Как мы получили SBSL (Анатолий Сермягин) / Проза.ру

            Уважаемый Читатель, дорогой Друг!
Приходилось ли Вам наблюдать крохотный ярко светящийся пузырек в стакане воды, сияющий, как звездочка на вечернем небе, ярким голубоватым светом? А две, четыре, шесть или восемь таких звездочек, помещенных в лабораторную колбу, поочередно перемигивающихся, как огоньки гирлянды на новогодней елке? Это необыкновенное, красивейшее физическое явление называется «однопузырьковая сонолюминесценция», английская аббревиатура SBSL (Single Bubble Sono Luminescence), оно было открыто в конце 80-х годов 20 века в США, и было воспроизведено нами в России, в Дубне, в Институте физико-технических проблем (ИФТП), девятью годами позже, на пороге миллениума. Ко времени, когда происходили описываемые события, механизм излучения SBSL все еще представлял собой волнующую загадку. На Западе это явление уже интенсивно исследовалось несколько лет, но в России, как видно, было не до пузырьков. Было известно, что акустические колебания в процессе SBSL характеризуются гигантским усилением и нелинейностью на стадии пузырькового коллапса, сопровождающегося возникновением ударных волн, что порождало надежды на осуществление, с помощью SBSL, термоядерных реакций в наноскопическом масштабе на установке, которая легко размещается на письменном столе. Если при SBSL идут термоядерные реакции, то эта сияющая звездочка в колбе с водой является ближайшей родственницей звезд из Космоса! Осуществление управляемой термоядерной реакции при ультразвуковой кавитации – это захватывающая история, полная драматизма, поразительных достижений, достойных Нобелевской премии, разочарований, промахов и подлога, соперничества, зависти, основные события которой развернулись в США в начале 21 века. Но все это будет потом, позднее, и, главным образом, не у нас, хотя эти события и оказали большое влияние на нашу деятельность. История создания ИФТП, 20-летие со дня основания которого мы, его сотрудники, отмечали в 2012 г., сама по себе заслуживает отдельного повествования, которое, наверное, будет когда-нибудь опубликовано. Краткая аннотация ее дана в Приложении 1. В предлагаемом Вашему вниманию тексте «Как мы получили SBSL» отражён только один ДЕНЬ двух сотрудников ИФТП, ведущих экспериментальный научный поиск SBSL, день, который завершился успехом, необыкновенно окрылившим и воодушевившим нас. Последующий период времени в полтора десятилетия также богат интересными и поучительными событиями, предвкушением новых открытий, описание которых ждёт своей очереди. Изложение событий ЭТОГО ДНЯ основано на дневниковой записи, сделанной вечером того же дня, немного переработанной и дополненной пояснительными сносками. В Приложении 2 дан краткий исторический экскурс по сонолюминесценции, и приведены сведения о пузырьковом нуклеосинтезе и сверхвысоких параметрах при кавитации.

            ***

   Этот день, 21 марта 1998 года, вполне достоин того, чтобы войти в Историю. Не во Всемирную, конечно, но в Историю нашего небольшого института, например. Во всяком случае, это был один из самых памятных и удачных дней, с тех пор как я занимаюсь научными исследованиями. Как сказал Миша Миллер, – "такие дни редко выпадают". Чтобы ЭТОТ ДЕНЬ настал, мы работали практически без выходных два с половиной месяца, как раз начали после встречи Нового, 1998, года. Числа 5 января я приклеил, c помощью маникюрного лака для ногтей, пьезоэлектрические преобразователи к грушевидной колбе с плоским дном, и мы в первый раз наблюдали левитацию воздушных пузырьков в обычной (дистиллированной, но не дегазированной) воде.


Итак, в эту субботу я пришел на работу в десятом часу. Стояло прекрасное солнечное утро, небо было безоблачным, и не было ветра. Температура воздуха -4 градуса, накануне вечером выпал снег и слегка подтаял, образовав наледи на асфальтированных тротуарах. Настроение было хорошее.
Окно в моей рабочей комнате я уже месяц как заклеил алюминиевой фольгой, которая не пропускала солнечный свет, чтобы можно было в дневное время наблюдать свечение пузырьков. В моем распоряжении две комнаты; уже упомянутая, рабочая, служит мне кабинетом. В ней на стене висит грифельная доска, полки с книгами, три стола – один большой, письменный, и два небольших лабораторных, стойки с приборами. Другая комната, №5, втрое большего размера, без окон, имеющая вторую дверь во двор (наш корпус одноэтажный); большую часть этой комнаты занимает толстостенный алюминиевый бокс, установленный на заглубленном виброзащищенном фундаменте – экранированное помещение для магнитных измерений, разработанное мною и сооружение которого курировали мы с Миллером.

Это утро я начал с того, что стал мыть посуду для кипячения воды – литровую сферическую колбу, которую Э.Б. Кирпиков дал Мише. Я согнул железную проволоку, чтобы можно было хорошенько промыть с помощью тряпки внутренность колбы. В моей комнате №5 из водопровода в мойку поступала только холодная вода, поэтому я пошел в помещение каминной. Это просторная комната для заседаний, оборудованная раздвижной грифельной доской, камином, украшенным красивыми майоликовыми изразцами, выполненными по собственным эскизам Б.К. Акиньшиным, и сдвоенной мойкой с горячей и холодной водой. Там я тщательно, со стиральным порошком, промыл колбу, промыл стальную трубку с резиновой пробкой, которая плотно вставлялась в горловину колбы; на стальную трубку мы надеваем небольшой отрезок вакуумного шланга, чтобы потом, после кипячения, пережать его струбциной и обеспечить, таким образом, герметичность объема колбы при охлаждении. Вакуумный шланг я также промыл с помощью кусочка тряпки и проволоки, проталкивая тряпку сквозь внутренность шланга. Снаружи тоже почистил и промыл, так что шланг стал выглядеть как новый.

