В новейшей еврейско-немецкой истории Германии фигура Вальтера Ратенау занимает особое место. Трудно найти другого общественного деятеля, которой бы достиг самых высоких вершин в столь разнообразных областях деятельности - практический бизнес, публицистика, философия, экономика и политика. Трудно найти другую историческую фигуру, деятельность которой имела бы столь неоднозначную оценку как у современников, так и у историков. И, безусловно, ни до него, ни после него, не было еще в Германии, включая современную ФРГ, политика еврейского происхождения, которому удалось бы достичь столь высокого положения в государственном аппарате. Памяти Вальтера Ратенау посвящается настоящая статья
Молодые годы
Вальтер Ратенау родился в одной из обеспеченных еврейских семей Берлина 29 сентября 1867 года. Его отец, Эмиль Ратенау, происходил из старинного рода, но сам особой религиозность не отличался – при случае он с гордостью рассказывал о том, что за всю жизнь ни разу не посетил синагогу. Будучи от природы расчетливым и не подверженным эмоциям человеком, Эмиль Ратенау считал, что деньги, карьера и власть составляют основные ценности жизни; в таком же духе он пытался воспитывать и своих детей. Мать, Матильда Ратенау, в противоположность отцу, олицетворяла духовное начало семьи. Она интересовалась музыкой, литературой и старалась привить эти же интересы детям. Этим объясняется то, что в юности Вальтер, в большей степени унаследовавший материнские черты характера, часто оказывался ближе к матери, чем к отцу.
В 1883 году Эмиль Ратенау организовал компанию «Немецкое Общество Эдисона», которая спустя 4 года была реорганизована в акционерное общество «Всеобщая Электрическая Компания», сокращенно AEG – от „Allgemeine Elektrizit;ts-Gesellschaft“. Если первые фирмы эпохи промышленного подъема в Германии возникали благодаря финансовым вложениям и техническим идеям их основателей - Борзига, Сименса, Тиссена и др., то AEG была одним из первых акционерных обществ на немецкой земле, основанным по так называемому «американскому принципу». Заручившись поддержкой некоторых банков и частных инвесторов, Эмиль Ратенау закупил в США серию патентов Эдисона и организовал на их основе производство электротехнического оборудования в Германии. Такое развитие послужило начальным толчком к легенде о «еврейских капиталистах, которые сами ничего не изобретают, а только спекулируют чужими идеями». Именно на это намекал Вернер фон Сименс, когда писал, что сотрудничество его компании с AEG возможно только в том случае, если AEG не будет иметь никакого «специфического еврейского характера». Уместно отметить, что впоследствии AEG разработала и ряд собственных технических инноваций, в частности первой в Германии осуществила промышленную передачу переменного тока.
Детство Вальтера Ратенау пришлось на годы экономического и культурного подъема еврейской жизни в Германии. Казалось, реформы Бисмарка начинали приносить свои плоды, и евреи могли считать себя полноценными гражданами, такими же, как баварцы или, скажем, пруссаки. Эта иллюзия вполне разделялась в доме Ратенау. В семье считалось, что если евреев где-то еще и притесняют, то виноваты в этом прежде всего они сами, поскольку не желают адаптироваться к новым условиям. Довольно распространенное в еврейских обеспеченных семьях отношение к менее удачливым соплеменникам – граничащая с антисемитизмом полупрезрительная ирония - было принято и в семье Ратенау. Свидетельством тому служат сохранившиеся юношеские письма Вальтера к матери, где он с восторгом рассказывает о том, что «бабушка ругалась на семитских учителишек, как извозчик», насмешливое описание Тиргартенштрассе в Берлине, которая по вечерам «кишит опрятными еврейскими господами».
