Про собаку
Я не очень-то и люблю рассказывать свои дайверские истории. Есть в этом что-то такое - я, типа, как бывалый моряк, набью трубку табачком, пущу колечко сладкого дыма и скажу, покручивая седой ус : "вот, слушай, юнга, мою историю одну, которая приключилась со мной на Занзибаре...", а в твоих глазах, мой читатель, будет благоговейное почтение и ты будешь внимать каждому слову "бывалого", и я буду чувствовать свою значительность. Я люблю рассказывать чужие истории больше. Их мне рассказывают люди, которых я вожу под воду. Они, люди, становятся немножко лучше, когда выходят из воды, не все, не на долго и совсем чуть-чуть, но лучше. Мне нравится, что я рядом, когда это случается.
В тот день по расписанию у меня было три дайва. Первым дрифт Беллз- Блюю Холл, вторым сам Блю Холл, третьим ночной Каньон. Группа была продвинутая и можно было сделать дайвы "по-жесче". Вторым дайвом я вывел группу на центр колодца Блюю Холл и мы упали без визуальных ориентиров сразу на 30 м. А вечером в ночном Каньоне, мы убирали фонари и сидели на дне в темноте, под азотным наркозом и смотрели сквозь расщелину и 35 метров воды на Луну. Ее видно оттуда, даже не сомневайтесь.
В той группе был дайвер Володя - крупный такой мужчина - качественный, голова, как у быка трехлетки, кулаки размером с гирю. Редко, но встречаются мне люди, с которыми мне хочется сверить свои внутренние часы и направление моего компаса. Таких людей я узнаю сразу, Володя был из таких. Сам родом из Сибири, в девяностых бандитствовал, получил пулю в спину и срок и с темы этой дурной после соскочил. Теперь в Москве на Мосфильме подвязался помощником режиссера - кино делал. Такой вот человек. С биографией - говорят про таких. Вечером мы встретились в ресторанчике поболтать о том о сем.
Володя размахивал, жестикулируя, перед своим носом каким-то морепродуктом, насаженным на вилку, не торопясь сунуть его в рот, и продолжал тему:
- ...или, как вариант - сохранять достоинство, в момент прощанья с иллюзиями.
Моя любима метафора, братишка, расставания с иллюзиями - это Дед Мороз. Причем мертвый Дед Мороз. Дед Мороз мертв! - несколько раз повторил он, - Картина такая - общий план, люди в черном, в темных очках, без слез и эмоций, несут гроб. Наезд камерой - в гробу Дед Мороз, с бородой и в сказочном костюме - все , как положено. Рядом в гробу, слышь, толстый мешок, типа с подарками, но торчит из него одна вата. Ну, вот, несут гроб, значит этот по жизни. Заметь - не бросают - несут, ибо не избавиться насовсем, по какой-то причине неведомой, молча, достойно, без истерики, на плечах. Вот так надо. Врубаешься?
- Врубаюсь. Чего ж не врубится-то?
- Так вот. Мне стало весело, когда я перестал рассматривать жизнь, как ожидание подарков от Деда Мороза, а стал смотреть на нее, как на цепь испытаний. В мешке вата - в детстве нас обманули. Если быть хорошим мальчиком, или девочкой - подарков можно и не получить все равно, один хер лотерея, брат. И теперь, всякий раз, когда она бьет меня.
- Кто?
- Жизнь.
- А-а-а
- Когда она бьет меня, я говорю.-"слабовато! Это все что у тебя есть? Давай еще! Я готов!"
- Такой, значит, путь самурая, у тебя, едрена Матрена, - сказал я ему с иронией и печалью.
А он, весь в теме этой, все продолжал
- Но только это через одиночество прорубают, брат. Только через одиночество. Нет другого пути.
- Что ж так?
- Да вот так. Шлаком обрастаешь, когда среди людей-то, батвой всякой. Гадят люди в головы друг-дргу. Поднимут стульчак, садятся и гадят. Вот время от времени надо стульчак прикрывать и подальше от людей.
- Если человеку скучно наедине с самими собой - это пустой человек
- Отлично сказал - согласился Володя и наконец-то отправил морепродукт себе в рот.
- Да это не я, сказал - это Шопенгауэр.
