ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
Часть 1.
ЗЛЫЕ БУСЫ.
Глава 3.
В АНЧУТСКОЙ ЛАВКЕ.
А ночью Марику разбудило непонятно что. Она села на кровати и потёрла глаза.
- Давай - давай, снимай это – и в печь, громким шёпотом говорила на лестнице бабушка Лиза. Знакомые шаги обеих бабушек тихонько прошлёпали вниз.
Марике захотелось пить, но она вспомнила, что кувшин на столике опустел ещё вечером. Девочка решила спуститься в кухню за водой. Разлепила опухшие после плача веки…
- Ой, что это?
Полнеба было окрашено пожаром. Где-то на границе Серёдки и Повыше что-то горело. Марика подскочила к окну. Сам пожар скрывали дома, сады и склон Иканки, низкой и плоской горы, на которой стоит Някка. Скорей всего, горел какой-то из магазинов, окружающих Новую площадь. Хорошо бы, старый большой ювелирный магазин Аги, где они торгуют золотыми дорогущими украшениями. Так им и надо! С этой мыслью Марика отвернулась от окна, взяла кувшин и стала спускаться по лестнице. На кухне тихо переговаривались бабушки: в отсутствие Марики у них споров не возникало. Наоборот, царило согласие по всем вопросам. Не зря ведь когда-то, после переезда в Някку, они решили жить в одном доме.
- Проверить бы надо, вдруг что осталось, следы какие-нибудь, - бормотала Лиза. Вета шептала:
- Какие следы? Всё уничтожили сразу, как всегда. Ничего нет. Догадаться нельзя.
Марика нарисовалась на пороге кухни в тот момент, когда бабушка номер два швырнула в огонь свою любимую юбку, которую надевала прохладными вечерами, чтобы прогуляться по улице.
- Ой, - от удивления икнула Марика. Ты это зачем, бабушка Вета?
Лизаветы от неожиданности вздрогнули и уставились на внучку. Лиза взмахнула двумя руками, словно Марика была мячом, прилетевшим из-за сетки, и его требовалось отбить обратно.
- Вот до чего бабок довела, - неестественным голосом прохрипела она. – Заснуть не можем.
- Зачем юбку-то сожгли? – прицепилась внучка. – Хорошая юбка-то.
- Краску я на неё пролила, - объяснила Вета. – Краска, которой красили калитку, оставалась в банке, а я её на себя и вылила. Не отстирать.
- Ты ночью ходила по дому в любимой юбке? – озадачилась девочка. Ей смутно помнилось, что опустевшую банку, вроде бы, выкинули на помойку. Марике хотелось спать, и она туго соображала.
- Я ночью решила юбку починить. Карман отпоролся. Всё равно не спится, - раздражённо прошипела Вета. – В постель иди. И так из-за тебя хорошей вещи лишилась.
Марика никак не улавливала связи: как можно облить краской юбку, всего лишь собравшись её починить? Она набрала в кувшин воды и, уже выходя из кухни, спросила:
- Печку-то зачем затопили? Жарко. Или поесть приготовить решили? Дайте куснуть чего-нибудь.
- Иди-иди. Затопили потому, что нас знобит. Перенервничали из-за тебя. А ночью есть вредно.
Лиза вытолкала внучку из кухни, довела до комнаты и велела спать.
- А что горело там? – спросила Марика. Пожар уже потушили, и отсветов пламени видно не было, только противный запах лез в оконные щели.
- Знать не знаю. Утром выясним у наших сплетниц. Ложись и спи себе.
Девочка послушалась, но спать ей пришлось недолго. Ещё не начался рассвет, как Марику разбудили чужие голоса и шаги в доме. Что ещё за дела? Пересилив сон, бабушкина внучка доплелась до двери и выглянула из спальни. И прямо нос к носу столкнулась с незнакомым молодым мужчиной.
- Караул! – прошептала Марика. Попятилась, попятилась и села на кровать. Дверь осталась открытой.
- Не караул, а полиция, - весело, но тихо ответил незнакомец.
Ну всё, конец Марике. Сейчас её уведут в тюрьму. Она молча сидела и моргала глазами, сложив руки на коленях. Мужчина сказал:
- Мы проводим в доме обыск. Волей – неволей, у тебя в комнате тоже приходится проводить.
Марика всё молчала и не задавала никаких вопросов. Тогда вслед за этим мужчиной вошли двое других и бабушки впридачу. Лизаветы остановились возле двери, а полицейские принялись методично перебирать вещи в шкафу на полках, обшаривать карманы платьев, юбок и штанишек, заглянули под ковёр, под матрас, рассмотрели хранящиеся там рисунки и даже похвалили их. Подёргали и простучали подоконник, перелистали книги, сунули носы в школьную сумку и в ящики стола. И тут Марика увидела, что ящики эти загадочным образом опустели.
- Эй! – наконец-то ожила девочка. – А где мои вещи? Где мои краски, и карандаши, и бумага, и цветные мелки? Да куда ж это делось? Мои ниточки! Иголки! Пяльцы! И лоскутки! Целый большой кусок голубого шёлка!!! Меня ограбили. О! Нас ограбили! Вы ищите вора? Да цела ли моя швейная машинка? Уф! Вот же она!
Мужчины как-то странно смотрели на Марику. А потом посмотрели на бабушек.
- Это не вор, - вздохнув, признались Лизаветы. – Мы выкинули всё. Сожгли в печи. От тряпочек и кисточек одни проблемы.
Вот, значит, зачем среди ночи топили печь! Вот какой краской облили юбку!
- Вы что! – закричала Марика. – Зачем? Это мои вещи! Мои! Они мне нужны! Да вы же воровки! Швейную машинку не смейте трогать!
- Это такая затянувшаяся ссора. Просто семейная ссора, - неестественно улыбаясь, объяснила полицейским Вета. – Девочка хочет шить и рисовать, а мы против.
- Почему бы девочке не рисовать и не шить? – удивились мужчины. – Девчонки всегда этим занимаются. Ещё поют и танцуют.