Вопрос о том, к какого рода карьере должен готовить себя Вальтер, в семье не обсуждался: было ясно, что он должен получить техническое образование и впоследствии войти в дело отца. В 1886 году он поступает на физико-химический факультет Берлинского университета, годом позже продолжает учебу в Страсбурге. Помимо естественных наук, студент Ратенау интересуется философией и литературой, увлекается сочинениям модного в то время Ницше. По видимому, к этому времени относятся его первые столкновения с антисемитизмом, и он на собственном опыте убеждается, что, если ты сам себя считаешь таким же, как все, ты все еще совсем не такой в глазах многих окружающих. Как-то раз, когда Вальтер со студенческой компанией отмечает очередной праздник в одной из пивных Страсбурга, за соседним столиком кто-то громко высказывается, что, дескать, в пивной не продохнуть от евреев. В ответ на это один из спутников Ратенау, тоже еврей, немедленно вызывает обидчика на дуэль. Надо иметь в виду, что в среде студентов того времени евреи считались «неспособными на сатисфакцию», и такая неожиданная реакция вызывает оторопь у обидчика. В результате общими усилиями его заставляют взять обратно свои слова, а Вальтер делает важный вывод: с антисемитами можно говорить только на языке силы.
С антисемитизмом иного рода – государственными ограничениями на продвижение по службе – сталкивается Ратенау в 1890 году, когда он в качестве волонтера проходит военную подготовку в кирасирском полку. Сохранилась его фотография того времени - статный юноша в пышной военной форме, однако она не должна обманывать: в военном паспорте Ратенау стоит дискриминирующая пометка «вероисповедание - израэлит», означающая, что путь к офицерскому званию для него закрыт.
Промышленность - первые шаги
В начале 1892 года Вальтер Ратенау, успев к этому времени защитить диссертацию у знаменитого физика Гельмгольца, поступает в качестве технического консультанта на службу в акционерное общество по производству алюминия в городе Нойхаузен в Швейцарии. Акции фирмы частично принадлежат AEG, и можно предположить, что на работу его скорей всего берут по протекции Эмиля Ратенау. Обладая незаурядным честолюбием, Вальтер изо всех сил стремится убедить окружающих, и в первую очередь отца, в своих деловых способностях; и его рвение не остается незамеченным. Со временем ему начинают доверять более ответственные задания и должности: он участвует в налаживании процесса промышленного электролиза алюминия, организует производство ацетиленовых светильников, занимает директорские посты в ряде банков, входящих в структуру AEG. Несмотря на то, что руководимые им предприятия не всегда оказываются прибыльными, он неуклонно продолжает продвижение вверх по служебной лестнице отцовского концерна, и к началу 20-го века входит в совет директоров AEG. Сама AEG становится к этому времени концерном мирового уровня, в состав которого в разных странах входит более 140 банков и производственных компаний. Производственная палитра концерна охватывает полный спектр электротехнической продукции, начиная осветительными лампами и кончая оборудованием для электростанций и линий электропередач.
Отметим, что после смерти отца в 1915 году Вальтеру Ратенау удается занять и наивысшую позицию в структуре концерна – председателя попечительского совета. По его настоянию с этого времени должность называется «Президент AEG» - не в этом ли отголосок честолюбивых устремлений Ратенау?
Начало политической деятельности
К началу 20-го века Ратенау уже был признан, как один из ведущих промышленников Германии. Он был знаком со многими членами правительства, представлен кайзеру, который на публике старательно подчеркивал равенство всех своих подданных, вне зависимости от вероисповедания и национальности. К этому времени деятельность в качестве промышленника уже не могла удовлетворить всех амбиций Ратенау. Быть может, в этом играло свою роль осознание собственной силы, ощущение того, что ты можешь больше, чем только управлять концерном. Возможно, это было и честолюбивое желание превзойти отца, круг интересов которого никогда не выходил за пределы сферы бизнеса, и, получив министерский портфель, войти в историю, как первый министр-еврей Германии.
