Искусство подобрения

Валентин Яковлев
Сказание о Мяо Шань, или искусство подобрения

Китайская принцесса Мяо Шань, мягчайшая нравом, добрейшая добрых – последнее на земле воплощение Гуань Минь.
Имя говорит за себя: в переводе с китайского Мяо Шань означает - ‘искусная в добре’. Не просто добрейшая добрых – мастерица-наставница добролюбия, доброделания.

Делание добра – самое великое искусство в мире окружающего зла. Ведь если одному добро в исцеление, то другому – в искушение. Что проку говорить на языке добра, например, с блудником, содомитом, вором? Еще больше ожесточать его сердце.
Из тысяч наук и искусств нет более важного, актуального, сложного и богоданного чем искусство творить добро.

Земнородные не подозревают, что землю некогда обитали люди чистые сердцем, добрые, бессмертные. Что существуют целые миры запредельного милосердия – вселенная Софии Пронойи, Царицы совершенной чистоты и сострадания.
Под разными именами являлась Божия Матерь в 84-й смешанной: AMDН, Табити, Маммакоча, Ашера… А Гуань Минь суммирует венцы всех полутора тысяч ее ипостасных имен.

Венец премудрости и доброты. Ее прославляемый в Азии (Китай, Тайвань, Япония, Корея) образ – золотая колесница из тысячи очей и тысячи рук – расшифровывается так: одновременно является и служит тысячам.

Добрейшую Мать призывают во множестве мест, столь велика в ней нужда. Своим прободенным богоматеринским слухом она слышит совокупный крик отчаяния и спешит на помощь. Для того и понадобилось ей такое количество материнских очей и добрых рук сестры милосердия, протягиваемых нуждающимся.

У Гуань Минь более семи тысяч воплощений. В нашем повествовании речь пойдет о последнем, а значит, суммарном, заключающем в себе 7000 предыдущих: китайская принцесса Мяо Шань, достигшая ступени великого Будды.
Кредо Мяо Шань сводилось к следующему.
– Как победить зло, грех и похоть?
– Добротой, – отвечает Мяо Шань.
– Доброта? Она смехотворна. А что, если ею зло не побеждается, а только умножается?..

Иные относят время воплощения Мяо Шань к VII в. до н.э., но наиболее точная дата ее рождения – IV век. Да и так ли это существенно? Божества нарушают унылый ритм времени и пространства, называя его иллюзионом, и приносят на землю порядок вечности.

Парфянская царица, госпожа народов всей земли? Помилуйте. Богоматерь приходит… как дочь тирана – конфуцианца, убийцы с жестоким нравом.

Китайский император Мяо Чжуан – приверженец закона и презирает школу Лао-Цзы. Дао вызывает у него неприязнь. Император признает только один язык: насилие, запугивание, войны, кровопролития. Он окружен интриганами и повсюду видит угрозу престолонаследию. К тому же у него три дочери одна другой прекрасней – и ни одного сына.

При рождении Мяо Шань разнеслось благоухание райских садов. В мир пришло дитя неземной доброты и красоты. Ее мать Бао Дэ не может отвести глаз от новорожденной принцессы,
– Посмотрите, – говорит она своим слугам (которых, впрочем, чтит как подруг), – посмотрите, какое зернышко у нее на челе и какая светлая аура! Я боюсь к ней прикасаться…
Буквально только родившись, Мяо Шань отверзает очи и уста. С небесной любовью она смотрит на свою мать и начинает пророчески говорить о ней, источая свою неземную доброту. Муж император ее ненавидит и преследует, и она, пребывая в затворе, больше кого-либо во всем Китае нуждается в помощи.

Мяо Шань от рождения в императорском дворце окружена заботой. Но она точно не видит роскоши вокруг и мягко отстраняет конфуцианских наставников.
В годовалом возрасте у нее обнаруживаются неслыханные познания в философии, искусствах и медицине, но отец слышать не хочет о ее божественных дарах. Согласно его планам Мяо Шань еще отроковицей должна выйти замуж за благородного вельможу и продолжить угасающий императорский род. Ее доброта, премудрость – исключительно для прославления императорской короны. Отец готовит свою дочь для брака и даже не предполагает для нее другого удела.

Планам императора не суждено сбыться. В трехлетнем возрасте девочка присутствует на казни молодого мужчины. Видя занесенный над его головой меч, она с криком бросается к нему на помощь из императорской ложи:
– Казните лучше меня, папенька!
Таковыми были ее слова, вызвавшие негодование императора. Беспомощная девочка в одиночку противостоит своему отцу, которому слепо подчиняется многомиллионная империя.

