(Художник: Всеволод Борисович Иванов)
ЭСХАТОЛОГИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ.
Русский народ, у Бердяева – народ конца: «Апокалипсис всегда играл большую роль в народном слое и в высшем культурном слое, у русских писателей и мыслителей. В нашем мышлении эсхатологическая проблема занимает несоизмеримо большее место, чем в мышлении западном. И это связано с самой структурой русского сознания, мало способного и мало склонного удерживаться на современных формах серединной культуры». «Всё это связано с коренным русским дуализмом. Устраивают землю и земную жизнь злые силы, отступившие от правды христовой, добрые же силы ждут Града Грядущего, Царства Божия. Русский народ очень одарённый, но у него сравнительно слабый дар формы. Сильная стихия опрокидывает всякую форму. Это и есть то, что западным людям, особенно французам, у которых почти исчезла первичная стихия, представляется варварством. В Западной Европе, цивилизация, которая достигла большой высоты, всё более закрывает эсхатологическое сознание. Католическое сознание боится эсхатологического понимания христианства, так как оно открывает возможность опасной новизны. Устремлённость к грядущему свету, мессианское ожидание противоречит педагогическому, социально – устроительному характеру католичества, вызывает опасения, что ослабится возможность водительства душами. Также и буржуазное общество, ни во что не верящее, боится, что эсхатологическое сознание может расшатать основы этого буржуазного общества».
Русское православие обычно неверно понимается как более древняя форма христианства, непрогрессивная, отсталая и т.д. Однако это очень ограниченное и исключительно поверхностное понимание. Православие, это христианство, устремлённое в будущее, ожидающее второе пришествие Христа. Оно отлично от католицизма и протестантизма, поскольку они ориентированы на задачи текущего направления паствы по пути веры и управлении ей. В таком виде, это самодостаточная практика, утверждающая свою состоятельность насущной задачей, которой является сохранение своего «статус-кво» всеми возможными способами и привлечение в свои ряды возможно большего числа прихожан. Ради этого возможны любые культурные компромиссы. Западное христианство есть «приспособление христианского откровения к царству этого мира». Это христианство исповедующее неудачу осуществления Царства Божьего и мирящегося с этим, как с неизбежной действительностью. В отличие от этого, православие более близкое к первохристианству, сохраняет изначальное ожидание мессии, на которое не повлияла его тысячелетняя история, поскольку оно совпадает с ожиданием народа в преображении мира. В этом кроется истина более древняя, чем христианство, она в том, что конец человечества в действительности является его преображение в новую совершенную форму. «Это конец этого мира, мира правды и красоты. Когда Достоевский говорил, что красота спасёт мир, он имел ввиду преображение мира, наступление Царства Божьего. Это и есть эсхатологическая надежда». «В русском коммунизме, в который перешла русская мессианская идея в безрелигиозной и антирелигиозной форме, произошло извращение русского искания царства правды волей к могуществу. Но русским людям, несмотря на все соблазны, которыми они подвержены, очень свойственно отрицание величия и славы этого мира. Таковы, по крайней мерк, они в высших своих состояниях. Величие и слава мира остаются соблазном и грехом, а не высшей ценностью, как у западных людей».
Ориентированные на Вечность, русские люди понимают ложность переходящих западных ценностей. Слово «буржуазный» в России стало синонимом порока, а не добропорядочности, и, принимая западную культуру, Россия переняла именно западные пороки. Культурная интервенция всегда происходит по принципу «Дай боже, что другим не гоже». Удивительность в том, что далее происходит процесс гумусной переработки этих отходов, то есть Россия являет своеобразный культурный фильтр планеты, сама страдая от этой деятельности более чем кто-либо. Мы сами понимаем, что имеем пищеварительные способности самых неприхотливых животных, совмещённые со сверхчеловеческой приспособляемостью. Выработав в себе феноменальную национальную способность, которая не имеет аналогов в других языках, а по русски называется «смекалка», то, что всегда позволяет делать из чего угодно конфетки. Любая идея у нас вызывает брожение в умах, несмотря на авторитет здравомыслия, поскольку любое здравомыслие не может быть авторитетно, потому, что основывается на фундаменте знаний этого мира, а этот мир не является истинным, он ложь и извращение. Истинно лишь то, что принимается сердцем, а это всегда нелогично.
Уже говорилось, что русские принимают авторитет власти с определённой иронией, но и в общинных и семейных отношениях так же не наблюдается иерархического почитания, нет преклоняемости перед старшим поколением. Напротив, всегда под сомнение ставятся идеалы спущенные «сверху», зато превозносятся нередко отдельные поступки людей не имеющие возвышенного идейного характера. Зато любое выступление против существующей власти расценивается как подвиг, поскольку направлен против искусственной преграды разделяющей народ и Бога, прослойки, которая к тому же паразитирует на народе.
Принимая ложность ценностей материального мира, русские, ярчайшим образом проявляют это склонностью к широким жестам, делаемым с таким отчаянием, как если бы завтра наступил Судный День. Эта присущая всем истинно русским людям склонность воспринимается как генетическое безумие народа. Между тем эта бесшабашность есть этический и религиозный манифест заявляемый насколько возможно громогласно. Это пропаганда личного отношения к материальным ценностям. Это должно пугать пришпиленных к действительности обывателей, буквально понимающих фразу «А гори оно всё ясным пламенем!», как призыв пиромана к действию. Однако надо знать, что это древнерусская форма заговора, которую произносили во время русалий, купальских праздников и жертвоприношений на требищах. Отказ от мирского ведёт к соединению с божественным, но это никогда не понять обладающему приземлённым сознанием. «Русский народ в глубоких проявлениях своего духа наименее мещанский из всех народов, наименее детерминированный, наименее прикованный к ограниченным формам быта, наименее дорожащий установленными формами жизни». Особенностью русского человека является «невозможность успокоиться ни на чём конечном, устремлённость к бесконечному. Но это и есть эсхатологическая устремлённость, есть ожидание, что всему конечному наступит конец, что окончательная правда откроется, что в грядущем будет какое-то необычайное явление» От этого происходит вечное духовное странничество особенно присущее творческим людям и представителям интеллигенции, хотя они часто сами не подозревают о внутренних причинах этих исканий.