- От этих занятий одни проблемы, - туманно объяснила Лиза. И обратилась к внучке: - Тебе же так лучше. И что значит, твоё? Пока ещё на наши деньги куплено.
- А ничего, что я в сезон вкалываю здесь, как горничная в гостинице, только за бесплатно? И вообще, вкалываю! – неожиданно для самой себя выпалила Марика. В менее драматический момент она бы ни за что не стала так говорить. Девочка отлично понимала, что благосостояние семьи зависит и от её усилий тоже.
Марика поджала губы и обиженно отвернулась от бабушек. Хорошо, что её основные сокровища припрятаны на крыше. Интересно, ей позволят взять их в тюрьму?
- Марика, - позвал старший из полицейских, - твои бабушки выходили ночью со двора?
- Зачем? Нет, конечно. Заняты были. Родную внучку грабили.
- Ты не находила дома что-нибудь странное?
- Странное? Нет. Находить не находила. Теряла только. Вон, все свои вещи потеряла, - сердито пробурчала девчонка.
Мужчины вышли, бабушки тоже. Злая и обиженная Марика хотела пойти посмотреть, что дальше будет, но сначала бросилась на подушку, чтобы в сердцах её немного поколотить. Как бросилась, так и заснула. И спала допоздна. А проснувшись, никак не могла понять, почему её не забрали в тюрьму и даже не ругали.
*
Марика решила не цепляться к бабушкам по поводу кражи её тряпочек. Иначе они сами прицепятся ещё хуже, чем всегда. Выйдя в кухню, девочка спросила:
- Зачем эти полицейские приходили?
- А видишь ли, ночью сгорел новый магазин Мале там, у площади, оттого-то и суетятся, - поведали Лизаветы. И тут же перевели разговор на Марику: - Так ты расскажешь, кто он, твой мальчик? Если это кто-то, недостойный тебя, мы поможем его забыть.
Но внучка, чудом избежавшая тюрьмы и удивлённая сверх меры, не дала себя сбить.
- Почему суетятся у нас дома? - настаивала она.
- Понятия не имеем, - фыркнули Лизаветы.
- Наверное, везде суетятся, - предположила Вета. – Не надевай больше это платье в полоску. Уж больно ты в нём долговязая.
- Кто долговязый? – удивилась Лиза, давеча отстаивавшая именно эту точку зрения. – Угловатая – да. Непропорциональная – да. Но только не долговязая.
- Это она непонятной такой уродилась в твою мать. Той тоже невозможно было ничего по фигуре подобрать. Вечно подгонять приходилось. Я помню.
- В мою мать? Это в твою мать!
Гр-гр-гр! Гав-гав-гав! Жу-жу-жу!..
- Нет!
- Да!
Обычное утро дружной семьи. Марике уже захотелось на крышу. Ей надо было посидеть в тишине, подумать о своей нелёгкой судьбе и борьбе. И о том, что вот ведь штука какая: вечером к ней обратилась невестка Мале с непристойным предложением, а ночью сгорел их магазин. Хотелось подумать о девчонке, которую они с Васяткой так напугали. Долго он будет дуться?
- Ты что, нас не слушаешь? – добивались Лизаветы, пока внучка в задумчивости, вся такая отрешенная, умывалась и поглощала кашу. На этот раз нормальную. Ведь готовилась она, пока Марика спала, а когда её нет, бабушки полны благодушия и симпатии друг к другу.
- Я девочка из хорошей семьи и никому ничего не должна, - заученно ляпнула она, чтобы отвязались.
- Она не хочет нам отвечать!
- Она издевается над нами!
Бабушки галдели наперебой, Марика сосредоточенно жевала и ждала момента, когда Лиза хоть немного отойдёт от двери. Как только это случилось, внучка взвилась, схватила в сенях куртку и выскочила на двор. Бабушкам не удалось её изловить и… Чего там они хотели? Узнать, в кого она влюбилась? Вот уж глупость! Конечно же, ни в кого.
Выбежав из калитки и пробежав по улице вдоль забора, Она завернула за угол в переулок, отодвинула доску, просочилась на задний двор, вскарабкалась на крышу, и наконец-то почувствовала себя свободной и в безопасности. Упала на холодную в этот час черепицу и, вздыхая и постанывая, попыталась прийти в себя.
- Сплошные кошмары вокруг, - проговорила Марика, переворачиваясь на спину и разглядывая яркое весеннее небо. На нём клубились небольшие облака, и голуби, ошалевшие от наступившей благодати, носились стаями: дикие – стремительно, туда и сюда, а домашние – благовоспитанно кругами. Кувыркались в пахнущем морем воздухе, словно облетающие лепестки небесной яблони.
И вот, по такой хорошей погоде, на фоне полного жизни неба, на фоне распускающихся растений, Марику ведут в тюрьму. Злые конвоиры надели ей тяжёлые наручники на тонкие запястья и грубо подталкивают дулами в спину. Соседи высыпали на улицу, бабушки рыдают у ворот… Нет, бабушки умерли от разрыва сердца, не вынесли позора, и дом пуст. Хотя нет, наоборот, они должны гордиться внучкой, поборницей правого дела. Значит, они рыдают у ворот, и громко обещают Марике продолжить борьбу… Ничего глупее не придумаешь… Соседи хором поют осуждающую песнь:
- Что ты, девица, что ты, красная,
Что ж ты, глупая, понаделала!..
После каждой строки они дружно бросают в бабушек и в Марику тухлыми овощами.
Хотя нет, соседи должны скорбеть и сочувствовать. Значит, они вытирают глаза… Что-то у Марики сделалось с воображением в это утро. Соседи вытирают глаза – и что? Трудно придумывалось сегодня. Сама героиня в картинно порванной блузке обязательно должна выкрикнуть какой-нибудь лозунг. Но Марика никак не могла сообразить, какой именно. Пока что она остановилась посередине сцены, выпятила грудь… И увидела понурого Васятку. Он не один. Муся из другого класса по-хозяйски положила ему на плечо далеко не изящную лапу. На ней дурацкое платье с кружевами и перламутровыми пуговицами… Платье паршивое, но даже в нём Муська выглядит лучше арестованной героини. Нет, пожалуй, блузка на Марике не должна быть разорванной. Опять же, грудь выпячивать неприлично в этаком виде. Муся обязательно подумает про неё что-нибудь отвратительное, а потом нашепчет Васятке. Вот негодяйка говорит ему:
- Фу, да она растрёпа! Не грусти. Твоя подруга выйдет из тюрьмы другим человеком. Там её научат умываться и блузки зашивать. Не показывай, что ты её знаешь, а то и тебя в тюрьму упекут.