Так или иначе, в 1906 году тогдашний канцлер фон Бюлов всерьез рассматривал кандидатуру Ратенау на пост министра по делам колоний, но так и не решился на нее, опасаясь возражений антисемитски настроенных членов рейхстага. Позже по поручению правительства Ратенау совершает ряд поездок в Африку, составляет предложения по экономическому развитию немецких колоний, посредничает в решении спорных вопросов между немецкими и французскими компаниями в северной Африке. Такая активность не остается незамеченной, и в 1910 году Ратенау получает из рук Вильгельма II орден Красного Орла второй степени – вторую по значению награду для гражданских лиц в довоенной империи. Но дальше награждения дело не пошло, и, наряду с удовлетворением по поводу получения награды, Ратенау все же не мог не осознавать, что достойные его положения и способностей государственные должности для него, как еврея, в вильгельмовской Германии оставались закрытыми.
Также безрезультатно оканчивается попытка Ратенау баллотироваться в Рейхстаг на выборах 1912 года. Поначалу ему удается заручиться поддержкой национал-либеральной партии, ему даже докладывают, что сам кайзер с радостью воспринял известие о его решении баллотироваться. Однако, после размышлений Ратенау все же решает снять свою кандидатуру – не без оснований он опасается широкой антисемитской кампании в его адрес со стороны консервативных партий, традиционно обладающих значительным количеством мест в рейхстаге.
Публицистика, литература, философия
В круг знакомств Ратенау на рубеже 19-го – 20-го веков входят почти все знаменитости того времени – писатели Г. Гауптман, Т. Манн и С. Цвейг, издатель М. Гарден, художники М. Либерман (родной дядя Ратенау) и Э. Мунк и многие другие. Помимо занятий политикой и деловой активности в качестве одного из директоров AEG, Ратенау живо интересуется искусством, литературой, философией. К этому времени относятся и его первые литературные опыты.
К началу 90-х годов девятнадцатого века порыв энтузиазма по поводу возникновения национального государства в Германии повсеместно проходит, а поиски новой цементирующей идеи, способной объединить нацию, быстро сворачиваются на давно наезженную колею. В Германии, да и по всей Европе, в это время отмечается отчетливый рост юдофобских настроений. Как реакцию на это, следует рассматривать статью Ратенау «Слушай, Израиль», опубликованную им под псевдонимом в 1897 году в газете «Будущее». Признавая, что евреи все еще являются чужеродным телом в Германии, автор возлагает всю вину за неудавшуюся интеграцию на них самих. Решение проблемы он видит в русле социал-дарвинизма и расовой теории, которые на рубеже 20-го века считались во всем мире еще вполне салонными. По мнению Ратенау, евреи как раса должны посредством «сознательного самовоспитания» отказаться от тех своих черт – не важно, хороших или плохих - которые вызывают неприятие у граждан коренной национальности, и заменить их теми, которые такой неприязни не вызывают. Автор не опускается до того, чтобы перечислить, что же это за черты еврейского характера, которые вызывают такое раздражение у немцев, но разбросанные в статье замечания о чужеродном «азиатском племени» на улицах Берлина, о «нации торгашей и маклеров» не вызывают сомнения в том, что автор разделяет ходовые антисемитские клише того времени.
Нечего и говорить о том, что статья многократно и с наслаждением цитировалась юдофобами всех мастей, вплоть до Геббельса – «уж если евреи так сами о себе пишут, то что же остается нам». Существует легенда о том, что старик Ратенау, узнав о том, что статья написана сыном, ездил по газетным лавкам Берлина, пытаясь скупить весь тираж газеты. Отметим также, что сам Вальтер Ратенау позже признал ошибочность положений статьи и сожалел о ее публикации.
