ИЗ серии Разные судьбы.
Я - Женя, Жека, девочка, к сожалению. Во мне бурлит неуёмная энергия. Как хочется сделать много хороших дел, когда вырасту! Но почему, когда вырасту, сейчас. А получается всё наоборот: что ни сделаю, за всё ругают. До войны мы с мамой и папой жили весело и дружно. Всё свободное от работы время родители уделяли мне. Как нам было хорошо, мурашки по коже, как вспомню, он был страшный выдумщик, и мы с мамой всё время хохотали до колик в животе. Потом папа пропал без вести, что это значит, я точно не знаю, но явно что-то плохое, потому что мама по ночам плачет, а утром уходит на работу на целый день, до позднего вечера. А я целыми днями пропадаю на улице, впрочем, как и почти все дети того голодного времени.
«Всё для фронта, всё для победы!»- кричали плакаты, и жизнь взрослых и подростков была подчинена этому. А нам 4-6 летним приходилось самим себя развлекать, нас ещё не брали во взрослую жизнь, но мы уже знали почем фунт лиха, как говорила моя мама. Потом проклятая война закончилась, все радовались, смеялись и плакали, но в жизни нашей мало что изменилось, правда, мы стали взрослее. Возвращались отцы и братья с войны, многие остались там навечно.
Дружу я с мальчишками, потому что мне ненавистны оборочки, кружева, да и подстрижена я под « кружочек», потому что, когда я болела тифом, меня обрили, больше отпускать длинные волосы я не захотела. Я, Женька, хочу стать танкистом, как Дмитрий Лавриненко или летчицей, как Марина Раскова, на худой конец, шофёром, поэтому всё делаю наравне с дворовыми мальчишками. Меня даже путают взрослые и называют мальцом, я не обижаюсь, а даже горжусь. Зимой и летом я хожу в шароварах и рубашке. А ещё у меня есть шикарная модная «ковбойка», двухцветная, вся на застёжках-молниях – гордость немногих детей нашего двора.
Летом мы бегаем наперегонки, гоняем мяч, иногда исхитряемся с более взрослыми посмотреть кинофильм, который идёт в летнем кинотеатре с крыши здания, где кафе «Луч». Кино немое, потому что слов не слышно, а когда целуются герои, мы начинаем хохотать, обнаруживаем себя. Участковый свистит и с дворником гонится за нами квартала два, но мы улепётываем врассыпную так, что догнать нас нет никакой возможности. Тогда были в большой моде рогатки, мы делаем их отменно.
Играем мы в основном в войну, но никто не хочет быть фрицами, тогда мы разделяемся на две команды и тянем жребий: чёт – наши, не чёт – враги. «Врагов» бьём с остервенением, будто они виноваты в наших невзгодах, потом они ходят в синяках, нам тоже достаётся по первое число.
Вечером, намазывая чем-то мои синяки и ссадины, мама шепчет, что я всё же девочка – припевочка. Так папа называл нас с мамой: « Мои дорогие девочки-припевочки, айда на озеро купаться и рыбу ловить». Он был большой и сильный, как он мог пропасть? Мама тихонечко пела: «..но нельзя рябине к дубу перебраться, видно сиротине век одной качаться…» и я разомлевшая засыпала-проваливалась в глубокий сон.
Зимой мы катались с горок на картонках, мешках, строили снежные крепости, а летом - из ящиков и картонных коробок, которые выбрасывали возле магазина. Травой и ветками мы маскировали свои укрытия-квартиры. Носили туда скромную еду украдкой, чтобы родители не ругали. Нас гонял дворник Ерофеич, за то, что мы засоряем двор, контуженый дядька, живущий в каморке под лестницей, там же хранились метлы, шланги, весь его инвентарь.
Позже мы узнали, все его родственники погибли во время бомбежки (прямое попадание), а он, вернувшись с фронта больной (у него были страшные головные боли), стал работать дворником. С ним жил рыжий одноглазый котяра по кличке «Циклоп», он ходил по пятам за Ерофеичем везде.
Однажды Ерофеич стал выгонять из нашей беседки алкашей, которые пришли туда с бутылкой. Они стали нарываться на драку, а кот прыгнул одному обидчику на голову, впился когтями в лысину – мужик завопил, собутыльник смеётся, тогда кот прыгнул к нему на спину, исцарапал – и этот в крик, да наутёк. Убежали, даже забыли на столике недопитую бутылку сивухи, но больше к беседке не подходили ни разу, а старики там играли в домино вечерами.