Марике хочется крикнуть другу, что она его не выдаст, но если крикнет, все поймут, что они знакомы. Васятка опускает глаза и проходит по краешку мимо, прямо над оркестровой ямой…
Треснуть бы эту Муську дирижёрской палочкой по башке!
Помахав перед глазами рукой, Марика отогнала противное видение: как Васятку утешает девчонка в нелепом платье с большими пуговицами.
Надо сосредоточиться и выработать план на сегодняшний день. Например, такой: первым делом немедленно забыть о визите Ани Мале и её предложении, а вторым – пойти и узнать что там с этой девчонкой из анчутской лавки. Не заслуживает она таких хлопот, ну да что поделаешь. Надо ведь как-то снова добиться Васяткиной дружбы. Это третье дело на сегодня.
Настороженной Марике было хорошо слышно, как по улице, по её неровностям, прогромыхал экипаж и остановился у их ворот. Девчонка, извиваясь, как ящерка, проползла вперёд, чтобы посмотреть, кто приехал. И едва не загремела с крыши от радости! Все мысли о театральном конкурсе и даже о правом деле тут же выветрились из её головы. Как она могла забыть?! В эти дни всегда приезжает её любимая жилица, она же – учительница Марики по магии. Если бы девочка была голубем, она кувыркнулась бы с неба прямо в руки госпожи Кис. Но пришлось соблюдать осторожность при спуске с крыши.
Госпожа Кис была молодой, высокой и тонкой, очень красивой, на взгляд Марики. У госпожи Кис были яркие, удивительные глаза. Одевалась женщина со вкусом, но приезжала в Някку всегда в чёрном, сером или коричневом, в тёмном и незаметном, короче. Это потом, после приезда, начинала носить что-нибудь цветное, светлое, лёгкое, как и положено на курорте. У слуг багажа было больше, чем у госпожи. Все красивые вещи жилица покупала в Някке, а в чемодане у неё находилось всего одно унылое платье на смену тому, в котором она приехала. В нём она собиралась уезжать. Это была загадка. Конечно, можно предположить, что госпожа Кис является в столицу специально за покупками, и обновки не любит трепать в дороге. Но были ведь старые вещи, купленные в прошлом году. Как госпожа Кис жила у себя дома, в далёком имении среди гор, Марике было неведомо.
Жилица не была стеснена в средствах, но отчего-то ежегодно останавливалась в скромном домике с голубыми наличниками вместо хорошей гостиницы. Госпожа Кис говорила, что ей необходимы покой и уединение, что она не любит шум, суету, любопытные взгляды – оттого и бывает в Някке в межсезонье, в последнее время – даже зимой. Лизаветы делались тише, когда в доме гостила госпожа Кис. За это жилица была особенно любима Марикой.
На самом деле женщина давала Марике гораздо больше, чем просто покой. Она укладывала её волосы, гладила по голове, порой целовала в макушку или в нос, хвалила. Брала девочку с собой за покупками, советовалась с ней при выборе одежды и всегда одобряла её вкус. Она и Марике покупала обновки и всякие, любимые девчонками, штучки. В Някке женщина была щедра, несмотря на протесты, но никогда не привозила подарки с собой. Она учила Марику магии и дала ей специальные книги. Иногда они вместе рисовали что-нибудь или шили. Иногда гуляли, ездили за город, на озёра. Марика, не знавшая настоящей материнской любви, очень тяжело переживала расставание с госпожой Кис. Обижалась, что та приезжает редко, что вообще уезжает, что не зовёт в гости и не часто пишет. Хотя, понимала, что не имеет права рассчитывать на всё это. Дочка госпожи Кис – вот кто может рассчитывать, но дочки у женщины не было. Она вообще не имела собственной семьи. У госпожи Кис была мачеха – и вот о ней, увлечённой живописью и ведением хозяйства в большом имении, жилица рассказывала часто и с любовью. Как забыть, что стоило госпоже Кис узнать о том, что Марика лишилась матери - и она приехала к ней осенью, в неурочное время. С госпожой Кис можно было говорить о многом, даже об отношениях мальчиков и девочек, даже о правом деле можно было говорить. И о том, что случилось с Марикой в последнее время.
Кстати, о последнем времени. Марика не помнит точно, когда почувствовала какие-то изменения. Госпожа Кис стала холоднее, суше, резче, раздражительнее, жестче. Даже жестокость какую-то заметила Марика в госпоже Кис. Раньше такого не было. Она стала охотнее говорить о правом деле, чем о всяких женских пустяках. Казалось, погости госпожа Кис подольше – и Марике стало бы с ней скучно… И страшно. Словно часть души этой женщины покрылась льдом, холодна и недоступна теперь. Но к этому визиту Марика, очень любившая госпожу Кис, предпочла забыть о тяжёлом впечатлении от её прошлого приезда. Мало ли, какие обстоятельства были у человека. Может, у человека кто-нибудь умер. Или мужчина обманул. Или случились проблемы с деньгами. Наверное, всё это прошло и забылось, и госпожа Кис уже стала прежней.
С радостным визгом Марика бросилась к любимой жилице, когда та входила в ворота. И встала, как столбик. Дети чувствительны. Всем своим существом Марика поняла, что ничего не изменилось, а только хуже стало. И опять эти бусы!
Синие бусы, которые – год? два? - и теперь тоже, красовались на шее госпожи Кис, страшно раздражали девочку. Она сама не знала, почему. При виде ничем не примечательных синих кругляшек на нитке, её тошнило. Очень хотелось держаться подальше или сорвать их с шеи этой красивой женщины и зашвырнуть далеко – далеко. Прошлой весной Марика набралась смелости и спросила:
- Зачем вы носите эти бусы? Они совсем обычные, не ко всем нарядам идут, даже к вашим глазам не идут. И, кажется, это не камни даже, а просто стекло.
