Бабушкины истории

                БАБУШКИНЫ ИСТОРИИ.
 Последний вариант воспоминаний, написанных по просьбе моих любимых  внуков
 на протяжении более шести лет, неоднократно исправленных и дополненных.
       О чем я писала:

 1. Бабушка Фрида.
 2. Давид Косой.
 3. Начало войны.
 4. Что я запомнила об эвакуации.
 5. В Средней Азии.
 6. Эвакуация родственников.
 7 .Первые месяцы в Кичик-Базаре.
 8. Первая школа.
 9.  Как нашлась тётя Таня.
10. Возвращение в Винницу.
11. Семья в первые годы после войны.
12. Мой папа.
13. Папа на войне.
14. Моя мама.
15. О моих дядях и тётях.
16. Залман Бершадский.
17. Школа, выбор профессии.
18. Я взрослею.
19. «Мои университеты».
20. В «Академии Лойфермана».
21. Вспоминаю юность.
22. Семья Маньковецких.
23. Михаил, знакомство.
24. Муж – Маньковецкий М.Ф.
25. Поступление в институт, свадьба.
26. Переезд в Алма-Ату.
27. Работа, учеба, ...
28. Первый дом в Алма-Ате.
29. Первая поездка в гости.
30. Операция по удалению гланд.
31. О подругах детства.
32. Наши квартиры.
33. Отпуск!
34. Учительница.
      Послесловие.

              Генеология.
Семья Давид Косой –Фрида Косая
     Дети: Мойша, Шендл(Женя), Туба(Таня), Гедалий, Сима, Удл(Адель), Шимон(Семён) 

 Семья  Шендл Бершадская – Залман Бершадский
           Дочь Софа (Сара) Бершадская
 
       Семья Софа Бершадская – Харитон Винокур
           Дочь Люси Винокур

       Семья Люси Бергер-Винокур - Давид Бергер
             Сын Гари Винокур

     Семья Гари Винокур – Михаль Винокур
            Дети: Йонатан,  Одэя,  Мэир

 Семья Туба Пильская – Аба Пильский
            Дочь Рая(Рахель) Пильская

    Семья Рая Пильская – Роман Бренер
             Сын Семён Бренер

       Семья Семён Бренер – Надежда Бренер
           Дочь Екатерина Бренер

 Семья Гедалий Косой –Клара Сквирская   
           Дочь Фрида

 Семья Сима Аккерман – Израиль Аккерман
            Дети: Леонид,  Борис

          Семья Леонид Урицкий – Берта Урицкая
 
          Семья Борис Аккерман – Земфира (Зифа) Кесельман
                Сын Вячеслав
   
             Семья Вячеслав Аккерман – Диана Аккерман

 Семья Адель Косая  - Иосиф Энтин
          Дети: Сива,  Владимир,  Семён

       Семья Сива Маньковецкая – Михаил Маньковецкий
           Дети: Римма, Дмитрий

           Семья Римма Павлова – Виктор Павлов
                Сын Михаил
             Семья Михаил Павлов – Дарья Павлова

     Семья Дмитрий Маньковецкий – Татьяна Маньковецкая
            Дети: Константин, Ольга

        Семья Константин Маньковецкий – Елена Маньковецкая,
           Дети: Павел, Полина, Тимофей

           Семья Ольга Сафро – Михаил Сафро
                Дочь Алиса.
   
      Семья Владимир Энтин - Валентина Энтина
                Сын Алексей
               
          Семья Алексей Энтин - Елена Энтина
                Дети: Мария,  Владимир

          Семья Мария Смокотина - Дмитрий Смокотин

     Семья Семён Энтин - Наталья Клецова


1. Бабушка Фрида   
               
  Мама моей мамы - моя бабушка, а ваша пра - бабушка, родилась в маленьком местечке Хащевато, в Одесской области, на Украине. Она рассказала внучке Саре (Софе), что имя Сара - это память о вашей, мои любимые внуки, пра-пра-бабушке, которая была очень известной повитухой (акушеркой) не только в своём местечке...  Они были очень бедные, безземельные.
По воспоминаниям моей мамы, когда бабушка Фрида вышла замуж,  построили домик высотой 1.70 и площадью 25 кв.м. В этом доме у них родилось 14 детей, но не все дожили даже до года.
Бабушка Фрида была очень красивая и добрая. Жили впроголодь: никогда она не могла накормить детей досыта. Обычная еда в семье - немного картошки, фасоль, крупа.
 По субботам покупали одну селёдку на всех. А на праздники готовили суп из курицы...
Хлеба не имели, а муку покупали для приготовления супа с клёцками или затирухи.
Она пережила Первую Мировую войну 1914 -1918 г.г., еврейские погромы во время Октябрьской революции и Гражданской войны (1917 -1921 г.г.).
Когда выросли старшие дети, стало немного легче - кто-то уехал работать или учиться, а оставшиеся трудились в колхозе.
 Начало Второй Мировой войны бабушку Фриду застало в г. Виннице, где они с дедушкой гостили у моей мамы. На нервной почве  бабушка Фрида перестала кушать. Она пила воду и могла проглотить только очень жидкий суп или кашу.
Но о том, как она жила последние годы жизни, я напишу, описывая нашу эвакуацию в Среднюю Азию, которую помню сама и  мне рассказывали.
Бабушка умерла в марте 1942 года от истощения.

2. Дедушка Давид Косой
 
  Мой дедушка, мамин папа, смолоду зарабатывал на жизнь,выделывая кожи.
Когда-то эта работа была очень трудоёмкой, вредной и неприятной, т.к. для обработки кож употребляли едкие растворы, с неприятным запахом. В работе ему помогали старшие дети - сыновья и дочери.
Дедушка был верующим, посещал синагогу и хорошо знал Тору. Я помню его уже немолодым, с седой бородой и недлинными седыми пейсами. По утрам он молился, надев талас и тфилин, и произносил негромко  слова... В Виннице, где он жил с нами,  дедушка Давид пользовался большим уважением, особенно среди пожилых евреев.
В то время официально синагоги были запрещены, но пожилые верующие собирались на шабат и справляли все религиозные праздники и традиции (похороны, свадьбы и пр.) в чьих-нибудь квартирах.   Но  об этом никто не должен был знать, потому что могли и его арестовать и всех его детей наказать...
Последние семь лет жизни мой дедушка был прикован к постели,т.к. поломал бедренную кость, но к нему постоянно кто-нибудь приходил, спрашивал о чем-то, или просил совета.
   Про бабушку я хочу  добавить свои воспоминания первых месяцев войны. Когда мы ехали в товарных вагонах в жуткой тесноте, почти без еды, мой младший брат, Вадик, ему тогда было 5 лет, как-то принёс бабушке кусочек курицы, которой его угостили сердобольные люди.
Бабушка тут же вернула ему еду со слезами благодарности. А в ауле под Самаркандом, где мы (11 человек, в том числе 5 детей) жили в бывшем ослятнике, около кровати бабушки висел мешочек с хлебом. Бабушка кушать не могла, но все были очень голодные, а бабушка следила, чтобы кормили детей, т.е. её внуков. 

3. Начало войны.

    В 1930 году мои родители закончили учебу и по распределению приехали в г. Винницу для работы учителями в школе. Мама начала работать с учениками младших классов и проработала учительницей 45 лет в Винницкой школе №17.  А папа только один год работал в сельской школе, а затем перешел в редакцию районной газеты города.
Жили они на чердаке частного дома, где родилась я, а затем и мой брат Владимир. Но, когда мне исполилось 3 года, а Вадику - год, за хорошую работу родители получили 2 смежные комнаты в коммунальной квартире, в новом доме по адресу Пушкина, 25, кв.13.
Жизнь только-только начала налаживаться, к ним приехали жить дедушка и бабушка, но... 1941 год - начало войны!
 О первых днях войны и нашей эвакуации я расскажу из воспоминаний родителей и своих собственных. А о семьях моих родственников - из их рассказов и воспоминаний бабушки Софы, которую я попросила рассказать специально для  вас (она старше меня на 9, 5 лет).
Винницу начали бомбить утром 23 июня 1941г.
  Я писала воспоминания по памяти, уважаемый читатель сообщил исторически верные сведения.
 Вношу исправление в текст.
 Первый налёт был 28-го  июня в 22-00, все бомбы упали в районе замостянского базара, который был, вероятно, ошибочно принят за ж. д. вокзал.
  Я играла в нашем дворе с детьми (мне тогда было 6,5 лет). Вероятно, взрывной волной меня подбросило и я оказалась в подвальном окне, этого я не помню, но зато в памяти осталась картина больницы (вернее, роддома) рядом с нашим домом, куда меня принесли на руках: она была переполнена ранеными. Среди этого стона и крови мне наложили гипс на переломаную ногу и отправили домой. Гипс сняли спустя месяц, а всё это время кто-нибудь должен был помогать мне ходить.
Я помнила, что моему папе привёз повестку на призывной пункт военный на лошади в этот же день (все военнообязанные должны были быть готовы сразу же идти в Армию, поэтому вещевой мешок с необходимыми предметами - зубная щетка и паста, бритва и смена белья, и прочее - висел на гвоздике). Впрочем, возможно он поехал в военкомат назавтра...
 Жителей города начали эвакуировать, но транспорта было очень мало, а паника большая, поэтому некоторые пытались выехать побыстрее самостоятельно, кто на телегах, кто пешком, везя свои вещи на детских колясках... Ведь предполагалось, что немцев быстро остановят, что война будет лёгкой и скорой..
Я помню, что мы - дедушка, бабушка, мама, я и Вадик - 5 дней сидели на вокзале в ожидании отправки, но вагонов было мало, людей - много, к тому же постоянно бомбили и неизвестно было, что происходит за пределами города.
Кушать приносила нам Фрося - няня Вадика, она его очень любила. Вадик, в отличие от меня, смуглянки, был беленький, зеленоглазый и Фрося всем говоряла:  «Цэ мий сынок, а то – хозяйська дытына», показывая на меня.
 Мама рассказывала, что уже посадила меня в вагон к своей подруге - учительнице, которая с детьми выезжала раньше нас, но испугалась и забрала меня.
Наконец, и нас загрузили  в  вагоны для перевозки скота  кое-как переоборудованные для людей (там были построены деревянные нары). Довезли ж.д. состав до Азова, всех выгрузили и распределили по деревням. Нас поселили в сельской школе. Был конец июля, а мы были одеты по летнему, с собой мама взяла только смену одежды и немного еды.
Помню, мама уходила на работу, а крестьяне приносили нам еду и даже одежду.
Почти месяц мы там жили, но война грохотала всё ближе и ближе,  нас снова посадили в вагоны и повезли в Сталинград.

4. Что я запомнила об эвакуации.

