Рада

Виктор Камеристый
               
      

       - Радость! Рада! - так восклицал Виктор Иванович, теребя за ушами свою Раду, невысокую, поджаристую суку, помесь овчарки и дворняжки, вилявшую хвостом. Он прекрасно помнил то время, когда она, еще двухмесячный щенок, и он, гора мышц, сидя на крыльце, изучали друг друга. Звучит странно, но в те минуты ему казалось, что между ними возникла невидимая связь, схожая на родство характеров. Сколько пришлось ему не спать ночами, пока не приучил Раду, так назвал он щенка, к порядку. Сколько рваных штор, туфель и обоев пришлось заменить, прежде чем они поняли друг друга. Он говорил  всегда не очень громко, кричать не было нужды - перед ним - послушная собака, умное, понимающее всё, или почти всё, существо.
       
  Вот и сегодня  он спокойно говорил ей слова, возможно,  трогающие сердце Рады, и она, казалось, внимала им  уважительно и осмысленно. Виктор Иванович проводя воспитательную беседу, неожиданно заметил, что ранка на ее боку стала заметней,  расширилась, обозначив темно - кровавое пятно. На шее, под челюстью, он увидел еще несколько ранок.
     - Ужасные ранки, ей же больно! - Лишай? Нет, не похоже. Тогда что?
Покой был нарушен. Весь остаток дня он провел, не находя себе места.
      - Ты просто боишься. Скажи себе, прямо, не прячь глаза  от само себя. Ты трусишь, что Рада принесет заразу в дом, а там - дочь, а там - сын?

Легко давать советы, себе - тем более, но тяжело их исполнять.
Такой поворот судьбы: его собака заражена лишаем, или непонятной  болезнью, которая перешла в опасную стадию… - В нашем захолустном городке выход один - в воду. Ветеринарной службы  нет. Туда, в реку, где нет места живому, где почти сорок лет не водится рыба, куда отправляются людьми в последний путь животные, …

В эти минуты Виктор Иванович был в замешательстве. Он  всегда был уверен, что Раду он не предаст. Он не мог вот так запросто отдать ее смерти! Но… смог…
     «Независимо от того, вызову я врача или нет, ей не жить. Ее время истекло и поэтому, ее путь с камнем на шее -  в воду,  так звучал приговор .
      Но карие, так трогающие его  сердце глаза, излучали преданность. Как убить ту, кто охранял твой дом, кто стал частью семьи, кто играл с твоими детьми?!»

Рассеянно перебирая запчасти к своей машине, готовясь делать ремонт, он поймал себя на мысли, что приговор им уже подписан. В его голове, в сердце и в душе не осталось места для жалости.
      Время, его нехватка, его собственная лень - можно ведь пригласить ветеринара из соседнего города, это совсем не далеко, вся человеческая подлость оказалась на стороне смерти, той смерти, которую он уготовил для своей Рады.
    «Правильно говорила когда-то мама: Ты - грубый, неотесанный мужик, ...ты полон злобы, а еще - безразличия не только к себе подобным, но и к братьям нашим меньшим. Все так… и немного не так».
      - Вот такая  штука - наша жуткая жизнь, - так, вслух размышлял Виктор Иванович, стоя на мосту, всматриваясь в ночную, безжизненную гладь реки. Нет, определенно не хотелось верить, что Рада, его радость, его выросшая и вскормленная им из пипетки собака, тонула.
   
 « Разве не ты ее топишь? Ты отбрасываешь все чувства, преподающие тебе урок, нет, голос совести. Отдаешь предпочтения тому, что хочет твой, заплывший жиром ум, а совесть, забившаяся в дальний уголок, испугана, как…Рада. Наверное, стоит признать, что твое сердце без жалости, без упрека, убило беззащитное животное, то есть, ту часть твоей жизни, что радовала тебя. Помнишь ее игривый, полный восторга, лай? Помнишь…Все ты помнишь. Возможно, стоить забыть, вычеркнуть всё из  памяти, только возникает вопрос: Как это сделать? Сейчас, стоя у металлического ограждения моста, нервно глотая ком, застрявший в горле, он выглядел как потерянный, лишенный материнской опеки мальчишка. Он, тот самый мальчишка из его детства, никого не лишил жизни. - Ты- кусок собачьего  дерма, ты - тот, который предал, убил, не смог(не захотел, поленился) ее спасти, да ты просто…»

Что выражали глаза Рады, ее, исчезающий в воде, взгляд?
        - Убивают! И меня убивают! За что?
      