Однажды он слышит от придворных, что его семилетняя дочь замышляет уйти в даосский монастырь, чтобы стать буддой и достичь совершенного просветления.
Реакция императора: да лучше ей умереть! Что угодно, только не монашка! Ее призвание – рожать детей, рыцарей во славу империи…

– Папенька, отпустите меня! Я все равно уйду в монастырь. На то есть воля небесных добрых владык. Ничто земное не привлекает меня. Я буду молиться за вас, и наше отечество преуспеет. Народ будет любить вас…
– Императорская дочь станет простой монахиней в монастыре? Да никогда! – возмущен император.

– Наивысшее призвание человека – общение с божествами. Лучшее, что я могу сделать для вас – привлечь силы добра. Они изменят к лучшему ваш удел и характер, а вместе с ними удел моего отечества.
– Свяжите ее и бросьте эту сумасшедшую в темницу! Вылитая мать! – наливается гневом император.

Мяо Шань остается н е п р е к л о н н о й и в тюрьме. В 13 лет она побеждает императора, перед которым дрожит половина земли. Отец вынужден отпустить ее в монастырь.

‘Не давайте ей ни минуты отдыха. Займите эту сектантку самыми тяжелыми работами. Пусть ткет по ночам, а днем обрабатывает огороды, готовит пищу на весь монастырь, пока не упадет без сил и не закричит о помощи. Я проучу этого злого ребенка. Считает себя святой и доброй – и наносит раны своему отцу!’
С точки зрения императора непослушная дочь – позор династии. Отец повелевает замучить ее нестерпимо тяжелыми работами: без отдыха пахать землю на волах и работать в огороде…
Монастырь Белой птицы, ‘Бай цзио сы’ известен особой любовью насельников к Гуань Минь и Лао-Цзы. Мяо Шань там обожают. Настоятельница монастыря такая же добрая, как ее мать.
Тяжелые работы? Откуда ни возьмись, появляются слоны и быки, впрягающиеся в плуг. Добрые лани не отходят от нее, помогая готовить пищу молодой монахине-принцессе. Добрые боги посылают ей в помощь Северную (Полярную) звезду. Даже дикие тигры и пантеры ластятся у ее ног и становятся добрыми домашними животными.

В монастыре водворяется атмосфера неземной доброты и совершенной духовности.
Император наводит справки о состоянии дочери. Узнав, что та пребывает в мире и благодати, велит… казнить мать-наставницу.

Императору приходит новое известие: дочь без его согласия принесла обет безусловного вечного девства. Злодей-отец опять в гневе – уже не видать ему от нее потомства. Эта мерзавка единственная во всей империи смеет вести с ним войну, считает себя сильнее непобедимого? Что ж, она познает силу императора.
– Сжечь монастырь! – повелевает китайский правитель. – Сжечь всех без исключения, в том числе и Мяо Шань!

Вначале монахинями овладевает смятение, но затем они вслед за настоятельницей в один голос говорят:
– За нашу божественную принцессу мы согласны пойти в огонь. Добрые божества и сам Хуан Ди, небесный правитель Китая, на солнечной колеснице примут нас на небеса.
– Нет! – молится сострадательная девочка. – Отче, смилуйся, помоги, не попусти! Ты, который слышит и приходит на помощь любящим тебя, добрейший Хуан Ди!
К ней приходит сам Отец:
– Проколи себе нёбо, принеси маленькую жертву.
Какое дао! Послушная Мяо Шань острой шпилькой прокалывает нёбо. Изо рта в небо брызжет кровь, переходящая в дождь – золотой дождь блаженств. Огонь в мгновение ока гаснет, а монахини-мученицы становятся бодхисатвами за их готовность идти на смерть из любви к Гуань Минь.

Искушения царицы бодхисатв на этом не заканчиваются.
– Я использовал все добрые способы привести тебя в чувства – не помогло. Посмотрим, как ты поведешь себя под пыткой, злодейка.
Злобный император подобно сумасшедшему Ивану IV Грозному приказывает пытать дочь самыми жестокими орудиями. Смотрит ей в глаза и видит… несгибаемую любовь.
– Я люблю вас, папа. Я отдаю свою жизнь за вас.
Император на грани безумия:
– Я задушу тебя своими руками, гордячка! Смирись, и я прекращу пытки, верну тебя во дворец и посажу на трон вместо твоей дуры-матери…

Он запирается во дворце на несколько дней и предается глубоким раздумьям. Впервые в необъятной империи находится сила, которую он не может победить. Она именуется небесной, превосходящею добротой. Сила эта столь велика, что тысячи форм зла ничего не могут с ней поделать. Доброта эта воистину царит. Что ж выходит – владычица Китая юродивая даосистка Мяо Шань, а не он, препрославленный непобедимый император?

