На моем лице много шрамов. В основном, они связаны с бомбочкой, взорвавшейся в 1986 году. Но один шрам, справа от носогубного треугольника, не оттуда. Я получил его в 1993 году, провожая девушку домой. Причем получил от ее мужа. Но по порядку.
Лето выдалось в Коктебеле знатное. Денег в Крыму не было, зарплату выдавали продуктами и вином, и даже скромной студенческой стипендии хватало на обильный стол в кафе «Блювада» (по вывеске «Ливадия») и «Ставриду» – красный крымский портвейн «Таврида». Оставались даже деньги на немытые, но так еще вкуснее, сочные персики. Пили много, в основном эту самую Ставриду, которую абориген продавал из бочки прямо на пляже. Сначала за деньги, а потом, напившись вместе с нами, угощал всех, умоляя не бить стаканы. Те, кому не хватало денег на выпивку, догонялись на карусели. Мы были московской интеллигенцией, и считали хорошим тоном, раз в два дня заходить в арткафе, где спиртное принципиально не подавали, но были разные чаи, пирожные и рояль. Выпив на пляже три стакана сладкой «Ставриды», заходишь в прохладный полумрак кафе, осмысленно читаешь чайную карту, заказываешь чашечку зеленого чая из провинции Юньнань, с явным запахом селедки, и, пока он заваривается, томясь в терракотовом чайнике, неспешно подходишь к роялю, играешь «к Элизе», затем «Мурку» и, исчерпав свой репертуар, залпом выпив пахучую жижу, начинаешь двигаться к двери, за которой тебя ждет солнце, море и портвейн «Таврида».
Как-то вечером я познакомился с молодой парой из Питера. Они бывали в Ленинградском рок-клубе, общались с Дядей Федором*, и мой респект к ним был безграничен. Мы весело поиздевались над харьками (жители Харькова) и выпили несколько стаканов «Ставриды». Наверно, они пили что-то и до этого, или Питерский интеллигент интеллигентней Московского, но развезло их сразу и конкретно. Муж обеспокоился потерей какого-то мифического рюкзака, с обратными билетами и деньгами, и, мимоходом подравшись с двумя кавказцами, исчез. А жена, бессмысленно оглядываясь вокруг, вдруг обнаружив потерю супруга, разрыдалась. Утешать ее собралось пол пляжа. На мой взгляд, лунообразное лицо и отсутствие талии, в недостаточной мере компенсировалось стройными ногами и задором юности. Испытывая к девушке только сочувствие, без мыслей об адюльтере, я пошел ее провожать. Шла она плохо, постоянно падала, висла на мне, хватаясь за все места. В очередной раз я не удержал ее, и мы вместе упали в кювет на улице Ленина. А я, кстати, «Ставриду» тоже пил, и девушки у меня с Москвы не было, а она вдруг решила, что я ее муж. Итак, лежим мы вместе с моей конкубиной (в смысле - вместе лежим, кто знает латынь), а стройные ноги и задор юности постепенно начинают компенсировать лунообразное лицо и отсутствие талии. Дальше рассказывать трудно, не по причине стыда, а по причине посттравматической ретроградной амнезии. Я только помню, как девушка удивленно воскликнула:
– Дима! Ты пришел!
Я тоже решил посмотреть, что за Дима там пришел, и высунул голову из кювета. Наверное, Диме было очень удобно с разбегу влепить мне ногой по голове, находящейся на уровне земли. Наверное, Дима был футболистом, и не мог пропустить такой пенальти. Наверное, он думал, что после такого гола, жена перестанет путать его со случайными мужчинами. Для меня вечер закончился рисунком протектора на подошве, фотографически отпечатанным в моем мозге. Какое то время этот рисунок плыл перед глазами, сменился темнотой, затем звездами, и я вновь нашел себя в кювете. Пара уже благополучно удалилась, а я первый раз в жизни порадовался своему увечью. Ну, в самом деле, если бы эта история закончилась выбитым глазом, я бы очень расстроился. А так, один аккуратненький шрамик, в огромной массе других безобразных шрамов под пустой глазницей. Ерунда.
*Фёдор Валенти;нович Чистяков (28 декабря 1967 года, Ленинград, СССР) — советский и российский рок-музыкант, баянист и гитарист, лидер групп Ноль и Чистяков-Бэнд