     Кончно, я вспоминаю бомбёжку: как нас бомбили в Виннице, раненых и убитых людей на улице, в больнице (об этом я написала раньше), на вокзале. А когда мы ехали поездом, несколько раз на железнодорожный состав кидали бомбы пикирующие бомбардировщики - и днём и ночью. И однажды ночью загорелось несколько вагонов, из остальных вагонов выбежали все люди, маленьких детей и больных несли на руках, а самолёты низко-низко летали и из них стреляли почти в упор. Было очень много убитых и раненых.
Мы спрятались в окопе, рядом стреляли солдаты из ружей по самолётам, помню, что в один самолёт попали и он загорелся...
 Немного о жизни в Средней Азии.
   Ярко помню двор - домики на горке, а внизу наш дом - бывший ослятник. В сезон дождей, т.е. зимой - вся вода стекала к нашему порогу, поэтому вдоль дома прорыли канаву до ближайшего арыка. Зато летом во дворе было весело: много детей, собаки, кошки и куры с петухом. И еще коза Зоя с козлёнком Машкой, которые принадлежали нашей семье.
Они были куплены летом 1943 года, чтобы немного попоить нас молоком.Имена их были вышиты на ошейниках. Бабушка Софа напомнила, что доила она, но держали козу для дойки на руках, иначе вредная "кормилица" не давала положенные 1,5 литра молока, к тому же норовила лягнуть.
 А я помню, как Зоя с Машкой возвращались из стада: вбегали во двор и на полной скорости сбегали с горки. Останавливались они, упершись лбами в стену ослятника, который содрогался от удара: пора доить!
Запомнила весеннюю, цветущую красными маками, пустыню и летнюю - желтую, сухую, которая начиналась сразу за аулом. И днём и ночью летом было жарко, но бывали особенно жаркие и душные ночи, когда не только дети, но и взрослые спасались в арычной воде, грязной, тёплой, но приносящей чуть-чуть прохладу...
Однажды, когда я шла из библиотеки и по привычке читала книгу по дороге, меня покусала огромная (как мне показалось) собака. После чего мне делали уколы в живот от бешенства, этот ужас я запомнила надолго и много лет боялась даже маленьких собачек.
До сих пор я люблю кушать молоко с замоченным в него хлебом: нам наливали по полстакана молока и крошили зачерствелые корочки - для нас это была самая вкусная еда!. Еще варили мамалыгу из кукурузной муки, немного добавляя в неё молоко. А картошку мы ели очень редко, причем в пищу шли и очистки - кожура, её мололи через мясорубку, солили и жарили на каком-нибудь жире. Много-много лет спустя я сделала такие блинчики ("драники"). И хотя картошка была получше и жир качественней, блинчики мне вкусными не показались.
Чем еще мы питались - не помню, зато вспоминаю белый мешочек над кроватью бабушки, в котором лежал хлеб. Голодными были все – и взрослые и дети, но бабушка разрешала взять немного хлеба только   детям.
      
5. В Средней Азии (эвакуированные).

    К концу декабря немцы быстро продвинулись в сторону Сталинграда и опять всех погрузили на телеги и привезли к поезду. Но загрузили нас в вагоны не сразу. Сначала выдали  продовольственные карточки и мыло, а затем всех отправили купаться.
  К этому времени правительство поняло, что война быстро не  закончится. Паника немного схлынула, навели кое-какой порядок, на ж. д.  станциях начали работать пропускные санитарные узлы (санпропускники) - бани с парилками. Пока люди купались в бане, их вещи пропаривали от вшей, которых было ужасно много. От вшей могла возникнуть   эпидемия тифа, поэтому санпропускник надо было посетить обязательно.
 До места назначения мы прибыли только через месяц. С множеством пересадок нас выгрузили на крохотной станции  где-то в Узбекистане, а затем распределили по деревням (аулам). Так мы оказались в Кичик-базаре, Ката-Курганского района Самаркандской области. Под жильё нашей семье выделили ослятник, стоящий внизу двора,  а вверху было несколько жилых кибиток.
А теперь включите воображение: январь - время проливных дождей, мы лежим на нарах вповалку, полураздетые и почти босые (одна пара сапог на всех). Крыша совершенно дырявая, поэтому над нарами привязан брезент, с которого вода стекает на пол (естественно, глиняный). Кто-то из взрослых ходит за продуктами (хлеб, макароны, крупа и еще кое-что по карточкам) и за кипятком. Вся вода с горки вместе с грязью и камнями стекает в наш "дом"...
Конечно, со временем, крышу починили, пол застелили досками, поставили лежаки, стол, скамейки. Но первые дни проживания я запомнила на всю жизнь. И еще змей и скорпионов, которые время от времени приползали к нам "в гости". Не буду писать  про клопов и ящериц, которые жили с нами постоянно.

6. Эвакуация родственников.

  По воспоминаниям бабушки Софы: её папа - Залман – ушел добровольцем в армию на третий день войны ( по возрасту его не призвали в действующую армию). Через некоторое время она с мамой вначале пешком, а затем на попутной телеге выехали за пределы бомбёжек. С собой у них было только немного еды,  денег и документы в сумочке. Софа говорит, что только поэтому они выбрались, ведь очень многие, захватив с собой кучу вещей, оказались нетранспортабельными и погибли при бомбёжках. На одной из дальних станций (название она забыла) им удалось сесть в поезд, который довёз их до г. Камышин Сталинградской области.
Семью тёти Тани эвакуировали вместе с заводом на Урал, в г. Касли, т.к. у дяди Абы была «бронь», т.е. его как специалиста, не призвали в армию, потому что завод выпускал танки для фронта.  Там  они жили до конца войны.
Тётя Сима и дети-близнецы Лёня и Боря  были эвакуированы с банком в с. Черный Яр под Сталинградом.
 Теперь небольшое отступление. Война раскидала людей по всей стране, была страшная неразбериха и паника,  многие погибли. А те, кто остался в живых, искали друг друга через знакомых и даже незнакомых людей, спрашивая, не встречался ли им кто-то из родных и близких. На ж. д.  станции г.Сталинграда прямо на стенке было много надписей типа: "Семья такая-то едет в Среднюю Азию" или "Потеряли ребёнка, приметы...."
Бабушка Софа рассказала, что про т. Симу им сообщили чужие люди, которые ехали из Черного Яра.
 А вот как встретились мы с дядей Гедалием, я запомнила немного сама, остальное узнала потом: В Сталинграде на вокзале нас выгрузили из вагонов, сказали, что немцев сюда не пустят, и нам надо куда-то отправиться на место жительства. Мама пошла покупать еду,  а я с дедушкой, бабушкой и Вадиком сидели на перроне. Вдруг я увидела, как какой-то бородатый дядька с криком кинулся к дедушке и бабушке. Они начали обниматься, целоваться, громко плакали и причитали, а глядя на них и мы заплакали...
Это дядя после госпиталя, демобилизованный из армии из-за ранения и контузии, приехал в Сталинград в поисках своей семьи ( которую он так и не нашел). Но дядя тоже узнал, что т. Сима находится в с. Черный Яр, куда все мы сразу и поехали. Я даже помню, что лил сильный дождь, было очень холодно, а мы все ехали на телеге с горы вниз, в сторону р. Волги.
   Из воспоминаний бабушки Софы.
Для выезжающих из Сталинградской области МПС СССР ( министром путей сообщения в то время был Л.М. Каганович) выделило 2 эшалона – в Сибирь и Среднюю Азию. Добровольно в Сибирь в то время мало кто ехал..

7. Первые месяцы в Кичик - Базаре.

  Рядом с аулом расположили воинскую часть, где проходили обучение новобранцы перед отправкой на фронт, комплектовали и формировали фронтовые полки и батальоны из выздоравливающих раненых бойцов и офицеров.
Большинство эвакуированных работали на военных: в столовой, прачечной, бане и т.д. За работу они получали зарплату и рабочие карточки. Рабочие карточки состояли из талонов, по которым можно было что-нибудь купить по государственной цене, т.е. не очень дорого. Так покупали хлеб - почти ежедневно, мыло - 1 раз в месяц, молоко – только для маленьких детей, ...,  крупу, мясо или рыбу (очень редко, обычно перед праздником).
Карточки были разные - рабочие (для работающих), иждивенческие (для детей и пожилых людей), отоваривали их тоже по-разному: на рабочую карточку полагалось хлеба немного больше, чем на иждевенческую. Были еще различные льготы - как бы надбавки – за должность (начальник или подчинённый), звание (профессор или преподаватель без научного звания). Работающие на оборонных предприятиях зарабатывали больше, чем на обыкновенном заводе или фабрике...
 В первые месяцы мама и мои тёти пошли работать в прачечную, чтобы получать рабочую карточку. Но работа там была очень трудной, ведь стиральных порошков в то время еще не было, стирали мылом, которое было очень дорогое и его экономили. Для того, чтобы постельное бельё всё же было чистое (хоть и не очень белое), в кипящую воду бросали золу и соду, а затем на стиральной доске тёрли долго-долго простыни  и нижнее белое бельё.
  Тёмную и цветную одежду замачивали, а затем долго стирали. Сушили бельё летом на улице, а зимой - в сараях-сушилках, где были проложены трубы с горячей водой.
 Я до сих пор помню мамины руки - опухшие, изъеденные щелоком, она заворачивала их в тряпочки, и баюкала, укачивала, чтобы они не так сильно болелели...
Софа работала в сушилке, дядя Гедалий - истопником в бане, а дедушка - сторожем на угольном складе. Через сколько-то времени тётя Сима нашла работу в починочной мастерской, тётя Женя была с нами - детьми, потому что умерла бабушка и мы остались без присмотра, а моя мама пошла на повышение - её назначили заведующей прачечной, вместо ушедшего на фронт пожилого узбека..

 8.  Школа.
   В те годы в первый класс принимали с восьми лет, в крайнем случае, с семи. Но я уже хорошо считала, читала и писала (печатными буквами), рисовала и, как говорила моя мама, уже в два года с удовольствием рассказывала нарисованные по теме сюжеты.
Естественно, что летом 1942 года я  точно должна была пойти в школу. Но мама и тёти работали, им было не до меня, поэтому я взяла из сумки все семейные документы и фотографии, которые мама привезла из Винницы, и пошла в школу. Она была единственная на несколько аулов, но я хорошо знала дорогу в соседний аул, потому что ходила туда в библиотеку менять книжки. (Ходила почти ежедневно, т.к. выдавали по одной, а я успевала прочитать уже по дороге домой).
В памяти у меня осталась такая картинка: меня окружили учительницы, они рассматривают фотографии, расспрашивают о родителях и родственниках, а я, счастливая оказанным вниманием, говорю-говорю...
Записали меня в первй класс, но в одной комнате одна учительница учила и первоклашек и второклашек, только сидели мы в разных рядах.
Очень скоро меня пересадили во второй класс, ведь немногие дети в те годы заранее готовились к школе, а тем более, свободно читали и считали. Но тут у меня возникла проблема с письмом: письменные буквы я писать не умела. А знаете на чем мы писали?  Тетрадей у нас не было совсем!
Тётя Сима приносила бумажные коричневые мешки из-под каких-то продуктов (конфет, или макарон  или папирос...), гладила утюгом, разрезала по размеру на двойные листы, по середине сшивала – и тетрадка готова. Оставалось её только разлинеить в клеточку или косую линейку.
Очень долго я писала "как курица лапой", почерк был ужасный, кляксы синели на каждой странице ( ведь писали мы металлическими перьями, макая их в чернила!), да и с грамматикой были проблемы, потому что я  росла на Украине и путала русские и украинские слова, их произношение и написание (писала "мьяч", "бджола"-пчела т.е., и т.д.). Так я закончила три класса.
  Софа в это время училась в вечерней школе, одновременно днём работала. Через год после меня в школу пошел Вадик, а еще через год - Лёня и Боря. В 1944 году мы вернулись в Винницу. Но об этом расскажу позже.