- Бусы подарил мне друг, - не стала сердиться госпожа Кис.
- Сердечный?
- Нет, глупышка. Учитель моего сердечного друга.
- А! Так можно их при нём носить, а когда его нет – не носить. Они нехорошие. Неприятные. Даже цветом.
- Мне тоже сначала так казалось. Но это неверно. Бусы делают меня сильнее. Мужественнее. Предприимчивей. Я их не замечаю. Они лёгкие, я даже не чувствую, что у меня что-то на шее. Не ко всему идут? Не сказала бы. Всегда забываю их снять. Кажется, с того дня, как надела, ни разу не снимала.
- Так давайте я их вам сниму!
- Ни к чему, Марика. Лучше расскажи о четырёх законах Воссоздающей Энергии.
И вот сегодня госпожа Кис явилась опять в этих бусах, противных цветом и холодных, как пальцы мертвеца.
- Ну что ты встала, Марика? Иди, обнимемся, красавица! – позвала женщина и раскинула руки.
Девчонка кинулась к ней в объятия и старалась только не касаться неприятных бусин. Несмотря ни на что, она была рада до потери пульса приезду госпожи Кис.
Пока царила суета вокруг дорогой гостьи, Марика крутилась рядом, а когда жилица прилегла отдохнуть с дороги, выбежала на улицу. Первое дело на сегодня: перестать думать о предложении Ани Мале, было успешно выполнено. Требовалось заняться вторым. Воспрянув духом, девочка побежала к анчутской лавчонке, радуясь тому, что теперь на её жизнь прольётся хоть какой-нибудь свет.
*
Брякнул колокольчик у входа, Марика вошла внутрь и, на всякий случай, чтобы оглядеться, сразу свернула налево. В глубине, у витрины маячил мальчишка анчу, младший брат хозяина магазина. То есть, мой младший брат. Родной сын моих приёмных мамы и папы, которых я до недавнего времени считал родными. Положив голову на руки, он задумчиво пялился на два серебряных бокала, что стояли перед его носом. Вся его фигура выражала грусть и печаль, и Марика решила, что дело плохо. Конечно, мальчишка горюет потому, что с его подружкой приключилось что-то похуже обморока, подумалось поборнице правого дела.
На самом деле Рики – так звали маленького волшебника и предсказателя, со вчерашнего вечера ощущал тревогу. Не смутную, как любят писать в книжках, а очень чёткую. Он точно знал, за кого ему следует тревожиться, но не представлял, почему. Тревога усиливалась, когда он думал о брате Миче или смотрел на него. То есть, на меня. Не всегда, а пару раз всего усиливалась. Но если такое случилось, Рики имел основания для беспокойства.
Он обладает способностью видеть особую картинку: недалёкое прошлое или будущее людей, и это помогает ему в гаданиях. Даже без карт он может о чём-то предупредить человека. Но только незнакомого или давно не виденного человека. Со мной такой номер не проходил, потому что я тот, с кем Рики общался постоянно. Карты и прочие гадательные принадлежности говорили то одно, то другое, но всегда о плохих вещах. О чужих коварных замыслах. Это значило, по мнению мальчика, что опасность ещё далеко. Или неопределённая какая-то. Но он был уверен, что волноваться стоит. И надо, конечно, поговорить об этом… А тут все отвлекают от размышлений.
Следовало с чего-то начать беседу, но Марику аж скрючило от необходимости разговаривать с анчу. Пауза затягивалась. Чувствовалось, что мальчишку – продавца из задумчивости не выведет даже присутствие клиента. Итак…
- Ты пьяница, что ли? – раздражённо и скрипуче спросила поборница правого дела.
- Ты мне? – не поднимая головы поинтересовался парнишка. – Ничего не пьяница. Я гадаю… В смысле, покупку запаковываю. Эти бокалы сейчас заберут. За деньгами пошли. О! Вот и пришли.
Под звяканье колокольчика в лавку быстрым шагом вошла полная женщина, рассчиталась с Рики, взяла красивую подарочную коробку с приобретением и ушла в обратном направлении, рассыпаясь в благодарностях маленькому продавцу. Стало понятно, что Рики давеча не бокалы разглядывал, а какие-то анчутские штучки–дрючки, предназначенные для гадания.
- Тебе чего? – спросил младший Аги у Марики. И ссыпав в мешочек гадальные палочки, взглянул на неё пристальней. – Ты попала в беду, но это не связано ни с кем, кроме тебя. Твоего сердца. Стоишь перед выбором. Твоя дорога для тебя не ясна. Ты, скорей всего, будешь добираться до цели окольными путями. Когда достигнешь её, поймёшь, что это была цель. Хорошая цель, но ты пока не понимаешь. Всё.
- Что всё? – не поняла девчонка. – Помру? Что «всё»?
- Больше ничего не могу тебе сказать, не гадая. Погадать? – выразил он готовность, встряхнув мешочек.
- Ещё чего. Больно нужно! Мне говорили, тут будут морды хищные, разные, подороже и подешевле.
- Ну так вон же они.
Разговор как-то не клеился. Мальчишка не горел желанием обсуждать вчерашние события. Марика принялась перебирать подвески. Они ей нравились! Ей захотелось такое. Замечательное украшение! Можно даже со школьной формой надеть. Ладно, так и быть, она купит здесь кулон, потому что больше нигде таких не видела. Нет, не так. Купит, чтобы выведать информацию. У неё есть цель, поэтому придётся поддержать бизнес анчу.
В глазах мальчишки мелькнул интерес. Он бросил грустить и даже вышел из-за прилавка и приблизился к Марике. От брезгливости девчонка дёрнула плечиком. Она не могла отделаться от ощущения, что эта раса заразная. Между тем, юный продавец наблюдал, как она делает выбор между стилизованной кошкой и головой волка. Денег было не так уж много, а то бы Марика купила и то, и другое. Мальчишку никто не просил, но он пустился в объяснения:
- Кошка – это женственность и изысканный вкус. Ловкость, игривость, грация. Но кошка хищник, а значит, упорна в охоте. Она самостоятельна и ласкается, когда хочет. Дружелюбна не со всеми, может и оцарапать, если её обидеть.