Миллера еще не было. Настроение моё было хорошим, я даже испытывал некоторое воодушевление, хотелось напевать и насвистывать, что я и делал:
            «Когда воротимся мы в Портленд,
            нас примет Родина в объятья...»
            (Булат Окуджава, «Пиратская лирическая»)

В большой колбе была дистиллированная вода, которую я собирался подвергнуть процессу обезгаживания. Когда я стал переливать эту воду в колбу для кипячения, то обнаружил, что вода имеет примеси – волоски и какие-то фрагменты, которые плавали в ее объеме. Это было неприятно, т.к. накануне вечером я проверял эту воду, и ничего такого не заметил. Воду пришлось вылить. У Миллера в комнате была еще одна колба с дистиллированной водой, которую он набрал за день до этого. Я взял эту колбу, посмотрел – вода в ней оказалась также с примесями, которых было едва ли не больше, чем в моей колбе, что понятно, поскольку она у него в комнате стояла открытой, а я свою колбу закрываю колпачком из алюминиевой фольги. Скорее всего, впрочем, вода у нас из одного источника – от рижан, из их установки по деионизации, и эта вода является не совсем, скажем так, кристально чистой. Настроение упало. На такой воде мы уже пытались, но безуспешно, получать сонолюминесценцию; правда, в качестве резонаторов использовались случайные колбы, и пьезоэлектрические преобразователи были плохо приклеены.

Позвонил В.В. Бойко. Он сначала не узнал мой голос, спросил Миллера. Потом сказал, что в понедельник приезжает министерское начальство – Киселев и Ткачук, будут в нашей дирекции, потом будут ходить по рабочим местам. Он собирается показать им свой новый синхронник, а нам советует показать работы по подготовке сонолюминесценции. Спросил, не испытывали ли вчера сонолюминесценцию. Я ответил, что вчера было уже поздно, и мы перенесли опыты на сегодня. Он попросил передать им сказанное Миллеру, озадачить его на разговор с министерскими начальниками. Удобно, говорит, поговорить с ними – сами приезжают, хотя с другой стороны неудобно – в присутствии нашей дирекции.

Вначале я намеревался набрать воду в дистилляторной, в большом зале, где расположены еще вакуумные посты, диффузионные установки и другое оборудование, а также чистая комната. Больше никого в здании не было, кроме дежурного Сергея Козлова. Но он не знал, как набирать дистиллированную воду – установка сложная, с колонками для деионизации, многочисленные краны и вентили, где чистая дистиллированная вода – непонятно.

Тогда я решил попробовать вскипятить обычную водопроводную воду. Я вспомнил, что свежая водопроводная вода на вид обычно очень чистая, т.е. в ней не плавает ничего постороннего. Я налил в колбу воды из водопроводного крана. Вода была вначале белая из-за присутствия множества пузырьков – сильно газированная. Но она быстро отстоялась и стала идеально прозрачной. Наблюдая за тем, как мелкие пузырьки воздуха поднимаются к поверхности, я вспомнил о задаче, которую предложил мне для обдумывания Иван Ломаченков – почему вода светлеет при отстаивании – из-за всплывания пузырьков, или из-за их схлопывания. Ясно было видно, что пузырьки всплывают.

Слегка беспокоила мысль, что авторы статей по SBSL рекомендуют использовать дистиллированную воду. Тем не менее, я начал герметизировать пробку колбы с помощью напальничка. В этот момент пришел Миша Миллер. Я передал ему про разговор с Бойко. Миллер возразил, что как раз неудобно говорить с министерскими при нашей дирекции, в высшей степени неудобно. И еще хорошо бы bubble иметь, но как, его, собаку, засветить.

Я рассказал Миллеру о проблеме с водой. Он предложил, в дальнейшем, фильтровать воду, с помощью фильтровальной бумаги или другим способом. Пошли ставить воду на плитку в вытяжной шкаф химической комнаты. Миша сказал, что после кипячения может появиться осадок. Я признался, что не учел этого.
Литровую сферическую колбу, наполовину наполненную водой, с вакуумным шлангом, надетым на стальную трубку, проходящую сквозь резиновую пробку, плотно вставленную в горловину колбы, мы установили в вытяжном шкафу, с помощью лабораторного штатива, на электроплитку, для кипячения. Засекли время. Миша пошел в свою комнату ставить чай и заниматься Интернетом, печатать файл, который он скачал из Интернета по сонолюминесценции накануне – нечто вроде обзора, а также про Титаник. Я, тем временем, стал готовить стенд для наблюдения сонолюминесценции – вырезал из тонкого темно-зеленого картона фоновый экран, который подвесил за колбой – чтобы вид штатива не мешал наблюдению пузырьков. Установил настольную лампу. Подготовил объектив от микроскопа, который укрепил на передвижной подставке. С помощью этого объектива очень удобно наблюдать мелкие пузырьки в колбе – все очень хорошо видно. Подготовил новый зажим-струбцину для вакуумного шланга. Выбросил некоторые использованные химические тигли, которые остались от Выонга.

Потом пили чай, и Миша показывал англоязычные статьи, которые он скачал из Интернета по сонолюминесценции. В одной статье приглашали к сотрудничеству, и Миша сказал, что это уникальная возможность, которой надо воспользоваться. Коллаборация даст оборудование для исследования сонолюминесценции, надо только, чтобы платили зарплату.

Вода в колбе прокипела 15 мин., мы сняли колбу с электроплитки, зажали струбциной вакуумный шланг на горловине колбы, чтобы воздух извне не поступал внутрь колбы в процессе охлаждения, и погрузили колбу с кипятком в таз с холодной водой. Вода в герметично закрытой колбе стала бурно кипеть, взрываясь огромными пузырями. Миша сказал, что впервые видит такое явление. Я предложил подсыпать в таз снега. Миша сказал, что потом – сейчас все равно разность температур большая. Зашли в мою рабочую комнату. Миша рассказал про поиски в Интернете по Титанику, как за 14 лет до гибели в апреле 1912 года Титаника, вышел роман «Тщетность» Моргана Робертсона, в котором описано караблекрушение огромного лайнера под названием «Титан», а также фантастический рассказ, оказавшийся пророчеством, написанный еще в начале 20 века о войне, о нападении японцев на Пирл-Харбор, об атомной бомбе, названной автором солнечной бомбой, дававшей ослепительную вспышку, в общем, о феномене предвидения. Мы поговорили о времени. Миша сказал, что, может, времени и нет. Я ответил, что в bubble мы наверняка найдем эффекты временн'ые. Почему-то вспомнил про парадокс ЭПР (Эйнштейна-Подольского-Розена) и сказал, что, по моему мнению, ЭПР имеет прямое отношение к памяти.

