– Вся штука в том, что для них, для поражённых собственным интеллектом, жизнь превращается в трек. Только стул и стол, только бумага на столе и дерево за окном влипнут в рыло движущейся машины символов, а цели нет, цель – движение машины, моё дело – разогнать её, а куда она въедет, вы уж там – сами... Вся штука в том, – Невидимка поднял тремя пальцами чашечку кофе и аккуратно из неё отхлебнул... мням... – что у реального времени нет независимых признаков, эпохе нет доказательств, эпоха – это питекантроп, севший за компьютер. Поражённые интеллектом попадают сами в свою машину символов, как в зеркальную ловушку, они бегут за своим отражением, разрывая связи сознания своего со своим пространством, на некотором этапе их не тянет уже назад.
(Да и не найти им своих времён – эпохе нету доказательств.)
Невидимка прошёлся с чашечкой по комнате и остановился перед зеркалом:
– Они отделяются... мням... независимым движением от Единой Молекулы, полагая результатом красоту сотворённого ими, а не то, что оставляет за собою сотворённое ими диво.
В зеркале было пусто, там совершенно никого не появилось, и Невидимка огорчённо отошёл к окну, посмотрел туда, на зимний двор, где по буднему снежному утру мужичок в затёртом десантном бушлате перетаскивал по металлической перекладине тусклый ковёр, зарываясь в него энергически с головою и палкой, а потом, перевернув наконец-то, начинал внимательно колотить по животу ковра, наполняя двор отдалённым аханьем: чап... чап... чап...
Невидимка вздохнул и ушёл в спальню, где и пропал в закрытом платяном шкафу. В опустевшей квартире продолжалось некоторое время шарканье и постукивание, словно бы кто-то прибирался в комнатах, из окна неслось: чап... чап... чап... Звякнуло на кухне, водопроводный стояк наполнился паническим рёвом и умолк тут же обиженно – и только когда угомонилось всё и замерло, только тогда уже в зеркало вошло Отражение и, оглядевши оттуда книжные полки напротив, сказало недовольно:
– Так...
Употребление точных символов исключает мошенничество. Интеллигентный – это какой? А не достаточно ли человеку одной порядочности?
Не структура заставляет людей становиться мерзавцами, а люди составляют наименее трудоёмким способом то, что может из них сложиться. Людей надо было менять, новое население выписывать из экологически чистых миров или уж за себя самого браться вплотную, потому что воспитывать можно только младенцев и рабов, воспитывать же человечество можно единственным способом – воспитанием самого себя.
Реальность туманна для нас и таинственна, мы любим события и приключения, ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЗА ОКОЛИЦЕЙ. Мы можем написать «Моцарта и Сальери», решая проблему гения и злодейства, но выложить на стол внятные доказательства того, что человек не должен быть оскорбляем, нам уже не под силу, мы чувствуем, что это так, мы знаем, что в Европах благословенных человек примерно равен в возможностях и невозможностях своих с остальными людьми, но самим доказать это путём не художественным, но экономическим, то есть безупречным, нам не под силу, тут, у нас, не накоплен ещё интеллект, который есть – осознанный опыт и способность к анализу, к нудному, мещанскому, мануфактурному, при свечке, вычитанию, сложению и аккуратному обведению рамочкой результата.
...который есть – исключение приключений. Оттого в Европе так много хороших приключенческих романов.
Раб – это не работник, а всего лишь – орудие, так же как рабовладелец – не хозяин, а всего лишь ответчик за всё.
Эти простейшие аксиомы я вынужден сегодня выкладывать самому себе каждую минуту, я вдруг обнаружил отсутствие их в моём мире.
Всю свою жизнь мы были СОПРОВОЖДАЕМЫ.
Хорошее название – ИМПЕРСКИЙ КОНВОЙ. А ещё – ВРЕМЕНА ПРЕВРАЩЕНИЙ.
... ну, например, пророков – в шутов.
Какую-то свою, нелюдскую проблему решал кудрявый купидон, божок наш с глазами медведя. Совместимы ли гений и злодейство? Совместимы ли?.. И сбросить морок, вывернуться из ловушки: ага! – если гений, то не злодей! Совместимы ли хамство и гений? Совместимо ли злодейство с музыкальным слухом, свободой ассоциаций и беспечностью? Совместимо ли злодейство с внутренней свободой?
Колдун бывает ли без бороды?
Возможно, я не прав, и гений не совместим с осознанием своего злодейства. А злодейства сами по себе совместимы с чем угодно. Надо просто успеть переименовать их: в высший смысл, в трудную правду, в окончательную справедливость или же в благотворную несправедливость – да во что угодно!
Главное, чтобы переименования были своевременны и убедительны.