В бешенстве Мяо Чжуан приказывает казнить свою дочь публично. Созвав тысячи людей, он объявляет божественную Мяо Шань величайшей преступницей, покусившейся на основы государства.
Многие плачут. Люди готовы сами принести себя в жертву. От притекшего на казнь народа слышно всеобщее стенание.
– Если услышу голос сострадания, прикажу казнить всех до одного, – бросает император толпе.
…Меч, которым собирались отрубить голову Мяо Шань, разлетелся на куски. Копье, брошенное в нее, отскочило в сторону и ударилось в стену. Не подействовали ни яды, ни змеиные укусы. Очередное поражение императора-злодея! Добрые божества, согласно древнему преданию, захотели сохранить тело божественной принцессы неповрежденным.

Мяо Чжуан решает удушить дочь с помощью шелкового шнурка, для чего выделяет самого верного ему слугу.
Мяо Шань ничего не стоит одним взглядом запретить солдату казнь. Она – дева неземной красоты и царского величия. Никто не смеет подойти к ней без ее благословения. Но если она не позволит задушить себя, император до смерти замучает несчастного солдата.
Нет, она не может послужить причиной смерти человека и даст умертвить себя, чтобы юноша остался в живых. В который раз Мяо Шань приносит свою голгофскую жертву. Она умирает из любви. Из любви!
Согласно древнему преданию, из рощи тотчас выбегает тигр, хватает тело Мяо Шань и уносит в неизвестное место.

Император не верит своим глазам. Он уже было собрался торжествовать победу, раздумывая как похоронить свою дочь – благородным образом или бросить на съедение псам… И опять мерзавка победила его!

Древнее повествование продолжается рассказом о схождении Мяо Шань в ад. До нее туда спускались Кришна, Будда, Хрестос, Орфей… Одним удавалось покорить стражей преисподней. Другим, как Хресту, – вывести благочестивых, запутавшихся в ложных знаниях и откровениях. Третьим, как Орфею, – вывести оттуда свою возлюбленную…

Мяо Шань делает больше Кришны, Хреста и Орфея. Она не просто запечатывает ад, а превращает его в цветущий благоуханный райский сад, поступая противоположно иудейскому Иегове.
Иегова в Книге Бытия повелевает прародителям в раю быть три дня, а дальше – смерть и страшный суд с вечными муками. Китайский Хуан Ди, добрый Отец добрых божеств и людей, желает, чтобы на земле водворился вечный рай, а страдания были трехдневно временны.

Ад в представлении даосов лишен зла. Слышите, зла нет даже в аду!

Ад, равно как и рай, существует единственно внутри самого человека. Стражи преисподней не монстры и драконы – бодхисаттвы, одетые в светлые облачения. Они помогают несчастным прозревать на свои тяжелые преступления и переводят их с яруса на ярус.
В аду поют хоры ангельских птиц и слышатся премилосердные голоса китайских бодхисаттв: ‘Сироты, недополучили любви на земле… Они исцелятся добротой (даже в аду!), прозрев, что страдают по единственной причине – от своего же зла’.

Даосский ад – нечто вроде целительной богадельни в добрые времена. Насколько он превосходит христианское чистилище-мытарства! Межцивилизационная Богадельня - земля, национальная богадельня - Русь...

Служители преисподней задают царственной богине один вопрос: ‘Правда ли, что во время твоей молитвы исчезает зло? Если так, то продемонстрируй нам свою силу!’
Мяо Шань складывает руки и молится к Небесному Отцу. Ад вокруг мгновенно преображается. Слышатся звуки небесных инструментов, раздается райское пение. Бывшие зэки преисподней начинают водить мирные хороводы. Их лица исполняются умиления. На глазах у стражей подземных сфер все кругом наполняется райским благоуханием…

Исполнив свою миссию, Мяо Шань возвращается в тело, которое миррно (от мирро) ожидает ее, охраняемое бенгальским тигром.Потрясенная виденным, принцесса уходит в затвор. Души, с которыми она беседовала в преисподней, не покидают ее.