Миша пошел опять рыться в Интернете, а я стал готовиться к встрече bubble. Подсыпал снегу в таз – вода в колбе вновь закипела. Навел порядок на столе, убрал все лишнее. Полюбовался на колбу-резонатор. Накануне вечером я прочитал в справочнике по физике Яворского и Детлафа, что наша колба для SBSL по форме есть акустический резонатор Гельмгольца – сферический резонатор с узким длинным горлом. Я сказал об этом Миллеру – он согласился и напомнил, что мы это уже обсуждали как-то, и он это уже говорил мне. Эту колбу-резонатор Миллер заказывал у стеклодува в РХЛ, она у нас уже больше месяца. Но в первый момент она почему-то мне не понравилась. Она была не точно сферическая, а слегка эллипсоидальная. Чрезмерно толстые стенки, как мне вначале показалось. Она сделана из толстостенной стеклянной трубки диаметром около 8 мм, которая служит ее горлом длиной 100 мм. Сама колба имела диаметр около 60 мм. После неудач с ёлочными шариками я согласился с Мишей, что надо все-таки попробовать с этой колбой. Во всяком случае, порядок мы должны получить по добротности, по сравнению с нашей первой колбой, которая имела низкую акустическую добротность, около 25.

Накануне я приклеил, с помощью эпоксидного клея, на эту колбу цилиндрические малые пьезокерамические преобразователи, которые принес нам Юра Колесников. Получилось очень хорошо. Миша сказал, что колба будет иметь колоссальную добротность – будет звенеть. Я согласился, сказав, что да, колба будет петь для нас.

Вода остыла уже довольно. Я пошел к Миллеру пить чай перед экспериментом. Он распечатал на лазерном принтере статью о том, что в Америке уже используют сонолюминесценцию для осуществления холодного нуклеосинтеза, и даже есть работающие макеты. Мы поудивлялись научно-техническому прогрессу.
Пошли заливать воду в резонатор. Когда Миша снимал зажим с вакуумного шланга на колбе для кипячения, не было характерного шипения от атмосферного воздуха, входящего в колбу. Оказалось, что стенки вакуумного шланга слиплись. Миша их разъединил, и получился звук, которого мы ждали. Миша стал заливать в колбу, с помощью медицинского одноразового шприца, воду, которая была предварительно перелита нами из колбы для кипячения в химический стакан. В процессе заливки выяснилось, что вода по виду хуже некуда – масса каких-то волосков, плавающих соринок и т.д. На стенке внутри колбы-резонатора были видны несколько небольших хлопьев осадка. Я сказал, что, как видно, колбу не удалось промыть хорошо, на что Миша ответил, что все было нормально, очевидно, вода испортилась. Закончили заливку воды в акустический резонатор, включили генератор. Я сказал, что ток в контуре фиксировать пока не будем – что-то индикатор плохо показывает, надо разобраться. Стали искать акустический резонанс, нашли его. Миша записал на доске параметры резонанса, я их считывал с грубого диапазона шкалы генератора. Добротность колбы по этим данным была порядка 300. Затем я перешел на более тонкую регулировку и заметил, что добротность стала гораздо выше. Стали вычислять; Миша говорит – совсем другие цифры! Я пояснил, что читаю данные по более точной шкале. Подсчитал добротность с помощью логарифмической линейки – получилось 528! Затем частота резонанса стала заметно смещаться в сторону роста, при сохранении добротности (ширина 50 Гц на уровне 0,7). Миша сказал, что это мусор оседает на дно резонатора. Попробовали впрыск пузырьков на этом резонансе. Миша отметил, что наблюдается совершенно необычное поведение пузырьков – пузырьки втягиваются в воду как в воронку. Большой запас по амплитуде – но пузырек зависает не в центре, а гораздо выше. Стали искать новый акустический резонанс, нашли его почти в центре резонатора, но ширина резонанса была около 100 Гц.

Стали «покировать» (М.Б. Миллер предложил дать название «покер» (от английского poke – пихать, тыкать, толкать) приспособлению для возбуждения мелких пузырьков в объеме резонатора, изготовленному мною из металлический трубочки, шляпки от гвоздя, винтика и пружинки от шариковой ручки; однако это название не прижилось, и мы пользовались в дальнейшем в нашем обиходе введённым мною «лабораторным» жаргонизмом «взбабливатель», русифицированным производным от английского bubble – произносится «бабл» – пузырёк.) – удручающая картина, – мутная вода, даже цвет какой-то грязный. Ну, решили мы, на этой воде не увидеть сонолюминесценции. Я пошутил, что мы сделаем вязальный станок на сонолюминесценции, имея в виду, что плавающие в воде волоски будут наматываться на пузырек. В общем, мы расстроились. При рассмотрении резонатора через объектив от микроскопа было видно – не вода, а бульон какой-то, суп прямо! Я предложил всё-таки набрать дистиллированной воды, она после кипячения не такая грязная, надо только колбу помыть.

Миша говорит, что у него колба поменьше есть, можно ее помыть. Пошел он мыть колбу, а мне вдруг захотелось всё же на этой воде посмотреть на процесс повнимательнее. Я сел поудобнее, стал через объектив для микроскопа смотреть и покировать, с подсветкой от лампы ; мы не выключили даже свет. Пузырьки растворялись, я подстроил амплитуду до момента, когда пузырек стабилен, сделал новый пузырек и начал увеличивать амплитуду накачки резонатора. Маленький пузырёк, до этого неподвижно зависший вблизи центра колбы, слегка задрожал и снова замер, но при этом изменил блеск. Стал как бы сильнее отражать свет от лампы подсветки, но вскоре этот пузырёк ускользнул куда-то вниз. Я сделал еще один пузырек, и тот тоже в какой-то момент изменил блеск, стал как бы оловянным или из ртути. Как будто легкое прикосновение пробежало по моим волосам, по голове. Я выключил настольную лампу; пузырек блестел так же, как и с лампой. Оставались еще потолочные люминесцентные лампы дневного света! Я бросился к одному выключателю, затем к другому. Вернулся в полной темноте к стулу, нащупал покер и спустил его. Было ясно видно, как поперёк внутреннего пространства колбы, увеличенного линзами объектива, прокатилась маленькая яркая звездочка! Я спустил покер еще и еще. Звездочки возникали не каждый раз, но возникали! Кажется, они были в каждый момент по одной, хотя я и не могу утверждать это с полной уверенностью. Исчезали они через несколько секунд, исчезновение сопровождалось каким-то звуком то ли в усилителе, то ли в преобразователе, то ли в колбе. Один пузырек я рассмотрел. Он светился довольно ярко в затемнённой комнате, но я ожидал более голубого оттенка, этот же был, скорее, бело-голубоватым. Как ртуть.

