошо знакомые с детства, в изложении автора удивляют ранее не замеченным скрытым смыслом, их текст по-новому глубокомысленно, остроумно звучит в применении к современной действительности.
Ты думал о нас, отказавшись от восхождения в одиночку, учитель.
В старом блокноте, исписанном разными почерками каждая строчка передаёт всеобъемлющее чувство, исходящее из твоих уст, ложащееся корявыми записями на пожелтевшие странички. Имя этому чувству – любовь. Вспомни, учитель…
ТВОЙ ВЫХОД.
Я расскажу тебе о тебе таком, каким увидела тебя первый раз. Только на этот раз буду говорить не с тобой, а с теми, кто дочитал до этого места в моем письме и не заскучал от моих откровений о тебе. Каким ты знаешь себя: уверенным, обрётшим свободу, финансово независимым и гордым? А я помню тебя совершенно другим.
***
Воображение переносит меня в маленький северный провинциальный городок, однообразная жизнь которого в один из скучных вьюжных февральских деньков, была нарушена неординарным событием – приездом заранее разрекламированного известного бизнес тренера. Чтобы показать массовость аудитории организаторы, пользуясь кнутом и пряником, загнали на первое презентационное занятие всех, кто хоть сколько либо показал малодушие в уклонении от общественных мероприятий. Зал был набит битком, но предприимчивый подход не поднял посещаемость самих занятий. На второй день явилось чуть больше десяти человек – слишком уж то, что говорил учитель не соответствовало общепринятым представлениям о бизнесе. Я же, как мне кажется, осталась незримым фантомом сидеть в этом зале на последнем ряду навсегда.
Наверное, если бы вы так же, как и я, в первый раз увидели этого человека в солидной, официальной и вместе с тем чересчур красочно оформленной обстановке, на презентации тренинг курса, вы бы сделали то же самое, что и я – прошли мимо, не обернувшись. Ничто в нем не привлекает особого внимания: неброская внешность, сдержанные манеры, во всем облике располагающее к себе спокойствие и уравновешенность. На первый взгляд, полный набор повадок типичного домоседа, увидев которого в холле солидного заведения, деловые, целеустремленные, чересчур активные менеджеры, наверное, удивленно переглядываются между собой, настолько он выделяется из общего сумасшедшего ритма вечно спешащей куда-то, суетливой цивилизации. Невольно я сразу посмотрела на ноги, не надеты ли на них домашние тапочки, облегченно вздохнула: нет. Уверена, что ни тени смущения не промелькнуло бы на этом лице, если бы подобные атрибуты домашнего гардероба неожиданно появились вдруг на ногах; совершенно естественно и непринужденно он бы точно так же вышагивал в них по узкому коридору, не обращая никакого внимания на смущение, расточающей услужливо комплименты, немногочисленной публики.
Конечно, если бы вы в тот вечер нашли в себе стойкость выслушать все наставления отцов города, приглашенных на мероприятие, и не покинули помещение задолго до его окончания, то, наверное, так же, как и я, со скучающим видом и чувством сожаления по поводу напрасно загубленного вечера, зевая и исподволь разминая затекшие от долгого сидения конечности, приготовились бы мужественно вынести основную часть программы, а именно, запланированное регламентом выступление, автором которого был ведущий тренинг курса.
Наверное, он заинтриговал бы вас с первых слов, точно так же, как и меня. Потому что с его появлением на сцене детской музыкальной школы, моментально развеялась безрадостная атмосфера наводящего тоску события городского масштаба. Шоу перешло в заключительную стадию, по тематике сильно отличающуюся от всего, что говорилось ранее во вступительной части местными политиками и бизнесменами.
По мере развития ситуации, гамма чувств присутствующих быстро менялась от разочарования до восхищения. Мне сложно было уловить все оттенки настроений публики, потому что у меня самой образ с рекламных брошюрок чрезвычайно сильно расходился с личностью так совершенно непринужденно сейчас держащейся перед аудиторией. Безуспешно пытаясь подогнать его по стилю и манере выражений к уже известным мне типам ораторов, я, путаясь в буреломе внезапно нахлынувших чувств, удивленно оглядывалась по сторонам, ища поддержки среди окружающих. И на многих лицах видела отголоски похожего каламбура состояний: смятение, неуверенность, смешанную с любопытством. Было очевидно, что атмосфера предвзятости, предсказуемости, обыденности, царившая на тот момент среди зрителей, развеялась буквально в первые несколько секунд его выступления. Хотя внимательнее прочувствовав общий настрой зрительного зала, я уловила трепетный холодок непонимания, который, казалось, кружил среди отдельных представителей делового мира, присутствовавших на тот момент в помещении. Реакция зала не была столь однозначной, как представилось сразу.