 Виктор Иванович быстрым взглядом окинул все, что окружало его в данную минуту, и… Скорей всего, в эти минуты, он был уверен, что все что произошло, это -сон, глупый сон, а он- просто его наблюдатель.

Ну, нет…Его тело, все мускулы, напряглись, превратившись в камень. Безразличие ушло, уступив место…человеческой жалости, любви, благодарности.

Рванулся,  мчался назад, к началу моста, и, не  раздеваясь , нырнул в темные, по-настоящему мертвые и холодные воды реки.  Он понимал, что пловец из него никудышный, но там барахтается в воде из последних сил та, которая отдала ему свою преданность. После тяжелых минут, которые навсегда останутся в его памяти, он, приподняв Раде голову, поддерживая рукой ненавистный кирпич, глотая пахнущую химикатами воду, медленно вышел на берег. Тяжелое чувство жалости к себе, раскаянье, ударило в голову. Присел на скользкий глинистый берег, но не мог, не посмел взглянуть на дрожащую в ознобе Раду.
      
…Спустя час, когда Виктор Иванович докурил пятую по счету сигарету, он наконец-то понял взгляд Рады, направленный снизу вверх, чуть иначе.
               - Ты - омерзительный, лишенный сострадания человек. Ты убиваешь меня  потому, что не  понимаешь, что и я, как ты, тварь Божья…Я служила тебе, была тебе  преданна… Я так тебя любила, ведь ты - вожак нашей маленькой стаи.
      Трудно пересилить свои чувства в мешанине глупых, жестоких поступков находить оправдания им, а еще, но стоит же разобраться, где справедливость, а где несправедливость.
Что чувствовала Рада, сброшенная им с моста? Жуткую боль от удара тела о воду. Страх…Обиду? Или нечто большее?
       Долгое время Виктор Иванович сидел на крыльце дома в нерешительности. Когда супруга, выйдя во двор, взглянула на его лицо, она застыла в немом испуге. На его лице было такое выражение, будто муж похоронил близкого человека. Жутковатая пустота в глазах, переполненная темнотой сумерек, и крик боли.
               - Где Рада? Куда ты ее увел? 

Он должен был ответить, сказать правду, но не мог. Единственное, что он смог прошептать: Не знаю… Наверняка, это был бы правильный ответ. Открыть правду - значит почувствовать на себе глаза наполненные болью, а еще - брезгливостью к себе. К тому вожаку стаи, который предал, чуть ли не убил одного из своих членов. Только не это.
               - Расскажи мне обо всем, - попросила супруга, наконец-то поняв его состояние.
Он рассказал… Он долго шептал слова, наполненные болью, жалостью к Раде, к себе к себе. К тому, что затмило его разум, к тому чувству, ради которого он нырнул, спас, а ведь мог и хотел совершить иначе…      
Когда он смолк, растратив весь  запас слов, освещая темноту, блеснул первый луч солнца.
      
 Муж и жена не заметили, как из своей будки вышла Рада, привычно отряхнулась, подошла , пошатываясь, и…расцеловала  членов своей семьи…Виктор вдруг всхлипнул и уткнулся в подол  платья Тамары, своей умной и доброй жены. Целую вечность он не плакал. Целую вечность его так не жалели и…не любили…
      А через несколько минут  обласканная, накормленная Рада, накрытая ворохом одеял, лежала, дрожа всем телом в лучшей комнате добротного дома.
 
Виктор Иванович в который раз подошел, присел на полу рядом с Радой, наконец решил объясниться:
              - Ты это…Прости, меня глупого. Слышишь? Прости…
 
Смотрел в глаза  Рады, понимал: он прощен.
 Ее глаза, расширенные от жалости к своему хозяину, к тому существу, который обрек ее на мучения и на смертельный страх, глаза выражали любовь.
 Он мог поклясться ,что Рада, шевеля губами,  отвечает ему. А еще, он понял простую истину: он не стал мертвым бездушным существом. Испачкавшись  собственной жестокостью, он нашел в себе силы остановить ход событий.
 
Длинные руки и жесткие объятия собственной ненависти разомкнуты, а его закостеневшая душа, стала чище. Надолго?
Богу известно. Если честно говорить, то и топил и спасал мужик не Раду. - Себя.

Первая публикация «Моя Семья» 2009г.