Я побежал за Миллером. Бегу по коридору и кричу – Миша, Миша, кончай посуду мыть, мы поймали ЕГО даже в этом супе! Он вышел ко мне навстречу из своей комнаты, я говорю – не надо больше ничего, мы сделали ЭТО даже в такой воде – светится! И жму ему руку. Он пожал мою руку, но недоверчиво – он-то еще вообще не видел того, что я видел уже ясно, воочию! Пошли в мою комнату, к нашей установке, я помогаю Мише сесть на стул в темноте, он толкает покер – нет свечения! Я говорю – нет-нет, есть. Опять я сел, толкнул покер раз, другой – засветился bubble! Вот говорю, видишь? Да, теперь он видел. Миша отодвинул объектив, снял очки, стал без оптики вглядываться в колбу, почти вплотную склонившись к ее стенке. Еще bubble, светится очень хорошо, исчезает. Делаем новый – одни горят ярче, другие слабее, но ровно! Исчезают, не меняя блеска, как будто отключаются. Я говорю – ну, вроде бы увидели, сомнений нет. Он говорит – какие тут сомнения – светится! Включили свет. Миша говорит – все, хватит на сегодня! Выключаем все, а то еще сгорит что-нибудь. Завтра посмотрим, вода отстоится. Я спросил, сколько сейчас времени – по его часам было 15 часов 16 или 18 минут. Значит, в 15.00 ЭТО свершилось! Я еще записал в журнал финальные параметры акустического резонанса, на котором мы наблюдали SBSL, Миша тем временем плотно загерметизировал горлышко колбы-резонатора полиэтиленовой трубкой с зажимом.

Потом Миша послал письмо о нашем успехе по электронной почте Беляеву в Японию, а я послал Рашиду Назмитдинову сообщение о наблюдении SBSL.
            (По дневниковой записи 22.03.1998 г., 01:00).