По-видимому, многие из нас ожидали, что темы бизнес тренинг курса будут содержать конкретные указания по способам ведения бизнеса и управления финансами в России. В продолжении всего представления, разукрашенного детскими танцевальными номерами, длинными заунывными монологами городских политических деятелей и скупыми пожеланиями бизнесменов, участвующих в проекте, публика ждала откровений по специфике ведения дел в условиях современного нестабильного российского рынка. Я видела, как, оживившись, несколько молодых людей подняли свои блокноты, приготовились записывать и тут же, удивленно нахмурившись, опустили ручки или стали выводить рисунки на отвлеченные темы, чтобы занять время.
Он говорил о духовности бизнеса, о нравственности, о морально-этических нормах и еще о многом таком, что в представлении большей части населения никак не связано с процессом зарабатывания денег. Ну как же, ведь мы читаем газеты, смотрим телевизор, думаем, что знаем жизнь.
Совершенно не ожидая подобных нравоучений от автора тренинг-курса с таким многообещающим названием, важные пожилые джентльмены, среди которых было несколько хорошо знакомых по газетным материалам лиц, солидно выпрямились, синхронно с представителями прессы моментально среагировав уже на первые несколько фраз саркастическими улыбками. Повышенным вниманием отметились давно знавшие оратора ученики, резко выделяющиеся среди остального народа своей эмоциональной возбужденностью и неравнодушием к происходящему. Большая часть новичков, убаюканная монотонностью выступлений предыдущих ораторов, проснулась и подняла голову. Стоп кадр.
Тому, кто сумеет выдержать прямой, немигающий и одновременно живой, заинтересованный взгляд, особыми могут показаться его глаза. Их свет слепит, их глубина притягивает, их мягкость покоряет сердца, но что-то в самых уголках выдает тревогу и боль, которую не в состоянии вынести человеческое сердце, пусть даже любящее, спешащее навстречу. Заглянув в них, я вдруг понимаю, что этот человек обречен на вечное одиночество, потому что так немного тех, кто могут последовать за ним. Так много званных, так мало избранных. Поймав это ощущение, я невольно виновато отвожу взгляд в сторону.
Мы расходимся, и я уже знаю, что многие уходят навсегда. В вестибюле тихо шушукаются между собой расходящиеся по домам парочки, оживленно спорят, громко переругиваясь, двое молодых людей. Зевая, прикрывая рот руками, медленно тянутся из зала солидные представители молодежных организаций. Они честно отсидели положенный по регламенту срок, могут смело ставить галочки в своих скучных отчетах. Последний в окружении нескольких учеников выходит он. Минутная заминка, все идут с номерками к гардеробной.
Одинокая фигура плотного коренастого парня вежливо маячит в стороне и мнет в руках рекламную брошюрку, потом, решившись, быстро подходит к оратору, оставляет свою визитную карточку. С его стороны реакция на это весьма оживленная. Он совершенно по-детски наивно радуется каждой мелочи, попавшейся на глаза, привлекшей его внимание: с чрезмерным для такого пустяка усердием изучает выведенную затейливой росписью фамилию на визитной карточке и одновременно рассматривает глупые детские каракули, намаранные на свежем плакате, рекламирующего тренинг - курс. Из своего незаметного укрытия в глубине гардероба я с интересом наблюдаю, как он одинаково тепло улыбается мысли о возможном продолжении знакомства с бывшим обладателем карточки и наивным забавам детворы, не вынесшей соблазна набедокурить в стенах родного учебного заведения, польстившись на яркую, цветастую афишу.
У плохих людей не может быть такой улыбки, лучистой, широкой и вместе с тем немного задумчивой, не может быть такого смеха, непродолжительного, но совершенно по-детски откровенного. Образ на обложке журнала очень проигрывает по сравнению с оригиналом именно из-за улыбки, несколько натянутая и скованная на фотографии она чрезвычайно живая, яркая в жизни.