9. Как нашлась тётя Таня.

  Однажды в Ката-Кургане, какая-то женщина, увидев мою маму, остановилась и ошарашенно сказала: «-Таня, как вы сюда попали?»  Мама сразу поняла, что незнакомка обозналась, что она знает сестру Таню,  видела её где-то и, возможно, совсем недавно. Так оно и оказалось: женщина приехала с Урала, из г. Касли, куда эвакуировали завод дяди Абы (я об этом уже писала).

10. Возвращение в Винницу.

    В марте 1944 г. Красная армия освободила от немцев г.Винницу. И сразу же моя мама  и тётя Сима написали в городской комитет письма с просьбой вызвать их с семьями домой, на родину. Написали они также подругам по работе и дому в надежде, что кто-нибудь остался жив во время оккупации или уже возвратился из эвакуации. И  получили ответ, где было сказано, что город очень пострадал, много домов разрушено, и в т.ч. наш.  Как только они получили вызов, мы все выехали.
 Ехали долго: сначала на телеге, затем поездом, с несколькими пересадками, но доехали намного быстрей, чем в эвакуацию. В начале сентября мы уже были в городе, в комнате маминой знакомой.
А теперь опять попробуйте включить своё воображение: в комнате размером около 15-ти кв.м. стол, два стула, узкая кровать и раскладушка. Живут здесь четыре человека: бабушка, её дочь и два внука. И они принимают нашу семью - 11 человек, из которых четыре ребёнка.  А старшая из нас – Софа уже совсем взрослая, ей  минуло 18 лет.  Пожили мы там недолго, т.к. вскоре тётя Сима пошла работать в областной банк, где служила до войны, и получила квартиру (комнату с отдельным выходом во двор).
К счастью, дом, который был выстроен незадолго до войны и квартиру в котором мама получила в качестве поощрения за хорошую работу в школе, оказался цел.
Это было счастьем, но и огорчением, ибо заселён он был работниками милиции, которых много лет невозможно было выселить.  А пока мы жили в «квартире» тёти Симы  "всем колхозом", все те же 11 человек. Мама тоже устроилась на работу, но учебный год уже начался, учителей оказалось достаточно, маме пришлось временно работать кладовщицей при столовой. Софа поступила в мед. институт, я пошла в четвёртый класс женской школы №18,  а мальчики - в мужскую №17. 
  Когда мы приехали в город, первое, что бросилось в  глаза - подбитые танки на  улицах - и наши и немецкие. Шел август 1944 года, до Победы было еще долгих 10 месяцев. Постепенно город  принимал мирный облик.
 Просто замечательно, что наш дом не разбомбили!  Разрушен был дом рядом, построенный перед самой войной для работников обкома и облисполкома (это местная областная партийная и государственная власть) . В городе много зданий пострадало, жилья было совсем мало.
Первое время мы все 11 человек жили в комнатке у Борисоверов (я об этом уже писала) - довоенных маминых и папиных друзей, по ул. Козицкого. Затем т.Сима получила ордер на  квартиру  по ул. Пушкина,7. Квартира состояла из большой комнаты (около 30 кв.м.) и коридора, который превратили в маленькую кухоньку.  Здесь нам было уже просторно, поставили кровати вдоль стен, а посередине - стол и две длинные скамейки, чтобы все могли сидеть. Со временем приобрели стулья, шкаф и даже швейную машинку.
Квартира напоминала цыганский табор: дети учились в две смены, взрослые уходили на работу, а Софа - в мед.институт, хозяйничала дома тётя Женя. Целый день она что-то варила и кого-нибудь кормила: холодильников не было, пищу готовили на примусе, накормить такую ораву было  очень не просто. Но, по крайней мере, у мамы, тёти Симы и дяди Гедалия была работа, на карточки получали хлеб и другие продукты, и мы уже не голодали...
Вскоре маме дали ордер на комнату по ул .Хлебная (сейчас она переименована) и мы стали жить отдельно, но всё равно я и Вадик после школы приходили к тёте Жене покушать.
В 1946 году из проходной комнаты нашей довоенной квартиры по ул. Пушкина, 25 выселили жильцов, и мы переехали к себе домой. Вообще-то до войны в этой трёхкомнатной квартире жили 2 семьи: в большой комнате - пожилая пара, а в двух меньших – мы, четыре человека, а когда приехали бабушка с дедушкой - шесть человек.
 Кухня, ванная и туалет были общие (коммунальная квартира). После войны в ней сначала жили четыре семьи - 13 человек, причем, в кухне жили двое - мать и сын. Только через три года из второй комнаты (спальни) выселилась семья и мы стали жить вчетвером в этих двух комнатах, но готовили еду в коридоре на примусе. Со временем и жильцы из кухни получили комнату и в квартире снова хозяйничали две семьи.
Много лет спустя т. Сима поменяла свою квартиру на большую комнату в нашей коммунальной, и жила там с Борей.
 

11. Семья в первые годы после войны
      Когда мама получила комнату в довоенной квартире, квартиру на ул. Хлебная предполагали отдать тёте Жене с Софой. Но в это время из г.Касли (с Урала) приехали тётя Таня с дядей Абой и Раей и, временно (как все думали), они поселились в этой квартире. А семья Бершадских осталась жить с тётей Симой и близнецами - Лёней и Борей.   Тётя Женя по-прежнему вела хозяйство: поила и кормила всю "ораву" - взрослых и детей. Мы, дети, из школы шли на ул.Пушкина,7, кушали, делали уроки, а вечером - я и Вадик возвращались домой.
Софа, а на следующий год и Рая поступили в медицинский институт и жили своей, студенческой жизнью. Софа училась легко, с улыбкой (мне так казалось), у неё было много друзей, но я запомнила самую близкую её подругу - она была очень красивая и добрая.
 А Рая была совсем другая ...
Тётя Таня работала дома: она шила на заказ женские пальто - зимние и летние. Дядя Аба много лет проработал на шиноремонтном заводе. Также как моя мама - много лет работала учительницей в школе, и несколько лет даже после того как ей исполнилось 55 лет и она могла уйти на заслуженный отдых.  А папа вернулся в редакцию газеты  Винницкого района и проработал там до пенсии.
Дядя Гедалий жил сначала с нами, но в 1945 году женился. Жена - Клара Сквирская - работала в редакции газеты "Винницкая правда". ( В войну у неё погиб муж и маленький ребёнок). Через год у них родилась дочь, которую назвали в честь моей бабушки – Фридой.
 А еще через год родился мой родной братик - Сёма, ему дали имя убитого на войне маминого младшего брата Шимки.

12. Мой папа.

   Энтин Иосиф Гершович (Григорьевич) родился в Белоруссии, в г. Гомель.
Я знаю о нём не так уж много, ведь папа был очень скромный и редко о себе рассказывал.
Почти всё, что я о нём знаю - это из рассказов моей мамы.
Его отец погиб во время Первой мировой войны, приблизительно, в 1915 году, оставив сиротами 7 детей - мал-мала-меньше. Чтобы дети не умерли с голода, мама отдала младших детей в приют, в т.ч. и моего папу. При советской власти приюты переименовали в детские дома, а дети получили возможность учиться за государственный счет.
В 1927 году папа поступил в Одесский учительский институт, там он познакомился с моей мамой. Мама говорила, что по сравнению с ней папа был богатый, т.к. получал от государства стипендию, а маме приходилось после лекций мыть полы в столовой, чтобы отработать ночлег и питание. (Родители её были  бедные -я об этом уже писала). Мама моя была очень красивая, неудивительно, что папа полюбил её, много помогал в учебе и даже как мог - материально...
В 1930 году они закончили учебу и были направлены на работу в школу:  мама - в Винницу, а папа в  село. Но долго жить друг без друга они не могли, через год папа переехал в Винницу. Вот только в школе работать он больше не захотел и поступил на работу в редакцию районной газеты. 
Жили они на чердаке, т.к. платить за хорошую комнату у них не было денег. Там родилась я, а через 1год и 8 месяцев Вадик.
Даже представить себе не могу, как они там жили: летом - жара от нагретого железа на крыше, а зимой - холод, и единственное тёплое место – около дымохода от печки, которую топили хозяева. И только в 1937 году мама получила квартиру в новом доме - премию за отличную работу в школе!
   Страна готовилась к войне, но всё же 22 июня 1941 года, когда Гитлер приказал нарушить границы Советского Союза, Армия оказалась бессильной.
 
13. Папа на войне.

  С  начала Второй Мировой войны, Советский Союз наращивал свою боевую мощь, всё взрослое мужское население и даже женщины-медики проходили военную подготовку и переподготовку. Каждый должен был иметь рюкзак с предметами первой необходимости: зубной щеткой и пастой, полотенцем и сменой белья, бритвенными принадлежностями,...
Повестку в военкомат папе принесли 23 июня, на вторые сутки после начала  войны.
В моих воспоминаниях к папе прискакал вестовой верхом на лошади и передал  повестку прямо через перила балкона. Было утро воскресенья, самое замечательное время для семьи: все дома, мама что-то готовит на кухне, папа на балконе чистит свои белые кроссовки (впрочем, кроссовок как таковых тогда еще не было, а были белые парусиновые тапочки, которые папа аккуратно чистил зубным порошком) и поёт... .
Сколько я вспоминаю своего папу, столько я слышу его поющим. У него был отличный слух, не сильный, но приятный голос, была гитара, он знал много песен и с удовольствием их пел... Но главное - папа был очень весёлый и добрый.
Много лет спустя мама рассказала, что повестку папе принёс почтальон, что папа быстро собрался, взял свой рюкзак и необходимые документы и ушел пешком (а не поскакал на лошади, как я себе вообразила). И еще мама сказала, что провожая папу на войну, она не плакала, не причитала, что его непременно убьют или ранят и он останется калекой, а твердила как заклинание: " Ты вернёшься домой живой и здоровый, а мы терпеливо будем тебя ждать.."
Она считала, что эта вера в хорошее и наша любовь спасли папу на фронте.
 До ранения папа служил в ракетных войсках, был ротным командиром, а в подчинении у него были... молодые женщины.
  Мой папа, а ваш дедушка, был самым мирным человеком на земле, мне кажется, что он не умел ни драться, ни ругаться... . Да и рост у него был не богатырский - 153 см, бабушка была даже выше его - 156 см.
 Ранили его в шею, после госпиталя перевели в штаб полка - писарем и в этом качестве он провоевал всю войну. Конечно, и у него были медали, но боевых орденов совсем мало, хотя папа был на фронте с первых дней и до самого Дня Победы 9 мая 1945 года. Но даже после победы над фашистами его вместе с другими солдатами посадили в вагоны и через всю страну повезли на восток - воевать с Японией. В августе 1945 года Япония капитулировала, только тогда старослужащих солдат демобилизовали и в конце октября папа появился дома.
На память о былом нам осталась тетрадь со стихами, написанными папой во время войны.

14.  Моя мама – Косая Адель Давидовна.

