**
Правофланговый корпус Даву нёс основную тяжесть сражения, оттянув на себя почти половину вражеской армии. Казалось ещё один удар, ещё одно усилие и состоится тот самый фланговый прорыв, составляющий смысл диспозиции Вейротера. И в самом деле, солдаты Даву стали пятиться по всему фронту. Союзники взяли разрушенные артиллерией деревни Тельнице и Сокольнице, а третья колонна Пржибышевского вплотную подобралась к замку Сокольнице. Но подошли два полка дивизии генерала Фриана и с марша вступили в бой. Положение на правом фланге стабилизировалось.
Ой стоял на высоком холме за деревней Кобыльнице и хорошо видел всё поле битвы. В подзорную трубу вражеские солдаты были так близко, что казалось, протяни руку, и можно дотронуться до их штыков. Он видел как русские и австрийцы колонна за колонной освобождают центр, наращивая давление на корпус Даву. Над белым молоком тумана встало солнце. Как завороженный смотрел он то на поле, то на кровавый диск зимнего солнца.
Рядом, чуть позади, стояли маршалы Бертье, Мюрат, Сульт и Ланн. Он был само спокойствие, чего не скажешь о маршалах. Сражение длится добрый час, Даву один бьется с превосходящими силами, и только ещё не рассеявшийся туман позволяет ему удерживать позиции, а император наблюдает за восходом и не отдаёт никаких приказаний. Они в нетерпении топтались позади, тихо переговаривались, но не решались нарушить его медитацию. Наконец он обернулся.
– Сульт, сколько вам требуется времени, чтобы достичь Праценских высот?
Сульт молчал.
– Я жду, Сульт, – Ой нетерпеливо топнул ногой.
На растерянном лице Сульта секунду висела рудиментная борода Раджи. Потом она исчезла.
– Меньше, чем двадцать минут, – бодро доложил маршал. – Мои войска стоят в лощине, укрытые туманом и дымами костров, так что неприятель не видит их.
– В таком случае подождём ещё немного. Если враг сделает неверный маневр, мы не будем мешать ему.
Десять минут спустя император кивнул Сульту.
– Пора!
Маршал вскочил на коня и бешеным галопом помчался в расположение своего корпуса. Так начался манёвр, вошедший в историю виртуала под именем «Прыжок Пантеры».
Ой подозвал к себе маршала Бертье.
– Эстер? – осторожно спросил Ой.
– Я здесь, мой государь, – отозвался маршал и на мгновение сквозь стариковское лицо Бертье проступили милые черты Эстер.
– Непривычно видеть тебя в таком виде.
– Я сама удивлена до глубины души.
– К делу, – Ой сделался серьёзным, – кто у нас на правом фланге?
– Надежная как скала маршал Фрида, сир.
– Как распределены силы противника?
– Чан, понятно, в образе императора Александра. Рядом с ним Усама-Кутузов. Зевс в нескольких лицах бьется против Фриды. Дора в воплощении князя Багратиона совершает обходной манёвр нашего левого фланга.
– Всё понятно. Отошли Ланна и Мюрата в свои войска. Нечего им здесь делать. Через минуту маршал Ланн и маршал Мюрат поскакали в свои корпуса. И в этот день они сдержали продвижение Багратиона-Доры.
Уже некоторое время сзади слышался шум.
– Что там за шум, Бертье? – оторвался Ой от созерцания поля боя.
– Прибыл адъютант маршала Даву, сир.
– Что хочет маршал?
– Просит подкреплений.
– Дивизия Фриана на подходе.
– Я написал об этом маршалу в записке. Адъютант не медля отправляется обратно, – по-военному четко доложил начальник штаба.
– Нет, постойте, – сказал Ой, – давайте его сюда.
Перед ним предстал драгунский капитан с перебинтованной головой. Вид у него был усталый, униформа загрязнена, в некоторых местах порвана, на правом рукаве запеклась кровь, но усы его молодцевато топорщились.
– Как ваше имя, капитан? – обратился к нему Ой.
– Капитан Будяк, Ваше Величество, – щелкнул шпорами драгун.
– Странное имя. Вы поляк?
– Так точно, Ваше Величество. Мой батюшка потомственный шляхтич. Когда пришли русские, он...
– Передайте маршалу, – произнёс Ой, не желая выслушивать историю капитана Будяка, – через три часа мы будем праздновать победу. Ступайте.
Капитан, счастливый от касания величия гения, взлетел в седло и помчался в ставку маршала Даву докладывать добрую весть о скорой победе.
Между тем, первые батальоны Сульта выбрались из туманной лощины. Они легко опрокинули егерский заслон и спешно занимали неприятельский центр. Артиллерийская батарея заняла боевую позицию. Навесным огнём она стала обстреливать левый фланг противника. Урон её огонь принёс небольшой, но огромным было психологическое давление на весь фланг.
– Какой молодец Сульт, – сказал Ой, наблюдая за действиями батареи, – догадался помочь Даву.
– Ничего удивительного, – ответил Бертье, не отрываясь от трубы, – ведь Даву в прошлом воплощении была его женой. Смотрите, мой государь, русские контратакуют.
Это Кутузов ударил по Сульту австрийским корпусом фельдмаршала Коловрата и русским корпусом генерала Милорадовича из замешкавшейся с выходом четвёртой колоны.
– Выдвиньте к Сульту корпус Бернадотта, – приказал Ой.