Сколько раз потом я, впадая из крайности в крайность, то почти симпатизировала ему, то была взбешена до предела его неординарной манерой ведения лекций, но всегда меня обезоруживала искренность, доброта, теплота сердца, вера в людей, боль за них и наивная, почти смешная, детская непосредственность.
***
Бывает так, что в состоянии крайнего эмоционального дискомфорта человек перестает себя контролировать и откровенно высказывает все, что у него на душе, совершенно не задумываясь о последствиях, не считаясь с чувствами окружающих. В таком случае сначала становится обидно за себя, потом за того, кто говорит, заканчивается все или полным примирением, или глобальным расхождением во мнениях. Так вот, все лекции, которые посещала я, были такие.
Они напоминали больше театр одного актера, чем тренинг-курс, поле битвы двух противоположностей человеческой натуры. Я никак не могла понять, чьи трагедии выворачивают наизнанку душу этого человека, его или наши. Я никак не могла взять в толк, кому все это говорится, самому себе или нам. Нравоучения это или исповедь, спектакль или жизнь, безумие или трезвый, точно рассчитанный ход в борьбе за души каждого из нас... Мы жили его жизнью или он жил нашей... Сочувствие, сожаление или осуждение должны вызывать его откровения, защиту или нападение подразумевает его тактика?
Уже с того момента, как все расселись по местам, для меня начинается томящее ожидание какого-нибудь неординарного поворота событий по ходу лекции. Вот он начинает говорить: доходчиво, близко по смыслу к тому, что думается мне. Чувствую себя так, будто мы знакомы целую вечность; он может продолжить мысль, которая только что промелькнула в голове, может пересказать известное литературное произведение, делая верный акцент именно на тех самых местах, которые при чтении были отмечены мной, то вдруг напоет мелодию, преследовавшую меня целый день. Я верю ему полностью, сердце радуется, душа поет. И вдруг: трах-тарарах!!! Гром среди ясного неба!
Начинает высказывать прямо противоположное мнение, искренне, убежденно отстаивая иную точку зрения ничуть с не меньшим усердием, чем только что обратную. Теряюсь, почти задыхаюсь от волнения: «Как же так?». Разум отказывается понимать, он выведен из привычного состояния и в смятении мечется между противоположностями, ищет новые точки опоры. Спасая положение, пытаясь вывести организм из шокового состояния, начинает усиленно работать вся энергодинамическая система, раскрывается скрытый потенциал неиспользованных в обычной реальности способностей.
Кульминационная минута напряжения, нервы натянуты до предела, вот-вот будет срыв. Хочется выбежать из зала вон. Неуверенно поднимаюсь, смотрю в его глаза: в них мягкий, успокаивающий, ровный свет - все, урок усвоен.
Не бывает железобетонных непробиваемых людей. Временами я видела в нем неуверенность и сомнения, чувствовала отчаяние и страх, ловила вокруг атмосферу непонимания окружающих. Казалось, что он, бессильно пытаясь приспособиться к уровню публики, как будто сам себя уговаривал отречься от прежнего, чересчур возвышенного настроя, спускался вниз и страдал от этого.
Он был один на один с каждым из нас. Даже в большой аудитории на общих занятиях безошибочно можно было определить, с кем из учеников ведется сейчас личный внутренний диалог. Было видно, как сгибаются под тяжестью молчаливых откровений его плечи, на несколько секунд появляется в глазах огонек отчуждения. Затем он берет себя в руки и снова настраивается на зал, излучает новые порции энергии, набирается сил для очередного погружения в чью-то жаждущую поддержки, теряющую себя душу.
Люди, люди, что же мы делаем? Ну, разве можно не видеть, не чувствовать, как наши мелочные страстишки, наши непутевые личные трагедии, малодушие и духовная пустота, нравственная расхлябанность, лень, неконтролируемые эмоции, эгоистичные желания, разрывают изнутри ему душу, как храм, открытую для всех?
***
Однажды я видела его в церкви. Серое, неприступное лицо, отрешенный взгляд, ничего не видящие глаза, полное погружение в себя, абсолютно отсутствующий вид, никакой реакции на то, что происходит вокруг. О ком скорбил ты, учитель, кого оплакивал? Несколько минут, и все кончено. Мимолетным видением растворился в пространстве трагический силуэт, он уже снова контролирует себя, живет, дышит полной грудью, внимателен и предупредителен по отношению к окружающим.