Мяо Шань з а т в о р я е т с я от мира сего, чтобы больше не причинять страданий своему отцу. Ради него принцесса опять готова принести любую жертву.
Она мысленно перелистывает свое детство и вспоминает один из дерзновенных диалогов (ей всего семь лет):
– Кто вы? – бросает девочка деспоту, от одного вида которого дрожат тысячи.
– Я твой отец, – гордо отвечает Мяо Чжуан, властитель Китая.
– А я – ваша добрая мать, в которой вы нуждаетесь как никто. Император, вы должны превосходить щедростью, премудростью и любовью своих верноподданных. Поклонитесь добрым божествам и примите эгиду Белой Птицы, – возвещает семилетняя златоустая пророчица.

В горней обители, куда удаляется Мяо Шань, она достигает ступени великого бодхисаттвы. Отсюда начинается серия ее явлений и преображений по всему миру.
Мяо Шань избегает людей, но к ней стекаются многотысячные толпы. Ее узнают и отождествляют принцессу с любимой всеми богиней Гуань Минь=Гуань Миннэ...

Монахи видят, как к ней приходят божества. Одно из публичных знамений – непорочное зачатие: белый дождь на морской акватории и богомладенцы, сидящие в цветках лотоса.

Учение небесной Матери в образе китайской принцессы-мученицы таково:
‘Побеждайте добротой. Особенно любите нуждающихся. Научитесь любви у добрых божеств. Я не оставлю вас, пока зло не исчезнет. Долготерпеливо побеждайте зло умножением добра’.

У затворницы, оказывается, тысячи учеников. Паломники со всего мира посещают святую гору видеть преображение Гуань Минь на золотой колеснице. На вопрос: ‘Что представляет собой кувшин, с которым богиня не расстается?’ Мяо Шань отвечает: ‘Это мои слезы о несчастных жителях земли’.

Мяо Шань учит о совершенной духовности и девстве: самый благородный удел на земле – девственного рыцаря. Китай преображается, превращаясь в райскую державу.
Зло побеждается избыточествующей добротой. Мяо Чжуан заболевает тяжелой формой проказы – несчастному императору возвращаются посланные им стрелы. К тому же его мучают припадки остервенелого безумия, при котором изо рта источается пена.

Окружающие вынуждены привязывать полупомешанного эпилептика. Десять лекарей из разных стран мира пытаются исцелить его. Тщетно. Тело императора в струпьях и язвах. Он гниет заживо и боится показываться людям на глаза.
Мяо Чжуан теряет последнюю надежду и готовится к смерти, когда в бреду ему является белый старец со словами:
– Тебя исцелит мазь, изготовленная из глаз и рук человека, который не знает ненависти и зла.
– Но кто мне, жестокому тирану, растоптавшему добро, отдаст свои руки и глаза? – отвечает старцу Мяо Чжуан.
Старец настаивает на своем:
– Далеко в горах в обители Сяншань живет великий просветленный. В той обители принято давать людям все, чего ни попросят, и никогда не отказывать нуждающимся.
Мяо Чжуан, хотя полон сомнений, но посылает гонца в обитель Сяншань. Другой надежды у него не осталось.

Мяо Шань открыты все тайны. Слыша о смертельной болезни своего отца, она опускается на колени и молится:
‘Добрейший Отец Хуан Ди! Во все дни жизни моей я не переставала любить своего отца. Несмотря на откровенное зло, которое он чинит, я считала его человеком добрым, а зло – болезнью. Мой отец глубоко болен. Единственно ты, всемилостивый, волен исцелить его.

Назначение моей жизни – победить откровенное зло избыточествующим добром. Я жажду принести себя в жертву любви, только бы отец мой стал просветленным и не пошел в ад вслед за злейшими преступниками. Могу ли я искупить все его злодеяния? Моя любовь к отцу безумна…’

Мяо Шань получает укрепление свыше. Встав, она одним движением вырывает себе глаза (добрейшие глаза, которыми исцеляла тысячи!) и велит отрубить ей руки. Никто не решается, и она призывает самого верного послушника монастыря. От удара ножом брызнула из рук царицы мирровая кровь, и по земле разнеслось благоухание.

Зло побеждается избыточествующей добротой. Гуань Минь в своем последнем воплощении учит быть бесконечно настойчивыми и терпеливыми в излиянии доброты. Однажды она победит – непреложно, безусловно.

Мяо Шань приносит свою последнюю жертву любви… О, на месте двух вырванных глаз появились тысяча золотых очей, и на месте двух отрубленных рук – тысяча золотых рук! Умножаясь тысячекратно, она может теперь помогать всем жителям земли. Гуань Минь – тысячеокий, тысячерукий Будда.

