Павлинка из Равенсбрюка

Юрий Пестерев
   «Лежу в больнице. Простыла. Сегодня приехала сестричка, чтобы навестить меня. Привезла почту. Множество писем. Потом в гостях были мои лучшие друзья, бывшие узники концлагерей Бухенвальда и Равенсбрюка, которые приехали в Кривой Рог на открытие музея антифашистов в средней школе № 118. Как не кстати,я заболела! До чего обидно!
    Юным руководителям клуба интернациональной дружбы нелегко собрать материал для   школьного музея. Я решила им помочь и посоветовала пригласить на торжество людей, прошедших адовы муки. Они приехали и привезли для музея документы, фотографии и книги. Как я   рада   встрече с ними! Мои друзья выступали в школах, техникумах, институтах, в трудовых коллективах, затем познакомились с боевой и трудовой славой нашего города».
    Это отроки из письма учительницы из Кривого Рога Павлины Афанасьевны Тарасовой. Человека необычной, сложной судьбы. Впервые о ней я услышал от учителя Василия Ивановича Перцухова, проживающего в станице Терновская Краснодарского края. Он показал мне тоненькую книжечку, написанную на немецком языке. В ней рассказывалось о том, как женщины-узницы Равенсбрюка тепло заботились о детях и подростках, таких же, как и они заключенных. 0 том, как взрослые были жестоко наказаны за то, что приготовили для детей новогодние подарки. Книжечку прислала, тогда ещё в Советский Союз из ГДР, антифашистка, борец за мир Эрна Шнайдер, проживающая в городе Гера. Она о тех, кто жил и боролся в неволе, о тех, кому тогда было от пяти до шестнадцати лет. А значит - эта книжечка и о Павлине Тарасовой, которой было  четырнадцать лет, когда она попала в Равенсбрюк.
    Новый 1943 год девочка встретила в Ноебранденбурге, филиале концлагеря Равенсбрюк, куда попала по настоянию интернационального лагерного комитета подпольщиц. Этим они уберегли её и десятки других девочек-узниц от медицинских экспериментов. Они спасли их от смерти.
     Женщины Равенсбрюка и его филиалов - члены подпольной организации отличались дружбой, сплоченностью и солидарностью. Цепкая память Павлинки на всю жизнь сохранила имена и фамилии узниц, заменяющих им матерей. Это были женщины, о которых говорят - сильные духом.
     …Елизавета Лазаревна Клем - преподаватель истории и философии Одесского университета, Вера Бобкова - медицинская сестра из Москвы. Антонина Никифорова - врач из Ленинграда помогла вырваться маленькой Павлинке из барака для «подопытных кроликов». Серафима Павловна Галич - подпольщица из Днепропетровска, добрая женщина, стала названой мамой для девочки. Комсомолка Прасковья Кравченко, Надежда Васильевна Ходасовская также сыграли  немалую роль в судьбе маленьких узниц. Лагерная поэтесса Сокова, написавшая песню о жизни в лагере, которую узницы стали петь, идя в строю на аппель (проверку). До этого они распевали наивную песенку на немецком языке о прекрасном городе мечты. Новая песня о лагере и узниках была, пронизала верой в победу над фашизмом.
    Активными бойцами лагерного движения сопротивления были Эрика Бухман, дочь лейпцигского врача, у которого под именем Херра Майера в девяностые года скрывался от царской охранки В. И. Ленин. Отец Эрики печатал газету «Искра» вместе с В. И. Лениным. Об этом Павлина узнала от Эрики, находясь в этом страшном лагере. Они подружились на всю жизнь, переписываются.
    Недавно Эрика Бухман прислала интересный материал для школьного музея.
Впоследствии Павлина Афанасьевна узнала, что в подпольную организацию входили Роза Тельман, Вильма Гайдеман, Софи Менде, Зденка Неедлова из Чехословакии, Мари-Клод Вайан-Кутюрье, которую воспел вместе с другими замечательными «столикими Мариями Франции» в своей поэме Луи Арагон. Вспомнила она и мать Марию, русскую монахиню. Ту самую, имя которой «в миру» - Кузьмина-Караваева. Конечно, тогда Павлинке это имя ничего не говорило. Она много позже, после войны, когда закончила филологический факультет пединститута, узнала далеко не обычную историю о пожилой женщине в черной монашеской одежде и черной косынке.