Приложение 1. Пояснения и комментарии
Для того, чтобы было понятно, почему мы увлеклись поисками SBSL, требуется небольшое пояснение.
Наш Институт физико-технических проблем был организован, при активном участии его основателя и первого директора, д.ф.-м.н. Бориса Васильевича Васильева в 1992, на базе сектора высокотемпературной сверхпроводимости Лаборатории нейтронной физики, успешная деятельность которого определила основные направления исследований нашего тогда еще молодого института. Среди заслуг этого сектора следует упомянуть создание первого в мире радиочастотного высокотемпературного сверхпроводящего квантового интерферометра (ВТСП ВЧ СКВИДа), работающего при температуре жидкого азота.    СКВИД имел уже достаточную чувствительность для регистрации магнитных полей сердца (т.е. для магнитокардиографии). Сам Б.В. Васильев был тогда широко известен в Дубне проведением ряда фундаментальных физических экспериментов, с использованием низкотемпературных СКВИДов. Эти эксперименты имеют свою еще более раннюю историю, и мы их здесь касаться не будем.
В сектор сверхпроводимости я перешел в начале 1990 года; до этого перехода я работал начальником смены на установке ИБР-30 (Импульсный Быстрый Реактор, т.е. реактор на быстрых нейтронах, мощностью 30 кВт,) Лаборатории нейтронной физики. Мой переход в сектор Б.В. Васильева имел длительную (и драматическую) предысторию, благополучно, впрочем, завершившуюся.
Первое задание, порученное мне Б.В. Васильевым, состояло в разработке и сооружении экранированного помещения (комнаты), которое можно бы было разместить в новом большом одноэтажном строящемся корпусе, со стенами из металлического сайдинга (профиля), в который нашему сектору предстоял переезд через год, по завершении строительства. Экранированная комната предназначалась для проведения магнитной кардиографии ВТСП СКВИД-магнитометрами, которые в то время еще не могли нормально функционировать в условиях земного магнитного поля; требовалось использование магнитного экранирования ¬– так называемого магнитного вакуума.
К весне 1991 года новый корпус, получивший в ОИЯИ наименование «Корпус ВТСП», был введен в эксплуатацию, и наш сектор с удобствами там разместился, в многочисленных комнатах и кабинетах. Здание в плане имело вид квадрата, в центре которого размещался обширный экспериментальный зал, по периметру которого проходил кольцеобразный широкий высокий коридор, в который выходили двери кабинетов. Окна кабинетов выходили во двор. Корпус ВТСП стоял посреди смешанного лесного массива, на краю промплощадки ЛЯП (Лаборатории ядерных проблем) ОИЯИ; за ее бетонным высоким забором с колючей проволокой и контрольной полосой виднелась лесопарковая зона Черной Речки.
Экранированная комната была успешно разработана мною, и ее толстостенный алюминиевый корпус был сооружен (сварен бригадой сварщиков под руководством А.П. Антипова) в начале 1992 года. Для электрогазосварки корпуса комнаты были использованы почти все запасы баллонов газообразного гелия, которыми на тот момент располагала Лаборатория нейтронной физики.
Предстоял второй, завершающий этап сооружения корпуса экранированной комнаты – покрытие его изнутри и снаружи, для экранирования постоянного магнитного поля, листами пермаллоя, материала с высокой магнитной проницаемостью, требующего специальной термической обработки (отжига) в вакууме. Пермаллой был закуплен, частично отожжен в вакуумной печи Опытного производства ОИЯИ, но дальше начались проблемы – печь вышла из строя. Была найдена другая вакуумная печь, поменьше, в Отделе новых методов ускорений ОИЯИ. Листы пермаллоя (размером с лист бумаги A3) приходилось отжигать в пакете, зажатом между двумя толстостенными плитами из специальной стали, во избежание деформации листов. Но листы спекались между собой. Простая пересыпка окисью алюминия не помогала – пудра высыпалась, пыль попадала в вакуумные насосы. Окрашивание пермаллоя водной суспензией не привело к успеху – поверхность листов не смачивалась, ровного защитного слоя после высыхания суспензии не получалось. Мне, впрочем, довольно быстро удалось найти решение этой проблемы и предложить простой экономичный способ фиксирования пудры на листе пермаллоя. Несколько партий пакетов мы, таким образом, отожгли и подготовили для монтажа на корпусе комнаты.
Тем временем Н.В. Выонг и Е.В. Помякушина (Распопина), сотрудники нашего института, разработали оригинальный (квазибинарный) метод синтеза толстых сверхпроводящих плёнок из высокотемпературных сверхпроводников (становившихся сверхпроводящими при температуре жидкого азота) на основе иттриевой керамики (метод окрашивания на подложке); при этом «краска» и подложка были двумя компонентами реакции синтеза ВТСП.
Я был тогда начальником группы высокотемпературной сверхпроводимости и разработок; в задачи группы, помимо подготовки экранированной комнаты, входила разработка практических применений этих толстых ВТСП плёнок, в том числе ВТСП СКВИДов. На моем счету уже было три статьи в реферируемых престижных зарубежных журналах по сверхпроводимости, из которых две были написаны в соавторстве, и одна, теоретическая, единолично; таким образом, были определенные планы для продолжения работ.
Но звонок уже прозвенел. Это был драматический период, начавшийся после развала СССР. Экономическая обстановка стремительно ухудшалась, и мы это очень скоро почувствовали по резкому снижению, а затем и прекращению финансирования нашей темы ВТСП. Ушли ключевые сотрудники, в поисках лучших условий. Сменилось руководство нашего института, изменились приоритеты. Сооружение экранированной комнаты было остановлено.
Пришлось заниматься поиском новых направлений для научных проектов, которые могли бы, в перспективе, обеспечить наше выживание в науке.
Впервые я услышал об однопузырьковой сонолюминесценции на расширенном семинаре по современным проблемам высокотемпературной сверхпроводимости и квантовой теории поля, проводившемся в Лаборатории теоретической физики ОИЯИ, в середине 90-х. Выступавший лектор упомянул необычное явление, открытое недавно и, возможно, связанное с эффектом Казимира – возбуждаемое ультразвуком голубое импульсное свечение одиночных пузырьков в обычной воде. В то же время мой коллега М.Б. Миллер начал сотрудничать с профессором В.Б. Беляевым, с которым они планировали поиск признаков протекания (гипотетической) реакции Беляева – молекулярно-ядерного процесса превращения молекулы воды в атом неона. На этот проект В.Б. Беляев получил грант РФФИ, Российского фонда фундаментальных исследований. Некоторое время спустя М.Б. Миллер, рассказывая мне об эффекте Беляева, коснулся эксперимента, проводившегося на озере Байкал – там на большой глубине была установлена гирлянда чувствительных фотоприемников на основе фотоумножителей, фиксировавших вспышки черенковского излучения от релятивистских бета-частиц, возникавших под действием космического излучения, проникавшего в толщу воды. Проблема была в том, что время от времени эта система фотоприемников фиксировала, помимо черенковских импульсов, постороннее свечение от неизвестного источника. Я предположил, что это постороннее свечение связано с сонолюминесценцией. Оказалось, что я был не первый с этой идеей – М.Б. Миллер уже слышал об излучении света при коллапсе пузырьков в воде от Л.Г. Ткачева, специалиста по пузырьковым камерам, на семинаре у В.Б. Беляева.
Вдвоем с М.Б. Миллером мы решили заняться новым направлением – однопузырьковой сонолюминесценцией. В читальном зале научно-технической библиотеки ОИЯИ нашлись недавние работы Гаитана, Крама, Барбера, Путтермана, Матулы и др. по SBSL, но научные статьи не описывали подробностей изготовления ключевых элементов экспериментального стенда для наблюдения светящихся пузырьков.
И тут на помощь нам пришел Интернет; на наше счастье и удачу, контекстный поиск в Yahoo! указал сайт, на котором Миллер обнаружил компилированную инструкцию по изготовлению стенда и технологию получения SBSL. Там были рисунки колбы-резонатора, разъяснялась методика наклейки пьезоэлектрических преобразователей, микрофона, сборки электрической схемы, и, самое главное, методика получения SBSL, начиная от способов приготовления дегазированной воды и заканчивая описанием фаз поведения пузырька.
Как выяснилось, у нас были практически все функциональные элементы, необходимые для постановки (наблюдательного) опыта, хотя, конечно, они отличались типоразмерами от рекомендуемых этой инструкцией. Например, в статье рекомендовали использовать шайбообразные толстые трансдюсеры, но у нас их не было, а были цилиндрические, тонкостенные. Колба в описании имело горлышко другого вида; в качестве катушки индуктивности я использовал обмотку с ферритовым сердечником, которой не было в описании и т.п.
В моем ведении находилось много различных лабораторных приборов. Среди этих приборов был, оказавшийся критически важным для успеха, прецизионный звуковой генератор; были в наличии и осциллографы. На институтском складе мы обнаружили радиоузельный усилитель мощности на 100 Вт. За несколько лет до этого, директор Б.В. Васильев отправил Миллера в командировку в Волгоград, где производилась пьезокерамика, чтобы он привез оттуда пьезоэлектрические преобразователи. Зачем были нужны эти преобразователи, (тогда) было совершенно непонятно. После того, как Миллер их привез, Б.В. Васильев больше о них не вспоминал, и они лежали на полке у Миллера два или три года, дожидаясь, как видно, начала наших опытов. Обсуждая с Миллером обстоятельства, которые сопутствовали нам в получении SBSL, мы сходимся с ним во мнении, что имели место порой совершенно мистические чудесные совпадения и невероятное везение.
Ко времени, когда наступил ЭТОТ ДЕНЬ, механизм излучения SBSL всё ещё представлял собой волнующую загадку – свет от пузырька, находящегося в ультразвуковом резонаторе, наполненном водой, испускался в виде ультракоротких импульсов пикосекундной длительности, следовавших с хронометрической регулярностью, и было совершенно непонятно – каким образом ультразвуковые колебания частотой 25 кГц преобразуются в фотоны коротковолновой части видимого света при том, что в спектре SBSL не было обнаружено (в то время) молекулярных и атомарных спектральных линий, характерных для воды и растворенных газов. Было очевидно, что акустические колебания давления в процессе SBSL характеризуются гигантским усилением, фокусировкой, в процессе пузырькового коллапса, что порождало надежды на осуществление, посредством SBSL, термоядерных реакций в наноскопическом масштабе на установке, которая легко размещается на письменном столе.
Хотя инструкция по получению SBSL была выложена в Интернете, мы, даже спустя несколько лет после ЭТОГО ДНЯ, не имели сведений о том, чтобы кто-либо в России, помимо нас в Дубне, смог получить устойчивый светящийся пузырёк.
Что было потом, после ЭТОГО ДНЯ?
Через три месяца наш пузырек был впервые снят на видео – из Литвы с видеокамерой приехал мой брат Валерий, записавший мою демонстрацию SBSL; эта запись до сих пор у меня хранится. Два года спустя это видео мы с Миллером показывали в Москве, в Акустическом институте имени акад. Н.Н.Андреева, профессору М.А. Маргулису, известному специалисту по сонолюминесценции и звукохимии; он был впечатлен нашим показом.
      По просьбе И.А. Ломаченкова я изготовил стенд SBSL для лицея «Дубна» и обучил школьников методике получения SBSL.
      В 2000 г. я написал, по предложению Б.В. Васильева, реферат по монопузырьковой сонолюминесценции, для кандидатского экзамена по физике, к которому тогда готовился. Сейчас, спустя 13 лет, перечитывая этот реферат, я нахожу его весьма интересным и воодушевляющим, достойным цитирования. Выдержка из этого реферата, касающаяся истории сонолюминесценции, приведена в Приложении 2.
В конце 2001 г. мы получили, наконец, долгожданные научные гранты, свидетельства (относительного) финансового благополучия – стартовал наш проект МНТЦ №1471, а затем и проект РФФИ, составной частью которых было создание установки для исследования возможности получения сверхвысоких температур при акустической кавитации. В это время научное сообщество было взбудоражено сообщением журнала Science об успешном осуществлении группой Рузи Талейярхана пузырькового нуклеосинтеза, и мы решили воспроизвести этот эксперимент у себя. Работа по гранту МНТЦ заслуживает отдельного повествования.
В 2004 г. я собрал стенд SBSL для наших соисполнителей проекта МНТЦ, с Физического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, и мы с Миллером ездили в Петергоф для запуска этого стенда и инструктажа их сотрудника по методике получения SBSL.
Наступил 2005 год. Рузи Талейярхан оповестил об успешном проведении второго, усовершенствованного опыта по пузырьковому нуклеосинтезу. Мы также форсировали работу, осваивали компьютерную программу набора событий, искали замену выработавшему свой ресурс нейтронному генератору, который был необходим для создания зародышей кавитации в определенной фазе звуковых колебаний резонатора, ремонтировали вышедший из строя блок управления нейтронным генератором, арендовали нейтронный детектор на основе стильбена. Наша установка, на которой мы планировали проведения эксперимента по пузырьковому нуклеосинтезу, была, наконец, создана и размещена в экспериментальном зале, который был нам любезно предоставлен руководством Лаборатории нейтронной физики ОИЯИ. Несколько месяцев ушло на обустройство и размещение оборудования, его наладку и настройку. Приступить к экспериментам мы планировали в начале января. В конце декабря ударили сильные морозы. В один из дней нам позвонили из ЛНФ и сообщили, что наш экспериментальный зал залило водой из лопнувшей трубы отопления помещения, расположенного этажом выше. Прибежав в экспериментальный зал, мы увидели страшную картину – оборудование наше было покрыто сосульками замерзшей воды и засыпано штукатуркой, обвалившейся с потолка. На полу – застывшие лужи; в помещении стоял лютый холод, все батареи полопались. Это был конец, конец попыткам поставить эксперимент по пузырьковому нуклеосинтезу.
Что было потом? Потом нами была составлена заявка на продолжение проекта МНТЦ, которая не получила финансирования.
Оглядываясь на то время, я считаю теперь, что в случае успеха, как ни крамольно это звучит с точки зрения моего коллеги Миллера, если бы мы смогли довести этот наш эксперимент по пузырьковому нуклеосинтезу до постановки, то эта деятельность увела бы (меня) по ложному пути. С научной стороны, важность достижения группой Рузи Талейярхана условий для нуклеосинтеза при кавитации, не вызывает у меня сомнений. Но теперь на повестку дня выступают гораздо более важные события. Лет семь назад, перелистывая сборник докладов конференции по ядерной физике конденсированных сред, считавшейся и считающейся крамольным и лженаучным направлением с точки зрения официальной науки (в этом сборнике был опубликован доклад Миллера об экспериментах по поиску реакции Беляева), в разговоре с Миллером я высказался в том смысле, что не могут же все эти представители направления «холодного» нуклеосинтеза врать или ошибаться насчет регистрации ими многочисленных случаев трансмутаций (т.е. взаимных превращений при «комнатных» температурах) химических элементов. Я еще добавил, что придет время, когда надо будет принять за истину все эти факты. Так вот, это время теперь настало.