- И это говорит анчу, - театрально воздев руки, утомлённым тоном сказала Марика. – Такие, как ты, обожают кошек. Ути-пути, кис-кис-кис!
- И собак обожают. А кошки полезны и очень красивы. Но свободолюбивы и приручаются только тем, кто их любит. И, кстати, кулон - это символ, а символы имеют свой язык.
- А волки, значит, ручные зверьки, по-твоему?
- Нет. Это тоже символ свободы. Поэтому тебе трудно сделать выбор. Волк – это прямота, честность, сила. Верность семье. Напор и отвага. Скорее мужской знак. Волк – это успех.
- Беру, - тотчас решилась Марика. – Сила и успех. Очень хорошо.
- Вот так и думал! – рассмеялся волшебничек. - Так и знал: девочка выберет волка. Я молодец, не ошибся.
- Ты – анчутский задавака, - не удержавшись, изрекла Марика. – Сколько стоит, скажи.
- Я просто задавака, - окрысился пацан и очень выразительно на неё посмотрел. О! Да он из тех, кто не даёт себя в обиду. А ведь анчу следовало бы тихо сидеть по углам, и с поклонами благодарить всякого, кто их оттуда выпихнуть поленился. Можно было бы подраться и набить малолетнему задаваке анчутскую морду, но у Марики нынче была другая цель: вернуть себе дружбу Васятки.
- Стоит-то сколько? – добивалась она.
- Стоит-то одиннадцать цагриков с половиной. Серебро всё-таки. Есть подешевле… - завёл свою песню купчишка, но Марика перебила:
- А ваша девочка обещала продать за десять.
- Наша девочка? Лала, что ли? С какой это радости она обещала за десять?
- А не знаю, - пожала плечами Марика. – Мы с ней вчера болтали, болтали, она и сказала: будут морды серебряные, я тебе продам подешевле.
- А! Так Лала обещала скидку из личных симпатий, - Рики вынул из ящика тетрадь и полистал немного. – Марика, говоришь? Нет никаких записей о тебе. Мы пишем, кому скидки обещаем. Видишь, вчера только одна такая запись: про хромую тётеньку из посада. Послушай, мы не встречались раньше? На пустыре, на Ровной Горке? Там все ребята играют.
Девчонка досадливо поморщилась: надо же, помнит её с тех самых пор! Она сказала:
- Ладно, пусть будет одиннадцать с половиной. Лала не успела записать, наверное. Тут у вас такое вчера случилось…
Но мальчик и сейчас не пожелал развивать эту тему. Он хитро улыбнулся и сказал:
- Я бы, может, и сам тебе продал со скидкой, но ты говорила, что я анчутский задавака.
- Может, я лучше к Лале приду, а? В другой раз, - Марика не оставляла надежды узнать о самочувствии девочки, чтобы объяснить Васятке, что всё хорошо.
- А я ей скажу, и у неё вместо симпатии сделается антипатия, - хихикнул мальчишка. – К тому же, Лалы некоторое время не будет. Её вчера напугали такие же вот… невежливые люди.
- Напугали? – Марика подобралась к своей цели.
- Ни с того ни с сего наговорили гадостей. Дохлую кошку вонючую, всю в червяках, бросили на витрину. Ух, мерзость какая! Даже отмывать не стали, всю витрину целиком заменили. И не противно им было тащить такое с собой? Два пацана какие-то. Оборвыши. Хулиганы, за которыми некому присмотреть, некому пожалеть и одеть хорошо. Может быть, даже голодные. Бедные.
- Бедные? Пожалеть? За что? Они обидели твою девочку, а ты говоришь «пожалеть», - Марика вправду не понимала.
Мальчик вздохнул:
- Мама считает, что по-разному, конечно, бывает, но чаще всего такие жестоки оттого, что одиноки, оттого, что с детьми плохо обращаются. Они завидуют, злятся, придумывают, кого бы поненавидеть в отместку. Эти ненавидят анчу.
- Но…
- Тяжело им жить. Рады только когда сделают плохо другому. А так просто и не знают, чему порадоваться.
Рики снова впал в меланхолию. Марика похлопала глазами и сказала, противореча сама себе:
- Так ведь они вырастут, и убивать будут.
- Да, плохо, - горестно произнёс юный волшебник. – Но не все же вырастают плохими. Мозги ведь у некоторых имеются. И хорошее что-то внутри.
- Это твоя мама говорит?
- Не только. Все у нас дома. И ещё – это магия Радо. Я её изучаю. Уже, можно сказать, на пятой ступени. А по возрасту должен бы быть на второй.
- Смотри, забросишь ты с горя магию свою. Плохих людей очень много.
- Но, в основном, все хорошие, - возразил ей чудной философ. – Мне плохих попадается очень мало, а вот хороших – сколько угодно.
- А я? – заинтересовалась Марика. – Я хороший человек или плохой?
- Хороший, - смешно вытаращив светло-голубые глаза, сообщил мальчик. И спросил: – А ты как думаешь?
- Я? – растерялась поборница правого дела. – Зачем мне думать? Нормальная я. Так что с Лалой?
- Ничего. Посидит дома деньков несколько, отойдёт, и снова будет сюда приходить. Она рвалась уже завтра, как и положено, но Миче запретил. Это мой брат. Он такой. Это он боится за нас, за детей. А вовсе не Лала сама за себя. Она не имеет привычки чахнуть и кваситься. Это взрослым захотелось попрыгать возле неё, позаботиться. К тому же, у нас есть пёсик Масик. Он всегда здесь с нами, и в обиду не даст. Вчера ведь почему хулиганы сбежали? Масик лапку порезал, лечили его. Но Лала, хоть и испугалась, а вызвала охрану. Попробуй не вызвать, если Миче нас выдрессировал не хуже Масика. Обязаны твёрдо знать, что надо делать в опасной ситуации. И, между нами: думаешь, Лала дохлой кошки испугалась? Нет. Червяков.