    Я уже много написала о своей маме, но о маме можно писать бесконечно.
Естественно, она была самая красивая, добрая и умная на свете. Но не только для нас, её детей, и для нашего папы. Все, кто знал её и общался, кто обращался за советом и помощью к Аделе Давидовне, многие годы оставались её друзьями и поклонниками её ума и красоты - душевной и женской.
Мама проработала в школах города  45 лет, но в семнадцатой – все послевоенные годы, до самой пенсии  (выпали из педагогического стажа четыре военных года).
 В Виннице её знали очень-очень многие, у неё учились внуки её первых учеников, даже  некоторые высокопоставленные родители просили   директора определить ребёнка к Аделе Давидовне. 
Вспоминаю историю одного мальчика. Родители его были доцентами в Пед.институте, а ребёнок... -  очень поздно развивался. Они упросили маму взять его в свой класс, а впоследствии наняли  домашних учителей по профилирующим предметам перед поступлениием в институт. И что же? Ребёнок закончил и школу и Педагогический, причем, в старших классах учился достаточно хорошо – немалая заслуга мамы.
На улице c ней здоровались очень многие: старики, дети, люди разного возраста. Дома у нас всегда было много детей: готовили различные внеклассные мероприятия - учили стихи, песни, а однажды подготовили целую оперу.
Школа была совсем недалеко от дома, но маму по дороге останавливали многочисленные знакомые, так что домой она шла иногда час, иногда два.  Мамины советы всегда были конкретны и действенны, а утешения и наставления - добрые и сердечные.
 В 55 лет, когда ей надо было идти на пенсию, праздник устроили в областном музыкально-драматическом театре, зал был полным. А на следующий день запись торжественной части и основных музыкальных номеров транслировали по радио. (Кстати, копия записи на магнитной ленте хранилась недолго, пропала). Обидно, но в те времена к семейным архивам относились без должного уважения).
На пенсию маму так и не отпустили и она по-прежнему работала учительницей в своей 17-ой школе еще почти 10 лет.
Мама и папа по паспортным данным родились в одном, 1910 году. Фактически это было не так, но они не знали точно дату своего рождения, т.к. многодетные родители – бедняки записывли своих новорожденных детей спустя несколько лет после рождения очередного ребёнка.
 И умерли они в один год - папа четвёртого апреля, а мама тридцатого октября 1979 года.
На папиных похоронах было очень много людей - ведь он прожил в городе более 50-ти лет, работал в районной газете, а выйдя на пенсию - выпускал газету на Шарикоподшипниковом заводе.
Попрощаться с мамой пришло столько людей, что во дворе трудно было пройти, в квартиру заходили лишь на пару минут, чтобы положить цветы и выразить нам, детям, соболезнование... .

15. О моих дядях и тётях.

    Самый старший сын бабушки - Мойша. Я о нём почти ничего не знаю, потому что он уехал в Америку где-то в 1914 году и моя мама его не помнила.
В Америку уезжал и второй брат - Гедалий, но после Октябрьской Революции он вернулся. Позже начал писать рассказы из жизни эмигрантов в Америке на идиш и на украинском языке. Его печатал журнал "Штерн" и другие издания на идиш, а когда их закрыли - печатался в украинской периодике (газетах и журналах) .
 До 1941 года дядя Гедалий жил с семьёй в г. г. Хащевато, Гайворон (на Украине). С первых дней войны ушел на фронт, а его жена Лиза и двое детей - Боря и Сима, остались и попали в оккупированную немцами зону. Когда в 1943 году его демобелизовали из-за ранения и сильной контузии , дядя Гедалий пытался найти их, но безрезультатно. Он искал их затем много лет подряд, но никаких следов не нашёл. В 1946 году дядя повторно женился на Кларе Сквирской, муж которой погиб на войне, а ребёнок умер в эвакуации. У них родилась дочь, которую назвали в честь бабушки - Фрида. Судьба Фриды сложилась печально: красивая и талантливая девочка с детства была очень нервной и впечатлительной. Закончив школу с серебряной медалью, она из-за своей национальности не сумела поступить сразу в институт, а работала и училась заочно. В это время у неё начались нервные срывы и её поместили в   психбольницу на лечение. В дальнейшем она попадала туда всё чаще и чаще и через несколько лет умерла. Родителей она похоронила еще раньше...
В 1995 году в «Большой Еврейской Энциклопедии» написали: «Косой Гедаль Давидович, 1903 г.р., родился в местечке Хащеватое, Гайсинского р-на, Подольской губ.  С 1920 по 1924 г.г. жил в США, был разнорабочим. По возвращении в СССР в течении 7 лет работал в еврейском колхозе "Нит гедайгет" в Одесской области. Печататься начал в 1935 году в Киевских еврейских газетах и журналах.   Во время Второй мировой войны - на фронте. После войны жил и работал в г. Винница. Продолжал публиковать рассказы в Киевском журнале "Дер штерн" (он был единственным еврейским журналом на Украине, примечание моё). В 1946 году издал сборник рассказов "В тени небоскрёбов" в переводе на украинский яз. В 1985 году в качестве приложения к журналу "Советиш геймланд" (Москва) вышел сборник юморесок "Ин йорн арум"("Спустя годы")».

Третий мамин брат - Семён (дома его звали Шимка), самый младший в семье и самый красивый и талантливый. Так считали все родственники, потому что он до войны закончил военную Академию и дослужился на Дальнем Востоке до чина капитана. Летом 1941 года он отправил жену Бэллу и сына Вовочку к родителям в Гайворон и должен был поехать в отпуск за ними. Но началась война, жена и сын погибли в первые дни во время бомбёжки. Он много раз подавал рапорты о переводе его в действующую армию  и в 1942 году попал на западный фронт.
Погиб Семён Давидович Косой в апреле 1943 года.
 Женя (Шендл) - старшая из сестёр, поэтому на её плечи очень рано легли заботы о младших братьях и сёстрах. Она почти не училась, но я помню, что она всегда интересовалась тем, что написано в газете или книге. Моя мама рассказала мне о её трагической первой любви: у неё был жених, но в 1918 году он погиб, сражаясь в рядах Красной Армиии против белогвардейцев.
А у младшей сестры -Тани (Тубы) тоже был жених и они должны  были пожениться, но по обычаям младшая из сестёр не могла выйти замуж раньше старшей. И Женя пожертвовала своими чувствами для счастья сестры- она согласилась выйти замуж за нелюбимого. У них родилась дочь - Софа (Сара), названная в честь её прабабушки. А Таня вышла замуж за любимого и у них тоже родилась дочь – Рая (Рахиль).
  Третья из сестёр - Сима – первая получила высшее образование. Она закончила Харьковский кредитно-экономический институт. Во время учебы познакомилась с будущим мужем и у них родились сыновья-двойняшки - Лёня и Боря. После гибели мужа на фронте она так и не вышла больше замуж.
 Четвёртая сестра Адель (Удл или Хэдл) - моя мама. Она родилась с сестрой - близняшкой Этл, но сестра скоро умерла. Мама была очень способная, поэтому её учительница упросила бабушку и дедушку, чтобы они отпустили девочку в Одессу, получить хорошее образование. Мама рассказывала, что почти всю дорогу до Одессы  шла пешком, босиком, неся в узелке босоножки, сделанные её папой,  и одно платье на смену, в которых она  ходила первое время на учебу в рабфак. (В то время для бедняков были открыты рабочие факультеты подготовки в институт). Мама училась днём, а по вечерам мыла и убирала столовую, в которой её за это кормили и позволяли ночевать.
В Учительском институте, куда она поступила после рабфака, мама познакомилась с моим папой. 
 
16. Залман Бершадский.

   Когда началась В.О.В ему было уже 45 лет, поэтому в Армию его не призвали. Но он вместе с дядей Гедалием пошел добровольцем. Сразу же их послали в разные боевые части, которые формировались из необученных и не готовых к войне людей. Не удивительно, что вскоре, менее чем через месяц, его взвод попал в плен. Тётя Женя и Софа получили от него только одно письмо, в самые первые дни - и дальше неизвестность...
    Сначала пленных повезли в Польшу, но вскоре отправили в Германию, в конц.лагерь Дахау. Чудо спасло его от смерти: солдаты, знавшие, что он еврей, прятали дядю Залмана у себя за спинами (он был невысокого роста, светлоглазый и светловолосый, Гарик  похож на своего деда). А затем его продали хозяину - "бауэру", у которого он работал в поле и ухаживал за скотом. Это было второе чудо: как ни плохо хозяин кормил своих работников, но они с голоду не умирали, их не сжигали в газовых печах и не убивали.
После победы над Германией, в 1945 году, его вместе с другими оставшимися в живых военнопленными погрузили в эшелоны и повезли на восток.
Как они радовались, что дожили до Победы, что едут на Родину и что скоро увидят своих родных и близких! Но радость была преждевременной. По приказу Сталина всех, бывших в плену, отправили в тюрьмы, как государственных преступников.  После суда Залмана отправили за Урал, в Пермскую область на лесоповал. Оттуда он писал письма родственникам и знакомым по разным адресам, которые сохранились в его памяти. Писал, конечно, и в Балту, где с семьёй жил до войны... И вот третье чудо: в Москве жил его двоюродный брат, Залман написал письмо и ему, но адрес указал неточный, по памяти, а письмо попало в руки старой почтальонши, которая помнила   семью Бершадских - и нашла правильный адрес!
 Брат погиб во время войны, но в квартире жила его жена, которая знала адрес тёти Симы. Она написала в Винницу и дяде Залману. Так, в 1947 году, семья узнала, что дядя Залман жив! Надо было спасать его из тюремного поселения (высылки). С помощью дяди Гедалия Софа обратилась в Еврейский антифашистский Комитет, но и они оказались бессильны... С трудом попала Софа на приём к Министру лесной промышленности, который посоветовал " воссоединить семью за Уралом".
 В конце 1947 года Залман сумел выбить краткосрочный отпуск в Винницу,  и в поселение больше не вернулся. Конечно,  сильно рисковал, но ему было уже больше 50-ти лет, здоровье расшатано и он решился...
    
17. Школа, выбор профессии.

  В Виннице я поступила в четвёртый класс 18 женской школы (в то время обучение было раздельным - школа женская и школа мужская). Училась средне. Особенно любила математику, несмотря на то, что любимая учительница Мария Яковлевна звала меня "вороной" - вечно я что-нибудь перепутывала или пропускала. Совершенно не воспринимала историю: все события в различных государствах происходили отдельно (так были составлены учебники), поэтому я запоминала хронологию относительно конкретной страны или события, никак не связывая с другими. Например, что происходило во Франции никакого отношения к России не имело,  кто правил в это время в Англии я, конечно, не представляла... Учительницу зоологии, пожилую, очень интеллигентную и добрую Степаниду Вуколовну, мы очень любили, но почему-то звали "Хламида Монада" - это название водоросли.  Географию мы учили в основном политическую: какой государственный строй и кто стоит во главе страны, а т.к. время было послевоенное, неспокойное, то каждый раз что-то менялось: границы, названия, правители и т. д.  и т. п. Всё это приходилось заучивать, что мне лично страшно не нравилось... Проблемы у меня были и с языками - русским, украинским, английским. До седьмого класса у меня был страшный почерк, к тому же и с грамотностью  проблемы: русский и украинский язык - славянские, корни одни и те же, а правописание разное - вот в голове всё и перепутывалось.
 Но надо было решать, что делать после окончания седьмого класса: учиться дальше в школе или поступать в техникум. (Тогда начальная школа заканчивалась четырьмя классами обучения, неполная средняя - семь классов, а средняя - десять классов).
Был созван "Большой Семейный Совет"- все тёти и дяди - и было решено: поступать в медицинское училище. Доводы были следующие: девочка должна во-время получить образование и специальность; в городе есть медицинский, строительный и энергетический техникум, но девочке не гоже лазить по столбам, бегать в брюках по стройкам и материться с рабочими. Как я ни возражала, убеждая взрослых, что мне нравится математика, что необязательно работать на стройке - ничего не помогло... А для того, чтобы поступить в медтехникум (училище), надо было участвовать в конкурсе - 10 человек на место. Пришлось срочно учить грамматику, исправлять почерк, зубрить географию и историю, с экзаменом по математике проблем не должно было быть.
Уже в училище я узнала, что директором его много лет был известный в городе Абрам Григорьевич Лойферман, посему наше учебное заведение имело гордое название: "Академия Лойфермана"!