Приложение 2. Монопузырьковая сонолюминесценция. Краткий экскурс в историю открытия

Впервые проблемами кавитации заинтересовались в связи с быстрым износом гребных винтов английских военных судов. Поверхность тыльной стороны лопастей гребных винтов против ожидания быстро покрывалась оспинками каверн, принимая изъеденный вид, и это было связано с действием множества пузырьков, создаваемых быстрым вращением гребных винтов. Исследования причин такого действия привело к зарождению науки о коллапсе полости в объеме жидкости. У истоков этой науки возвышается исполинская фигура лорда Рэлея. Лорда Рэлея впечатлила догадка Рейнольдса о происхождении звуков, испускаемых чайником с закипающей водой, как о проявлении коллапса пузырьков пара. В то время Ч. Парсонс активно заинтересовался возбуждаемой гребным винтом кавитацией и предложил С. Куку выполнить расчет в задаче о давлении, развивающемся в условиях коллапса на твердой границе. Узнав об этой проблеме, Рэлей сам произвел расчеты и показал, что вблизи коллапсирующего пузырька могут возникать очень большие давления, которые являются причиной разрушения твердой поверхности. Это было первым указание на возможность создания коллапсирующим пузырьком экстремальных условий. Рэлей определил время, необходимое для коллапса полости, и рассмотрел случай, когда коллапсу препятствует идеальный газ, подвергающийся изотермическому сжатию. Он не рассматривал адиабатическое сжатие или другие возможные процессы, которые могли бы привести к росту температуры, полагая, что содержимое пузырька находится в изотермических условиях. Таким образом, в 1917 г. лорд Рэлей находился в одном шаге от теоретического предсказания сонолюминесценции, но он упустил этот шанс.