Марика помнила этого Миче. И этого Рики помнила. В прежней её жизни он был очень маленький на нынешний её взрослый взгляд, а его брат Миче действительно вечно опекал детей как квочка какая-нибудь опекает цыплят.
Рики поморщил нос и сказал:
- Ладно. Давай так. Я тебе волка за десять с половиной цагриков отдам.
- Спасибо, - ответила Марика.
- Понятно, что это амулет. Но я могу придать ему дополнительные свойства. Не бесплатно, конечно. А то силы иметь не будет.
- Сколько? – обрадовалась она, зная, что амулет, вышедший из рук Аги – действительно стоящая вещь.
- Цагрик.
- Так мало?
- Давай сюда, - мальчик протянул руку и забрал украшение и деньги. Он ушёл в подсобное помещение, а оттуда, из открытой двери вышел, прихрамывая, красивый большой пёс с перевязанной лапой. Когда он сел возле Марики и задрал морду, то почти достал своим носом до её груди. Так показалось девчонке с перепугу. Ничего себе, Масик! Ни один вор не решится протянуть руку к витрине при таком–то пёсике. Теперь нечего даже думать подбросить в угол синий взрывчатый шарик, купленный в порту у подозрительной личности. А подбросить руки так и чесались, чтобы анчутский мальчишка немного разуверился в том, что все такие замечательные вокруг и начал с горя изучать какую-нибудь другую магию. Жуткую – жуткую. Чтобы сам боялся. А то весь такой положительный, а не захотел, небось, терять цагрик. Сделав Марике скидку, живо сообразил, как вернуть денежки. А она и обрадовалась, как дурочка. Да, взрывчатый шарик не подбросить, а ведь момент какой благоприятный: в лавке никого, а мальчишка в другой комнате. Васятке с чистой совестью можно будет доложить, что он не пострадал, а только напугался. О том, что и её, и Рики могут задеть осколки или придавить обломки, Марика не подумала. И о том, что сразу станет ясно, кто виноват – тоже.
Пёс меланхолично сидел возле поборницы правого дела.
- Не бойся Масика, он очень дрессированный, - надрывался мальчишка из подсобки. – Но только ничего не трогай, а то он зарычит.
Тут как раз Масик и зарычал. При этом он обнюхивал её левый карман.
- Я ничего не трогаю, - испугалась Марика.
- Я вижу, - хмыкнул волшебник, появляясь за прилавком. – Держи и носи при себе. Можешь в кармане носить или в сумке. Я сделал так, чтобы цель была ясной, а выбор пути лёгким и правильным.
- Р-р-р! – сказал Масик Марикиному карману.
- В течение ближайшего времени произойдёт событие, которое определит твой путь. То, что будет с тобой дальше, зависит от твоего выбора в этот момент, - сказал Рики поборнице правого дела, чем очень её обрадовал. Понятно, о чём думала бунтарка.
- Фффф! – сказал Масик, прижавши нос к Марикиному боку.
- Эй! - возмутился было Рики поведением собаки, но тут в лавку один за другим принялись входить покупатели. Они потребовали внимания продавца, и тот отвлёкся. Стало шумно и тесно.
- Ладно. Хочешь – заходи. Погадаю, - предложил Рики на бегу.
- Потом как-нибудь.
- Ну, скажи спасибо, - крикнул он уже откуда-то из-за чужих спин.
- Спасибо, - буркнула Марика, крайне недовольная собой. И, озираясь, направилась к выходу. А что, если в лавке так много народа, всё-таки сунуть взрывчатый шарик под крыльцо? Мало ли, кто это сделал. Вон двое подростков роются в хищных мордах. Вон двое молодых мужчин спорят о подарке для девушки, а другой, солидный и богатый, замер перед витриной с дорогими украшениями. Вот мамаша и папаша с непоседливыми отпрысками и молодая женщина – она что-то выбрала для себя и уже достала кошелёк. Да ещё старая бабка из тех, что предлагают по рынкам и лавкам пироги собственного приготовления. Мало ли, кто здесь злоумышленник. А на крыльце никого нет, и улица пустынна. Когда Марика выйдет, она плотно закроет дверь, а потом с чистой совестью доложит Васятке, что никто не пострадал. Напугались только.
Марика спустилась с крыльца, сунула руку в карман, воровато оглянулась, и вдруг:
- Р-р-р!
- Масик! – вырвалось у неё. Пёс стоял на ступеньках и скалил на девчонку клыки.
Дверь открылась и закрылась снова – вышла бабка, торгующая пирожками. Марика всё стояла у крыльца.
- Девочка, что там случилось? – двое полицейских спешили ко входу в лавку. Если кто не понял, отчего они спешили, объясню: как и вчера, сработала магическая сигнализация внутри помещения. Но Марика этого не знала.
- Я это… Ну… Я там купила… И всё… - залепетала она и продемонстрировала кулон, но полицейские уже проскочили мимо неё и крикнув:
- Пропусти, Масик! – толкнули дверь.
И тут Марика увидела, как заколдованные, неразбивающиеся стёкла лавчонки вылетели из рам и разбились на лету ещё, а потом осколками осыпались на газон, а изнутри повалил сизый дым. Послышались крики, началась паника, набежали полицейские, полезли в лавку через двери и окна, стали выводить на воздух тех, кто был внутри. Люди кашляли и тёрли глаза. Маленький мальчик плакал на руках отца.
- Что это? Что такое? – испуганно спрашивала Марика у бабки с пирожками, что вышла почти одновременно с ней.
- Чёрт знает что! – высказалась бабка, плюнула и ушла.
Сама не зная зачем, Марика бросилась внутрь. Навстречу ей спасатели вели мать непоседливого семейства.
- Дочка! Девочка моя! – кричала женщина и порывалась бежать обратно, но её держали крепко. Поймали и Марику, вытолкали наружу.
- Там кто-то есть! Там девочка маленькая! – переговаривались зеваки.