Ставлю свечку за здравие, ухожу не поздоровавшись. Чувствую себя так, будто исповедь была и душа рвалась на покаяние к нему, будто темень была, да солнце из-за туч показалось…
Его душа была как зеркало, каждый человек видел в ней свое отражение, каждый узнавал себя. В нем было все: хорошее и плохое, радостное и печальное, светлое и темное. Он мог удивить вас или разочаровать, мог быть для вас учителем или на какое-то время сам сделаться вашим учеником. Он совершенно естественно держался рядом с любым человеком, богатым или бедным, красивым или уродливым - без разницы. Его сердце знало другие ценности, его глаза видели скрытую суть вещей и явлений. Он владел языком межгалактического общения, на котором говорит вселенная, и в то же время оставался самым обыкновенным земным человеком.
Жизнь. Долгая дорога длинной в никуда или осмысленно пройденный промежуток вечности, равный циклу нашего пребывания на этой земле? Все познается и оценивается результатами труда, целью, смыслом и сутью нашего существования. Он указывал людям путь, освещенный солнцем. Его учение не принадлежало избранным, оно было основано на жизненном опыте многих поколений, поэтому было доступно, понятно всем жителям планеты земля. В этом был смысл, в этом была его жизнь.
Жизнь как звездочка, освещающая путь.
Жизнь как подарок всему человечеству.
Несколько раз с болью в душе я вставила в свой по детски восторженный текст эти страшные производные к слову «было»… Что же теперь…
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Ты не знаешь о том, что иногда я часами не выхожу с твоей странички из интернета, посещаю твой фан клуб и раз в год на твой день рождения звоню тем твоим ученикам, которые все еще слепо идут за тобой. Правда, не все из них со мной разговаривают. Ты не знаешь как больно читать мне рекламу сетевого маркетинга на твоей страничке, видеть пузырьки разноцветных вонючих благоухающих жидкостей в ванных у твоих покупателей, многие из которых мои знакомые.
Ты успокаиваешь меня, называешь то, что творится с тобой "бизнесом" и "нормальным ходом развития событий". Твои рекламные выступления по телевизору все еще остроумны и умны. Пожалуй даже слишком остроумны и по грустному, по философски мудры. Такая реклама не пользуется популярностью и поэтому ты не слишком известен широкой публике. Сложившаяся существующая система ценностей, популяризованная сегодня в средствах массовой информации не смогла переделать тебя настолько, насколько нужно чтобы получился удачный узнаваемый всеми бизнесмен и политик. Твоё чудовищное перевоплощение не завершено. Но ты работаешь над этим, каждая твоя последующая работа все более и более созвучна времени и обществу в котором финансовая независимость равнозначна духовной свободе.
Я не покупаю твоих книг, я читаю твои политические статьи тайком по ночам, прячась от стыда за тебя в ванную. Я молча пролистываю твои поздравления в социальных сетях с которых смотрят оголённые части тел великосветских женщин. Я игнорирую твой злой юмор на политические темы. Я не подсматриваю, как прежде тайком, за тобой на улицах постоянно пасмурного города на Неве, в котором ты живёшь. Тебя больше нет в моей жизни и, одновременно, ты присутствуешь в ней всегда: нарывом, раковой опухолью, которая постоянно ноет, напоминает о себе, болит.
Скажи, может быть, мир, в котором духовные учителя занимаются сетевым маркетингом, политикой и бизнесом нормален? Но тогда мне нечего делать в нем... Я ухожу в свой, придуманный мир, в котором, как ты и учил нас существует только одна незыблемая вечная общечеловеческая система ценностей, в которой «Да» остается «да», «нет» остается «нет», а остальное от лукавого.
Прощай, учитель.
Когда ты вернёшься, поздоровайся с теми немногими, кто встретит тебя на пороге старым приветствием, для того, чтобы мы узнали тебя, исковерканного временем и желаниями:
«мир Вашему дому».
Я с радостью разделю с тобой последнюю краюшку хлеба, только, прошу, не неси ничего с собой. Разбей золотого телёнка у двери.