    Е. А. Кузьмина-Караваева, русская поэтесса-символистка,   в предреволюционные годы была дружна с Александром Блоком, написала о нём интересную книгу воспоминаний. Когда началась гражданская война, она вместе с мужем, генералом Скобцевым, эмигрировала во Францию. Были у нее дети: дочь и сын. Когда они подросли, мать постриглась в монахини. После нападения фашистской Германии на Советский Союз мать Мария стала помогать во Франции всем русским, которые пострадали от нацистов. Прятала советских военнопленных в русской церкви, переодев, кормила. Находясь на чужбине, она старалась быть полезной своей родине.
    Но слишком заметной фигурой стала она для гестапо, которое догадывалось о ее кипучей деятельности. И по первому доносу мать Мария оказалась за колючей проволокой. Здесь она стойко переносили все тяготы и лишения лагерной жизни. Говорят, что монахиня Мария обменялась с молодой советской женщиной номерами и вместо неё отправилась на  смерть. Вот такая была, эта русская женщина!
    Эти имена широко известны как на постсоветском пространстве, так и за рубежом. Павлина Тарасова была с ними. Временами она старается вспомнить до мельчайших подробностей некоторые эпизода из лагерной жизни.
    - Женщины-узницы «удочеряли» маленьких девочек, - волнуясь, сбивчиво рассказывает Павлина Афанасьевна, — у каждой была названая мама, а иногда и две. Они отрывали от своего, без того скудного пайка, последние крохи и кормили нас. Я всю жизнь буду помнить свою вторую маму — Серафиму Павловну Галич, которая уберегла меня от крематория, душегубок и экспериментального ревира (лазарета). Сейчас я очень хорошо понимаю, как рисковала эта женщина. 
    Рисковали и другие женщины, когда прятали девочек во время их болезней. Подпольщицам помогала мужественная доктор Антонина.
    Где она сейчас? Хорошо помню, как лежа на нарах, когда зуб на зуб не попадал, женщины согревали нас своим телом, свернувшись в комочек. Учили мужеству, интернационализму. Рассказывали разные истории. А самых маленьких учили читать по примитивному букварю.
    Подпольный комитет делал все для того, чтобы сохранить для страны маленьких граждан. Чтобы они не остервенились под влиянием геббельсовской пропаганда. Чтобы они знали, что их ждут на родине. И когда комитет решил осчастливить детей под Новый год незатейливыми подарками, начал осуществлять свой план, казалось, в бараках повеяло свободой. Пусть на какое-то время,  чтобы забыться, ощутить частичку чего-то родного, из того далекого довоенного детства. Но какая великая сила таилась в этом замысле! Узники, работавшие на фабрике, проносили в лагерь тряпки и матерчатые лоскутки, из которых шили куклы и всевозможные игрушки. С большим трудом, но сделали искусственную Ёлку. Голодали, экономя свой паек, чтобы сделать подарок детям. Посылки, которые получали через Красный Крест немки, полячки и чешки тоже пошли на новогодние подарки. А в них – лук, чеснок, соль, сухари, кусочки сахара. Из лоскутов были сшиты мешочки, в которые укладывалось то, что называлось подарками. В каждом блоке чувствовалось праздничное настроение, в особенности, в детском блоке. А какой концерт подготовили! Шестнадцатилетняя ленинградка Зина Байкова танцевала цыганочку, затем русский народный танец. Сидящие на нарах узники пели  в полголоса новогодние песенки.
    В каждом блоке: советском, польском, немецком, чешском, французском, венгерском, многих других были подготовлены новогодние торжества, которые отмечались без света и в полголоса. Вместе со старшими блоков, которые все к тому времени носили красные винкеля (значки), то есть были политическими заключёнными. Следует заметить, что в результате упорной борьбы «красные» сумели сместить «зеленых»-уголовниц   с руководящих постов внутрилагерного самоуправления. И теперь чувствовали себя увереннее.
    Вспоминали Родину. Пожилые женщины  рассказывали о своей юности, о том, как они праздновали Новый год у елки.
     Павлина Тарасова сидела на нарах и слушала, вспоминала свою, школьную Ёлку. Ей долго да спалось. А завтра в четыре часа подъём по сирене, долгие стояния на аппель-плаце, затем каторжные работы, экзекуции... Но новогодний праздник, кажется, вдохнул во всех узников воздух родных мест, воодушевил, и легче стало переносить тяготы каторжной жизни.
    …Ушел в прошлое один из самих страшных нацистских лагерей – Равенсбрюк. Но живет в памяти девочки,  ныне учительницы русского языка и литературы Павлины Афанасьевны Тарасовой искусственная лагерная ёлочка, сшитые из лоскутков мешочки с дорогими сердцу подарками, названая мама Серафима Павловна Галич, десятки других мам, с которыми породнилась на всю жизнь.
1989 г.

Слева-направо: Тамара, «Доли» - Татьяна Пигнатти, Павлина Тарасова.