Голая правда

Залесская Тамара
                * * *

Запечатлею
Благодарным взглядом
Ветвистый клён
В парадном одеянье.
Моей душе и грустно,
И отрадно:
Как он красив,
Предвидя расставанье
С теплом и солнцем!..
Я его запомню
Таким – высоким,
Ярким, словно пламя.
Любимый клён
Цветёт напротив дома,
Букеты раздавая
На прощанье,
Как будто знает,
Что приедут люди
И спилят ветки.
ВСЕ.
И станет больно.
Но это в феврале,
Нескоро будет...
Как он красив –
Нарядный и спокойный!

Запечатлею
Благодарным взглядом
Растение,               
Которое мне радо.


7 октября 2013 года


     В феврале 2013 года работники минского «Зеленстроя» превратили в голые столбы ВСЕ липы и клёны, растущие по периметру большого школьного двора напротив нашего дома. Остановить их было невозможно. Работа целой бригады в течение недели была оплачена, и они старательно уродовали МОЛОДЫЕ деревья. У них это называется «омолаживающей обрезкой»! К тому же им это ЗАКАЗАЛИ, у них договор.

     Завхоз гимназии сказала нам: «А вы знаете, сколько у дворников работы?» Директор школы (сам, кстати, лысый) стоял на своём, мотивируя тем, что во время УРАГАНА ветки могут отломиться и упасть на детей.

    Я спросила у эколога «Зеленстроя», без согласия которого нельзя спилить даже сухое дерево:
    – Вы видели, как красивы кроны деревьев, когда их не трогают, даже зимой, без листьев?
    – Я как-то не обращала внимания, – ответила девушка.

    Мы звонили, куда только можно, но ни городские службы, имеющие хоть какое-то отношение к зелёным насаждениям, ни Комитет по охране природы, ни столичное телевидение, ни газета «Вечерний Минск» – не смогли или не захотели ничего сделать. Это были не их, а чужие деревья, они их не видели, им было не жалко.

    Поверьте, это был триллер! Суровые мужики уродовали наши любимые деревья, которые росли напротив наших окон всю жизнь. Мы любовались ими во все времена года – это была наша природа, наша Родина. Их посадили, когда наши дети ходили в детский сад, – раньше здесь всё цвело и сами родители сажали и окапывали эти деревья.

     И вот их губят безвозвратно – что такое деревья без кроны? – а нас никто не слушает. В ответ звучат оскорбительные вопросы: "А кто вы такая? Вы имеете какое-нибудь отношение к озеленению? Почему вы думаете, что разбираетесь в этом лучше, чем специалисты "Зеленстроя"?"

     "Зеленстрой" отвечал на звонки грубо и бросал трубку. Они должны были получить деньги за работу – много денег, а я им мешала. Но они, натренированные в борьбе с населением, продолжали делать своё дело. На высоких тополях, растущих на улице за оградой, вплотную к ней, но не принадлежащих школе, были спилены все ветви, переходящие на школьную территорию, то есть деревья как бы разрезали пополам, чтобы листья с них не падали куда не следует.

     Работники приезжали каждый день, методично убивали наши любимые деревья, и уже через неделю вывезли все распиленные ветви, а их было столько! Много грузовиков... Около четверти века эти деревья росли, набирая силу. На наших глазах они окрепли, распушились, начали цвести. Какая ровная, округлая липа стояла перед моим окном! Как она пахла летом, вся покрытая цветами!..

     Наступила весна. Всё вокруг зеленело, а вытоптанный школьный двор был словно в трауре. Деревья, превращённые в столбы, полностью лишённые почек, долго стояли голыми, и это было так тяжело видеть...

     За лето липы немного обросли тонкими веточками и стали напоминать облезлые пирамидальные тополя.

     Клёны, словно в знак протеста, выбросили наверху по нескольку двухметровых прутьев, испортив практически лысую икебану.

     Берёзы, обрезанные снизу на максимальную высоту, так и остались жалкими пальмочками.

     Бывшая шаровидная ива и яблоня напоминают изощрённый кривой бонсай.

     Единственная липа, вернее, её верхняя половина, которую мне удалось отстоять, спасала летом своей тенью подобие альпийской горки, неутомимо возделываемой сотрудниками учреждения, которым надо было хоть чем-то оправдать своё появление на работе.
    
     Эти деревья с изуродованными кронами уже никогда не будут красивыми. Это инвалиды, вынужденные жить дальше, но на них очень больно смотреть.