В последующие годы Ратенау публикует значительное количество статей и литературных эссе, посвященных темам искусства, философии и экономики, Самой значительной экономико-философской работой довоенного времени следует считать книгу «К критике времени». На рубеже 19-го и 20-го веков современникам было ясно, что мир вступает в новую эпоху, и что возврата к патриархальному укладу прошлого больше нет. Пытаясь объяснить в своей работе особенности нового времени, Ратенау начинает с исторического экскурса. По Ратенау, движущей силой развития Германии является взаимодействие двух общественных групп, двух слоев, как он их называет. Это – подчиненный слой, в который входили черноволосые племена, изначально населявшие Европу, и господствующий слой, образованный белокурыми германскими племенами, вторгшимися на территорию подчиненного слоя как завоеватели. Весь последующий исторический прогресс обуславливается взаимодействием и перемешиванием этих двух слоев. Переходя к анализу текущего положения, Ратенау признает перекосы первого этапа развития капитализма и предлагает ряд разумных регулирующих мер для того, что бы их исправить - эдакий вариант «капитализма с человеческим лицом». При этом он отрицает марксовский социализм как чисто уравнительную систему и считает его нежизнеспособным.
Несмотря на то, что для современного читателя многие положения книги могут показаться частично ложными, частично банальными, при жизни автора она имела бешеный успех и выдержала более 20 изданий. Вероятно, дело в том, что Ратенау попытался дать целостное видение мира, объединив воедино экономические и философские аспекты, а читателям всегда импонируют универсальные теории – вспомним хотя бы того же Маркса. Кроме того, нельзя не отметить сочный образный язык, которым была написана книга. Не случайно С. Цвейг не раз отмечал незаурядные беллетристические способности Ратенау.
Первая мировая война
Входя в управляющую верхушку концерна мирового уровня, Ратенау предвидел, что война неминуемо приведет к изоляции Германии и окажет катастрофические последствия на экономику. Также мало верил он в то, что Германии удастся одержать быструю победу, и рассчитывал на затяжной характер войны. Тем не менее, сразу после начала боевых действий в августе 1914 года Ратенау считает, что, как немецкий патриот, он не может остаться в стороне от событий, и посылает письмо канцлеру, в котором просит выделить ему любую должность, на которой он бы мог оказаться полезным Германии. После вступления в войну Англии Ратенау начинает понимать, что экономическая изоляция Германии, которой он опасался, становится реальностью, а вместе с ней и неминуемый дефицит импортируемого промышленного сырья. Он ведет интенсивные дискуссии с членами кабинета министров, и в результате уже 13 августа при Прусском военном министерстве организуется Отдел военного сырья, начальником которого назначают Ратенау. В задачи отдела входит организация централизованной закупки сырьевых ресурсов, их планирование и распределение между компаниями, выполняющими военные заказы, а также реквизиция и последующее перераспределение сырья на оккупированных территориях в Бельгии и Франции. Деятельность отдела оказалась весьма эффективной: вплоть до самого конца войны военная промышленность Германии не испытывала серьезных затруднений с сырьем. Отметим, что позднее Ратенау перешел к расширительному толкованию слова «сырье»: в 1916 г. он входил в группу промышленников, предложивших массовую депортацию бельгийских и французских рабочих с оккупированных территорий для работы на военных заводах Германии – причина, по которой после войны во Франции и Бельгии раздавались голоса, требовавшие суда над Ратенау, как над военным преступником
Интересно, что опыт централизованного планирования сырьевого обеспечения немцы попытались применить и во Второй Мировой войне - в своих мемуарах осужденный Нюрнбергским трибуналом Альберт Шпеер отмечает, что при организации распределения сырья в 1942 году ему очень пригодился опыт «еврея Ратенау».
После того, как в 1915 году Ратенау отходит от руководства отдела, он не оставляет своей активности в качестве неформального советника высших чинов правительства и руководства армии. К нему прислушиваются и канцлер, и генералы. Ратенау не боится высказывать свое мнение и тогда, когда оно идет в разрез с официальными установками. Так, он резко высказывается против начала войны подводных лодок, предвидя, что это неминуемо приведет к вступлению в войну США. Скептически отзывается он в 1916 году и о так называемой «программе Гинденбурга», означавшей принудительную мобилизацию промышленности и гражданского населения - эдакий прообраз «тотальной войны», объявленной Геббельсом в 1943 году.