– Слушаюсь, Ваше Величество, – ответил Бертье.
Он отдал необходимые распоряжения и вернулся к Ою.
– Горячее сегодня дело, сир.
– Горячее, – согласился Ой.
Оторвавшись от созерцания смертельного покоса солдатской травы, он приказал перенести штаб ближе к бою.
На высотах разгорался штыковой бой невиданного упорства. Русские, французы, австрийцы кололи, рубили, стреляли и снова кололи, и снова рубили. Они убивали друг друга всеми возможными способами. Союзникам удалось оттеснить французские батальоны до деревни Праце. Уже вступила в бой бригада Каменского из колонны Ланжерона и казалось, что положение в центре выровнялось. И тут ударили свежие полки Бернадотта. Как сухие листья гонимые ветром бежали оставшиеся в живых солдаты Коловрата и Милорадовича. Передний батальон Каменского попал в хаос панического бегства и был вовлечен в него, как в горный поток, какому невозможно противиться. Вся масса союзных солдат, бросая пушки, ружья и знамёна, стремилась в южном направлении, ставя другую, собранную у прудов, массу союзных солдат в сложное, почти безвыходное положение.
В этот момент, в момент наивысшей паники, с востока, от городка Аустерлиц и деревни Кршеновице, контратаковала русская конная гвардия, ведомая самим Великим князем Константином. Ударила конница в разрез между увлёкшимся погоней Бернадоттом и скованным Каменским, уже изрядно потрепанным корпусом Сульта.
Маршал Сульт выставил против кавалерии единственный ещё не вступивший в бой пехотный батальон. Конная лавина буквально стесала с лица земли три батальонных каре. Похоже, ветреная девка Фортуна готовилась русским вручить лавровый венец победителя.
На новый наблюдательный пункт, на холм у деревни Юз Ой прибыл как раз вовремя, чтобы наблюдать гибель пехотного батальона.
– Кто у нас под рукой? – спросил он Бертье.
– Бригада полковника Морлана.
– В бой её.
– Но Ваше Величество, она охраняет Ваше Величество.
– В бой, Бертье, в бой.
Морлан схлестнулся с русскими гвардейцами. Его драгуны были иссечены саблями, а сам Морлан нашел смерть. Но гибель пехотного батальона и драгунской бригады не стала напрасной. Они притормозили русскую атаку. А когда с Морланом было покончено, на русских мчался сводный конный отряд под командой генерала Раппа. Впереди с воем и криком скакал эскадрон мамелюков – личная охрана императора. Русские остановились, дрогнули, попятились и, наконец, всё больше набирая темп бежали. Судьба сражения была решена.
– Судьба сражения решена, – сказала Эстер, – поздравляю тебя с победой.
– Что это за группа всадников к нам скачет? – спросил Ой, не покидая личину полководца.
– Парламентёры, – ответил Бертье.
Голос у него был обеспокоенный.
На холм взбирался русский офицер. Рядом с ним скакали два казака. Троих русских сопровождал полуэскадрон французских улан. Всадники остановились в двадцати метрах от Оя. Офицер легко спрыгнул с лошади. Ой узнал его.
– Князь Долгорукий, – сказал он, поворачиваясь к озабоченному чем-то Бертье.
Этот нахальный молодой человек при встрече намедни осмелился, как бы забыв императорский титул, назвать его главой французского правительства. Ой улыбнулся, вспоминая, как ловко он провел князя, внушив ему свою боязнь предстоящего сражения.
В правой руке Долгорукий сжимал белый платок парламентёра, а в левой – сложенный вдвое лист бумаги.
– Что привело вас, князь, в наши края? – обратился Ой к подошедшему парламентёру.
– Мой государь передаёт Вашему императорскому Величеству вот это, – и протянул ему бумагу.
Ой развернул лист.
«Предлагаю ничью, – было начертано в записке. И подпись – Кощей».
«Нет, вы посмотрите какое нахальство», – внутренне возмутился Ой.
– Перо! – крикнул он.
Как по мановению волшебной палочки в поднятой руке его появилось перо. Оно застыло над бумагой.
Тикали ходики, цепями мирно отмеряя время. Из кухни слышались тихие голоса и звяканье посуды. Оттуда по всей квартире распространялся дурманящий запах блинов, отвлекающий Игоря от партии.
За окном падал первый снег. Хоровод снежинок кружил медленный танец в желтом конусе фонаря.
«Как удачно, – думал Игорь, глядя в окно, – первое декабря и первый снег. Завтра воскресенье. Можно покататься на лыжах или на санках с горки. А если ударит мороз, зальём с пацанами каток. Будем в хоккей играть. Кощея поставлю на ворота. Какой с него игрок».
– Предлагаю ничью, – сказал Кощей после долгого раздумья над доской.
– Мальчики идите кушать, – позвала мама из кухни, – блины остынут.
– Согласен, – сказал Игорь.
Мальчики серьёзно, как взрослые, пожали руки, и Коля быстрым движением смешал фигуры.
– Сыграем ещё раз, – он кивнул на лежащие в беспорядке шахматы, – после блинов.
– Мальчики, – опять позвала мама, – долго я буду ждать.
– Идем, мам, – крикнул Игорь, – неохота, Кощей. Давай во что-нибудь другое.
– А во что? – спросил Коля.
– Ну не знаю. Может быть в рыцарей.
– В рыцарей, – удивился Кощей.
– В рыцарей! – воскликнул император Чан.