Не меньше в о с ь м и раз она проявляла чудеса любви к своему отцу, но тот оставался непреклонным. Но вот он доведен до отчаяния, и Мяо Шань посылает свои руки и глаза больному императору.

Придворные лекари сделали из них мазь, от которой несчастный тотчас исцелился. Освобожденный от физической смертной болезни, он испытал потрясение и отправился в монастырь Сяншань благодарить неведомого ему спасителя.

Каково же было изумление императора, практически воскресшего из мертвых и помолодевшего едва ли не на полстолетия, когда он увидел целителя! Он узнал свою дочь, которую столько раз проклинал, называл последними словами, бросал в темницу, издевался, велел пытать на его глазах и казнить…

Дрогнуло сердце величайшего злодея, и потекли потоки слез из очей его.
– Я ученик твой, – сказал гордый император, мнивший себя богом и отцом отечества, – я сын твой! Ты – Гуань Минь, великая богиня!
– Встаньте, папенька, – отвечала Мяо Шань. – Я хотела бы только одного: чтобы вы оставили свое царство и взыскали царства небесного, став на путь совершенного святого, бодхисаттвы. Вы сотворили много злых дел в своей жизни, так украсьтесь теперь венцом из добродетелей.

Мне, вашей дочери, было открыто едва ли не от рождения, что вы человек добрый, но раненый. Теперь у вас появилась прекрасная возможность исправиться. Добрые боги исцелили вас от смертной болезни, чтобы вы начали новую жизнь.
– Я сделаю, как ты скажешь, дочь моя, царица, – целуя полог ее одежд, шептал император. Никогда он не видел Мяо Шань столь прекрасной.

Царь отрекается от прежней жизни. Он желает искупить свои злые дела и передает престол ближайшему в его окружении сановнику.
– Не скорбите так, папенька, – изливает бесконечную доброту на своего отца дочь. – Вы уже достаточно пострадали. Смертельная ваша болезнь пожгла во многом злую карму. Теперь следуйте мне. Помните, еще в семилетнем возрасте я, в физическом теле будучи маленькой девочкой, назвала вас младенцем? Духовно я уже тогда была вашей матерью, и теперь я счастлива вести вас в обители добрых божеств и людей.
Под руководством Гуань Минь бывший китайский император становится совершенным бодхисаттвой. Он, царь земной, желает стать царем небесным и изумительно преуспевает в своем чаянии. А Гуань Минь отныне не буддийская только богиня, но добрейшая Мать всего человечества.

У воздвигнутой на острове Хайнань 108-метровой статуи Гуань Минь три лика. Один смотрит на Китай, другой на Европу, а третий на Россию. В руках триликой богини свиток, четки и лотос.

Свиток – преблагоуханное Слово.
Четки – знак того, что она перебирает поименно каждого из своих детей.
Лотос – престол непорочного зачатия, символ божества, потенциально обитающего в человеке.

Прекрасное предание о победе Мяо Шань над злобой ее отца очень поучительно.

В каждом из н о в о н а ч а л ь н ы х живет ‘злой император’, и на каждого мяо чжуаня находится божественный бодхисаттва – только бы тот отказался от внутреннего зла и стал на путь просветленного Хреста.

Слова Мяо Шань, обращенные к ее отцу, адресованы каждому из земнородных: ‘Папенька, вы бесконечно добрый. Вы просто забыли о доброте, обитающей во внутреннем вашем. Оставьте зло и встаньте на путь бодхисаттвы, чтобы освободиться от зла внутреннего’.

Таково последнее – китайское – евангелие Alma Mater dei et humani. А точнее говоря – одна из его благословенных глав.Славна ты, AMDH в образе Мяо Шань, нашей мирроточивой девственной богини-Матери!

Как нужна ты в последнем своем царском воплощении катарам, богомилам, бономам, хрестоверам, хрестианам иоанновой ветви, славянам-теогамитам, японским самураям и китайским даосам! Добрыми прозорливыми очами Матери-проНойи озираешь ты мир, и повсюду видишь (тем самым насаждаешь!) людей добрых.

Сегодня как никогда, о вечнодевственная Мать, мир нуждается в твоем образе прекрасной дамы средневековых рыцарей. Так умножи число твоих учеников, благородных рыцарей вечнующего девства.
Спаси добротою мир сей, о Alma Mater dei et humani!

http://www.ashera.co.il/article20/