По мере того, как война затягивается и шансы немцев на победу уменьшаются, Ратенау все чаще задумывается о послевоенном устройстве Германии. Не вызывало сомнений, что государство в его тогдашней форме с бюрократическими полуфеодальными структурами в будущем сохраниться не могло. В своей работе «Новая экономика», вышедшей в 1916 году, Ратенау отразил свое видение Германии будующего: индивидуальная свобода каждого, принцип солидарности, рыночная экономика в сочетании с государственным регулированием – словом то, что впоследствии нашло свое воплощение в послевоенном устройстве ФРГ.
Веймарская республика
С окончанием войны противоречивые чувства владеют Ратенау. С одной стороны он, как немецкий патриот, не может не ощущать горечи несправедливого, как он считает, поражения; с другой стороны, в возникновении основанной на демократических принципах Веймарской республики он видит шанс па практике реализовать свои экономические концепции. Однако на этом направлении его ожидает ряд жестоких разочарований. В 1918 году он пытается баллотироваться в национальное собрание от незадолго до этого образованной Немецкой Демократической партии, однако, как и в довоенное время, его кандидатура не проходит из-за антисемитских настроений среди членов партии. В 1918 – 1920 годах он участвует в качестве эксперта в ряде комиссий, занятых послевоенным устройством экономики, но предложения этих комиссий из-за бюрократических проволочек так никогда и не были реализованы.
В 1920 году происходит важное событие, во многом повлиявшее на дальнейшее развитие Веймарской республики: международная конференция по репарациям в бельгийском городе Спа. На этот раз Ратенау включают в список делегации по прямому указанию тогдашнего министра финансов Вирта. Один из главных вопросов конференции – размер контрибуционных поставок немецкого угля странам Антанты. Среди немецкой делегации господствую две точки зрения: одна, выражаемая Ратенау, сводится к тому, что требования стран Антанты надо постараться выполнить, как бы высоки они не казались. Другая часть делегации, в которой наиболее активную роль занимает известный промышленник Уго Стиннес, считает, что требования союзников ввиду их полной нереалистичности следует бойкотировать и соглашение не подписывать. Французы угрожают в этом случае оккупацией Рурской области, но Стиннес считает, что лучше оккупация, чем полное разграбление страны. В ответ на это Ратенау заявляет, что «речь идет не о том, или репарации, или оккупация … Речь идет о том, репарации и оккупация, или только репарации». Ратенау указывает, что в случае занятия французами Рурской области потери немецкой промышленности окажутся неизмеримо более высокими, и в результате ему удается убедить участников делегации подписать соглашение. Стиннес, обладающий крупными вложениями в угольной промышленности и не без оснований подозреваемый в личных интересах, выходит из себя и обещает своим противникам дальнейшее разбирательство, в котором, как он подчеркивает, он не остановится и перед антисемитской аргументацией. Такая аргументация не заставляет себя ждать, и вскоре в газетах появляются статьи, клеймящие соглашения в Спа, заключенные «еврейскими экспертами…, сломившими немецкое сопротивление против недостойных условий».
В мае 1921 года вопрос о репарациях обостряется вновь. К этому времени союзники определяются с окончательной суммой, которая в денежном исчислении должна составить 132 миллиарда марок. Прежнее правительство Германии подает в отставку, и в новом кабинете, сформированным канцлером Виртом, Ратенау принимает предложение занять пост министра по восстановлению. Такой шаг несомненно требовал изрядного мужества, так как политически мотивированные убийства в то время становились повседневной реальностью. Многие немецкие промышленники первого периода Веймарской республики сознательно избегали государственных должностей, опасаясь, что в этом случае на них будет возложена вина за немецкое поражение и за кабальные условия мирного договора со всеми вытекающими последствиями. Также Ратенау не мог не сознавать, что в его случае каждое непопулярно решение будет увязываться с его национальностью.
