Казенная надобность трясла меня в собственной бричке по губернскому большаку. Дело было склочное, судебное. Помещик по неведомой причине взял - да и распустил своих крепостных. «Изодра холопьи грамоты» - сказано в доносном листе. И мне предстояло выяснить причину безумного поступка помещика и то, как же без барского глазу живёт его сельцо?
Дворовый мой человек Гаврюшка бежал рядом, дабы на остановках откидывать мне под сапог железную подножку . Кучера я не взял, и потому за часы тряски восковая кожа вожжей изрядно натерла мне ладони.
О третьем часу дня свернул я одесную на старую дорогу, к маячившему за плотиной и прудом поместью. За деревьями виднелись матовые колонны барского дома и пламенела на солнце медная его крыша. Пристала пора отдохнуть, и лучше это сделать в чистом доме, чем в ямской избе с клопами.
В этих местах бывать мне еще не приходилось. И потому я окликнул бредшего по дороге попутно мужика:
-Эй, болезный! Это чьи земли округ?
Мужик испуганно дернулся, будто его ткнули оглоблей в спину, и стал на обочину, сорвав с головы драную шапку с полями:
-И-и,батюшка, дай Бог тебе здоровья. А поместье тут барина нашего, Матвея Семеновича Башкина. И сельцо наше зовётся Башкино, и сами мы, сирые, холопья его, света нашего Матвея Семеновича.
-Да полно! - остановил я мужика. - Мне ж Башкину и надо. А не проведешь ли меня по плотине к барскому дому? Гаврюшка, откинь стремя путнику.
Через минуту мужик сидел рядом со мной, и крючковатым чёрным пальцем указывал в прореху между деревьями:
-Тутай ближе будет, по колее… Прямо мимо старостиной избы.
-Староста лют в сельце?
-И-и, батюшка. Дюже лют, родимый. Он ведь из наших, из Рядновых. Только я Ряднов, который Зайцев, а стороста Мирон - из Рядновых Косопузовых. Что ты! Не то за рОдню - за человека меня не считает. Я вот откуда бреду? А на отхожем промысле горбачусь - на Полотняном Заводе угольщик я. Углежог я. Теперь вот иду - два рубли недоимки несу старосте. Что ты! Староста всю округу в кулаке держит. У него не забалуешь. Круговая порука, барин, так за горло держит - что и дышать нечем. У всех лапти лыковые -не позволяет староста зажировать до оборочных.
-А что же барин?
Мужик как-то беспечно махнул рукой и чуть не рассмеялся:
-Блажит Матвей Семеныч! Он всю Библию постиг, и с глузду съехал. Самолично ходит по избам и учит, что все люди - братья. Да так и сыплет по-писанному: «Надобно, - грит, - не только читать в Книге, а и совершать на деле». Ну - и хозяйство запустил. Да кабы не староста - давно сидел бы Матвей свет Семенович без куска хлеба. А староста всё в кулаке держит. Вся крепость на ём. И на барщину выгонит вовремя, и оброк соберет с пенёю. Я так мыслю: староста у нас бОльше барин, чем сам барин. При барине крепость наша ещё терпимой была, а при старосте стало совсем невтерпеж. Семь шкур дерет, родимый.
-Так пожаловались бы Башкину.
-Да жалились мы! - отмахнулся мужик. - Да только непонятно отвечает барин. Дескать, поскольку мы все перед Богом одинаки, то и жисть свою всяк обязан обустраивать сам. А как ты её обустроишь, когда только недоимки Ряднов-Косопузов зачислил мне два рубли? А у меня в сельце ртов - сам девят буду. Да у нас, почитай, все перед старостой должники. У старосты ежовы рукавицы куда не в пример барским! Да и барину с ним, небось, лучше: не надо самому трясти християнские души.
Я остановил многословье мужика:
-Да ты не знаешь, что ваш барин всем своим холопам дал вольную?
Мужик уставился на меня, как на недоумка:
-Да рази ж такое возможно! А куды ж тогда староста все наши труды жнёт? Ты меня не смущай, ваше благородие. Крепость - она баба лютая, навек с мужиком венчанная. И воли мужику век не видать. Про то - староста читал - в самой Библии указано. Вот барин одумается, притянет Мирона за бороду: а иде моя добро? А Мирон ему все наши труды: вот тебе, батюшка-барин, всё сберег до грошика. Что ты!
Мужик потребил бороду и снял шапку, внезапно соскочил на землю и поясно поклонился:
- Боюсь мимо старостиных хором ехать. Увидит - чего заставит делать. А тебе барин тут прямая дорога - вон уже и барский терем. Тока зря ты к Матвею Семеновичу - в тюрьме он у митрополита с прошлого месяца.
И мужик побежал вдоль берега пруда к избам.
Я ткнул задремавшего на бегу Гаврющку кнутовищем в спину, и мы поехали дальше.