18. Я взрослею.

  Несмотря на то, что всегда была небольшого роста, выглядела я старше своего возраста.  В одиннадцать лет я была уже вполне сформировавшейся девушкой. А перед окончанием шестого класса, весной, за мной начал ухаживать "взрослый" 16 -летний юноша, ученик ПТУ (профессионально-технические училища готовили рабочих высокой квалификации для заводов). Звали его Артур, а познакомились мы случайно и очень смешно.
Небольшое отступление. В нашем доме, в полуподвале жила семья по фамилии Рябые. Папа - Рябой Борис Исакович, инвалид, без ноги, получал небольшую пенсию, где-то подрабатывал. Мама – Мария Ивановна - работала уборщицей. А их дочь - Феня - училась со мной в одном классе, несмотря на то, что была на два года старше (ничего не поделаешь - война! не все могли учиться). Хотя Феня была  красивая, а я - не очень, но всё же были похожи, даже учителя нас иногда путали. Теперь продолжаю рассказ.
Однажды вечером я шла домой. Вдруг ко мне подошел парень и говорит: -" Я прождал тебя целый час, в чем дело?" Вначале я очень удивилась, но потом сообразила, что он обознался. Я не подала вида, что не знаю его, а как ни в чем не бывало продолжила разговор с ним, пытаясь выяснить, кто он и насколько знаком с Феней. Оказалось, что с Феней его познакомил друг Изя несколько дней тому.
Впоследствии я познакомилась и с Изей и с другими его товарищами... . Было много шуток по этому поводу, Изя даже пытался "отбить" меня у Артура, предлагая свою дружбу, но Артур мне очень нравился, с ним было интересно... Когда он не был занят учебой или работой (а впоследствии только работой), он заходил за мной в школу и ждал окончания уроков. Девчонки мне очень завидовали (не забывайте, что школа была женская, а седьмой класс- выпускной)!
 Наша дружба продолжалась пока Артур не ушел в армию. А я поступила в медицинское училище и у меня появились новые друзья и подруги.

19. "Мои университеты".

  Выпускной утренник после окончания седьмого класса запомнился мне не только балом и танцами с мальчиками, которые были приглашены по этому поводу из соседней школы, но также одним забавным эпизодом. Ко мне подбежала смеющаяся соученица с криком: "Посмотри в спортзал!" В спортзале были накрыты столы для родителей и детей, дети, т.е. выпускницы, уже поели и резвились под музыку в большом классе, а родители продолжили застолье. Когда я заглянула туда, то увидела моего папу, стоящим на стуле, в руках у него была вилка, и ею, как дирижерской палочкой он "командовал" импровизированным хором уже изрядно подвыпивших родителей и учителей. Зрелище было не для слабонервных учениц: впервые в жизни я увидела учителей в школе в таком виде. Да и папу я не знала в "таком" качестве..., хотя в домашних застольях он всегда был запевалой.
  В медучилище я поступила на двухгодичное отделение по специальности "медицинский лаборант". Формально училище давало среднее образование, но фактически по школьной программе нам не преподавали, поэтому в год окончания училища, вернувшись из Могилёв-Подольска, куда меня направили на работу и где я никому не была нужна, я поступила учиться в вечернюю школу, в девятый класс. Только после окончания десятилетки можно было подавать документы в институт.
Небольшое отступление: медицинские работники в обязательном порядке становились на военный учет в военкоматах по месту жительства. Приехав в г.Могилёв-Подольский, я добросовестно пошла в райвоенкомат становиться в ряды военнообязанных, т. к.  нас предупредили, что иначе на работу не примут. Встретил меня бравый капитан, повертел в руках документы, переспросил сколько мне полных лет и, узнав, что еще нет 17-ти, сказал" Подрасти, дивчина, а потом приходи, когда взрослая будешь...". А став взрослой, я уже не очень хотела стать на учет, так и прожила не военнообязанной.
 Вечерние школы после войны были переполнены, доучивались в них бывшие солдаты и бравые офицеры, которых мобилизовали в армию в годы войны, а также те, кто вынужден был прервав учебу, идти работать, чтобы получать продовольственную карточку и немного денег. Отцы (а у некоторых и матери) были на фронте, все жили впроголодь, поэтому в 12- 14 лет ребята поступали на работу. Наш 9-й "Б" не был исключением.
 Здесь я и встретилась во второй раз с Розочкой – Розой Борисовной Гутман. А первая наша встреча произошла на ул. Хлебная, сразу после нашего переселения в новую квартиру. Несмотря на то, что она была старше меня почти на 3 года, мы очень быстро подружились. Жила Роза с мамой и сестрой в маленьком домике, окно одной из комнат выходило на проезжую часть улицы и мы обычно летом заходили в дом через это окно. Здесь же мы играли, причем собиралась довольно большая и шумная "компания". В отличие от наших мам, её мама была дома, зарабатывая шитьём; в доме жили еще родственники и всегда у них что-то варилось и пеклось, кое-что доставалось и нам, вечно голодным детям. Со временем и в связи с переездом на Пушкина, 25,  дружба наша растаяла.
И вот я вижу Розочку, такую же энергичную, шумную, в окружении учениц и учеников, почти все  они перешли в девятый класс и давно сдружились. Мне было довольно трудно учиться, в том числе по математике, программу восьмого класса я изучала самостоятельно, догнав класс где-то к середине второй четверти.
С благодарностью вспоминаю преподавательницу математики Дину Ионовну:  мало того что она была красивая и обаятельная молодая женщина - она великолепно знала свой предмет, терпеливо и настойчиво "вкладывала" знания в наши головы и упорно добивалась своей цели. А так как в классе были достаточно взрослые молодые люди, то неудивительно, что в неё влюблялись, провожали после уроков домой (школа ведь вечерняя, уроки заканчивались далеко после 22-х часов).
Кстати, с будущим мужем Роза подружилась в этом классе, ведь Семён Койман пришел из армии (а точнее, с Дальневосточного флота) и поступил в восьмой класс вместе с Розой. Ко времени моего  появления в 9 классе они уже были большими друзьями, несмотря на то, что постоянно  ссорились.

20. В "Академии Лойфермана".

 Итак, я поступила в медицинское училище на отделение "мед.лаборант". Ускоренными темпами нам преподавали математику, литературу, иностранный язык и некоторые другие предметы в объёме средней школы. Но химию, биологию, физику, латынь и анатомию мы учили почти как  в институте, особенно химию. Преподавал замечательный педагог по фамилии Буркат (имя и отчество его я забыла). И в училище и в мед.институте, где он преподавал много лет, химию называли"буркатизация" и не знать её мог только большой тупица. Учили мы неорганическую и органическую химию, знания эти сохранились у меня на долгие годы... . С изучением математики и физики проблем у меня не было, а вот зубрить анатомию было очень трудно, также как и латынь. С тех времён я помню только: "Columna vertebrale" и "Bidens tripartita". Первое означает "позвоночный столб" - так мы звали нашу соученицу за её высокий рост и худобу, а второе - какое-то лекарственное растение...
Со второго полугодия мы начали изучать спец.предметы и посещать лабораторные занятия, а затем - ходить в лаборатории в поликлиниках и больницах. Было очень интересно, но тут у меня возникли проблемы: всё оборудование лабораторий рассчитано на правшей, а я правой рукой умела только писать т.к. левой рукой было запрещено...  Пришлось приспосабливаться к дейстующим приборам, если не удавалось приноровить их под себя.
В училище я начала ходить в драматический кружок, впрочем, "артисткой" я заделалась еще раньше - в пионерском лагере: была конферансье, читала стихи и даже пела в хоре и соло.
Выпускные экзамены я сдала почти на все пятёрки и мне прочили большое будущее в медицине... Но надо было получать среднее общее образование и работать по направлению училища в районной больнице, куда нас распределили ... .

21. Вспоминаю юность.

 После окончания мед.училища и неудачной поездкой по направлению в область,  я работала на кафедре микробиологии Винницкого медицинского института лаборантом, а по вечерам училась в школе рабочей молодёжи. Поступила я сразу в девятый класс, минуя восьмой. По гуманитарным предметам (литература, география, история,...) я быстро догнала учащихся, по химии - была "на голову" впереди, т.к. преподавал нам её доцент мед. института Буркат. А с математикой и физикой пришлось помучаться - самостоятельно выучить программу восьмого класса. Десятилетку я закончила достаточно хорошо, почти без троек.
 Заведующая кафедрой микробиологии, доцент Лобова Таисия Демьяновна, была  красивая,   строгая дама. Муж её - профессор Лекарев Леонид Аркадьевич, зав. кафедрой судебной медицины,  красавец, чем-то похожий на актёра Александра Ширвиндта. Кафедры наши располагались рядом, поэтому мы достаточно часто встречались и все праздники отмечали вместе. И был у них сын - Юра, юноша моего возраста ( 17 лет), красоты необыкновенной (так думала не только я).  Много позже, после окончания мед.института, погиб в автомобильной катастрофе – он ехал на мотоцикле с работы. Когда мне об этом написали из Винницы в Алмату, известие это отозвалось болью, горечью - где-то глубоко в памяти остались следы девичьего обожания этой красоты...
 Спасибо уважаемому автору комментария моих воспоминаний:
  Надо было срочно ампутировать ногу, но как на это решиться?! Пытались спасти ногу - потеряли сына. Приехавший из Киева хирург константировал упущеное после травмы время...
  Как-то летом мы с подругой гуляли по ул.Ленина  (это был культурный, развлекательный центр Винницы, своего рода "Бродвей" областного масштаба). Почти вся молодёжь одного приблизительно возраста была знакома, появление нового "человечка" не оставалось без нашего внимания. В этот раз в кругу знакомых появился молодой человек, невысокий блондин,  похожий на немца (Фрица, как тогда говорили). Как-то так получилось, что мы в конце-концов оказались вдвоём, увлечённые разговором. Поздно вечером он проводил меня домой и назначил свидание на следующий день. Мы встречались ежедневно до конца августа, пока он не уехал в Днепропетровск, где  учился в Университете. Затем началась активная переписка, продолжавшаяся до следующих каникул. И еше год мы встречались летом и писали длинные письма зимой. А потом переписка прекратилась... Я очень сильно переживала, не могла понять, в чем дело... Только летом мы встретились почти случайно - я тем летом купалась на пляже недалеко от дороги, по которой он мог пройти и заметить меня. Так и получилось: мы встретились, объяснились. Это было лето 1955 года, когда еще не закончилось "дело еврейских врачей", в марте этого года  умер И.В. Сталин, "вождь всех времён и народов".
В этом  же году Еленский Михаил Климентьевич - так звали моего друга, закончил учебу в университете, получил диплом физика-ядерщика и направление на работу в Москву. Надо ли говорить, что жениться на мне - значило для него конец карьеры!? Я всё прекрасно понимала, не сердилась, но было очень больно и обидно. Несколько его писем я сохранила на память, но после переезда в Израиль – потеряла...
 