Мы ходили в лес за землянкой, полакомиться, немного продавали, чтобы купить несколько папирос и покурить втихушку. Рвали дикие яблоки, груши. Иногда с колхозных полей воровали кукурузу, картошку и подсолнухи. Кукурузу и картошку пекли-жарили на костре, домой не носили ничего, нельзя было – родственники заругают, но кушать-то хотелось всегда. А так было романтично и рискованно, и мы гордились собой, своей храбростью и отвагой. Девчонки играли в куклы и даже не догадывались, чем я занимаюсь, как интересна жизнь ребячья.
Самое противное было, когда пришла осень, и надо было идти в школу, а значит, надевать форменное платье. Это была сущая пытка, я не умела носить платья вообще. Приехавшая спасать меня бабушка ворчала: « Учись, Евгения, носить платья, ты же будущая женщина, надо уметь держать спину, не грызть ногти и гордиться собой, а не стесняться. Позор! Где и кем ты воспитывалась?»
Она закатывала глаза и ещё долго пыхтела, ругала меня. Бабушка была всегда безукоризненно красиво причесана, одета со вкусом, умела виртуозно играть на скрипке, (она привезла её с собой) курила трубку. Трубка, пожалуй, единственный минус бабушки, его она не могла искоренить, как не старалась. Раньше она была актрисой сибирского драматического театра, а теперь приехала к нам с мамой, и они решили, что пора меня образумить, потому что я пошла в школу.
В школе было интересно, и я училась легко и успешно. Но на каникулах старалась всё равно встречаться со своими друзьями-мальчишками, играть и лазать по деревьям, ещё мы делали деревянные пистолеты и свистульки, что сердило бабушку.
Меня пытались учить языкам, музыке, танцам, однако я не проявляла должного усердия. Делать свистульки и играть на них мне нравилось гораздо больше. И вот однажды я свалилась с огромного дерева (обломилась сухая ветка) и поломала руку, чем поставила жирный крест на музыке. Читала я много (спасибо за это бабушке) классической, научно-популярной литературы, беллетристики. Писала, не афишируя, стихи, вела тайком дневник.
Но главным моим увлечением были самолёты, танки ушли на задний план. Я с трудом записалась на станции юных техников, в авиамодельный кружок, потому что там обучались только мальчики, я была единственной. Но мне очень нравилось конструировать и строить свободно летающие метательные модели планеров, а позже и свободно летающие метательные резиномоторные самолёты. Это очень кропотливый труд, требующий внимания и много времени, по 2-3 месяца, иногда по полгода мы конструировали, а потом делали простейшие схематические модели планеров и резиномоторных моделей самолётов.
Каждый сам строил свою авиамодель (под присмотром наставника, конечно), а потом мы выезжали и соревновались в поле – красота, когда твой запущенный в небо планер, поднятый восходящим порывом ветра, несётся в голубую высь. Авиамодели будто оживали в небе, и не было лучшего счастья, чем смотреть на их парение-полёт.
Радость и гордость за свой труд обуяла меня и ребят, вместе с нами радовались как дети наши учителя. Но иногда они падали, наши планеры-красавцы и ломались, это было горько и обидно. Жалко потраченного времени, жалко красавцев поломанных. Остановите меня, о самолётах и планерах я могу говорить бесконечно.
Время летит быстро, права была моя бабушка (царства ей небесного) – надо быть тем, кем тебя создал бог. Я, наверное, надорвалась от тяжелой мужской ноши. Потеряла интерес ко всему земному, кроме самолётов. Летать я так и не научилась. Сейчас вспомнила детство своё и думаю, что если начать жить сначала, то я не стала бы жить иначе, точно не смогла бы.
Не понимаю нынешней жизни,сомневаюсь во всём, думаю, анализирую, видно совсем постарела. Проработала всю жизнь в СКБ вместе с мужем. Теперь на заслуженном отдыхе, всё больше смотрю под ноги, а не в небо. И так бывает на свете. Надеюсь, что внук все-таки станет лётчиком, он тоже увлекается авиамоделизмом, а самое главное, чтобы был – настоящим человеком!
27 февраля 2013г.