КОСМИЗМ И ОГРОМНОСТЬ РОССИИ.
Одним из самых интересных философов России был Н. Федоров, оставивший после смерти «Философию общего дела», являвшую проект «всеобщего спасения», который предполагал ответственность каждого за весь мир и за всех людей, и каждый должен был стремиться к спасению всех и всего. Он писал: «страшный суд есть только угроза для младенствующего человечества. Завет христианства заключается в соединении небесного с земным, божественного с человеческим, всеобщее же воскрешение, воскрешение планетное, всем сердцем, всей мыслью, всеми действиями, т. е. всеми силами и способностями всех сынов человеческих совершаемое, и есть исполнение этого завета Христа – сына Божьего, и вместе с тем сына человеческого». Бердяев передаёт далее: «Воскрешение противопоставляется прогрессу, который примеряется со смертью всех поколений. Воскресение есть обращение времени, активность человека в отношении к прошлому, а не только к будущему. Воскрешение противоположно также цивилизации и культуре, которые цветут на кладбищах и основаны на забвении смерти отцов.
Великим злом Н. Фёдоров считал капиталистическую цивилизацию. Он враг индивидуализма, сторонник религиозного и социального коллективизма, братства людей. Общее христианское дело должно начаться в России, как в стране наименее испорченной безбожной цивилизацией». «Автор проекта говорит, что наука и техника могут способствовать воскрешению умерших, что человек может окончательно овладеть стихийными силами природы, регулировать природу и подчинять её себе. Конечно, у него всё время соединяется с воскрешающими религиозными силами, с верой в Христово Воскресение, но он, всё время рационализирует тайну смерти». Всё вышесказанное наводит на размышления о целом ряде проблем, но центральным видится именно необходимость соединения науки и религии. Первая, с одной стороны наметила ряд путей по решению вопросов продления человеческой жизни и подошла к тайнам рождения Космоса, проникнув в нано – мир. Вторая, очень инертно, но всё же вынуждена двигаться навстречу первой, признавая наличие иных форм жизни во Вселенной и реабилитируя сожжённых на кострах учёных. Учёные признают необъяснимость многих феноменов возникновения жизни, религия принимает физические объяснения некоторых чудес. Посредине, впрочем, находится главный камень преткновения – происхождение человека.
Теория Дарвина дискредитировала себя целым рядом фальсификаций, использованных как основные доказательства этой теории, но божественное происхождение также отвергается, как бездоказательное. Другой удручающей проблемой является способность мирового милитаризма использовать любое научное открытие в военных целях. Это ясно показывает, что никакой дальнейший прогресс невозможен, пока не изменится сознание всего человечества. Задача России – показать образец новой сознательности, основанной на высокой духовности, всему миру. Никто более в мире не сможет исполнить этой задачи. «Русская народная душа воспитывалась не столько проповедями и доктринальным обучением, сколько литургически и традицией христианского милосердия, проникающей в самую глубину душевной структуры. Русские думали, что Россия – страна совсем особенная, с особенным призванием. Но главным была не Россия, а то, что Россия несёт миру, прежде всего – братство людей и свободы духа».
Огромность России – важнейший фактор формирования национального сознания. «То, что Россия так огромна, есть не только удача и благо русского народа в истории, но также источник трагизма судьбы русского народа. Нужно было принять ответственность за огромность русской земли и её тяготу. Огромная стихия русской земли защищала русского человека, но и сам он должен был защищать и устраивать русскую землю. Получалась болезненная гипертрофия государства, давившего на народ и часто истязавшего народ». «Но не случайно Россия так огромна. Эта огромность – провиденциальна, и она связанна с идеей и призванием русского народа. Огромность России, есть метафизическое свойство, а не только свойство её эмпирической истории. Великая Российская духовная культура может быть свойственна только огромной стране, огромному народу. Великая русская литература могла возникнуть лишь у многочисленного народа, живущего на огромной земле. Русская литература, русская мысль были проникнуты ненавистью к империи, обличали её зло. И вместе с тем, предполагали империю, предполагали огромность России. Это – противоречие, присущее самой духовной структуре России и русского народа. Огромность России могла быть иной, не быть империей с её злыми сторонами, она могла быть народным царством. Но оформление русской земли происходило в тяжёлой исторической обстановке, русская земля была окружена врагами. Это было использовано злыми силами истории. Русская идея сознавалась в разных формах в 19 веке. Но она находилась в глубоком конфликте с русской историей, как она создавалась господствующими в ней силами. В этом – трагизм русской исторической судьбы и сложность нашей темы».
Эта пространная цитата Бердяева необходима, что бы объяснить механизм образования и уникальность идеи всепланетного, и более того, Вселенского масштаба, единственно достойной того, кто создан по образу и подобию божьему. Но тем, кто считает себя потомком животного, недоступна высота этой идеи. Чтобы однажды подняться до ангельских высот, необходимо обладать величием духа, его ангельской огромностью, иметь ангельскую чистоту помыслов и иметь соответствующие чистоте и величию планы в отношении мира. Именно поэтому только русский народ находится на уровне, где возможно воплощение идеи такого уровня. Способствование её воплощению является задачей всех ныне живущих.