Министерство по восстановлению занималось вопросами восстановления французских и бельгийских территорий, разрушенных во время войны, его активность была тесно увязана с репарациями, выплачиваемыми союзникам. Ратенау проводит целую серию переговоров с англичанами и французами в попытке хоть как-то смягчить условия платежей. Однако принятое осенью 1921 года решение союзников о передачи Верхней Силезии Польше ставит точку на этой деятельности. С потерей силезского угольного бассейна немцы теряют всякую надежду на то, что они смогут справиться с выплатами. Кабинет министров подает в отставку, и вместе с этим Ратенау расстается с министерской должностью.
Министр Иностранных дел, Раппальский договор
Осенью 1921 года в Берлин на переговоры приезжает российская правительственная делегация, Цель переговоров - заключение торгового и политического соглашения, которое могло бы упорядочить послевоенные отношения двух стран. Предыдущее соглашение – известный из курса истории КПСС «Брестский мир» - считается устаревшим и больше не отражающим реальной политической обстановки того времени. При этом сторонам предстоит решить ряд щекотливых вопросов. Русские предлагают ленинскую формулу – мир без взаимных контрибуций, на которую немцы поначалу реагируют с известной осторожностью. Альтернативу сепаратному договору с Россией немцы видят в заключении соглашения между Россией и консорциумом западных стран, в который, помимо стран Антанты, должна была бы войти и Германия. Однако, и такое соглашение имеет свои негативные стороны. От России в этом случае потребовались бы признание долгов царского правительства и компенсация потерь, вызванных национализацией иностранной собственности, что ни в коей мере не устраивает большевиков. Для немцев же такой вид соглашения означал бы неминуемое включение России в список стран, претендующих на репарации.
С немецкой стороны переговоры ведет барон фон Мальцан, к тому времени заведующий Восточным отделом МИД Германии. Российскую делегацию возглавляет Карл Радек, секретарь Коминтерна и член ЦК РКП(б). Радек, уже один раз подвергавшийся аресту в Германии в 1919 году, когда он приезжал по заданию Коминтерна для поддержки революции, не пользуется особым доверием у немцев. Дабы не возбуждать нежелаемого внимания прессы к своей персоне, Радек регистрируется в составе участников переговоров под вымышленной фамилией. Однако, в свободное от основной работы время он занимается агитационной деятельностью и участвует в митингах компартии. Такого рода активность отнюдь не способствует атмосфере доверия на переговорах, от окончательного разрыва их удерживает только энергия фон Мальцана. Опытный политик и незаурядная личность, он имеет свое собственное видение будущего Германии и считает, что в условиях напряженных отношений со странами Антанты Германия должна проявлять большую активность на востоке.
Помимо политического урегулирования, русские весьма заинтересованы в немецких кредитах, что вызывает у немцев дополнительную нервозность. Германия опасается, что предоставление заемов России вызовет вопросы у союзников, и в первую очередь у Франции: а почему, в таком случае, немцы не справляются со своими платежами по контрибуциям? С конца 1921 года во Франции сменился премьер-министр: на смену умеренному Бриану (тому самому, которому персонажи романа "Золотой теленок" не хотели класть в рот свои пальцы) пришел активно анти-германски настроенный Пуанкаре. С того момента немцы постоянно опасаются, что французы приведут в исполнение свою угрозу и оккупируют Рурскую область.
31 января 1922 года Ратенау назначается министром иностранных дел: к этому времени он успел принять участие в ряде переговоров и международных конференций и считается достаточно опытным политиком. Вскоре после этого фон Мальцан вводит его в курс дела. Ратенау не скрывает своего скептицизма по поводу переговоров – он опасается осложнений в отношениях со странами Антанты в случае заключения сепаратного соглашения и предпочитает договоренность, базирующуюся на консорциуме. Кроме того, сама личность Радека не вызывает у него восторга: для Ратенау, считающего самого себя немцем, Радек является воплощением всех худших черт еврейства. Одному из работников министерства он замечает: "Радек безусловно умен и остер на язык, однако он все же скользкий парень, эдакий еврейчик (Judenjunge) с вульгарными манерами". В свою очередь, и фигура Ратенау не пользуется симпатиями у русских. Чичерин считает, что Ратенау не разбирается в международной политике. Кроме того, большевики опасаются, что капиталист Ратенау будет проводить курс, направленный на разграбление России.