Примчались пожарные, спасатели снова ринулись внутрь, а очень дрессированный пёс Масик выволок за ворот и положил на мостовую девочку лет четырёх. Девочка была та самая, потому что мать и отец мигом упали возле неё на колени и запричитали. Ребёнок был жив, только ушиблен, напуган и кашлял сильно.
Дым в помещении уже почти рассеялся, сквозь открытую дверь стало видно, как мужчины рыщут по углам в поисках пострадавших. Двое вывели на воздух задыхающегося, зеленоватого Рики. У него был вид капитана, последним покидающего тонущее судно. Он сел на ступеньку и жадно ловил свежий воздух.
- Что это? – спросила Марика, которую снова передёрнуло от необходимости говорить с анчу.
- А это я молодец, - кашляя, похвастался Рики. – Нет, ты видала такое? Кто-то подбросил синий взрывающийся шарик.
«Это не я. Я не успела», - чуть было не вырвалось у Марики. Она ощупала карман и убедилась, что даже случайно шарик не обронила.
- Гав! – ругнулся на неё Масик.
А мальчишка рассказывал ей и другим любопытным:
- Гляжу – катится внизу, под витриной. Вот-вот взорвётся! Я его и нейтрализовал волшебством. Я волшебник вам или кто, в конце-то концов? Если бы шарик взорвался – всё вдребезги бы разнёс. А так повонял только и подымился. Всё нормально, все целы. Я окна выбил, чтоб воздух был. Да, при помощи магии. Нет, я не видел, кто бросил шарик. А Масик, как назло, на улицу зачем-то вышел. Никогда не выходил раньше, если с нами на работе. Дверь была закрыта, он не мог войти обратно.
- Лапу поднять он вышел, - крикнули в толпе.
- Вдребезги? – тонким голосом проблеяла Марика. – Вообще вдребезги?
- Вообще. Вдребезги и насмерть.
- Совсем насмерть?
- Нет, наполовину, - рявкнули над ухом. – Ну что, в госпиталь будем ехать?
Пострадавших повезли в госпиталь, причём, маленькая девочка и маленький мальчик продолжали заходиться в рёве и кашле. Масик, привалившись к Рики, тёр перевязанной лапой глаза и фыркал. Мальчик пока ехать к врачам отказался.
- Своих подожду, - сказал он.
Марике не улыбалось ждать его «своих». Общения с анчу ей уже хватило. Она отступила, вышла из толпы и направилась в сторону дома. В груди у неё что-то щипало и жгло. То ли она нанюхалась дыма, то ли это был ужас от осознания того, что всё это могла сотворить она собственным контрабандным шариком. Если бы не Масик, сверлящий Марику шоколадным взглядом, она подкинула бы шарик так, что Рики бы не увидел. Тогда было бы всё всерьёз, вдребезги и насмерть. Покупая шарик, Марика не думала, что всерьёз. Она думала о правом деле, долге и чести, а также о том, что любимые герои лучших пьес отважны и не отступают. И всё героическое, что они делают, смотрится достойно и красиво. И главное, их поступки всегда правильны и необходимы для справедливого дела. Для их дела – смотря о каком времени или стране в пьесе речь идёт.
Вот у Марики задача: бороться с анчу. Но в этой лавке не было других анчу, кроме Рики. Надо бороться с приспешниками Охти. Но был ли в лавке хоть один приспешник? Кроме Рики, конечно. Если уж подбрасывать шарик, то конкретно ему. И лучше – прямо в штаны. Это месть. Но Рики не делал ей плохого, а сделал ей амулет… Но это не меняет того, что он анчу и приспешник Охти…
У Марики уже голова шла кругом. Надо отвлечься и подумать о другом
А кто же и по какой причине подбросил взрывчатый шарик в лавку? И как ни крути, а выходит, что это бабка с пирожками, что так вовремя улизнула. Старая бабка с корзиной, в которой можно спрятать что угодно. Можно сбить с толку Масика запахом пирожков. Тем более, что он как привязанный, ходил за Марикой, учуяв ещё раньше, что лежит у неё в кармане. Да… Вот кто Марикин единомышленник. Не друг Васятка, а старая бабка с клюкой.
Которая не пожалела совсем маленьких детей и подростков, которых полно набилось в лавку, а анчу – только один, и тоже ребёнок. Не пожалела совсем молодых людей, мужчин и женщин, и пёсика Масика.
Вконец запутавшись в размышлениях, Марика тёрла ладонями щёки, уши и сухие глаза. Наверное, чтобы лучше соображалось. Поэтому плохо различала дорогу и всё, что происходило вокруг. Мимо проскакал всадник, но она не обратила внимания. И вдруг:
- Марика, стой, раз, два, - сказали ей от чужого забора. Она вздрогнула и остановилась. Если сейчас побежать – её заподозрят. Девчонка отняла грязные руки от лица и с ненавистью поглядела на того, кто её позвал.
- Кхх! Пфф! – Марика попыталась изречь что-нибудь героическое и умное, но не получалось даже глупого – горло перехватило.
- Для начала скажи: «Ой, мама!» А потом как всегда: «Я тебя ненавижу!» Или можно придумать что-нибудь более оригинальное. Например: «Ненавижу я тебя!» Потому что: «Тебя ненавижу я», - уже было, - сказал ей королевич Петрик Охти. А его конь Сокровище обнюхал Марикину макушку.
- А? – тупо спросила девчонка.
- Доколе это будет продолжаться? – поднял брови королевич.
- Что?
Петрик подошёл к ней вплотную и запустил обе руки в её карманы. Вытащил и покрутил перед носом Марики синий взрывчатый шарик.
- И не жалко было денег? – полюбопытствовал он. – Ах, да! Ради правого дела нужно идти на жертвы. А новые туфли – да ладно, зачем они?
- Это не я, - прошелестела Марика, потрясённая тем, что он знает про правое дело. – Там, в лавке, это не я.
- Ещё скажи: «Меня опередили, я не успела!»
- Иии… - жалко пискнула Марика.
- Это не ты, - усмехнулся Петрик, - потому что Рики, к счастью, очень хорошо разглядел преступника. Но я, - он поднял палец, - очень хорошо знаю, кто подбросил дохлую кошку. Думаешь, не узнал вас с Василием вчера? Я знаю вас, как облупленных.