22. Семья Маньковецких.
   Я знаю только из рассказов вашей прабабушки Фиры и дедушки Миши об его отце - Фроиме Маньковецком. Фроим и Фира (по паспорту Эстер-Молка, отца её звали Ихиль) поженились  в 1920 году.  В 1921 году родился сын Фима (Хаим), в 1924 - дочь Ида (Ита), а в 1930 - сын Миша (Ихиль).
 С начала войны Фроим Маньковецкий ушел на фронт и погиб в боях за Белоруссию в 1943 году. Семья много лет о нём ничего не знала, по документам он числился пропавшим без вести, и только после длительной переписки с Военным архивом удалось установить место его гибели.
  Старший сын - Фима - тоже служил в Армии, но после ранения остался санитаром в военном госпитале в Средней Азии, где и встретил окончание войны. В 1945 году он женился, с женой Аней и новорожденным сыном Игорем переехал в г.Черновицы,  поступил в Медицинский институт. Одновременно работал санитаром, затем фельдшером, а после окончания института  до выхода на пенсию проработал врачом-фтизиатром.  Сын Игорь Маньковецкий после окончания военного танкового училища много лет прослужил на Балхаше, дослужился до звания подполковника. Сейчас он живёт на Украине, в г. Белгород, у него две  дочери - Наташа и Лена.
 А мама Фира,  Ида и Миша эвакуировались из Винницы под грохот бомб сначала на подводах,  а затем поездом доехали до Урала, где жили в селе Миасс Челябинской обл. Чтобы не умереть с голода, мама устроилась работать в швейную мастерскую, Ида - в контору сельсовета учетчицей, а Миша - учеником сапожника в сапожную мастерскую. Жили они в избе, которую зимой отапливали дровами из ближнего леса. Заготовкой дров на зиму тоже занимались Ида с Мишей. В 1945 году семья возвратилась в Винницу. К счастью, их дом не был разрушен, и они через какое-то время вселились в довоенную квартиру.
В том же 1945 году Ида вышла замуж за Пеккера Иосифа (по-домашнему Сеня). В 1955 году семья Пеккеров переехала в Алмату, где жили братья Сени со своими семьями.  В 1997 году Сеня и Ида Пеккер выехали в Израиль и поселились в Иерухаме.
 
 23. Михаил, знакомство.
 
   С будущим мужем, вашим дедушкой, познакомились мы у Лиды Галюс, моей приятельницы. О   том, что она встречается с интересным молодым человеком - высоким, красивым и умным - я знала давно по её рассказам.  В солнечный августовский полдень я пришла к Лиде домой за книгой и, наконец, увидела ЕГО. Он сидел за столом, на котором лежал огромный арбуз, наполовину разрезанный. Нас представили друг другу, угостили и меня, а вскоре, взяв нужную книжку, я ушла.
Маньковецкий Михаил, как мне показалось тогда, был не так уж красив, достаточно высок, а по поводу его ума - я просто не успела узнать. Мне в то время очень нравился Михаил Еленский – невысокий светлоглазый блондин, переписка с которым так неожиданно прекратилась. Какое-то время спустя на ул. Ленина (Винницкий Бродвей – место встреч праздногуляющей молодёжи, как я уже писала)  гуляла с подругой и столкнулась с большой компанией, в которой были Лида и Миша. Слово за словом, шутка за шуткой, я оказалась в плотном кольце "пикирующих" остротами ребят. Среди них выделялся Михаил, он не просто подшучивал, а старался уязвить меня. Это не осталось незамеченным, а когда прозвучала фраза: "Глядите, какой шпингалет!", за меня кто-то заступился: "Хватит обижать маленькую!" - "Бьёт – значит любит!" - отпарировала я фразой из недавно прочитанного рассказа М.Горького. Все засмеялись, зашумели, компания рассыпалась на отдельные группки, в нашей группе оказались и Лида с Мишей. Вскоре мы с ним остались вдвоём, т. к.  он пошёл меня провожать домой. С этого вечера мы стали встречаться довольно часто, сначала я думала, случайно, но потом поняла, что Миша ищет меня, специально приходит на "Бродвей".
 В то лето я неудачно пыталась поступить в медицинский институт. Несмотря на то, что сдавала я экзамены на пятёрки и четвёрки, на последнем, по химии, мне поставили тройку ( а знала я её на твёрдую пятёрку!). Напоминаю: был 1954 год и на поступление евреев в любой ВУЗ, а тем более - медицинский, наложено строгое "вето". Несмотря на большой конкурс, вступительные четвёрки и медицинское среднее образование дали бы мне право поступления...
Зимой я поехала отдыхать в санаторий, в г. Одессу, по профсоюзной путёвке на две недели. Это было замечательное февральское путешествие, великолепный Одесский театр оперы и балета и...море!

24. Муж - Маньковецкий М.Ф.

  А в Виннице меня ждал - в буквальном смысле этого слова – Миша Маньковецкий... Не встречая меня в городе, он в конце - концов пришел к нам домой и узнал, что назавтра я приеду. И на следующий день мы, конечно, встретились. Через какое-то время, при очередном свидании, он повёл меня в гости к своей тётушке Наде (тётя Нехума, так её звали в семье), старшей сестре мамы.   Было это так: когда я пришла в условленное место, он критически осмотрел мой наряд и спросил: " А что-нибудь более нарядное не хочешь надеть?" Я ответила: "Зачем, мы ведь не договаривались идти в театр?».  ( В театр мы ходили довольно часто, в Виннице была замечательная труппа музыкально-драматического театра, а также приезжали многие коллективы и артисты к нам на гастроли).   -"Мы идём в гости к моей тёте".  - "Зачем?".  - "Хочу тебя показать" - " Зачем?".  Меня просто "зациклило" на "зачем?", но я уже догадалась...  -"Хочу на тебе жениться"...  Вот так ваш дедушка сделал мне "предложение руки и сердца".
Надо сказать, что дочь тёти Нехумы, Клара, работала преподавателем физики в нашем медицинском техникуме и очень хорошо меня знала: училась я отлично, выступала в художественной самодеятельности,...
Прошло некоторое время, и мы пошли знакомиться с мамой Фирой и семьёй сестры Иды - с её мужем Сеней и дочерью Женей. Все они уезжали в Алма-Ату, но раньше - Пеккеры, а мама – после того, как сыграют нашу свадьбу.
С детства домашние звали вашего дедушку Миля,  повзрослев, он назвал себя Миша. Уже в Алмате он поменял имя Ихиль на  Михаил и в паспорте. До В.О.В  Миля закончил три класса, в эвакуации он работал, а по возвращении в Винницу после войны, поступил в седьмой класс вечерней школы. Конечно, было очень трудно догонять в учебе своих сверстников, но Миша успешно окончил неполную среднюю школу и поступил в Винницкий энергетический техникум, выдержав конкурс - более десяти абитуриентов на одно место.
Но на втором курсе, в 1948 году, ему исполнилось 18 лет,  пришлось идти служить в армию. Служил он в Белоруссии, в пехоте, дослужился до  сержанта. После демобилизации Михаил продолжил учебу в техникуме. В 1955 году, успешно закончив учебу, получил направление на работу на ацетоновый завод, г. Докшукино, Кабардино-Балкарской АССР. Но годом раньше, в августе 1954 года,  в доме у своей давнишней приятельницы, Миша познакомился с девушкой. Приятельницу звали Лида Галюс, а девушку - Сива Энтина. Они даже подумать не могли, что вскоре будут вместе.


25.  Поступление в институт, свадьба.

  Так уж получилось, что летом 1955 года я стала дважды счастливой: вышла замуж и поступила в институт. Вернее, всё происходило параллельно. В начале июня начались вступительные экзамены в Винницкий Педагогический Институт, а в конце июня мы подали заявление в ЗАГС. В то время срок на обдумывание был один месяц, так что на 24-ое июля была назначена регистрация брака и свадьба. Надо ли говорить, что от всех этих событий у меня голова шла кругом...
Готовили свадьбу все: мои родители, тёти, дяди, а больше всех - жених, Миша. Одна я смотрела на все приготовления как бы со стороны - экзаменационные волнения, личные переживания, материальные затруднения родителей... Короче, про свадебное платье как-то все забыли. Возможно, понадеялись на знакомую портниху. А она мне выдала, как говорится, по полной мерке: "Ты увела жениха у моей дочери, а я тебе платье буду шить свадебное?!" Портниха-то – мама Лиды Галюс, в доме которой мы с Мишей познакомились. Мы и не знали, что она считала его женихом!
Пришлось срочно искать портниху ( конечно, нашла мама, мне ведь было некогда...). Наконец, приготовления к свадьбе подходят к концу, сдан последний вступительный экзамен. Что было дальше -  я помню как в тумане: много гостей в нашей маленькой квартире на Пушкина, 25, шум, музыка, поздравления... В три часа ночи мы сбежали с собственной свадьбы и через весь город пешком пошли домой к Мише. Жил он с мамой на Замостье.
Тогда через р. Буг на Замостье было два деревянных моста: на середине реки есть остров. В конце 50-х годов построили большой металлический мост, а остров  стал местом летнего отдыха на реке. Этот ночной поход (побег) нам запомнился на всю жизнь!
А потом мы срочно собирались в Докшукино: я перевелась на заочное отделение института, Миша раздавал и при возможности возвращал в магазины подарки: посуду, утюги, частично – постельное бельё и даже проигрыватель. Мы ведь не знали, что вернёмся назад через две недели...
Итак, 24 июля 1955 года сыграли скромную свадьбу, а в конце августа уехали по "направлению" на работу на Северный Кавказ, в посёлок Докшукино, в свадебное путешествие", как впоследствии мы это называли. Подарки – посуду, радиоприёмник, утюги в количестве 6 штук, постельное бельё и прочее – пришлось срочно раздать. К тому же,   Миша не знал условия работы, на которую его приглашали. И действительно, через две недели мы вернулись в Винницу: на заводе не оказалось должности инженера-электрика, на которую претендовал мой муж. Ему подписали соответствующий документ, с которым он поехал в Москву, в союзное Министерство, где получил право свободного выбора работы.
До отъезда в Алма-Ату, до 1957 года, он работал преподавателем в ПТУ и подрабатывал в школе - преподавал электротехнику и физику. А я работала лаборантом в Винницкой психиатрической больнице. Жили мы у нас, на Пушкина, 25. ( К этому времени Мишина мама уехала в Алма-Ату, где Ида купила для них домик на улице Транспортной).
В мае 1957 г. у нас  родилась доченька Римма,  в роддоме №2,  через дорогу от нашего дома. В июле Миша уехал в Алма-Ату, "на разведку", и устроился работать в Управление Казахской ж.д.

26. Переезд в Алма-Ату.