Переговоры продолжаются в Берлине до конца февраля без особого успеха. Фон Мальцан, наиболее активный участник с немецкой стороны, подготавливает несколько вариантов текста договора, однако ни один из них не проходит - слишком сильно взаимное недоверие сторон.
10 апреля открывается Генуэзская конференция по послевоенному устройству, на которую Германия и Россия приглашены как полновластные участники. Российская делегация, которую возглавляет Чичерин, селится в небольшом курортном городке Рапалло неподалеку от Генуи. Немцы, сознавая важность конференции, присылают одну из самых больших и представительных делегаций, в состав которой входят 4 министра (в том числе и Ратенау). Интересно, что в преддверие конференции 22 члена рейхстага посылают официальный запрос, в котором требуют объяснить, почему в составе делегации 33% составляют евреи, тогда, как их процентный состав в населении равен всего 2% - любители подобного рода еврейской статистики, как известно, встречались в истории во все времена, и Веймарская республика отнюдь не была исключением.
В Генуе немцы стараются склонить союзников к созданию консорциума для торговли с Россией, однако те не торопятся: не ясно, готова ли Россия в этом случае решить проблему долгов царского правительства.
15 апреля в немецкой делегации распространяется слух о том, что русские ведут сепаратные переговоры с англичанами и весьма близки к заключению договора. Существует предположение о том, что этот слух намеренно распространялся фон Мальцаном для того, чтобы подтолкнуть Ратенау к скорейшему подписанию. Оценив ситуацию, Ратенау приступает к решительным действиям. Уже поздно вечером он дозванивается до Чичерина и сообщает ему, что готов к заключению соглашения. Всю ночь и утро следующего дня происходит последнее согласование текста, и, наконец, около семи часов вечера 16 апреля Ратенау и Чичерин в Рапалло вместе подписывают договор.
В последующем значение договора часто переоценивалось как с немецкой, так и с российской стороны – в семидесятые годы прошлого века в нем старались усмотреть чуть ли не прообраз политики разрядки между востоком и западом. Современные немецкие историки оценивают договор скорее скептически: в экономической области товарооборот с Россией оказался настолько невелик, что не оказал существенного влияния на экономическую ситуацию в Германии. Если же говорить о политических последствиях, то заключение договора оказалось первым шагом на пути отдаления германской внешней политики от согласованной линии западных стран. Всем хорошо известно, к чему это, в конце концов, привело. Возникший в то время термин «раппальский синдром» до сих пор вспоминается каждый раз, когда немецкая внешняя политика позволяет себе очередные кульбиты. В последний раз о нем говорили недавно, когда Германия воздержалась при голосовании по ливийской резолюции в ООН. Не следует также забывать о том, что в 1922 году Россия все еще жила в ожидании всемирной революции, и большевики смотрели на Раппальский договор как на временное соглашение с капиталистами, которое при удобном случае и нарушить не грех. Не случайно уже через год Радек снова оказался в Германии с целью организации коммунистического вооруженного восстания против того самого правительства, с членами которого он еще совсем недавно сидел за столом переговоров.
«Времена не выбирают…»
Утром 24 июня 1922 года открытый автомобиль Вальтера Ратенау отъехал от его дома на Кенигсаллее 65 в Берлине и направился в сторону центра. Вскоре его догнала другая машина, в которой находилось трое молодых мужчин. Как только автомобили поравнялись, нападавшие открыли револьверный огонь и, прежде, чем скрыться, бросили в открытую машину гранату. Ратенау и его шофер были убиты на месте.