В конце 20-х годов немецкие физико-химики много экспериментировали с мощными ультразвуковыми сонарами, разработанными в годы первой мировой войны для обнаружения подводных лодок. В водных растворах было обнаружено каталитическое действие ультразвука на ход некоторых химических реакций с энергетическим порогом в несколько электрон-вольт. При воздействии ультразвука на воду в присутствии воздуха образуется перекись водорода и азотистая кислота, причем это сопровождается понижением pH среды. Так зародилась новая обширная область химии – сонохимия, или звукохимия. Каталитическое действие ультразвука было интерпретировано известным спектроскопистом Рейнхардом Меке из Гейдельбергского университета как указание на наличие механизма преобразования ультразвука в видимый свет. Он обратил внимание коллег на то, что количество энергии, необходимое для химических реакций, такое же, как для возбуждения атомных уровней, релаксация которых дает видимый свет, и предложил поискать такой сигнал. Слабое световое излучение в воде, возбуждаемой мощным ультразвуковым преобразователем, спустя некоторое время было обнаружено двумя группами исследователей, Маринеско и Триллатом, Френзелем и Шультесом, по затемнению фотографической пластинки, располагавшейся над поверхностью воды ультразвуковой ванны.

Интересно, что первооткрыватели нового явления ограничились только по одному краткому сообщению на эту тему, ссылаясь на то, что «у них есть дела поважнее». В качестве объяснения механизма свечения ими была предложена электрофрикционная гипотеза, согласно которой поверхность быстро беспорядочно двигающихся воздушных пузырьков в результате трения о воду и друг о друга электризуется, «как ботинки о ковер», и в некоторый момент наступает электрический пробой, сопровождающийся излучением видимого света.

Явление многопузырьковой сонолюминесценции внешне не было замечательным. Наблюдать свечение невооруженным глазом можно было только в полной темноте после длительной адаптации. Выглядит оно как прорезаемое вспышками света облачко беспорядочно стремительно двигающихся кавитирующих микроскопических пузырьков, позиционирующееся возле возбудителя ультразвуковых колебаний и сопровождающееся характерным скрипящим шумом. Исследовать индивидуальные особенности свечения отдельного пузырька не представлялось возможным, ввиду непредсказуемого нерегулярного движения. Тем не менее явление преобразования звука в свет, названное Харви десятилетия спустя в 1957 г. сонолюминесценцией, изучалось в разных странах. В середине 60-х Ф. Петерсен и Т. Андерсон из Северозападного университета, США, наблюдали люминесценцию от кавитации пузырьков, производимых течением воды через трубку Вентури. В результате наблюдений они пришли к выводу, что длительность одной вспышки короче наносекунды. Однако и они, подобно первооткрывателям сонолюминесценции, не проявили серьезного интереса к продолжению исследований, считая, что пикосекундный масштаб световых импульсов является очевидным следствием гидродинамики. Таким образом, в 1966 г. (еще до создания фемтосекундных лазеров) Петерсон и Андерсен фактически подошли к открытию искусственного источника света с самыми короткими импульсами. Остается только гадать, почему они прекратили исследования, так что развитие одного из интересных направлений исследования люминесценции кавитирующих пузырьков было задержано еще на десятилетия.

К середине 80-х о сонолюминесценции было известно уже довольно много. Были получены данные о том, что парогазовая смесь в кавитационном пузырьке не является раскаленным телом, а свечение является люминесцентным, неравновесным. Спектр сонолюминесценции в общем случае может содержать четыре компонента: основной континуум, полосы, вызванные излучением радикала ОН, линии щелочных или щелочно-земельных металлов (если соответствующие соли присутствуют в растворе) и хемилюминесценцию, вызванную реакциями некоторых растворенных веществ с радикальными продуктами расщепления растворителей. Согласно полученным результатам, длительность вспышки равна 4–5 наносекунд, а энергия E=3 кэВ.
Настоящим прорывом в неведомое явилось открытие в 1989 г. синхронной однопузырьковой сонолюминесценции. Фелип Гаитан, аспирант Лоуренса Крама в Университете Миссисипи, придумал удивительный способ наблюдения кавитации одиночного пузырька. В акустическом резонаторе подходящего размера – например, в стеклянной сферической колбе, наполненной прохладной дегазированной водой, с помощью пьезоэлектрических преобразователей возбуждались стоячие акустические волны таким образом, чтобы антиузел (минимум) давления находился в центре резонатора. Воздушные пузырьки, создаваемые на поверхности воды с помощью микрошприца, каплей воды из глазной пипетки или просто шлепком, при достаточной амплитуде звукового поля не всплывали, как следует из повседневного опыта, а втягивались вглубь жидкости под действием силы Бьеркнеса, захватывались в антиузле давления и коалесцировали – сливались вместе, образуя один маленький пузырек. Такой пузырек, левитирующий в толще воды, уравновешенный силами Архимеда и Бьеркнеса, пульсирующий синхронно с акустическим полем, было очень удобно наблюдать. При правильно подобранной частоте возбуждающего поля динамика пузырька детально прослеживалась в зависимости от амплитуды поля, начиная от порога левитации. При определенном уровне звуковой накачки танцующий пузырек останавливался, уменьшался в размерах и далее, при небольшой добавке амплитуды возбуждающего поля, начинал светиться голубоватым светом.

И опять, как уже нередко бывало, первооткрыватели нового явления не проявили должного внимания к своему детищу. После защиты Ф. Гаитаном диссертации в 1990 г. установка была демонтирована. Однако появляются новые энтузиасты и исследователи. Сет Путтерман, сотрудник Калифорнийского университета, интересы которого касались турбулентности, сверхтекучести и квантовой механики отдельных атомов, защитивший диссертацию в 1970 г. в Рокфеллеровском университете, живо заинтересовался сонолюминесценцией, о которой он узнал от своего школьного товарища Томаса Эрбера в 1988 г. Между ними состоялся приблизительно такой диалог. Томас Эрбер:
–Если ты думаешь, что уравнения Навье–Стокса так всеобъемлющи и все в жидкости описывают, тогда объясни мне, пожалуйста, как звук может быть преобразован в свет.
–Интуиция говорит мне, что сонолюминесценция невозможна.
–Этот эффект уже открыт.
–Fucking bubbles?!

Вместе с Ритвой Лёфстедом, студентом Калифорнийского университета, Сет Путтерман произвел тщательный библиографический поиск по сонолюминесценции. К ним подключился дипломник Брэдли Барбер, и к 1990 г. они стали подлинными энтузиастами и проповедниками нового направления в U.C.L.A. (Universisy of California, Los Angeles). В это время они узнают об открытии Гаитаном и Крамом синхронной сонолюминесценции. Когда Сет Путтерман увидел демонстрацию Фелипом Гаитаном монопузырьковой синхронной сонолюминесценции, то он не мог сдержать удивления и восторга. В колбе с водой неподвижно висела сияющая голубоватая звездочка пятой звездной величины, отчетливо видимая невооруженным глазом даже при неполном затемнении!