  После нашей с Мишей свадьбы бабушка Фира уехала в Алма-Ату, где Ида купила домик на двух хозяев - для них и для мамы. А мы стали жить у моих родителей, в проходной комнате. Со временем был построен небольшой коридорчик, чтобы наша комната была отделена.
После "свадебного путешествия", т.е. поездки в Докшукино по направлению на работу, я устроилась лаборантом в Винницкую псих.больницу, а Миша - преподавателем в ПТУ. Больница была далеко от города, и, чтобы не опоздать к восьми часам, приходилось выходить из дома заранее, потому что автобусы ходили редко и нерегулярно. Зато летом там было очень красиво: огромный больничный город располагался на правом, высоком берегу Буга, корпуса его утопали в деревьях, а аллеи пестрели газонами и клумбами с цветами.
Когда Миша был свободен от занятий, он приплывал за мной на лодке, и мы возвращались домой вместе. Он сидел на вёслах (грести приходилось против течения), а я время от времени "бултыхалась" в воду и плыла рядом.
У Миши с детства была аллергия, но тогда считалось, что его насморк зависит от строения носа, и предложили сделать операцию. Хрящ в носу (перегородку) удалили, но состояние его ухудшилось. Наконец, ему посоветовали сменить климат, т.к. в Виннице относительно высокая сырость.
 Идеальным вариантом был выезд в  Алма-Ату. Буквально через неделю после приезда Миша нашел то, что искал: устроился работать инженером - проектировщиком в Управление Казахской железной дороги.   И сразу востребовал меня с Риммулей; в середине августа в сопровождении мамы доехали   до Москвы поездом, затем - на такси до аэропорта Домодедово, переночевали в гостинице, а утром мама посадила нас в самолёт...
В аэропорту Алма-Аты нас встретил Миша с Тельманом (молодым казахом, жившим на квартире у бабушки до нашего приезда), который ждал нас с не меньшим нетерпением, чем Миша, несмотря на то, что ему пришлось из-за нас искать другое жильё. Впоследствии он часто приходил к нам, чтобы повидаться со всеми и поиграть с Риммой.
В ноябре я тоже устроилась работать, лаборантом в роддом  №2, совсем недалеко от дома, а с Риммой нянчилась бабушка Фира и ей помогала тётя Ида.


27. Работа, учеба, ...

 Когда мы приехали, тебе, Риммуля, было три месяца. Ты была длиннющая (родилась -55 см) и худая. Молока у меня было мало, поэтому пришлось прикармливать коровьим, а вскоре ты и вовсе отказалась от груди: через соску кушать и легче и быстрее. Кормили тебя вначале в 6 рук: я, т. Ида и бабушка. Затем решено было, что я пойду работать. Вскоре я устроилась на работу лаборантом,  совсем рядом с домом, по Школьной улице. Кормить тебя стали в четыре руки, но зато так активно, что в десять месяцев ты весила десять кг!  Анна Георгиевна, наш участковый детский врач, воздела пухлые ручки вверх: -"Кого вы кормите - ребёнка или поросёнка?!"
Сразу по приезде я пыталась восстановиться в педагогический институт, на заочное отделение физико-математического факультета, но не тут-то было!    -"Мы вас сюда не звали, учитесь там, где жили...". К счастью, спустя примерно полгода после поступления на работу, я разговорилась с нашим врачом – лаборантом  Жумабике Газизовной. Сколько мне суждено жить - столько я благодарю её за доброту и помощь.  Не сразу я запомнила её имя-отчество, но зато на всю оставшуюся жизнь.... Оказалось, что  муж - декан очного отделения института. Узнав, что я закончила два курса института, но меня не принимают здесь на заочное отделение, Жумабике Газизовна попросила своего мужа похлопотать за меня. Вскоре мои документы приняли, но ему пришлось согласиться возглавить приёмную комиссию, от которой (комиссии)  до этого упорно отказывался.
Спасибо бабушке Фире и твоему папе, что я сумела успешно учиться и работать. Правда, при заочном обучении достаточно было в течение полугодия написать определённое количество контрольных, а экзамены сдать во время зимней и летней сессий. Вспоминаю написание контрольной по высшей алгебре: ты, Риммуля, сидела у меня на руках, в твоей ручке был карандаш, а в тетради мы писали по очереди (естественно, это был черновик). Однажды ты изорвала какой-то учебник, сколько книг разрисовала - не перечесть...
Ко времени сдачи Государственных экзаменов родился  Димуля, а  вскоре я перешла работать в школу. Зимой освободилось место учительницы младших классов, в перспективе – преподавание математики в пятых – седьмых...

 28. Первый дом в Алма-Ате.

   Дом, который Ида купила для своей семьи и мамы, имел два входа. Первый вход от улицы (Транспортная, №84) - принадлежал маме. Квартира состояла из комнаты,   коридорчика, кухоньки и маленькой спаленки. Мы втроём заняли комнату, а мама спала в спаленке. Второй вход вёл в квартиру Пеккеров. Там была одна большая комната, кухня и коридор. Дом отапливался углём и дровами, зимой готовили еду на плите, когда топили печь, а летом - на веранде, на газовой плите. За зиму стены становились черными от копоти, весной приходилось делать побелку. Бельё стирали в корыте, предварительно его с вечера замачивали в стиральном порошке, затем белое постельное бельё кипятили в 20-литровом оцинкованном баке  больше часа. Кипяченное белое белье и замоченное с вечера тёмное - вручную тёрли на специальной гофрированной стиральной доске. Затем его несколько раз полоскали в холодной (желательно - проточной, под краном) воде и вывешивали во дворе на верёвках.
Летом это было дело долгое, но не так утомительно как зимой. И вообще летом всё было намного проще и просторнее: многие хозяйственные работы выполнялись на веранде или в беседке.           В глубине двора был огромный угольно-дровяной сарай, за которым в первые годы нашей жизни там протекал ручей. Со временем ручей высох. Перед сараем была собачья конура, в которой долгие годы жили "Шарики" или "Тузики", привязанные на верёвке, а также бегающие свободно их подружки - дворняжки. В доме всегда жили кошки, часто с котятами, которых постепенно разбирали соседи, но вскоре появлялся новый приплод.
Когда должен был родиться Саша, Пеккеры пристроили к дому еще одну комнату. А после рождения Димы и наш папа затеял большую стройку: комната получилась большая и светлая. Благодаря тому, что все жили в одном дворе, дети наши были под постоянным присмотром - мама и Ида занимались хозяйством, а я могла работать и продолжать учебу в институте.


29. Первая поездка в гости.

  Дедушка Миша работал в Управлении Казахской железной дороги. В те годы работа на железной дороге давала право бесплатного проезда для работающего, его детей и неработающей жены (иждевенцев). В конце мая 1959 года мы поехали в гости к бабушке и дедушке в Винницу, воспользовавшись льготой, ибо больших денег на железнодорожные билеты у нас  не было. А я, хотя и работала, но слишком маленькую зарплату получала  даже по тем временам.
  Ехать нам надо было пять суток, а соску впопыхах я взяла только одну. На вторые сутки соска куда-то пропала. Было много слёз, но зато по приезде в Винницу мы забыли про соску. О том, как были рады нам наши родители, писать не надо: Риммуля уезжала трёхмесячным ребёнком, а приехала "взрослой девочкой" (как сказал дедушка) двух лет. И дедушка с бабушкой решили устроить званый обед. Во-первых, по поводу дня рождения внучки, и, естественно, приезда дорогих детей. Приглашены были все: мешпуха(вся семья) со стороны мамы именинницы и тётя Нехума с дочерьми Миной и Кларой (семья Тылис) - со стороны папы. Было много подарков, о которых я забыла, но подарок семьи Тылис очень долго хранила. Это был лоскут белой шелковой ткани с блестящим рисунком. Когда ты, Римма, его увидела, то сказала  убеждённо: "Скательтя"! И хотя лоскуток предназначался на платье, он действительно напоминал скатёрную льняную ткань и шить из него что-либо я не стала.
Отпуск пролетел очень быстро, мы даже не успели побывать в гостях у всех родственников и друзей, приглашавших нас. Римма вела себя великолепно: не смущалась, охотно вступала в разговоры, спрашивала о собеседнике и с удовольствием рассказывала о себе.  Еще в первые дни по приезде ты, Риммуля, заметила: "- А где алыки (арыки,т.е.)?" , "- Почему горы не видно?", ...
 
30. Операция по удалению гланд.

  В следующий раз в Винницу мы приехали втроём с  Риммой и Димой для удаления у них гланд.
В те годы считалось, что чем раньше удалить гланды у ребёнка, тем меньше он будет болеть ангиной, и не получит осложнение на сердце, так называемый ревмокардит.
Первый раз операцию Риммуле сделали в 1960 году в Алмате. Незадолго до этого мы её сфотографировали: с распущенными волосами сидит у столика, подперев щечку пухлой ручкой. Удаляли гланды амбулаторно, после операции ребёнок съедал порцию мороженого, кровотечение прекращалось, и можно было идти домой. С нами пошла тётя Ида, чтобы помочь мне, если Римма будет капризничать. Мы с волнением ждали результатов, держа наготове мороженое, которое не так уж часто Риммуля имела право кушать (из-за опасности заболеть ангиной). Наконец, из операционной вышла медсестра, ведя за руку заплаканую Римму. У сестрички было странное лицо: она изо всех сил пыталась выглядеть сердитой, но не смеяться не могла. Оказалось, что Римма в самый ответственный момент так оттолкнула врача ногой, что он отлетел в противоположный угол. Естественно, результат хирургического вмешательства был почти нулевой.
А через несколько лет надо было также удалять гланды и Димуле. Бабушка Удя договорилась, что операцию обеим будет делать в больнице очень хороший врач. И мы поехали в Винницу.     Детская больница располагалась на высоком берегу р. Буг, в начале улицы Козицкого. Надо ли говорить, что в день операции я с утра ходила вокруг больницы. К полудню мне сообщили, что всё в порядке,  дети чувствуют себя неплохо. Каждое утро я приходила к больнице, приносила что-нибудь вкусненькое, узнавала о самочувствии детей, гуляла по берегу Буга или сидела с книгой в руках. В те годы зайти в палату было просто невозможно, поэтому я дожидалась врача и подробно расспрашивала её о ходе выздоровления и результатах удаления злосчастных гланд. Она пообещала, что даже если дети и будут болеть, то осложнений у них быть не должно.
Впоследствии оказалось, что теория эта не только неправильная, но даже в чем-то опасная: гланды играют определённую роль в иммунной системе человека и их удаление может быть вредным....
Наконец дети были дома, а бабушка с дедушкой  радостно общались с внуками.

31. О подругах детства.