- Шопенгауэр? А-а-а, ну-ну. Вот знаешь, есть у нас в Сибири такой народ - ханты. У них как принято - мужчина время от времени должен сходить "погулять" И "погулять" это, у него бывает так-эдак на полгода на год. Нормально, да? Соскакивает он от своих женщин, на полгода в самую тайгу, от баб своих, что б не обабиться самому. Говорит им - "ну, я погулять", и нет его на полгода. Это тебе не в гараж, от тещи смыться , к таким же друзьям - аклашам-ханурикам. Это другое. Что ты! Такой народ этот ханты. Вот ты знаешь, что значит, если хант тебе подарит собаку?
- Нет. А что это значит?
- Ну, что ты! Это проявление исключительного респекта и уважухи, брат. Ты знаешь какие это собаки? О-о-о это такие собаки... У-у-у...
Володя взял паузу, прожевывая, нанизал на вилку море продукты и причмокивал, толи от вкусной еды, толи от того, что такие вот замечательные собаки у хантов. Еще не до конца прожевав, он продолжил:
- ...и на зайца, и на лисицу, и на любую дичь в тайге, с такой собакой. А за породой..., за породой знаешь, как следят?
- Ну, как?
- Что ты! Вот прикинь - принесет сука щенят - пять-шесть. Так Хант их от сиськи оторвет и смотрит, который первым обратно к сиське, значит, приползет. Этого оставит - остальных в расход.
- Да ладно!
- Я тебе говорю!
- Всех?
- Всех
- А продать?
- Ты задави, брат, в себе барыгу-то! Кому продать? Соседу? Что б у него тоже охота была хорошей, в той же тайге? Тайга - это тебе не супермаркет, брат, там на всех не хватает.
- Вот ведь, как.
- Ну, что ты! Правда, бывает и такое, что оставляет еще и того щенка, который не к сиське ползет, а в другую сторону.
- Это еще зачем?
- А ты подумай, брат, зачем. Ты подумай.
Я подумал и внутренне согласился, что это правильно - такого вот оставить, ведь я сам ползу всю свою жизнь не к сиське, а в другую сторону. "Хороший народ ханты - с понятием" - подумалось мне тогда.
- А хочешь я расскажу тебе историю одну, про собаку? - сказал Володя и насытившись, отодвинул тарелку.
И он рассказал мне историю, которую я приведу в своем вольном изложении.
- Саныч, а Саныч! - канючил Левка, - задержи вертолет, а... Ну, Саныч, ну... Я мигом - час времени. Одна нога здесь, другая там.
Так упрашивал Левка начальника геологоразведочной партии Сан Саныча, а тот ни в какую. Не понимал Саныч темы этой Левкиной - считал блажью пацанской -не собачник был Саныч. А Левка на собаку запал, которая у старого Ханта, на соседнем стойбище была. Не собака, а чудо! Что только Левка старику за собаку не предлагал - и ружье, и ящик патронов, и деньги, и все, что захочешь. Две недели к нему бегал. Нет и все - такой упрямый этот старый хант оказался. А вот вертолет уже прилетел, а вот лагерь снимают, а от базового сюда 100км. От базового не набегаешься к ханту. Что делать, что делать, Левке?
- Черт с тобой! - в сердцах рыкнул Саныч, - Час времени у тебя. Смотри - опоздаешь - ждать не буду.
Кто б сомневался - Саныч мужчина матерый - сказал - отрезал.
- Да, я, Саныч, я век не забуду. Я мигом, одна нога здесь...
И Левка сбивая быстрые шаги, в глубоком снегу, помчался поправляя шапку.
А через час вернулся, с собакой. Взял Левка грех на душу - принес с собой водки и напоил старика ханта, пса на веревку и быстро назад.
"Гляди-ка! Уговорил таки старика" - удивились в бригаде, смехуечки на тему эту прервали и наверняка завидовали. Ну, дело сделано. Заработал винт вертолетный, поднял муку снежную. Полетели. Смотрел Левка на пса и нарадоваться не мог -"вот ведь собака какая замечательная - первый раз в вертолете, пес, а страха совсем нету в нем. Лежит, голову на лапы положил и только ушами водит, слушает. Чудо, чудо а не собака!"
Как только сели в базовый лагерь, так вечером, Левка сразу проставился за собаку. А как же? Все, как положено. Выставил Левка водки , сообразил стол в бытовке с закуской нехитрой. Уважение надо свое продемонстрировать коллективу, хотя коллектив и не позволил собаку в бытовке держать - пришлось закрыть в сарае.
