До окончания нашего морского путешествия оставалось совсем немного времени, когда начала портиться погода. Поднялся ветер, над морем потянулся холодный туман. Сейнер обогнул юго-западную оконечность острова Зеленый и сбавил ход. Через несколько минут главный двигатель замолк. Отдали якорь, в клюзе* загремела якорная цепь, но мы все ещё двигались по инерции. Когда якорь забрал грунт, цепь натянулась. Сейнер остановился, его сразу стало разворачивать по ветру. На палубе закипела работа: спустили шлюпку, начали грузить на неё ящики, мешки, запчасти, багаж пассажиров. Мы с Борей отошли в сторону и в ожидании команды на высадку с расстояния двухсот метров разглядывали незнакомый остров. За серой полоской пляжа слева поднимался белый береговой откос, за ним расстилалась зеленая равнина. Справа почти на самом берегу возвышалось странное сооружение вроде деревянного склада, в котором не успели обшить досками все стены. Дальше виднелся старый знакомый по Шикотану – типовой барак ОЩ-60 (общежитие щитовое на 60 мест), рядом несколько небольших домиков и снова до горизонта зеленые заросли всевозможных оттенков. Если бы не эти строения, все наши впечатления о новом острове свелись бы к двум словам - плоский и зеленый.
Шлюпка врезалась носом в гальку, морское путешествие закончилось. На берегу нас ждал крепко сбитый мужчина лет сорока, выше среднего роста, с непокрытой головой и очень легко одетый в рабочий хлопчатобумажный костюм. Мне в куртке и свитере было прохладно в этот ветреный октябрьский вечер, Боря тоже замерз. Встречавший помог нам перепрыгнуть на сухой берег. С океана шла волна, а мы, как пижоны, приехали в обычных туфлях. А ведь знали, что этот остров необитаем, поскольку пограничники и командированные в счет не берутся, и, следовательно, причалов, тротуаров и прочих признаков цивилизации здесь не бывает.
Мы поздоровались, пожали друг другу руки. Пожатие вышло командорским, сразу вспомнилась последняя сцена пушкинского «Дон Гуана». Хорошо, что проваливаться было некуда. Я давно знал, что силища у начальника базы Славы Коробова невероятная, хотя он при рукопожатиях изо всех сил пытался её сдерживать. Пока он здоровался с Борей, я смог его рассмотреть. Мы не виделись с апреля. За полгода он сильно загорел и похудел. Крепкий подбородок и нос, без того не маленький, выдались еще больше вперед. Это делало его лицо почти суровым, если бы не веселый огонек в глазах и добрая улыбка. Он был рад нашему приезду, а мне давно хотелось встретиться с ним.
Дружба наша началась необычно и такой оставалась уже много лет. В первую зиму после приезда на Шикотан кто-то рассказал мне, что в это время можно ловить форель, если найти ручей, не полностью засыпанный снегом. Я накопал в курятнике несколько червей, взял короткую удочку и отправился в распадок за сопкой, на которой стоят створы – две вышки с огнями, по ним суда определяют направление фарватера в нашей бухте. Окна в снегу над ручьем нашлись сразу, но осторожная рыба не клевала. Мне негде было укрыться, чтобы незаметно сделать заброс. Я подкрадывался к очередной проталине, когда услышал шум. Кто-то спускался по глубокому снегу с противоположного склона. Через минуту показался человек в коротком полушубке и болотных сапогах, явно не охотник – у него не было ружья. Он шел налегке, если можно так сказать о пешей прогулке в снегу по пояс. Я повернулся к нему и спросил, не могу ли чем-то помочь. Он ответил: «Все в порядке» и двинулся дальше, но не по моему следу, а прямо вверх по склону, где был нетронутый снег.
Несколько форелей мне все-таки удалось поймать. От ползанья в снегу я окончательно замерз. Руки задубели настолько, что я уже не мог нацепить червя на крючок. Пришлось закончить это увлекательное занятие и поспешить в родной девятый барак топить печку и кипятить чайник. Недели через полторы я вылечил свой цистит (валяться в снегу без ватных брюк всегда рискованно), отправился за провизией в магазин и там снова увидел этого человека. Одного взгляда на его фигуру было достаточно, чтобы понять – он очень силен. Мне приходилось встречаться с такими ребятами на факультете физвоспитания. Но держался он не в пример накачанным геркулесам очень дружелюбно и приветливо. Мы разговорились. Оказалось, что поход в сопки был, по его словам, оздоровительной процедурой. Таким путем он всегда лечился зимой от простуды, гриппа и высокой температуры. Поскольку я лично видел его за этим занятием и затем живого и здорового в поселке, могу официально засвидетельствовать, что это – чистая правда. Но следовать его примеру лично не рискнул. Несколько односельчан подтвердили, что издали наблюдали за человеком, гулявшим в глубоком снегу, но точно сказать, что это был мой знакомый, а не какой-то перебравший вина бич, они не могли.
С тех пор мы стали добрыми друзьями, хотя встречались редко, чаще всего зимой. Я работал в мехцехе, затем в конструкторском бюро, а Слава числился за стройцехом и летом со своей бригадой надолго уезжал из поселка. По работе мы не пересекались. Затем нам с женой дали квартиру в новом доме, и мы переехали на другой конец поселка. Наши встречи стали совсем редкими. Но вот что удивительно: если выдавался случай остановиться и спокойно поговорить, мне было необыкновенно легко обсуждать с ним любые темы. Слава обладал замечательным практическим умом и редкой памятью. Он мог вспомнить любой вопрос, который мы обсуждали год или два назад, и сообщить какие-то новые сведения, ставшие ему известными.
Он помнил обо всех моих увлечениях и однажды привез из отпуска целую коллекцию уральских камней. Чтобы оценить такое по достоинству, нужно самому привезти с материка своим знакомым хотя бы два килограмма фруктов или чеснока, да чего угодно. Тут граммы на счету, каждая щелочка в чемоданах забита. А сколько добра пришлось оставить, потому что места для него в багаже уже нет! Ситуация особенно обостряется, если в семье разойдутся взгляды по поводу ценностей, например, косметики и амортизатора для мотоцикла, не говоря уже о чьих-то там булыжниках. Такое не забудешь!
* * *
Слава проводил нас в красный уголок – просторную комнату, обвешанную наглядной агитацией. На столах лежали подшивки старых газет и журналов. В этом же помещении по совместительству размещались кинозал и гостиница для редких приезжих. Затем нас пригласили в столовую на ужин. Мы поблагодарили и отказались, решив пораньше лечь спать. Пускай любители морских путешествий говорят что угодно, но я предпочитаю находиться на твердой земле: даже на Курилах она хоть и качается, но не так усердно, как этот Великий, но совсем не тихий океан.
Клюз* – отверстие в палубе иле борте судна, окантованное литой рамой, служащее для уменьшения износа канатов и якорных цепей.
Продолжение см. http://www.proza.ru/2014/02/21/555