  Раньше я  рассказывала  о Розе Борисовне Гутман (по мужу Койман).  Так  было угодно судьбе, что мы неоднократно встречались на жизненном пути. Жили на одной улице после окончания войны.  Я, Роза и Сёма  учились в вечерней школе, в 9 -10 –ом  классе. Была  долголетняя дружба семьями в Алма-Ате и, наконец, оказались в Израиле.
Роза вышла замуж за одноклассника Семёна Коймана (в этот же день и мы с дедушкой Мишей пришли в ЗАГС, чтобы зарегистрировать наш брак; можете себе представить наше с ними удивление и восторг!), А в Алма-Ате они появились по направлению на работу на завод им. С.М. Кирова, куда после окончания  Московского института стали и сплавов Семёна послали  работать. Почти что "свалились нам на голову": без предупреждения, взяв наш адрес у моей мамы, с аэропорта на такси приехали к нам на Транспортную улицу.               
Но первой моей подругой в послевоенной Виннице стала Люда Шептун. С ней я дружила в школе с четвёртого класса, вместе мы поступили в медицинское училище. После окончания учебы наши пути немного разошлись: Люда работала в лаборатории больницы им. Пирогова, а я - на кафедре микробиологии,  впоследствии - в бактериологической лаборатории психиатрической больницы.  Мы по-прежнему дружили, вместе проводили свободное время. Это продолжалось до тех пор, пока у Люды не обнаружили язву желудка. Для её лечения Люда купила путёвку в санаторий г. Моршин, что в Львовской области, где и вышла замуж за врача –это был Борис Перепелица. С тех пор, почти 40 лет, мы с ней только переписывались, и лишь однажды, когда я была в Виннице в гостях уродителей, а Люда - у своих родственников - мы ненадолго встретились. Из писем я знала: она закончила заочно Львовский Университет, биофак, и работала на курорте врачом-лаборантом.   
 В техникуме я подружилась с Любой Браун - уже тогда ни на кого из моих знакомых не похожую - ни внешне, ни характером. Голубоглазая блондинка с густыми черными бровями, статной фигурой и... больная туберкулёзом. Но об этом я узнала много позже. Жила она с мамой и сестрой в сараюшке, отец погиб на фронте, мама болела и не могла работать, жили они на пенсию за отца и пособие на детей. Зимой посреди сарая горела железная печка, а стены были покрыты белым инеем. Эту страшную картину я не могу забыть до сих пор... Люба часто бывала у нас, а зимой мама старалась оставить её и на ночь.
Много лет прошло, когда мама сказала: " Я очень боялась за тебя, но мне так было жаль эту девочку..." Люба хорошо рисовала, писала стихи, даже самостоятельно пыталась научиться играть на скрипке... Тяжело сложилась и  дальнейшая жизнь Любы. Среди первых добровольцев она уехала на целину, там вышла замуж, родила сына Костю. Но с мужем вскоре развелась, переехала на юг, в г. Минеральные воды, работала все годы медицинским лаборантом. А сын в шестнадцать лет умер от заражения крови: плавая в реке, он напоролся на ржавую проволоку.                Все эти годы мы переписывались, а однажды, будучи в командировке, к ней заехал Дима. Сейчас она в Израиле, я нашла её, и мы часто перезваниваемся и иногда видимся.
Конечно, в разное время я дружила и с другими девочками, но после нашего отъезда в Алма-Ату связь с ними прекратилась.

32. Наши квартиры.

  Самую первую квартиру - на чердаке, где летом было очень жарко, а зимой - холодно, и тёплое единственное место было возле печной трубы – я знаю со слов мамы. Квартиру на Пушкина  я помню с довоенного времени, когда мы с Вадиком, оставаясь одни, выкладывали из книг длиннющие дорожки через обе комнаты. Помню и коммунальную квартиру, в которой ютились четыре семьи. Об этом я уже писала. Потом остались только две семьи - наша семья и Андрея Павловича - милиционера. Впоследствии тётя Сима поменяла свою, по улице Пушкина № 7,   на ту, которую освободил сосед. Тётя Сима жила в этой большой комнате с Борей, затем Боря женился, родился Славик, и она уехала к Лёне в Москву. Лёня жил с женой Бертой в маленькой двухкомнатной квартире, что не мешало им принимать всех приезжающих родственников и знакомых.
 После свадьбы мы с мужем поехали в Кабардинскую АССР, г. Докшукино. Там нам выделили двухкомнатную квартиру в небольшом домике на две семьи. Всё было замечательно, кроме одного: жить в этом городе было невозможно. Местные жители имели огороды, скотину, приусадебные участки и  как-то жили. А мы должны были вдвоём существовать на мизерную зарплату Миши, т.к. для меня никакой работы по моим двум специальностям - лаборанта или учительницы (математики, младших классов или др.) не было. Через две недели Миша добился открепления от завода (тогда было очень строго с выходом на работу после окончания учебного заведения) и мы вернулись в Винницу. Это было наше "свадебное путешествие" - так мы потом говорили.
Родители выделили нам переднюю (проходную) комнату, в которой деревянным тамбуром отделили входные двери. Печку топили с нашей комнаты, еду готовили в коридоре. В 1957 году родилась Риммуля, ухудшилось здоровье Миши. Вот тогда Миша полетел в Алма-Ату, где жила мама и сестра Ида с семьёй. На работу в Управление Казахской ж.д. он неожиданно устроился уже через неделю и стал настойчиво звать меня к себе. Мама моя очень не хотела отпускать нас, ведь Риммуля была еще крошечная, но Мишина тётя Нехума сумела её убедить в необходимости переезда.
В Алма-Ате, по ул. Транспортная, 84, мы прожили семь лет. К тому времени подошла очередь на жильё у Миши на работе. Правда, ему выделили только однокомнатную квартиру, но это была отдельная благоустроенная квартира на четвёртом этаже в центральной части города. А Миша всё добивался расширения, т.к. по советским законам, семья из четырёх человек, с разнополыми детьми, могла претендовать на двух- и даже трёхкомнатную квартиру.
Через год мы переехали на ул. Тимирязева, в трёхкомнатную "распашонку".Получили мы её в результате невероятного тройного обмена и счастливых случайностей.
В 1972 году мы вселились в новый дом по ул. Дзержинского, который был построен на месте снесённых маленьких домов. Семье, которую выселили из такого домика, мы отдали нашу квартиру, почти три года жили у бабушки на Транспортной улице.  Зато, когда построили этот дом, вселились в великолепную трёхкомнатную квартиру.

 33. В отпуск!

  Первый отпуск втроём мы првели в Виннице, у родителей. Я об этом уже писала.
В следующием году  мы поехали на озеро Иссык-Куль. Не буду описывать озеро, вы там были – знаете какая это красота... Но в то время, в 1960 году, оно было почти первозданным.
От управления Казахской ж. д.  на берегу у посёлка Чолпан-Ата поставили десяток старых вагонов, в которые на две недели вселялись отдыхающие сотрудники. Мы втроём – дедушка, я и Риммуля, а также еще несколько семейных пар ехали в кузове одной из  грузовых машин, оборудованных для перевозки пассажиров. Дорога длилась десять часов, с остановками для еды и «по требованию».
Кроме вагончиков, на берегу поставили несколько плит –«буржуек», отапливаемых дровами, и бачки, куда ежедневно привозили питьевую воду. Продукты мы покупали у местного населения.
Уже в Израиле я посчитала, что была на Иссык-Куле 19 раз, а однажды – два раза за одно лето. Начальство республик любило летом проводить совещания и семинары в местах отдыха, мне повезло быть участницей осеннего союзного семинара программистов отрасли. 
 С каждым годом поездки были быстрее и комфортнее, т.к. строили дороги «по прямой», отдых – более цивилизованным, можно было, при желании, купить путёвку в дом отдыха или санаторий...
 Когда Димуле исполнился годик, бабушка Фира и тётя Ида не стали возражать против нашего отдыха в Феодосии. Дедушке Мише выделили путёвку в санаторий, а я с Риммулей жила в съёмной квартире, «дикарём». Потом мы часто ездили (со временем - летаАли) на Черное море – в Новороссийск переехала жить (после замужества) Клара, дочь тёти Нехумы, двоюродная сестра Миши. Отдыхали в Ялте, Геленжике, Сочи.
  Я выросла на берегу Южного Буга, с детства купалась почти ежедневно всё лето, а в Алмате не было ни реки, ни моря...Кстати, поплыла я в 11 лет, сорвавшись с большого берегового камня.

 
34.  Учительница.

  Моя учеба в медицинском училище как бы определяла  судьбу - медицина! Но в медицинский институт мне не суждено было поступить по политическим причинам: "дело врачей" окончательно закрыло двери в институт для многих евреев.  Продолжая работать лаборантом, я училась заочно в педагогическом на физико-математическом факультете. Экзамены за пятый семестр я сдавала на восьмом месяце беременности, в марте родился Дима. А через год  я уже работала учительницей.
 В феврале 1962 года я получила назначение в школу № 91, учительницей четвёртого класса, вместо ушедшей в декрет. Теперь смешно вспомнить, но мой первый учебный год (вернее, второе полугодие) было точно по поговорке: первый блин комом. Я очень хорошо представляла себе, чему и как надо учить - выросла я ведь в семье замечательной учительницы, но дети всегда вносят свои коррективы в нашу взрослую жизнь. К концу учебного года со стороны начальства ко мне претензий почти не было, т.к. успеваемость была стабильной. Но некоторые родители выразили своё недоумение: оценки показались им слишком хорошие, особенно "выступал" папа моей отличницы. А я всех детей любила, они казались мне такими умными и хорошими!
На следующий учебный год мне дали три седьмых класса, я вела там математику и в седьмом «Б» была классным руководителем. Это был кошмар - более разболтанных и неуправляемых детей я не знала! Вероятно, просто не была готова к работе с подростками - детьми переходного возраста. И здесь мне очень помогла моя коллега - Шухман Ида Марковна, которая к тому времени уже имела за плечами двадцатилетний стаж работы в школе. В дальнейшем мы с ней очень подружились и общались еще много лет - и когда я перешла работать в другую школу, и когда переквалифицировалась в программиста.
Следующая моя школа - № 1, восьмилетка, стала и последней. Здесь я преподавала математику, а затем и физику. Школа была маленькая, одноэтажная, обслуживала  район с одноэтажными частными домами, кстати, недалеко от ул. Транспортной, где мы тогда жили.
Все родители знали друг друга, родительские собрания проходили почти по-семейному, а дети - у меня были два седьмых и два восьмых класса – не очень "подкованные", но достаточно послушные. Конечно, и здесь случались всякие неожиданности и возникали конфликты. Например, вот такое случилось после первого года работы. Был у меня в седьмом классе Сундуков Володя, симпатичный, общительный подросток, замечательно знающий прикладную физику. Жил он с бабушкой рядом со школой, в школу ходил без портфеля и учебников, а тетради и ручку прятал в брюки. За это, кстати, многие учителя снижали ему оценки, но я его поощряла, пытаясь "вложить" в голову теоретические знания по физике и математике.
В физической лаборатории было не очень много оборудования, но Володя с удовольствием помогал мне в подготовке к практическим занятиям. Летом я должна была составить бухгалтерский отчет по оборудованию и материалам, купленным для лаборатории, и списать использованные и негодные к употреблению пособия. И тут оказалось, что исчез довольно дорогой физический прибор. Вначале я просто испугалась, но затем сообразила, что его мог взять Сундуков. И действительно, он оказался дома под Володиной кроватью.
Дед Миша долго ругал меня за доверчивость. С тех пор он часто заговаривал о смене профессии. На следующий год я оформилась на  работу в ГПИ "Сантехпроект".
 Но это другая история, которую я еще не написала.

Послесловие.
   Ныне покойный уже двадцать пять лет дедушка Миша любил шутить: « У меня было три жены: медицинский лаборант, преподаватель математики и физики, а потом инженер – программист».
Лаборантом я была десять лет, преподавала в школе пять лет, а вот программы писала, руководила   группой, а затем была начальником небольшого отдела вычислительной техники проектного института – почти тридцать лет. 
Сейчас моя профессия – мама-бабушка-прабабушка.