Реакция Путтермана благотворно подействовала на изобретателей синхронной сонолюминесценции. Первооткрыватели по–джентельменски поделились со своими последователями секретом наблюдения одиночного светящегося пузырька и помогли им собрать и настроить экспериментальный стенд. Вскоре команды Фелипа Гаитана и Лоуренса Крама вновь активно подключились к исследованиям.

Открытие Гаитаном однопузырьковой сонолюминесценции послужило толчком к многочисленным экспериментальным и теоретическим исследованиям в этой области. По сравнению с тусклым хаотическим нерегулярным процессом многопузырьковой сонолюминесценции, однопузырьковая сонолюминесценция действительно впечатляет. В прозрачном резонаторе – колбе, наполненной подходящей жидкостью – обычно это дегазированная вода, или растворы на её основе, неподвижно, в течение многих минут, висит маленькая голубоватая звездочка, видимая невооруженным глазом даже при дневном свете. Теперь усовершенствованная экспериментальная методика позволяет получать сонолюминесценцию как регулярно повторяющуюся последовательность световых импульсов, в относительно стабильных воспроизводимых экспериментальных условиях. Исключительная стабильность сонолюминесценции от единичных акустически левитирующих пузырьков позволяет детально исследовать характеристики излучения.

Первые же исследования новой разновидности сонолюминесценции дали ошеломляющие результаты. Мощность каждого светового импульса составляет более 1 мВт; попытки измерить длительность вспышки потребовали использования самых быстродействующих фотоприемников и привели к значению порядка 50 пикосекунд. К примеру, самый быстрый переход в атоме водорода (3==>2), сопровождающийся излучением видимого света, более чем в сто раз медленнее. Частота следования световых импульсов от кавитирующего пузырька совпала с частотой акустической стоячей волны в резонаторе. Таким образом, если период типичной ультразвуковой гармоники резонатора порядка 50 микросекунд, то ширина светового импульса в миллион раз короче периода акустического возбуждающего поля. Световое излучение пузырька видно невооруженным глазом и имеет голубоватый цвет. Разброс во времени последовательных световых импульсов оказался меньше 40 пс. Энергия вспышки порядка 10 МэВ, количество фотонов в одной вспышке составляет порядок миллиона, с уменьшением частоты звукового поля интенсивность вспышки увеличивается.
Обычно для исследования SBSL в качестве резонаторов применяются сферические или цилиндрические сосуды подходящего размера. Если резонатор возбуждается на второй или более высокой гармонике, то можно получить одновременно несколько светящихся пузырьков, по числу анти узлов давления, соответствующих возбужденной акустической моде резонатора.
Теоретические предпосылки о возможности достижения сверхвысоких температур были высказаны задолго до первых успешных экспериментов Талейярхана. Эти вопросы весьма интересовали Е.И. Забабахина, одного из руководителей советского атомного проекта. В числе первых, кто предложил метод достижения сверхвысоких параметров при акустической кавитации, были Станюкович и Хаврошкин, которые подали заявку на изобретение с приоритетом от 22 октября 1973 г. Но заявка была отклонена Госкомизобретений. Первым обладателем патента в этой области стал в 1982 г. Hugh Flynn, которому был выдан патент США на "Method of Generating Energy by Acoustically Induced Cavitation Fusion and Reactor There for". Экспериментальные данные о достижении сверхвысоких температур при ультразвуковой кавитации в различных жидкостях к настоящему времени (2010 г.) получены различными группами исследователей:

1. Одно из первых экспериментальных свидетельств достижения сверхвысоких параметров при кавитации – данные группы А.Г. Липсона, о регистрации нейтронов при кавитации в дейтерированных средах.

2. Группа Рузи Талейярхана – эксперименты по осуществлению термоядерных реакций при кавитации в «тяжелом» (т.е. обогащенном дейтерием) ацетоне; зарегистрирована (с высокой достоверностью – более шестидесяти стандартных отклонений) эмиссия быстрых «термоядерных» нейтронов с энергией 2,45 МэВ и образование трития, что свидетельствует о достижении температур и давлений, достаточных для нуклеосинтеза в системе d+d. Эксперименты проводились этой группой в течение ряда лет (начиная с первой публикации 2002 г.), данные экспериментов опубликованы в ведущих мировых научных журналах.

3. Эксперимент Талейярхана был успешно повторен Y. Xu and A. Butt, их статья напечатана в жестко реферируемом журнале.

4. Эксперименты Талейярхана неоднократно успешно проводились «по требованию», в присутствии независимых наблюдателей, а также приглашенными исследователями, которым была предоставлена экспериментальная установка (E. R. Forringer с соавт., W.Bugg ).

5. В экспериментах Фланнигана и Саслика по сверх яркой однопузырьковой сонолюминесценции в концентрированной серной кислоте (допированной аргоном), были получены спектральные данные о возбуждении уровней аргона (энергия возбуждения > 13 эВ) и молекулярного иона кислорода (энергия возбуждения 18 эВ). В статье этих авторов, опубликованной в журнале Nature, подчеркивается, что указанные уровни не могли быть заселены тепловым способом, но, вероятно, они возникли под воздействием высокоэнергетических электронов, испущенных из горячей плазменной сердцевины коллапсирующего пузырька. Вскоре этими же авторами были получены данные о возбуждении уровней аргона вплоть до 37,1 эВ.

6. И, наконец, в экспериментах Путтермана с использованием очень маленьких пузырьков ксенона в воде и высокочастотного акустического возбуждения была достигнута пиковая температура более миллиона градусов Кельвина.

            ***
      В журнале "Успехи физических наук" (наконец) опубликована подробная статья авторов группы Талейярхана: Нигматулин Р.И., Лэхи Р.Т.(мл.), Талейархан Р.П., Вест К.Д., Блок Р.С."О термоядерных процессах в кавитирующих пузырьках" УФН 184 947–960 (2014), с изложением многих перепетий, сопровождавших публикацию их открытия, и дискуссий, вплоть до самого последнего момента.

      Дополнение от 02.01.2017 г.: Интервью акад. Р.И. Нигматулина https://indicator.ru/article/2016/11/21/intervyu-nigmatulina/ .
Дополнение от 11.11.2017 г.: Интересная статья - http://elementy.ru/nauchno-populyarnaya_biblioteka/432660 (С. М. Комаров "Приключения термояда в пузырьке").