«Ведь ещё вчера всё могло бы измениться, Горюня, теперь никогда? Сделай же что-нибудь!»
Теперь время умерло. И все часы мира остановились навсегда. Плечи, еле справлявшиеся с тяжестью свалившегося на них свинцового неба, которое, казалось, теперь уже точно размажет её по земле до пят, вконец онемели.
Варька бессильно опустила голову на руки, упёртые в стол локтями. Виски гудели скорбными гулкими колоколами, стремясь ударами разорвать кожу под ладонями. Мерцающее перед глазами чёрное пятно медленно превращалось в поверхность стола.
Возвращалась способность воспринимать предметы. Мышь, ручка, степлер... А это? По столу что-то двигалось. Варвара напрягла взгляд. Перед ней обречённо, с усилием преодолевая шероховатость поверхности стола, ползла букашка. Тёмненькая, с выгнутой спиной, как юродивая, она тащилась придавленная тяжестью собственного горба. Варя пригляделась. Что-то до одури знакомое было и в самой букашке, и в её покорном движении по заданной ею же для себя траектории.
Паразитство, да это же она сама настырно, рабски покорно ползёт по собой же сотворённой стезе, столько лет не сдвигаясь с неё ни на йоту.
Обескураженная своим открытием, Варька, вдруг, перестала чувствовать удары в висках, слышать за спиной продолжающееся клокотание коллег и немоту Вадима. Теперь она не просто ненавидела, теперь она презирала себя - букашку.
Изогнув козырьком ладонь, Варя медленно, как щитом, повела ею над
маленьким существом. Ей захотелось прихлопнуть ненавистное повторение самой себя.
Но в планы букашки быть раздавленной явно не входило. Почувствовав смертельную опасность, та встрепенулась, расправила малюсенькие крылышки и… выскользнула из-под Варькиной руки.
Будто приходя в себя, покачавшись перед её носом, как бумажный змей, храброе создание рванулось ввысь. «Как это? Р-раз, и всё? Не позволившая превратить себя в прах букашка – самодостаточное, свободномыслящее существо?»
- И не зовите меня больше «Горюхой»,- вдруг перекричала она всеобщий гвалт через несколько минут.
Из образовавшегося за её спиной колодца тишины - глухой голос Вадима, наконец-то, прервавшего своё молчание:
- Почему, Горюнь?
- Потому что заканчивается на «у», понятно? Нет Горюхи. Есть Варя. Варвара, если кто забыл.
Сама ещё не понимая своих действий, из последних сил, она напряглась и распрямила плечи. Божешки, какая боль. Будто все кости размолочены. Они, конечно, ещё очень долго будут восстанавливаться и болеть. И на годы понадобятся неуклюжие костыли терпения. Но, когда-нибудь, МОЖЕТ БЫТЬ, разломы, наконец, срастутся, или хотя бы обволокутся защитными хрящами. Болеть станут не всегда, а только на непогоду. Тогда, боль, наверное, примет характер обыкновенной нудной хроники. А так люди живут. Свобода-то, видно, и бывает - когда прямые плечи. И-и-и никаких экспериментов с сердечной мышцей!
- Попробуйте только… - она не договорила, и, вскочив из-за стола, не оглядываясь на Вадима, кинулась к двери. Чтобы вернуться завтра, или через пять минут. Или не вернуться никогда. Ведь есть же маленький сельский дворик и дерево груши, под которой всегда-всегда, именно её любят и ждут. Даже покалеченной.
Лишь бы сейчас найти силы вытолкнуть себя за неподъёмную дверь обители её любви. И мужество… не умерев на пороге, пережить этот день. День после «свободы».