N

Лайм Онекк
                «N - это ни в коем случае не
                дама из англоязычной страны.
                Это вот такой некоторый
                персонаж с латинским N... Я не
                знаю, есть она или нет, но мне
                очень мила эта женщина».
                Майк Науменко, из выступления с музыкантами группы АКВАРИУМ 20.10.1980.
 
эН училась в институте на иммунолога или на биохимика. Я и сейчас, после двадцати лет знакомства с ней, точно не знаю, чем она занимается. Хотя, конечно, знаю. Всю свою жизнь она занимается заботой, спасением, благополучием и обустройством разных земных тварей. эН не была вегетарианкой. Но, не желая множить зло и страдания на земле, ела только то, что другим уже было не нужно. Упавшие плоды, сгнившие коренья, молоко, сыр, творог, не оплодотворенные куриные яйца. Икру не ела (хотя она и не оплодотворенная) в знак протеста против варварских способов ее добычи. У нее постоянно были проблемы с пищеварением, и, однажды, она даже обратилась ко мне, как к врачу. Это был единственный случай в моей практике, когда я смог вызвать гнев моего пациента. Диагностировав недостаточность работы поджелудочной железы, я назначил ей Панзинорм. На следующий день эН позвонила мне, и, плюясь в трубку, кричала о жестокости и бездуховности некоторых патологических личностей. Сыпала замысловатыми оскорблениями, смысл которых понятен только студентам медико-биологического факультета (пероксидаза хрена, забить плашку и пр.). Бросила трубку, оставив меня в недоумении, которое продолжалось, пока я не освежил в памяти инструкцию к препарату. Читаю: «Препарат Панзинорм приготовлен из высушенной ткани поджелудочной железы поросят, лиофилизата тонкой кишки ягнят и сублимированной желчи телят». То есть для приготовления одной таблетки, нужно зверски убить трех невинных агнцев.
Она готова была спасти всех. В ее квартире всегда были какие-то щенята, оставшиеся без матери, больные кошки, бездомные рыбки. Постоянно у нее проживали четыре кота: Джон Сильвер, Винсент Ван Гог, Павла Корчагина и адмирал Нельсон. Клички я придумывал им сам. Понятно, что первый был безногий, второй с оторванным ухом, третья с перебитым позвоночником и неконтролируемыми тазовыми функциями, четвертый — мой любимец, без глаза.
Как-то зимой, я навестил ее на работе. В темной комнате свет горел только в ламинаре. Там же, согнувшись над плашкой, с пипеткой, сидела эН. Было немного скучно смотреть, как она работает, и эН подарила мне перманентный маркер, которым я сразу начал разукрашивать стекло и стены ламинара. Основной темой перфоманса стала хвалебная ода, посвященная начальнику лаборатории Бухальцеву.
         Бухи, Бухи, га-га-га,
         Вы откуда и куда?
         Есть хотите? Да-да-да.
         Остальное ерунда.
Он был явно не очень хорошим человеком – эН совсем не ругалась, но весело смеялась над стихами. Покончив с ламинаром, я вновь попытался заинтересоваться ее работой.
– Что ты делаешь?
– Кормлю колонию лейкоцитов.
– Чем кормишь?
– Спиртом.
– Этиловым?!!
– Да.
– эН! Это не еда, это пьянка.
– Для них еда.
– А можно я тоже с ними поужинаю?
Через несколько минут мы знатно выпивали втроем: я, эН и колония белых кровяных шариков. Претендуя на интеллигентность, пили коктейль «Кровавая Мэри» – смесь водки и томатного сока. С интеллигентностью же получилось как обычно. Водка и сок кончились, а интеллигенция осталась. Пришлось занять у лейкоцитов спирт-сырец и развести водой томатную пасту. Праздник продолжался всю ночь.
Бухальцеву определенно не понравилась хвалебная ода, написанная столпом ирландской поэзии, и эН вскоре начала работать в другой лаборатории. Там они синтезировали уникальный иммуномодулирующий препарат. Лечить им можно было практически все. Действительно, при какой болезни не страдает иммунитет? А я как раз страдал от весенней аллергии, поллиноза. эН убедила меня, что их препарат от аллергии - первое дело. Я прошел курс лечения и стал ждать результатов. Препарат начал действовать практически сразу. Через несколько дней я стал безудержно чесаться. Это выглядело нелепо в течение дня, а ночью становилось вовсе невыносимо. Алкоголь спасал, но ненадолго. Консилиум, проведенный лучшими будущими выпускниками ведущего Российского медицинского ВУЗа, решил однозначно – лекарственная болезнь. Это был приговор эНкиному препарату. Назначили мне антигистаминные, противоаллергическое, что-то для очищения крови и желудка. Стало значительно хуже. Расчесы нагнаивались, появились ужасные блямбы на ногах и руках. Зуд был ужасный. Алкоголь еще помогал, но даже моя луженая ирландская печень уже не выдерживала такой нагрузки. Я пошел в кожно-венерологический диспансер.
– Чешется? – спросил мужиковатого вида врач.
– Чешется, – ответил я.
– Значит чесотка, – подвел итог доктор.
Я обиделся. Не поверил. Сопротивлялся и убеждал. Анализ показал правоту Эскулапа. Конечно, работая в реанимации, постоянно контактируешь с разным сбродом, бомжами, часто без перчаток. Но чесотка! Не благородный туберкулез или стыдливо интимный сифилис. ЧЕСОТКА!!! С таким диагнозом ты сам становишься бомжем. Хуже только вши.
Одна радость, Бензилбензоат, назначенный Айболитом вылечил меня в первый же вечер. Это очень необычная жидкость. Натираешься ей, и на фоне зуда появляется легкий холодок, как будто кто-то морозным дыханием овевает твое тело. Но сразу мысль уносится вниз, в пах, где начинает разгораться пожар. Нет спасения от костра, разведенного там. Огонь горит все ярче и жарче, и ты уже простился со своими гениталиями, и готов все оторвать, лишь бы прекратить этот невыносимый жар. Вдруг, внезапно на тебя обрушивается тишина. Звуков нет, только гудение струны в жаркий летний полдень. Исчезло ощущение собственного тела. Теперь ты легкое невесомое облачко, летящее в небесах. И, боясь спугнуть забрезжившую надежду, ты осторожно начинаешь прислушиваться к своим чувствам, и понимаешь – зуда нет.
эНкино лекарство было реабилитировано. Позже, весной, я понял, что мой поллиноз тоже прошел.