Участники покушения входили в правую террористическую группу «Организация Консул», имевшую к тому времени уже на своем счету убийство министра финансов М. Эрцбергера. Организация ставила своей целью настолько дестабилизировать обстановку в стране, чтобы это привело к падению Веймарской республики и восстановлению монархии. Для дестабилизации планировались убийства политических деятелей, по возможности наиболее высокопоставленных и по возможности евреев. Полиция быстро вышла на след террористов. При аресте один из них покончил собой, второй был застрелен, а третьего, по фамилии Техов, удалось схватить живым. Мать убийцы вскоре получила от Матильды Ратенау письмо весьма примечательного содержания: « …испытывая невыразимую боль, я протягиваю Вам, самой несчастной из всех женщин, свою руку. Передайте Вашему сыну, что от имени убитого я прощаю его, как, быть может, простит его Бог, если он полностью сознается перед земным правосудием и раскается перед божественным… Да принесут эти слова мир Вашей душе. Матильда Ратенау». Это письмо настолько перевернуло душу Техова, что он, оказавшись во время немецкой оккупации во Франции, помог переправиться через границу и тем самым избежать ареста нескольким сотням евреев.
В похоронной процессии, прошедшей от Бранденбургских Ворот до кладбища Обершоненвейде, где был похоронен Ратенау, приняло участие более миллиона человек. Кадиш над гробом убитого прочитал раввин Лео Бек, который как-то сказал о Ратенау: «Всю свою жизнь он был искателем. Можно сказать: всюду в мире искал он себя – искал и не мог найти».
Время заново отсеивает историю; многие из тех, кто казался современникам фигурами эпохального масштаба, оказываются забытыми уже в следующем поколении; иные, не замеченные при жизни, остаются в памяти на века. Так какой же след оставил в истории Вальтер Ратенау - промышленник, экономист, политик, нередко принимавший ошибочные суждения и совершавший далеко не бесспорные поступки? Концерн AEG просуществовал до середины 1990-х годов, прежде чем растворился в чехарде реорганизаций. Но оценивать Ратенау только как промышленника означает заведомо занижать масштаб его личности. Философские и экономические работы Ратенау, столь популярные при его жизни, сейчас в большей степени забыты и известны только специалистам. Он слишком недолго пробыл на посту министра, чтобы реально успеть оказать хоть какое-то существенное влияние на германскую политику. Договор, с которым обычно связывают его имя, был заключен, как мы видели выше, в значительной степени против его воли, и, оглядываясь назад, не имел такого уж эпохального значения. Историк В.Ключевский сделал однажды любопытное замечание: бывает, что исторические деяния совершаются посредственными государственными деятелями, а иногда выдающиеся по своим возможностям политики размениваются на второстепенные дела. Бывает и так, как мы видим это на примере Вальтера Ратенау, что выдающиеся личности просто не имеют возможности в полной мере реализовать отпущенный им потенциал – доставшееся им время не оставляет на это никаких шансов. Но в немецкой истории навсегда останется память о министре-еврее, не побоявшемся взять на себя ответственность в трудное для Германии время, останется память о выдающемся человеке, считавшим себя истинным патриотом Германии и поставившим все, включая собственную жизнь, на карту интеграции евреев в ту историческую эпоху, которая к этому меньше всего располагала.
Незадолго до отъезда на Генуэзскую конференцию Ратенау принимал у себя дома физика А. Эйнштейна и известного в то время представителя сионистского движения К. Блюменфельда, которые пытались убедить его отказаться от поста министра иностранных дел. «Каждому еврею, не только в Германии, но и во всем мире, придется отвечать за Ваши действия – аргументировали гости – Вы не имеете никакого права, нести ответственность за внешнюю политику немецкого народа». «Почему нет? – возражал Ратенау - … я поставил свои силы и способности на службу Германии, и, тем самым, я выполняю свои обязанности как гражданин … Я разбиваю барьеры, которыми антисемиты хотят нас изолировать!».