- Ммм…
- Детка, - насмешливо произнёс королевич и убрал шарик в собственный карман, - снова начались беспорядки, снова вредят анчу и их друзьям. Но это не Корки, нет. Те рады – радёшеньки, что им позволили жить в родном городе, не изгнали или что похуже. Те, что уцелели после известных нам событий, сидят тихо и боятся что-нибудь накликать на свои головы. Это называется, Марика, забота о семье. Тебе как, рассказывать, что такое семья? Вкратце: членов семьи довольно часто любят и боятся потерять. А некоторые полусумасшедшие сплачиваются в стаи и хулиганят именем Корков. Негодяи не боятся призвать беду на чужие семьи. Марика, проснись: от этой дурости пострадают не Охти, не Аги, а именно Корки. Они будут виноватыми, если кто-то использует для борьбы за правое дело их имя. Случится что-нибудь вроде сегодняшнего – и весь город поднимется против них. Их старики два года назад едва не погубили множество народа в нескольких странах – об этом люди помнят, и будут помнить всегда. Но младшее поколение гораздо лучше, и не надо нарушать их жизнь – она едва наладилась. Оглянись, глупая девочка: Кохи Корк - глава Някки, этого города, столицы. Этот пост ему доверил мой отец, король Стоян Охти. В твоих глазах Кохи предатель, а в моих – уважаемый человек, которого ненормальные от нечего делать подвергают опасности. Веселятся от скуки. Сплачиваются в банды. Это - банда номер один.
- Я веселюсь? - не поняла Марика. Ей казалось, что всё очень серьёзно.
- Нет. Ты – банда номер два. Псих – одиночка.
- Да ты!.. Да я!..
- Да, ты наслушалась напыщенной болтовни о справедливой мести, правом деле, о славе и героях, которые часто теряли головы просто от того, что им не хватало ума быть гибче. Они наверняка все были очень молодыми, горячими, как и ты не видели полутонов. В своё время и я таким был. Это нормально для юности. Для школьников это романтика. А на самом деле – юношеская болезнь, которой надо переболеть, как пупырочницей. Но потом за многое бывает стыдно. Ты это уже поняла. Дальше будет хуже. Ты думаешь, в борьбе смысл жизни…
- А в чём? – с вызовом воскликнула Марика.
- Да в общем-то, как раз в этом – заниматься тем, к чему душа лежит и бороться за успех. Не думаю, однако, что твоя душа лежит к тому, чтобы причинять кому-то боль.
- Нет, конечно! – горячо заверила Марика.
- А если этот кто-то анчу? – спросил королевич и выжидательно посмотрел ей в глаза. Девчонка молчала. В этом-то и загвоздка. – Если это мой сын, которому от роду семь месяцев? Ты знаешь, он имеет черты анчу.
Марика знала. И за это ещё больше ненавидела Петрика Охти, женившегося на Мадине Корк. Кровь анчу – далёких предков обоих родов, соединившись в маленьком Арике, дала о себе знать.
- Ты готова подбросить такой шарик в песочницу, где мой сын будет играть, или подождёшь, пока он вырастет, и тогда уж?..
Марика не выдержала. С ней крайне редко говорили по-человечески, а этот Петрик совсем разбередил душу. Она начала всхлипывать.
- Лала Паг моя воспитанница, я её люблю, - вздохнув, продолжил королевич. – Кем мне приходится Рики, ты знаешь. В его семье воспитывался Миче, мой брат, и Рики мы оба считаем нашим младшим. Не знаю, способна ли ты понять, что такое брат или сестра…
- Да! Я могу!
- Что мне с тобой делать, Марика?
- В лавке – это не я! – девочка уже плакала навзрыд. Казалось, ещё немного, и она, как в детстве, уткнётся Петрику в грудь, ища утешения.
- Если у тебя душа лежит к борьбе – борись за собственное место под солнцем. Делай карьеру, шей, придумывай, рисуй, добивайся известности. Всё лучше, чем в тюрьме киснуть. Там ты нарядов шить не будешь. Честь и достоинство? При чём здесь правое дело? Это только твоё дело. Какой ты будешь. Не надо мстить мне за маму и папу. Не надо делать из меня виноватого. Твоя мама пьяной была, как всегда. Ты ведь понимаешь, так как поступила она, нормальный человек не поступит. Никто не кинется добровольно под ноги коней и толпы. Будет тихо сидеть за забором или пойдёт в том же направлении. Ты злишься на собственное неудачное детство, и объектом мести выбрала того, кто подвернулся. Твои родители, Марика, сами встали на свой путь. Он называется Бутылка Рому. Дети на нём не нужны. Мешаются. Сопливые очень.
- В глаз получишь, - машинально вякнула девчонка. А потом закричала в гневе: - Мой папа, он стоял насмерть! Он был верен своему господину! Он…
- Погиб в пьяной драке в порту. Получил бутылкой по голове. Есть документ. Лучше уж я тебе скажу. А ты думала, его убили гвардейцы Охти в честном бою? В ту пору не было никаких боёв, если ты сама не помнишь. Больше бабушек своих слушай. Кто же станет говорить плохое о сыне? Вспомни, как ты жила при отце. Лучше бы не стало.
- Да ты… - прошептала потрясённая Марика и, попятившись, села на лавочку. Это королевич нарочно, да? Чтобы сделать ей больно? Чтобы она разочаровалась в папе и в жизни? – Ты зачем это?
- Затем, что пора знать правду и становиться взрослой, Марика. Взрослый человек часто бывает счастливей себя маленького. Огорчена? Ничего. Зато на многое взглянешь по-другому.
И, вскочив на коня, он умчался в ту сторону, откуда сюда явилась Марика.
Она долго сидела там, переваривая такое разочарование. Но потом сказала себе: враньё. Королевич врёт, как все Охти. Марика с рождения слышала: они коварны и очень опасны. Она пошла домой совершенно сбитая с толку и, кажется, ещё более злая, чем была.
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/02/25/1708
Иллюстрация: фото из интернета.