- Ты еще с собой его положи, как невесту. Не порть пса, фраер! Такой собаке, минус двадцать, что тебе Гагры, - говорил Белый, нарезая колбасу толстыми ломтями и щерился фиксами золотыми и добавил, - А собаку-то небось дурным делом взял ты, паря. А?
Злой человек этот Белый - не хороший, с темной биографией. Разный народ в бригаде собрался.
Левка промолчал.
- Тебе-то дело какое до того? - сказал Саныч хмуро, - зачем мусарские вопросы задашь? Тут тайга, тут прокурор медведь. Слыхал такое, нет? Оставь парня в покое.
Белый метнул было на Саныча взгляд, но быстро расплылся в улыбке своей фиксатой и протянул, почти пропел:
- Саныч, Саныч, сильно я тебя уважаю, а то...
- А то что? - спросил Саныч, не съезжая с разговора.
- А то б еще сильней зауважал, - все так же улыбаясь, пропел Белый, оторвался от колбасы, развел руками и только пальцы разжал и ножичек выпустил.
Ножичек выскользнул, в стол воткнулся. Разный народ в бригаде собрался, разный.
- Ну, именник, наливай, что ли, выпьем за собаку твою замечательную - подставил стакан Белый, - Не-е, полную наливай, фраер, полную.
Выпили за собаку. Потом еще за что-то. Потом просто пили.
- Я сейчас - сказал Левка, собираясь.
Взял мяса мороженного с собой и вышел. Закрыл дверь, за которой утихли голоса пьяные и пошел проведать свою собаку. Снег хрустел под ногами у Левки, по тропинке к сараю, чуть освещенной звездным небом. Пока отогревал он зажженной газетой замок, смотрел, через щели в дверях, как пес приподнялся, как посмотрел на него. А когда резал кусками мороженного мяса и на снег бросал - любовался Левка собакой - как съест пес кусок и еще смотрит на него, как на хозяина смотрят, и было от этого тепло на душе у Левки. И еще тогда Левка мяса резал и на снег бросали и был пьян и счастлив.
Когда вернулся в бытовку, то застал обрывок разговора начатого без него.
- Ну, так ты у нас, Саныч, идейный! Ты ж партейный у нас! Небось и партбилет свой еще хранишь - распалялся Белый
- Может и храню. А ты как думал? И Родина для меня не пустой звук. А ты как думал? - ответил Саныч на полном серьезе - и если Родина позовет, то косить в больничке не буду.
- Ха! Я вот тоже идейный был. Тож не косил.
- Какой там идеи ты был? Какой идеи, такой? - скептически произнес Саныч.
- Такой, вот, такой идеи - передразнил Белый - вот позвонят тебе и говорят - собирайся. А куда и чего - никто не скажет, чтоб мусарам не стуканул. И собираешься, и едешь, пьяный, что б не бояться, потому, как страшно - не ясно куда и зачем, а знаешь только , что на преступление. Тоже, понимаешь, Родина позвала. Тоже, понимаешь очко железное надо.
- А-а-а. Брось! - махнул рукой Саныч, - знаю я все ваши идеи. Сладко жрать и сладко спать - вот все ваши идеи. Не-е Родина - это другое... Ладно, давай выпьем, Павел Корчагин, ты наш.
- Эй, именинник! Ну, что за дела? - показал Белый пустую бутылку.
- Я сейчас, - сказал Левка и полез было за водкой...
И вдруг - бабах!!!
Ночь. Тайга. Выстрел. Все аж присели.
- Еб! Рядом... - прошептал Белый
- Куда, куда, в окно полезли зенькать! - оттащил за шиворот кого-то Саныч и скомандовал, - а ну от окна все! Живо! Свет, свет, гасите, черти! Карабин давай! Ну, живо! Карабин где? Да свет же погасите!
Через десять минут, пришли в себя, протрезвели все разом. Еще через пять - сгрудились у сарая.
Левка стоял, как громом пораженный.
Пуля вошла псу прямо между глаз.
Белый присвистнул.
В тайгу, по снегу, уходил след от лыж, чуть освещенный звездным небом.
- Сто км - сказал Саныч.